la beaute est dans la rue.

      Лука нехотя вернулся на свое рабочее место. Он немного опоздал, но это не имеет значения. Парень почти не хотел возвращаться. Его мозг полыхал при мысли о том, куда Элиотт мог бы его отвезти. Лука был заинтригован им. Этот город еще не сломил его дух, и он был таким живым.       Когда он наконец добрался до La Chouette, то понял, что большинство его заметок были сосредоточены вокруг самого человека, а не вокруг культуры, которой он себя окружил. Поразмыслив еще немного, он понял, что мог бы сделать из этого целую серию, если бы то, что Элиотт запланировал для него этим вечером, имело какое-то значение для его работы.       — Эй! Лука вернулся! Сегодняшнее утро было ужасно скучным из-за твоего отсутствия, — начал сиять Базиль.       — И под этим он подразумевает, что некому было выслушать его бредни и сказать, чтобы он возвращался к работе, — упрекнул Артур.       Было очень увлекательно, как все попадали в разные роли в группе. Базиль работал как щенок, сосредоточившись минут на пятнадцать, прежде чем перейти к какой-то несвязанной болтовне. Он был полностью во власти эмоций, и это иногда брало верх над его жизнью. Ему было трудно подружиться с кем-то, но более того, ему еще труднее было найти девушку.       — Ты здесь! Ян вон там!       — Да, но мы слишком добры, чтобы направить тебя на путь истинный.       Артур был другим. Он был общительным и радостным, и очень рад был отвлечься любым способом от работы, что ему и помогал сделать Баз. Он мог бы подружиться с кем угодно, если бы захотел.       — Да, а я как раз подхожу для этой работы, не так ли? — Пошутил в ответ Лука.       — Шутка! Почему у тебя такое хорошее настроение? — Ян улыбнулся.       Ян был совсем другим человеком. Он был очень мудр для своего возраста и готов выслушать любую проблему, которая могла возникнуть (если только это, конечно, не был вопрос, чтобы потянуть время, как и большинство вопросов, которыми сыпал Базиль). Не говоря уже о том, что у него не было чувства юмора, но он был очень забавным, когда находился в кругу своих друзей, и очень лояльным, если кто-то направлял на них злые слова.       Лалльман попытался стереть улыбку со своего лица.       — У меня было доброе утро, вот и все. — Он сел на свое место, а его друзья смотрели на него и ждали новостей. — Я думаю, что нашел возможную серию для статьей, которые могу бы уже начать писать.       — Quel génie! О чем же?       — Американский книжный магазин на набережной. Он действительно красивый, и у них есть целая программа, где они принимают начинающих художников и дают им жилье в обмен на небольшую работу. А они, в свою очередь, могут делать все, что им заблагорассудится.       — Книжный магазин? Viens, Лука, ты же знаешь, что Баз не умеет читать!       — Что? Я вообще-то работаю в газетной прессе! И ты сидишь рядом со мной, тоже тут работая, так что же тогда получается, ты тоже не подходишь?       — Тише, Баз, разве ты не видишь, что теперь очередь Луки говорить? — Артур часто давил на него вот так. Лалльман действительно никуда не мог их взять, но он был счастлив, что они есть в его жизни.       Он еще немного рассказал о месте, которое только что обнаружил, а потом сел и принялся за работу. Его пальцы легко забегали по клавишам пишущей машинки, так как эта история действительно заинтересовала его. Но мысли его снова вернулись к Элиотту.       Какая-то часть его нервничала из-за предстоящей встречи. Демори казался парнем, на которого он хотел произвести впечатление, хотя и не мог понять почему. Когда Лука открыл рот, Эллиотт, казалось, не думал ни о чем другом. Кроме того, Лука дольше жил в Париже и имел работу, связанную с его главным интересом. Но Элиотт казался каким-то более свободным и любопытным. Он больше походил на ошеломленного ребенка в обличии взрослого. Лука завидовал ему.       Статья была закончена в рекордно короткие сроки. Он принес ее боссу, и тот с легкостью скользнул по ней взглядом.       — Это очень хорошая работа, Лука, — твердо сказал старик, по-прежнему не глядя на паренька.       Гордость переполняла его, и он не мог не улыбнуться.       — Я вернусь сегодня вечером после работы, чтобы посмотреть, хватит ли материала, чтобы начать серию о современной Парижской культуре. Вы бы подписались на что-то подобное, если бы это было возможно?       — Если все выйдет так, как надо, то я подпишу все, что ты мне дашь. Я буду работать с фотографом, чтобы получить хорошую картинку для этого раздела. Могу я узнать адрес магазина?       — Конечно, — просиял Лука.

* * *

      Именно в такие дни Лалльман с гордостью называл себя начинающим писателем. Впервые за долгие месяцы он гордился работой, на которой написал свое имя.       Остаток дня прошел быстро. Когда пришло время возвращаться домой, Лука одним из первых вскочил из-за стола и засунул руки в рукава пальто. А затем он направился к двери.       — Лука, постой! — Крикнул Баз. Лука остановился и обернулся, едва осознав свой внезапный уход.       — Мы собирались выпить пива, не так ли?       — Нет, извини, у меня есть планы.       Ян подозрительно посмотрел на него. У него никогда не было никаких планов.       — Да ладно тебе! Мы встречаемся каждую неделю, это уже почти обязательно, — попытался Баз.       — Это не обязательно, — сказал Ян Базилю, а потом повернулся к Луке: — Приятного вечера.       — Я буду с вами там на следующей неделе, обещаю, — буркнул Лука, и тут же ушел.       — Ему нужно быть здесь на следующей неделе, это его гребаная вечеринка, — пробормотал Ян, глядя, как Лука бежит по дороге.       Лалльман притормозил за квартал или два до того, как добрался в нужное место. Он не хотел, чтобы Элиотту казалось, что он бежал, чтобы встретится с ним (хотя что он и делал), или что он был нетерпелив (каким он и был), или что он ждал этого весь день (опять же, что он и сделал).       Когда его дыхание наконец замедлилось, он подошел к книжному магазину. Элиотт неловко прислонился к дверному косяку и улыбнулся, увидев Луку.       Элиотт — один из самых спокойных людей. Он улыбался всем своим телом. Кажется, что когда его сфокусированный взгляд устремился на Луку, он высасывал воздух прямо из его легких. Он не мог описать это, но он пытался это сделать в своей голове. Элиотт — просто один из тех парней, чье присутствие всегда ощущалось.       — Готов?       — Да.       Несмотря на холод, в перчатках его ладони вспотели. Лука нервничал. Почему он нервничает? Они шли рядом, но оба молчали. Лука хотел заполнить тишину, но не мог придумать ничего, что не прозвучало бы глупо, если бы он произнес это вслух.       Элиотт продолжал смотреть вверх. Он был сосредоточен на архитектуре. Напряжение, которое испытывал Лука, казалось, не трогало Элиотта. Должно быть, он слишком остро реагировал.       — Красиво, правда? — Наконец сказал Элиотт, имея в виду классическую Парижскую архитектуру.       — Да…       Он посмотрел на Луку сверху вниз и улыбнулся:       — Я не отведу тебя туда, куда ты не захочешь идти.       Лука опустил плечи.       — Куда мы идем?       Элиотт постарался установить зрительный контакт, прежде чем лукаво приподнять бровь, а в итоге проигнорировал вопрос, ответив лишь «tu verras».       Лука весело усмехнулся. «Расслабься», сказал он себе, «это приключение, мы в приключении».       Но он боялся не места или даже пункта назначения, а человека, направляющего его. Рядом с ним Лука чувствовал себя старше, но не в хорошем смысле.       Когда Лука только переехал в Париж, он каждую неделю часами бродил по новым тропинкам, просто чтобы посмотреть, куда можно придти. И всегда его ждало что-то новое. Но примерно через год он стал скорее домоседом.       Они шли минут сорок, пока не добрались до маленькой убогой церквушки. В ней не было ничего удивительного. Каждый кирпич имел один и тот же тусклый цвет, и на конце его была одна колокольня, но это было самое интересное в нем.       «Он не поведет меня на церковные службы в выходной день».       Элиотт еще раз взглянул на писателя, словно ожидая, что тот поймет шутку… которую Лука, очевидно, не понимал.       — Почему ты так на меня смотришь?       Демори раздраженно закатил глаза и схватил его за руку с тихим «viens».       Внутри церковь мало чем отличалась. В каком-то незнакомом углу главной комнаты репетировал хор, поэтому можно было легко услышать, как от стен вибрировали звуки, но их происхождение было не так легко установить. Тем не менее, это было прекрасно.       «Опять хор призрачных монахинь», — подумал он про себя.       С восточной стороны здания располагались классические готические летающие контрфорсы и высокий вогнутый потолок. Там было темно, но вдоль нижней части стены были тусклые факелы, так что чем выше она смотреть, тем она темнее казалась. Как и парижские церкви, Элиотт был прекрасен, но Лука не мог понять его.       Парень потащил его в маленькую нишу в углу.       — Ты знаешь, кто здесь похоронен?       Это была нелепая маленькая установка. Послеполуденное солнце лилось в соседние окна, что еще больше затрудняло чтение маленькой таблички на противоположной стене. Лука прищурился.       Глаза Луки расширились:       — Декарт?!       Элиотт кивнул, улыбаясь, что наконец-то тот понял шутку.       — Но… почему он здесь? Почему он не в Пантеоне или еще где-нибудь?       — Ну, его голова находится в Музее человека… и он был похоронен здесь только с девятью пальцами… так что технически он не весь здесь. Но, по-видимому, ему не слишком нравилась идея Пантеона.       Лука с удивлением посмотрел на него. Декарт был неотъемлемой частью юности Луки. Был момент, когда он боготворил рукописи этого человека. У него было так много вопросов. Откуда Элиотт мог знать, что он здесь? Почему он здесь? Где его пальцы?       Элиотт усмехнулся, наблюдая, как на лице Луки появился фонтан эмоций.       — Согласно легенде, его тело перемещали несколько раз с момента его смерти пару сотен лет назад, его череп был почти смыт в море десять лет назад потопом… но его палец… ходят слухи, что при транспортировке тела кто-то украл его палец в качестве сувенира для проведения спиритических сеансов. Люди столько раз крали части его тела, что это все уже утеряно. Все, что я знаю, это то, что Декарт не доволен обращением с его останками.       — Ты что, веришь в привидения? — Лалльман подозрительно взглянул на него.       Элиотт посмотрел на него, игриво улыбаясь, собираясь произнести фразу, о которой думал с тех пор, как они пришли сюда.       — Конечно, верю. Видишь ли, если кто-то скептически относится к их существованию, это само по себе является доказательством то, что они существуют, верно?       — Ах, ouais je vois, — весело фыркнул Лука, — и я думаю, следовательно, ты глуп.       Элиотт рассмеялся.       — Да, окей, это было плохо.       Они постояли секунду, удивляясь тому, что где-то перед ними лежал гениальный человек. Это было особенное место. Обычное для большинства, кто не знал секрета или не хотел знать. Лука понял, что он один из тех. Интересно, сколько еще обманчивых мест он миновал, даже не взглянув на них?       И почему-то тот факт, что гробница не была украшена орнаментом, делал ее еще более священной для него. Все было тихо и незаметно.       Хор еще не сделал Коду, и они оставались еще немного, чтобы дождаться этого. Этот момент казался бы незавершенным, если бы они вышли раньше. Когда они наконец покинули это место, Лука почувствовал себя так, словно только что проснулся от крепкого ночного сна.       Они двинулись вниз по дороге. Лалльман шел за ним, несмотря на то, что они могли идти рядом. Теперь тишина казалась умиротворяющей.       — У тебя есть еще немного времени? — спросил Элиотт почти шепотом.       «Для тебя у меня есть все время в мире», — хотел сказать он, бросая в ответ собственные слова Элиота. Но он подумал, что это может быть не очень хорошо воспринято, поэтому вместо этого он произнес:       — У меня есть вся ночь.       Элиотт улыбнулся.       — Как ты его нашел?       — Я спросил, — пожал плечами Элиотт.       Лука на мгновение подумал, что его вопрос был глуп, но ответ Элиотта был не резким, а скорее воодушевленным. Таким образом, Лука чувствовал, что Париж больше не был его городом. Им владели романтики и поэты, которые осмеливались задавать глупые вопросы в надежде получить ответ. Это немного огорчало его, но в тоже время означало, что ему предстояло открыть нечто большее, чем то, что он имел.       Они свернули за угол, и глаза Элиотта загорелись. Даже не взглянув на Луку, Элиотт помчался к угловому кафе. Лука отстал от него, не чувствуя необходимости бросаться бежать, влетая в метрдотеля, мимо которого промчался Элиотт со словами «Простите».       Он нашел Элиотта, сидящего в углу напротив мужчины. Лука подошел к ним, прервав их знакомство.       На мужчине было толстое пальто с меховым воротником. У него была небольшая щетина на лице, и он выглядел иностранцем, хотя его волосы были зачесаны назад, как у большинства французов, у которых были деньги, чтобы тратить их на лак для волос. На маленьком столике перед ним лежало несколько стопок бумаг.       — А, это кто? — произнес мужчина по-английски.       Элиотт запрокинул голову и посмотрел на Луку, стоявшего над ним. Это было небольшое движение, но он предположил, что кровь отхлынула от его лица именно из-за того, как Элиотт посмотрел на него.       Он вернулся к своему разговору, не спуская глаз с Луки до самой последней секунды. Ему казалось, что время как-то замедлилось.       — Это мой друг Лука, — сказал он с сильным французским акцентом.       Мужчина посмотрел на Лалльмана:       — Приятно познакомиться, Лука. Не хотите ли присесть рядом?       Он едва успел осознать, что ему только что задали вопрос, как Элиотт протянул руку, чтобы подтащить к их столику незанятое соседнее кресло. Он похлопал по сиденью, жестом приглашая Луку сесть.       — Лука, я хочу познакомить тебя с Эрнестом, кхм, Хемингуэем. — Эллиот ненадолго замолчал и снова повернулся к Луке. — Он американец, поэтому мне трудно произнести его имя.       — Очень приятно познакомиться с вами. — Лука съежился от собственного акцента. Он потратил годы на изучение английского языка, но это был первый раз, когда он использовал его по отношению к носителю этого языка. К тому же он немного был коряв.       — Лука — писатель. — Элиотт улыбнулся.       — Неужели! — Мужчина повернулся к Луке: — О чем ты пишешь?       Было ужасно, когда прожектор осветил его в мгновение ока. У мужчины было ожидающее выражение лица, как будто следующие слова, которые он должен был услышать, должны были быть захватывающими, иначе он бы потерял интерес.       — О нет, я… я работаю в газете, я не писатель. — Лука чувствовал себя неловко. Он не любил говорить о себе и не знал, кто этот человек.       — По-моему, если ты пишешь, значит, ты писатель. — Хемингуэй усмехнулся, глядя в свой стакан.       — Он пишет о культуре Парижа, и я подумал, что вы, возможно, что-то знаете об этом, — заговорил Элиотт.       Хемингуэй от души рассмеялся.       — Итак, вы пришли к американцу за знаниями о Франции! Как давно ты здесь, мой мальчик? — Он посмотрел на Луку.       — Шесть лет.       Писатель с интересом посмотрел на него:       — Как интересно. Что вам нужно, так это свежий взгляд! Ты ходишь по этим улицам уже много лет, и все они кажутся тебе одинаковыми. Хорошо, что у тебя есть этот молодой человек, который поможет тебе открыть Париж заново, — сказал он, кивнув в сторону Элиотта.       Лука посмотрел на своего друга, ожидая перевода, и Элиотт сделал все, что мог.       — … et il pense que je suis l'homme qui peut t'aider.       Лука на секунду просиял, глядя на него. Именно это ему и нужно было выразить в столь немногих словах.       — Et es-tu? — Лука поймал себя на том, что говорил немного расслаблено.       Элиотт с минуту тепло смотрел на него, потом серьезно прошептал:        — Oui, si tu veux.       Ни один из них не заметил, как Хемингуэй откинулся на спинку стула, наблюдая за происходящим и размышляя о них с пьяной улыбкой.       Лука смотрел еще секунду, прежде чем вернуться к реальности, и снова повернулся к старику.       — Значит, вы тоже писатель?       — Он один из лучших современных американских писателей!       Хемингуэй снова рассмеялся:       — Да, но значит я не такой и великий, если вы не слышали обо мне.       — Мне очень жаль, но мой английский не так хорош для чтения на нем, — извиняющимся тоном продолжил Лука.       Последовала короткая пауза.       — Ну, если ты хочешь о чем-то написать, то тебе следует присоединиться к нам и выпить. Твой друг, очевидно, знает, где меня найти.       — Как поживает твоя жена? — смиренно спросил Элиотт.       — Она хочет развестись со мной. — Хемингуэй улыбнулся, допивая виски. Он сказал это так, словно это была шутка. — Таков путь бродяги!       С этими словами Хемингуэй собрал свои вещи, попрощался и отправился в город.       — Il est fou, celui-là. — Элиотт рассмеялся. — Ты готов?       Лука кивнул. Они вышли из кафе. Когда они вышли на улицу, было холодно, хотя солнце иногда проглядывало на небе. Если бы облака были менее тяжелыми, они могли бы быть более яркими. Лука почувствовал, что дрожит.       — Есть только одна последняя остановка, и я тебя отпущу.       — О, ты прям отпустишь меня, правда?       Теперь он чувствовал себя с Элиоттом как-то уютно. Он все еще хотел, чтобы парень нашел его интересным, но казалось, что Элиотт находит интересным почти все, и все же Лука не должен был пытаться конкурировать. В нем чувствовалась полная непринужденность.       Некоторое время они прогуливались, болтая обо всем и ни о чем, как будто были близкими друзьями последние несколько лет. Уличные фонари освещали дорогу, пока они шли. Довольно скоро Элиотт увел их с главной дороги к двери, где достал ключ и отпер ее, придержав ее для Луки позади себя.       — Не хотите ли войти?       Лука на секунду заморгал.       «Что?»       Он не знал, во что ввязался, когда толкнул дверь. Впереди была маленькая узкая лестница, которая должна была привести его на какую-то неизвестную территорию.       Вот оно, подумал он. Он знал, что Элиотт слишком дружелюбен. Но вместо быстрого удара по голове на первом же лестничном пролете, как только он отпер дверь, его ждала одноместная комната с диваном, мольбертом, книжной полкой, где были различные книгами и принадлежности для рисования, и массивными окнами вдоль дальней стены. Повсюду были холсты. Где-то прикрыты полотенцем, а где-то нет. Из тех, что он видел, многие были портретами или сценами с людьми, которых Лука никогда раньше не видел.       — Это твои? — Лука осмотрел ту, что стояла на мольберте. Она была забрызгана темными, задумчивыми красками, на переднем плане виднелись грудь и шея мужчины, но лицо его было исписано каракулями.       — Да, — ответил Элиотт, занятый поисками чего-то на полках.       — Ты не говорил мне, что умеешь рисовать.       Демори издал звук, означающий, что он нашел то, что искал, и подошел к нему.       — Ты не спрашивал, — улыбнулся Элиотт. Он протянул ему книгу. — Расскажи потом мне, что ты о ней думаешь?       Лука посмотрел на него сверху вниз. «Восходит солнце», написанное Эрнестом Хемингуэем.       — Я знаю, что на английским тяжело читать, поэтому ты сможешь попробовать начать с этого.       Лука перевернул книгу, чтобы разглядеть ее заднюю сторону. Он даже не заметил стука в дверь. Лука обернулся и увидел в дверях Элиотта, обнимающего женщину. Через некоторое время они начали страстно целоваться, как будто Луки и вовсе не было рядом.       Он чувствовал себя неловко и неуместно в этот момент, как будто он должен был просто проскользнуть мимо них и направиться домой. Но его размышления были прерваны, когда пара, все еще держась за руки, отстранилась друг от друга.       — Лука, это Люсиль. Люсиль, Лука. Я показывал ему окрестности. Он же писатель!       Она посмотрела на него с интересом:       — О, ты тут впервые?       Лука покачал головой:       — Нет, я просто редко выхожу из дома. — Он вежливо улыбнулся и повернулся к своему другу: — Ну, мне, наверное, пора домой. Спасибо за незабываемый вечер.       Он говорил слишком серьезно. О боже, как же он это серьезно сказал.       — Всегда рад. Мы должны повторить это снова когда-нибудь. Хочешь, я провожу тебя домой? Стало как-то темновато.       — В этом нет необходимости. Приятно познакомиться, Люсиль.       Лука быстро протиснулся мимо них и скрылся в ночи. На ходу он прокручивал в голове события того вечера.       Дорога домой казалась еще дальше, чем прежде.