20 ночей прошлой зимы

      Ужасный сон, который заставил моментально проснуться. И после него целый день Сэю казалось, что собственные конечности могут отвалиться в любой момент, будто они небрежно приделаны, как у поломанной куклы. Ему даже было страшно засыпать — вдруг он проснëтся на операционном столе без рук и ног?       Однако эмоциональное истощение пересилило страх, и Сэй всё же мертвецки уснул, да ещё раньше обычного. Сложив руки под голову и напрягшись в плечах, он видел новый сон. Сон, который снова не оставит его тело целым.       Обезглавливание. Так называлось третье сновидение в блокноте, однако его начало будто предвещало сожжение на костре. Всюду летали искры. Они яростно рыжели на фоне чëрного неба, застланного дымом. Время напоминало глубокую ночь, но это могла быть чернота дыма и густота смога. Такое не мог устроить один костëр. Горело целое поселение. Среди треска пламени слышны людские крики и вопли. Но даже самый болезненный стон пел в унисон горячему ветру. Несчастных людей становилось всё меньше и меньше слышно. То ли слух привыкал к их истошным крикам, переставая различать их в общем шуме, то ли сами люди превращались в призраков, и их голоса могли донести лишь огонь, воздух и дерево. Никого из них не было видно, даже останков. Да и увидишь хоть что-то в этой засмоленной тьме? Глаза разъедает выжженный воздух...       Сэй зажмурился. Желанная слеза не подступала. И за закрытыми веками не становилось темнее и спокойнее — всë те же искры и красноватые всполохи, отпечатавшиеся на сетчатке. Нельзя было даже абстрагироваться. Огонь подступал и обступал, не приближаясь слишком близко. Но кое-что уверенно приближалось...       Точнее, кое-кто. Однако от этого индивидуума исходил нечеловеческий дух. Будто дым сгустился, сформировав фигуру — высокую и жëсткую, как скалу. Лишь еë Сэй увидел, открыв глаза. Он понял: этой фигуре нужен он. И Сэй догадывался, зачем. Осознание было страшным, но он не шевелился и тихо ждал.       Фигура подошла вплотную. Она казалась знакомой Сэю, и в то же время она не принадлежала этому миру.       Две тяжëлые руки легли Сэю на плечи. Они не давили и били, не приказывали и не причиняли боль, но он рухнул на колени. Тяжесть этого груза не была физической. Сэй не подчинялся — он сам предлагал совершать над ним то, что уготовил ему этот тëмный силуэт. Силуэт палача.       Палач встал за ним и приложил ладони к его ушам, поднял подбородок... Но Сэй ничего не увидел: ни лица палача, ни небо. Лишь лезвие крупного ножа блеснуло перед глазами.       Прохладная поверхность металла легко скользнуло по щеке, словно поглаживая, как пëрышко. А его острая часть коснулась горла.       Сэй не почувствовал боли — только странную свободу, странную открытость. Шею порезало как палец бумагой — почти незаметно, но до омерзения неприятно, когда оттягивается кожа, делая ровную рану шире, уподобляя беззубой улыбке.       К ключицам стекала кровь. Изначально тëплая, она быстро охлаждалась даже на горячем ветру. Нож проникал глубже, и его движения становились всë тяжелее и небрежнее. А Сэю было... любопытно. Не страшно и не больно, а отстранëнно любопытно, как долго он сможет наблюдать собственное обезглавливание.       Но проснëтся он до того, как голова отсоединится от тела. Или же это произошло ровно в тот момент?