Перекрёсток миров

Глава 7, в которой родится нечто бОльшее. Эта молния стала для Артемия настоящим спусковым крючком. Ожидание для молодого зельевара было слишком томительным: он плохо спал, мало ел, и буквально подрагивал от внутреннего напряжения, которое кипело в нем словно зелье длительного приготовления. Он, не обращая внимания ни на Данковского, ни на любого другого из людей вокруг, поднимается со своего места и пулей несется в личную комнату. Каждый день Бурах готовил себя к этому моменту, но, когда он наконец-то настал, на зельевара нахлынуло море сомнений и досадное осознание того, что он все еще не готов. Ни морально, ни физически. Только усилиями невероятной воли Артемий заставил себя раздеться (чтобы не порвать одежду во время первого обращения), раздвинуть взмахом палочки мебель по углам, освободив пространство, и наконец взглянуть на кроваво красное зелье, которое настаивалось в темном месте несколько месяцев. «Идеальное» – с гордостью подметил Бурах, рассматривая фиал. Однако, долго любоваться своим творением у зельевара не было времени. Он, расположив кончик палочки напротив своей груди, произнес заветное заклинание, которое повторял каждый раз на рассвете и закате, и моментально опрокинул в себя зелье. Сердце забилось с двойной скоростью. Бураху стало горячо, тошно, страшно и невероятно больно. Он закричал, рухнув на пол, глаза его были крепко зажмурены, пальцы вцепились в густой ворс ковра. В голове его ясным образом замаячил портрет медведя, и это не оттолкнуло декана, напротив – добавило ему уверенности в себе и желания поскорее обратиться. Тело все еще ломала боль, но сейчас эти ощущения отходили на второе место. Бурах чувствовал, как расширяются его кости, тело становится большим и сильным, а его кожа покрывается густой бурой шерстью. Уже не было страшно – зельевар понимал, что трансформация завершилась удачно, медведь победно взревел, поднявшись на задние лапы, и замер, увидев на пороге комнаты белого как стена Данковского. Низменные животные инстинкты приказывали ему приготовиться и атаковать, но воля Бураха была крепче его анимагической формы – он опустился на все четыре лапы и медленно подступил к Даниилу, который продолжал направлять на него свою палочку. – Артемий, ты… Вы… такой молодец. И анимагическая форма у Вас… просто замечательная. Артемий понимал, что слизеринец не просто заговаривает ему зубы, а в действительности восхищается тем, как прошла его первая трансформация. В противном случае, он уже позвал бы кого-нибудь на подмогу, а тут он сделал все, чтобы происходящее в комнате осталось тайной, и никто их больше не услышал. Бурах медленно принимает сидячее положение, глядя на Даниила спокойным, уверенным взглядом. Глаза профессора были той самой деталью, которая давала понять преподавателю трансфигурации, что перед ним лишь человек в обличие зверя, а не кровожадное животное. Наверняка именно эти мысли и заставили Данковского убрать палочку и наконец-то выдохнуть. – Я думаю, пора возвращаться в свое лучшее состояние, Бурах. Медведь тихо заревел, перебирая лапами. Он пытался превратиться обратно, но у него почему-то не получалось, хотя нервничать Артемий не спешил. Общество Даниила его внезапно успокаивало. – Не волнуйтесь. Это естественно. Во время своего первого обращения мне пришлось ползать змеей четверть часа прежде чем я смог успокоить свои нервы и вернуться в нормальное состояние. А Вы такой большой мальчик. Уверен, у Вас получится совладать с собой куда быстрее. Бурах в личине животного подчинился: его глаза закрылись, дыхание выровнялось. Пять минут они провели в абсолютной тишине, пока Артемий детально вспоминал как выглядит его человеческий облик. Со временем фигура его начала уменьшаться, шерсть – пропадать, и совсем скоро перед Данковским сидел обнаженный и мокрый от пережитого стресса и боли Бурах, который даже не пытался прикрыть свою наготу и оставался неподвижным, переваривая произошедшее. На бледном лице декана Слизерина отчетливо проступил румянец. Он, сняв с себя перчатку, трансфигурировал её в черный плед и укрыл им Бураха. Не из благих намерений, естественно, а дабы прикрыть его голые телеса и перестать смущаться от вида зельевара. – Ну-с, отлично. Даже знать не хочу, к чему Вам на пороге четвертого десятка внезапно захотелось обрести звериную сущность, но сейчас нам нужно поскорее отправить сову в Министерство. У меня есть определенные связи, я могу организовать для Вас слушание поскорее. Там запишут Ваши данные, внесут приметы Вашего анимагического облика в общий реестр, и Вы снова будете законопослушным гражданином Мира Магии. Говоря это, Даниил засобирался уходить, но крепкая «медвежья лапа» ухватила профессора за ногу, не дав покинуть комнату. Данковскому подумалось, что после обретения анимагической формы Артемий стал немного сильнее физически, и если бы правда захотел, то мог легко сломать ему что-нибудь таким захватом. – Нет. Мне нельзя в Министерство. И регистрироваться мне тоже нельзя. Страх и волнение Данковского сменились вспышкой гнева: – Бурах, ты в своем уме?! Да ты знаешь, что с тобой будет, если такого «красавца» словят авроры? Загремишь в чертов Азкабан лет на 12, это я тебе гарантирую! – Не поймает меня никто. Я буду обращаться с умом, вести себя осторожно и совершать вылазки только по ночам, и исключительно в Запретный Лес. – Артемий, я не понимаю! На кой черт тебе это сдалось? Не выдумывай, я сейчас же сообщу… – Не сообщишь, – пальцы зельевара крепче впились в голень профессора – иначе я тебя так прокляну, что до конца жизни не отмоешься. И что мне мешает использовать сейчас «Обливиэйт»? – Может быть то, что моя палочка у меня под рукой, а твоя – где-то под кроватью? – ядовито зашипел Данковский, но больше попыток вырваться не принимал. Напротив, шагнул ближе, тряхнув ногой, чтобы Артемий его отпустил. – Ладно, допустим, я никуда об этом не сообщу. Но ты должен сказать мне, зачем тебе понадобилось становиться анимагом? Бурах тяжело вздохнул. Он надеялся, что сможет обойтись без этого разговора, но Даниил был ужасно настойчив. Зельевару было известно, что если тот хочет получить нужную информацию, то, овившись кольцами душит свою жертву, пока не получит желаемого. – Тебе хорошо известно, что я не был рядом с отцом, когда он умирал. Я был занят подготовительными курсами в аврорат, и с Исидором уже не жил около полугода. Все, что мне досталось после его скоропостижной смерти – скромное наследство и последняя воля. Но сейчас не совсем об этом. Мой отец, умирая, верил, что эта напасть, которая случилась 10 лет назад, еще вернется. Тогда нам удалось противостоять ей, сразившись с источником и оставив несчастных зараженных умирать. Но зачем нам больше смертей? Мы должны найти лекарство или хотя бы способ приостановить болезнь. У меня есть записи отца, по которым я могу варить зелья, но неоторые ингредиенты столь… Специфичны, что достать их в человеческом обличии не представляется мне возможным. Даниил слушал коллегу очень внимательно. Однако, лицо его не выражало ничего кроме недоумения и растерянности. Все давно и думать забыли об эпидемии, а Бурах, оказывается, все это время искал какое-то лекарство. – Ты спятил, Артемий. Даже если ты добудешь все, что нужно, на ком ты будешь проводить свои эксперименты? Очнись! В округе ни одного зараженного! И, как бывший колдомедик тебе говорю: от этой заразы спасения нет. – Я должен быть готов, Даниил. И я от своего не отступлюсь. Между преподавателями повисла неловкая тишина. Бурах сверлил мрачным взглядом пол, завернувшись в плед, который дал ему Даниил, а тот нервно перебирал пальцами, пока наконец не сказал: – Я не могу дать тебе непреложный обет. Здесь нет третьего волшебника, который мог бы засвидетельствовать клятву. Следовательно, никаких гарантий того, что я буду держать язык за зубами. – Тогда поклянись памятью моего отца. А у меня как раз есть то, что я могу тебе предложить. Данковский вздёрнул бровь и нахально усмехнулся. На секунду ему показалось, что Артемий попробует предложить ему себя. Что он, собственно, и сделал, но в иной форме. – Я знаю, что ты сейчас активно работаешь над определением границ человеческих жизненных сил. Грубо говоря, ищешь способ победить смерть, не прибегая к помощи философского камня. – Откуда ты… – Письма отца. Это тоже мое наследство. Так вот. Ты работаешь с очень темной материей, увлечение которой граничит с мирным научным интересом и путёвкой в Азкабан. Я предлагаю тебе молчание в ответ на молчание. Ну и свои услуги. Если вдруг тебе понадобится доброволец для экспериментов… Как анимаг я стал сильнее, так что точно выдержу твои «пробы пера». Данковский согласился, не раздумывая. Коллеги пожали друг другу руки, Артемий оделся, попытался вернуть декану Слизерина его перчатку, но тот отказался, предложив профессору оставить себе «на память». – Ах, чуть не забыл… Даниил остановился у порога, заглянул в свою сумку и, немного покопавшись, вытянул оттуда новенький экземпляр еще не вышедшей даже в тираж книги «50 экспериментальных зелий нового века» в подарочной обертке и вручил Бураху. – С Рождеством, Артемий. Надеюсь, в эту ночь «родилось» что-то поистине великое. Зельевар растерянно моргнул и принял подарок, легко улыбнувшись от досады, ведь ему нечего было подарить взамен. – С Рождеством, Даниил.

***

Рождественские каникулы пролетели невероятно быстро. Ноткин встретился со своими друзьями детства, проводил много времени с родителями, смотрел телевизор и играл в приставку – в общем-то, у него были обычные каникулы любого среднестатистического школьника. Он даже и думать забыл о том, что ждет его по возвращению в Хогвартс. Однако уже в поезде, когда предстоящее испытание нависло над Павлом Дамокловым мечом, парень не мог отделаться от липкого ощущения тревоги. Всю дорогу до школы Спичка увлеченно рассказывал о том, как они с Мишкой прекрасно провели Рождество, играя в квиддич на заднем дворе и пробуя какие-то базовые заклинания для готовки. Атаман же тем временем думал о Каспаре, а точнее о том, удалось ли слизеринцу найти что-нибудь в его хваленой библиотеке. За ужином все ученики больше оживленно обсуждали собственные приключения на каникулах, чем ели, а Павел не мог делать ни того, ни другого. И кусок в горло не лез, да и вряд ли волшебникам будет интересно знать, что по телевизору крутили «Один дома» все Рождество и то, как он сам, своими руками, настрогал целый тазик салата «Оливье». Ноткин бросил взгляд на стол преподавателей. Безусловно, радовало то, что все они выглядели довольными и отдохнувшими – значит, домашней работой сразу после каникул не замучают. Даже вечно мрачный герболог Рубин улыбался и слушал преподавателя полётов, рассказывающего какую-то историю и активно жестикулирующего руками. А Бурах, который, казалось, последние полгода почти не притрагивался к еде, с большим аппетитом ужинал. Спичка мимоходом подметил, будто их декан даже стал шире в плечах, с чем Атаман не мог не согласиться. Данковский мило беседовал с деканами факультетов Рэвенкло и Хаффлпафф. Юлия кивала, время от времени отвечая на реплики профессора, а Ян с мечтательным видом слушала обоих. Создавалось ощущение, будто в Большом Зале нет ни одного волшебника, которого в данный момент что-то тяготило бы столь же сильно, как юного первокурсника. Он было снова заскользил взглядом по счастливым лицам учеников и остановился на, казалось бы, таком же бледном и замученном, как у него самого, лице Каспара. Словив взгляд Ноткина, Хан слегка наклонил голову в сторону выхода и гриффиндорец все понял без слов. Озвучив весомый предлог уйти с ужина пораньше, юноша выходит за двери зала и дожидается своего компаньона по несчастью. Слизеринец не заставил себя ждать. Парни кратко обменялись новостями по общему делу, а точнее, их отсутствием: Каспар ничего не смог найти в фамильной библиотеке, а Ноткин на каникулах поисками заниматься даже и не думал. Договорившись встретиться через час послед отбоя у запретного коридора на третьем этаже, юные волшебники решили разойтись и не возвращаться на ужин, дабы не привлекать к себе лишнее внимание. Артист словно чувствовал волнение своего хозяина: весь вечер он буквально не слезал с колен Павла, мурлыкал, ластился к рукам, хотя обычно такой покорностью и нежностью не отличался. «Чувствует, небось, что на верную смерть иду сегодня» – вздыхает про себя юноша и демонстративно ложится спать с остальными ребятами, чтобы не вызывать никаких подозрений. Ночью ему все так же легко удалось выскользнуть из-за портрета Полной Дамы, он остался незамеченным даже пробежав несколько лестничных пролетов. Полумрак школьных коридоров укрывал его очень надежно, и у парня даже сложилось впечатление, словно на нём мантия-невидимка, хотя он выбежал из гостиной в том же, в чем и ложился спать – в собственной пижаме. Каспар же его встречал при полном параде: брюки, свитер, школьная мантия. Они смерили друг друга растерянными непонимающими взглядами, ибо каждый считал выбор своего «напарника» по меньшей мере странным, однако у них не было времени на обмен комплиментами. – Надеюсь, ты взял с собой волшебную палочку… – тихо проговорил Каспар, доставая из кармана мантии свою, и, убедившись, что палочка Атамана при нем, развернулся к двери. Павел простодушно взялся за ручку. Подергал немного, потянул на себя, а после постарался толкнуть, но дверь не поддалась. Обернувшись к слизеринцу, он резюмировал: – Заперто. – Блестяще. В мою голову даже мысли такой прийти не могло, что дверь, ведущая в коридор, который строго-настрого запретили посещать ученикам, может оказаться закрытой. Слова Хана буквально сочились сарказмом, и Ноткин, хмурясь, подумал о том, будто парень берет уроки этого изящного искусства у «горячо любимого» всеми студентами гриффиндора преподавателя трансфигурации. Чтобы не казаться совсем уж глупым и бесполезным, юноша предпринимает еще одну попытку отпереть дверь, но уже с помощью магии. Направив кончик палочки к замочной скважине, он тихо произносит «Алохомора» и дверь отворяется. На сей раз Каспар удивился неиронично: – То есть, они заперли дверь, ведущую в заведомо опасное место таким замком, который может открыть любой первокурсник с помощью простейших отпирающих чар? Я разочарован, правда. Павел позволил себе тихо хохотнуть, а после смело шагнул за порог коридора. Темнота была непроглядная, потому Каин сразу воспользовался «Люмосом», чтобы пролить хоть немного света на загадки старой школы. Первокурсники решили прикрыть дверь на всякий случай – уж очень им не хотелось, чтобы профессор, который в эту ночь будет время от времени патрулировать коридоры, случайно наткнулся на приоткрытую дверь. Парни сделали несколько шагов вперед, они даже осмотреться как следует не успели, а дверь с противным скрипом захлопнулась. И Мерлин с ней – закрылась и закрылась – но в замочной скважине щелкнул замок, перекрывая студентам путь обратно. Ноткин вновь подергал за ручку, несколько раз воспользовался отпирающими чарами, но дверь не поддавалась. Рука Каспара, которой он сжимал палочку со светящимся огоньком на конце предательски задрожала. Такого-то они предвидеть уж точно не могли. Павел постарался улыбнуться ободряюще. В любом случае, они еще не знали, что ждет их впереди, но вдруг на том конце коридора есть другой выход? Или же, когда они справятся со своим заданием, волшебная дверь откроется и выпустит их на свободу? Вариантов было множество, им ни в коем случае нельзя было заранее унывать. – Все будет хорошо. Мы… – Мы умрем. – Резко отрезал Каин, оборачиваясь к темноте, которая начала манить первокурсников хриплым шепотом. – Здесь мы умрем.