***
Ноткин весь день был словно на иголках. Из-за того, что был выходной день, он не мог придумать, чем себя занять, ведь к концу учебного года объем домашних заданий стремительно уменьшился, а готовиться к экзаменам он бы себя сейчас в жизни не заставил. Артист тоже нервничал: все время мяукал, царапал мебель, требовал от своего хозяина внимания. Словно чувствовал, что юноша на грани нервного срыва и пытался взять весь «удар» на себя. Но как бы гриффиндорец горячо не любил своего питомца, кошачьи нежности его не спасут от того, что он задумал провернуть этой ночью. Друзья, заметив рассеянное настроение своего товарища, попытались помочь ему и привлечь к подготовке к экзаменам: они вместе сели учить предмет, который пока давался всем хуже всего – трансфигурацию. Уютная атмосфера гостиной, друзья, с которыми можно было преодолевать трудности в сложной дисциплине, мурлыкающий кот на коленях – все это успокаивало юного волшебника и давало ему сил продержаться до позднего вечера. Далее, ссылаясь на плохое самочувствие и желание лечь пораньше, Павел ушел в общую спальню, но не чтобы прилечь и хоть немного выспаться перед грядущей вылазкой, а чтобы собрать сумку с необходимыми вещами «на всякий случай». В итоге, положив в сумку свою палочку, бутылку воды, бинт и зажигалку, юноша с грустью осознал, что в целом взять ему больше нечего. У него нет никаких волшебных артефактов, которые помогли бы ему в сражении или выживании. По сути, он отправлялся в логово зверя голой беззащитной жертвой, что никак не помогало настроиться на дело. Огромных сил юноше стоило дождаться отбоя. Он продолжал прикидываться спящим еще час, а после тихо встал, переоделся в заранее подготовленную удобную одежду и отправился на дело. Дверь в запретный коридор, как и в прошлый раз, оказалась заперта, но поддалась после использования обычной «Алохоморы». Ноткин шагнул вперед и словно вновь очутился у себя во сне: коридор из свечей вел прямо к люку, под крышкой которого таилась опасная неизвестность. Но на сей раз юноша не стал спасаться бегством, как во сне (он ведь пришел сюда сам, сделав осознанный выбор), и смело пошел вперед, стараясь думать о том, что своими действиями спасает друзей. Приподняв крышку люка, он сел, опуская сначала одну ногу в темноту, а затем другую. Нащупав ступней подобие лестницы, опустился на неё и медленно спустился вниз, краем уха слыша, как медленно опускается крышка обратно, погружая волшебника в беспросветную тьму. «Люмос» помог Павлу сориентироваться на местности. Он очутился в просторном помещении, практически пустом, но очень зловещем. Стены, казалось бы, снова начали шептаться, со всех сторон слышался непонятный гул, словно от тех сгустков, с которыми они боролись вместе с Каиным. Он шел дальше, пока не наткнулся на мраморный постамент. На нем лежал красный плетеный амулет и записка, нацарапанная неровным детским почерком. «Возьми его и все закончится» – прочитал Ноткин и вздохнул. Тьма стала сгущаться, даже «Люмоса» не хватало, чтобы поддерживать свет. Дрожащей рукой юноша накрыл оберег, в голове его вновь роем загудели пчелы, он почувствовал, как тысячи мелких пылинок вонзаются в кожу и впитываются в кровь. Стало больно и страшно. Сознание покинуло юного волшебника, и он рухнул на каменный пол.***
Каину не спалось. Даже старшекурсники, которые старательно готовились к СОВам и ЖАБАм, уже отправились в свои комнаты отдыхать, но Каспар продолжал сидеть в гостиной, штудируя книгу по зельям. Из головы его никак не желал уходить сегодняшний разговор с Ноткиным, слизеринец не был ему нянькой, но изо всех сил надеялся на его благоразумие. Со стороны входа в гостиную донесся глухой стук. Каспар оторвался от чтения и обратил внимание на этот шум. Кажется, стучали в тупиковую стенку – так мог делать только тот, кто не знал пароля. Если это был чужак, то стоило непременно разбудить сестру-старосту, чтобы она с этим разобралась. Однако, если это его товарищ по факультету, который не знал нового пароля (а его как раз поменяли сегодня поздним вечером), то Каин будет выглядеть глупо, подняв шум. Каспар предпочел сохранить лицо и выбрать второй вариант. Взяв палочку на случай того, если придется использовать «Ступефай», он открыл проход в стене и застыл от удивления: Ярослав, направляющий палочку на слизеринца, выглядел по меньшей мере испуганно. – Где Ноткин? – Я понимаю суть вопроса, но не могу дать точного ответа. Логично было бы предположить, что он в гостиной Гриффиндора, но раз уж ты здесь, то в пределах Восточной Башни его нет. – Каин запереживал, но не позволил своему беспристрастному лицу измениться. – Не заговаривай мне зубы, академик! Его кот прыгнул мне на голову, и я проснулся. На кровати лежит пижама Ноткина, а Ноткина в ней нет! И в туалете нет, и в душе, и в гостиной. Его даже нет в запретном коридоре – я туда ходил! Обшарил там все комнаты, но его нет нигде, значит только тебе может быть известен ответ на этот вопрос! – Ты и под крышку люка заглядывал? – Люка? Там был люк? Каспар поджал губы и болезненно поморщился. Ну конечно, глупо было предполагать, что гриффиндорец предпочтет остаться в безопасности вместо того, чтобы пойти и пару раз подвергнуть риску свою жизнь. Теперь отсчет шел на минуты. – Спичка, слушай меня очень внимательно. Я сейчас иду к Ноткину. Там в конце коридора есть люк – именно туда он и полез. Ты сейчас должен позвать на помощь кого-нибудь из взрослых, желательно того, кому вы с Пашей доверяете. Мы будем всё там же, под этим люком, в запретном коридоре на третьем этаже. Вперед. Выпалив это, Каин буквально побежал. Он не мог понять, почему так сильно печется об этом грязнокровке, ему даже стало немного совестно, что он сделал, грубо говоря, все, чтобы Павел пошел на это страшное дело один. Дверь в коридор была не заперта, люк – тоже, потому слизеринец в считаные минуты спустился на помощь к волшебнику. Каин сразу почувствовал, что запах в помещении какой-то тяжелый, затхлый. Он услышал тихий жалобный стон, который прервался резким приступом кашля. Забеспокоившись еще сильнее, он шепнул «Люмос» и направился к источнику звуков. Павел был совсем плох. Его желтоватое лицо было искажено маской невероятной боли. Волшебнику тяжело было дышать, голова разрывалась от ужасной мигрени, у него был самый настоящий жар. Ноткин лежал в позе эмбриона, уткнувшись носом в колени, тихо стонал от боли и не поднял глаза даже когда услышал тихий шорох чужих шагов. Каспара охватил первобытный ужас. Правильное решение, которое подсказывал ему разум: бежать, сломя голову, от прокаженного первокурсника, звать на помощь, поднять весь Хогвартс на ноги и никогда, ни за что в жизни больше не прикасаться к Ноткину. Однако тот, кажется, заметил присутствие слизеринца, поднял взгляд и отчаянно прохрипел: – Воды… водички… Ругаясь про себя на бестолкового «льва» всеми мыслимыми и немыслимыми словосочетаниями, Каспар вытянул платок из нагрудного кармана и повязал его себе на лицо чем-то вроде защитной маски и аккуратно подтянул к себе сумку Ноткина, надеясь найти в ней хоть что-то, похожее на ёмкость для воды. К счастью, тот взял с собой бутылку, и как только Каин попытался приблизиться и напоить гриффиндорца, тот принялся медленно отползать назад. – Нет… Не смей… Я заразный. – Брось, Песчаная Язва – болезнь грязнокровок. Мне она не грозит.А тебе нужно выпить воды. – Каспар сам не был уверен в том, что говорит, но на Ноткина убеждение подействовало. Поить себя он все равно не позволил, но слизеринец помог ему сесть ровно и замотать бинтами хотя бы некоторые открытые участки кожи – руки и шею.***
Данковский старался как можно дольше не идти к Артемию. Несмотря на то, что его комната и класс зелий располагались буквально напротив, профессор все еще ощущал недовольство утренней выходкой Бураха, которая могла запросто скомпрометировать его в глазах других преподавателей. Хотя, с другой стороны, мужчина был очень заинтригован словами своего коллеги, и ему буквально не терпелось взглянуть, каких успехов он смог достичь в совершенствовании зелий. Даниил провел время до отбоя в мучительном ожидании, а после него так и вовсе было невыносимо находиться в неведении. Приложив титанические усилия, чтобы прождать еще полтора часа, Данковский накинул мантию и без стука вошел в класс зелий. Обойдя учительский стол, перешагнув за порог лаборантской, он встретился с Бурахом, который словно не ждал встречи и занимался своими делами – колдовал над котлом. – Ах, ты пришел. А что, уже отбой? Декан Слизерина закатил глаза. Артемий увлекся настолько, что потерял счет времени. – Да. И у меня завтра очень активный день, так что показывай, что у тебя там, и я пойду отдыхать. Артемий кивнул, поставив на стол три фиала, наполненные жидкостью разного цвета: белого, желтого и оранжевого. Данковский окинул их скептическим взглядом, принялся брать каждую в руки и осматривать, пока зельевар объяснял, что это, и какую практическую ценность можно извлечь из этих составов. – Это диагностирующие зелья. Я подумал, тебе, как бывшему колдомедику, будет особенно интересно. – Но ведь… – Да, ты прав, «АппареСтигмата» – это отличные диагностирующие чары, которые блестяще выполняют свою функцию. Но заклинание помогает определить лишь симптомы поражений заклятиями, темными артефактами и существами, да и то только тех, что уже известны. А эти зелья вполне можно использовать для выявления повреждений не только от новых заклинаний, но еще от разных физических хворей и… – И помочь при Песчаной Язве? – мрачно закончил Даниил. Артемий Кивнул. – Мой отец… – Да, он писал мне об этом. Рассказывал, что, когда в Хогвартсе была эпидемия, он давал заболевшим лекарства случайным образом. Одним становилось гораздо лучше, другим – благо не хуже. И тогда он начал работу над диагностирующими настоями, но… – Он не успел. И сейчас, собственно, я завершил его труд. Данковский в ответ молчал. Ему очень хотелось сказать, что Артемий постепенно сходит с ума. Песчаная Язва ушла, и безвозвратно, и все его труды – насмарку. Но язык не повернулся. Он хотел было развернуться и молча уйти отдыхать, как тут услышал хлопок тяжелой дверью, грохот, топот, и пред учителями предстал запыхавшийся, уставший Спичка, который не смог членораздельно произнести ни слова. Бедолага сразу же принял решение позвать Артемия, и потому со всех ног поспешил в Восточную Башню, но в комнате профессора не оказалось. Ярославу снова пришлось перебежками спускаться обратно аж в подземелья, и именно это он пытался объяснить мужчинам, используя только звуки и жесты, при этом шумно хватая воздух ртом. Даниил был, можно сказать, в шоке от произошедшего, потому просто уставился на блондина изумленным взглядом, а Бурах, на правах декана, положил ладони Ярославу на плечи и слегка встряхнул, чтобы тот успокоился и начал говорить по делу. – Что случилось, Ярослав? Спичка невольно покосился на Данковского. Меньше всего ему бы хотелось говорить о случившемся при строгом декане Сдизерина, но другого выхода, судя по всему, не было – профессор трансфигурации совершенно не торопился оставить их наедине. – Там Ноткин… Он в запретный коридор пошел… И в люк… С ним там Каспар… Он… Они… Им нужна помощь! Мы думаем, там песчанка! Времени на размышления у них не было. Не сговариваясь, Бурах кинулся за аптечкой сумкой своего отца, а Данковскийиз каких-то ингредиентов, которые лежали на столе зельевара, трансфигурировал два комплекта масок и защитных перчаток, бросив резко: – Вы остаетесь тут, Спичка. – Да, сэр. – ответив он и, дождавшись пока учителя наденут защиту, все равно побежал за ними, удивляясь про себя наивности взрослых, особенно того из них, кто практически все время имеет дело с Гриффиндором. Ноткину с каждой минутой становилось все хуже, и Каспар искренне обрадовался, когда к ним прибыла подмога в лице двух деканов. Теперь он мог отойти в сторону, снять подобие маски и молиться Моргане, чтобы эта зараза не перекинулась на него. Данковский, наверное, провел быстрейшую диагностику за всю свою непродолжительную карьеру колдомедика. Он осмотрел зрачки пациента, проверил кожу, услышал хрипы в голосе и моментально выпалил, не веря своим словам: – Песчаная язва! Невозможно. Невероятно. Как болезнь все это время могла жить тут, без носителя? Это событие разбивало розовые стекла на очках Даниила. Нужно было принять этот факт, каким бы страшным он ни был. – Пофессор Данковский, профессор Бурах! Вы же сможете его вылечить? – спросил подоспевший Спичка, снова тяжело дышавший от долгого бега. – Нет, Ярослав. Мальчик умрет. Бесцветно заключил Данковский, поднимаясь на ноги. «Мальчик умрет» – Спичка громко всхлипнул, сжав пальцы в кулаки. «Мальчик умрет» – Каин закрыл глаза и отвернулся, стиснув зубы. «Мальчик умрет» – Бурах яростно переворачивал вверх дном аптечку отца. Тинктуры, таблетки – это все лишь дополнительные дни или часы для Ноткина. Он чувствовал, что при любых обстоятельствах этот парень должен выжить. Но для этого нужно чудо. Зельевару в руки попался небольшой спичечный коробок. Внутри – какой-то порошок. На нём – надпись «для чуда». Бурах сел ближе и положил голову юноши себе на колени. Несчастного Ноткина лихорадило, он плохо соображал, его губы беззвучно шептали мольбы о прекращении его страданий. Аккуратно раскрыв рот зараженного пальцами, Артемий разом засыпал порошочек на корень языка и дал немного воды, чтобы запить его. Секунда молчания длилось вечность, а после Павел закричал. Его тело ломало, он изгибался так, словно профессор по меньшей мере проводил обряд экзорцизма. На глазах его проступили слезы, он стонал, скулил от боли, и как только Артемий заметил, что она утихает, сразу же дал гриффиндорцу порцию укрепляющего зелья. Не прошло и минуты, как на бледном лице Ноткина появился легкий румянец. Он сам смог приподняться на локтях, сесть ровно, а после принялся разбинтовывать руки. Бурах провел повторный осмотр: зрачки в норме, никаких следов лихорадки и мигрени, кожа чистая и здоровая. – Как ты себя чувствуешь? Изумленный Данковский опустился перед Ноткиным на колени. Он не мог поверить своим глазам настолько, что скорее предположил бы что заразился сам и теперь у него галлюцинации, нежели то, что мальчик здоров. – Хорошо… Что Вы мне дали? Сначала было такое ощущение, будто боль усилилась в тысячу раз, а все мои внутренние органы сгорели как спички… А теперь хорошо. Артемий закрыл лицо руками. Он молчал какое-то время, а после зашелся тихим, добрым смехом, как будто Павел – его старый друг, который на общем застолье рассказал неплохой анекдот. – Профессор Бурах… –неуверенно начал Данковский, но резко смолк, осознав, что это смех человека, который только что осознал, что неизлечимую болезнь можно одолеть, и он будет далее продвигаться в своих исследованиях. – Простите, профессор Данковский. Я просто представил себе все газетные заголовки на ближайший месяц. «Павел Ноткин – мальчик, который выжил».