Перекрёсток миров

Глава 13, в которой сойдутся звёзды. Ноткин всегда прохладно относится к астрономии. Безусловно, Ева Ян была прекрасной преподавательницей, знающей всю карту звездного неба как свои пять пальцев, и материал учебный она всегда преподносила доступным и понятным для школьников языком, однако Паше всегда больше нравилось действовать. Не зря, все же, ему больше всего пришлись по душе полёты на мётлах. Быстрота и динамика никогда не были сильными сторонами такой созерцательной дисциплины как астрономия. На первом курсе гриффиндорцы изучали ночное небо через телескопы по средам в полночь вместе с учениками Хаффлпаффа, но теперь занятия были по понедельникам в тоже время, а астрономическую башню приходилось делить со студентами из Слизерина. Ноткин с самым скучным на свете лицом (ему никто и кната не дал бы) бродил взглядом от глазка телескопа к своей контурной карте – все еще пустой. Он зевнул, слегка поморщившись. Понедельник прошел слишком активно, и юноша совсем не был готов к тому, чтобы в полночь лицезреть звезды и переносить точное их местоположение на пергамент. Он думал, что желание поскорее свернуть карту в тубус и отправиться в гостиную спать было присуще каждому на этом занятии, однако Атаман быстро понял, что ошибается, стоило ему взглянуть на Каина. Казалось, что Каспару совершенно не нужен был телескоп. Он стоял, слегка запрокинув голову, смотрел на бесконечное одеяло звездного неба, окутавшего землю на ночь. Перо порхало над пергаментом, на поверхности желтой потертой бумаги рождались новые маленькие светила, выстраивались целыми созвездиями, безошибочно повторяя настоящий небесный атлас. Ноткин словил себя на мысли, что Хану все это к лицу. К лицу блеклый лунный свет, купающийся во взгляде его холодных глаз, задумчивые, пышущие спокойствием и гармонией движения кисти, в которой он держал перо, кончиком которого юноша иногда касался носа или щеки, поймав мысль. Он словно был соткан из ночного воздуха, невесомым призраком, хранителем астрономической башни, человеком рожденным, чтобы находиться среди звезд. К нему тянуло, не физически – духовно. Хотелось просто стоять рядом, молча скатывать кривым почерком созвездие «Кассиопея» с его карты в свою, и этого было бы достаточно, чтобы почувствовать себя счастливым. Павел подошел ближе. Можно сказать, он перешагнул черту личных границ, которые Каины выстраивают вокруг себя стенами, встав рядом с Ханом плечом к плечу. Маска безмятежного спокойствия дрогнула на лице Каспара, приоткрывая его недовольство. Он медленно повернул голову, желая бросить парочку нелицеприятных слов в адрес человека, побеспокоившего его, но моментально стушевался под теплым взглядом карих, немного зеленоватых глаз. Они поддерживали контакт несколько секунд, а после, словно сговорившись, синхронно опустили взор на карту Каспара. Каин заглянул в свой телескоп, парой взмахов палочки отрегулировал дальность фокуса и угол обзора, а после аккуратно кивнул Ноткину, чтобы тот взглянул. Хан говорил тихо, почти шептал, словно ветер шуршал зелеными листьями. Случилась магия: Атаман увидел первое созвездие. Не перерисовал с карты у Мишки, не пометил звёзды хаотично – на бумагу легла извилистая «Кассиопея». Павлу хотелось победоносно вскрикнуть, захлопать в ладоши как дитя, но он с большим трепетом относился той атмосфере спокойствия, которая воцарилась между главарями клубов. Справившись со своим заданием, оставшиеся двадцать минут занятия парни потратили на разговоры о звёздах. Хан говорил, Ноткин – слушал. И не мог отвести взгляд. Обычно надменный, дерзкий и самовлюбленный отпрыск чистокровной семьи в ночи под звездами был совсем другим человеком. Легенды о звездах лились с его губ сладкой патокой, он выглядел словно подросток, который делился своими любимыми комиксами, рассказывал о любимых сериалах, цитировал любимые книги. Хан был таким, каким должен быть. У Атамана снова появилось огромное необъяснимое желание подружиться с Каиным. Они не были врагами, но этого было недостаточно. Паше хотелось иметь возможность обнять этого человека, хлопнуть по плечу, в любой момент потянуть его играть в плюй-камни или полетать на метлах. Но он был бы слишком наивным, если бы думал, что ледяной принц оттаял и отныне всегда будет сиять как «Люмос». Наступит утро, контурная карта превратится в тыкву, перо – в крысу, а теплый Хан снова обрастёт своей привычной ледяной корочкой. В конце урока ученики должны были сдать свои карты Еве. Каин замолчал, не двигаясь пока с места, и все смотрел вдаль на звезды. «А ведь точно!» – мысленно хлопнул себя по лбу Ноткин – «Каспар учится на Слизерине, а живет, следовательно, в подземельях. Человек, который так страстно любит звезды, может смотреть на них всего раз в неделю – во время урока Астрономии, ибо темнеет рано, а звезды во всей своей красе выходят на небо уже после отбоя. Тем временем другой человек, живущий в одной из самых высоких башен Хогвартса на них и не смотрел никогда. Что за ирония!». Ноткин еще самую малость потоптался рядом, пока наконец не осмелился спросить: – Каспар, почему ты на людях такой придурок? Мы могли бы стать хорошими друзьями. Хан смотрел в ответ удивленно. А после улыбнулся. Снисходительно, как он любит. – Мне жаль, Ноткин, но я не хочу быть твоим другом. В мире столько вещей, которые тебе, вероятно, будет просто не понять из-за твоего безграничного упрямства, но так уж и быть, кое-что я тебе объясню. Возможно, на публике я правда буду груб в общении с тобой, но ты не серчай. И не бери в голову мои вчерашние слова, ибо я, по правде говоря, считаю тебя достойным противником. В нашей борьбе, в противостоянии холодного разума и жаркого сердца, родится истина. Наблюдай, Ноткин. Нам будет весело. Павел хмыкнул. Ему было не понять, что в этом «веселого». И как только подумал об этом, он тут же разозлился на самого себя, так как Каспар предупреждал его – Атаману не понять. На выходе из Астрономической Башни их ждали деканы. Так они и разошлись: Каин – под землю, Ноткин – снова ближе к облакам. Ноткин всегда прохладно относится к астрономии. Однако, эту ночь он провел, сидя на подоконнике, рассматривая сияющее холодными бриллиантами одеяло звездного неба и укрывая свои плечи шерстяным одеялом цвета огня.