***
После обеда по расписанию у студентов третьего курса было время для самоподготовки. Спичка, как мог, подбадривал своего друга, полагая наивно, что тот очень не рад тратить по сути свободное время на отработку у Бураха, да еще и с кем, — с Каспаром! — и даже не подозревал, что Паша ерзает за обеденным столом не от нервов, а от нетерпения. — Ну, я пошел. — сказал он и резко поднялся из-за стола. — Давай, удачи тебе! — Ярик хлопнул его по спине, одобрительно кивая. Лидер двоедушников прошелся к столу слизеринцев и, неловко потоптавшись, обратился к Каину, который, судя по всему, трапезу уже закончил и лениво что-то обсуждал со своими прихвостнями. — Ну что, пойдем уже наконец? Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим. Каин поднял на него взгляд. Один из его маскоголовых резко вскинулся, дабы сказать Паше пару ласковых, но Хан остановил его величавым жестом и поднялся со своего места. — А тебе так не терпится провести время с образованным человеком? Что ж, идем, полурослик. Песиголовцы гаденько захихикали, а у Ноткина от гнева щеки запылали. Нетерпение сменилось раздражением в один миг, но следом юношу тут же «припечатало» осознание того что Каин таким образом пытался донести нечто другое, чем просто оскорбить двоедушника за низкий рост. — «Полурослик», значит? — с улыбкой хмыкнул он, покидая Большой Зал. — Тебе нравится книга, Каспар? — Весьма… — немного смутившийся Каспар будто подбирал слово, а после кивнул, неопределенно поведя плечами. — Интересная сказка. Признаться, я не большой любитель маггловской литературы, но слог был приятен, у произведения хорошая композиция, а сюжетные повороты, право, способны захватить дух. На сей раз пришла пора Ноткина смутиться. Неужели Хан просто не мог ответить «да» или «нет»? Хотя учитывая, в какой среде он вырос, тот с молоком матери впитал эти заумные словечки, которыми можно было бросаться на торжественном приеме, демонстрируя уровень своей эрудиции. — Буду знать. — наконец подал голос гриффиндорец, остановившись у двери в кабинет зелий. — Ты ведь любишь читать? Я тебе еще книгу на Рождество подарю. — Благодарю. — Каин улыбнулся уголком губ и первый толкнул дверь, заходя в кабинет. — Профессор Бурах? Мы с Ноткиным пришли на пересдачу зелья. — Да, конечно. — профессор, закрыв шкафчик, обернулся к студентам. — Берите котёл и присаживайтесь.***
Бурах сидел за своим столом, занимаясь одним из излюбленных дел, которые были доступны ему как преподавателю — проверял эссе учеников. Чаще всего работы по зельям были заурядными, однако попадались и поразительно забавные экземпляры, которые заставляли профессора тихо хохотать в кулак. «Лунный камень», — писала Тая Тычик — «оттого считается лунным, что отвалился от Луны и упал на землю». Бурах вновь улыбнулся, качая головой, размашисто подчеркнул чернильные строки. Он ненавидел писать эссе в своей школьной юности, и вот такую «креативность» учеников старался пусть и не поощрять, но строго не наказывать. В конце кабинета заканчивали приготовление своего зелья Ноткин и Каин, и сидели при этом тише воды да ниже травы. Поглядывая на них краем глаза, он заметил, что варевом, не отрывая глаз от рецепта, занимается слизеринец, а его верный напарник сидит, скрестив руки на груди, и просто не мешает ему. «В принципе, «не навреди» — это тоже один из принципов парной работы. Но это совсем не то, чего я хотел добиться. Пожалуй, нужно усовершенствовать методику» — думал Артемий, тоскливо похлопывая кончиком пера по подбородку. Тихий скрип двери отвлек его от размышлений, он повернулся на звук и увидел Грифа, смущенно топчущегося у порога. Лёгким кивком головы профессор пригласил его войти, поднялся из-за стола и ушел в лаборантскую, а его товарищ уже скоро присоединился к нему. — Ну, готова наша приблуда? — Обижаешь. Всю ночь вчера над ним кряхтел. — усмехнувшись, Бурах протянул ему полную бутыль зелья. — Скоро закончит настаиваться, но если Стах завершил свое зелье, можешь сразу подменить флаконы, он, думаю, ничего не заметит. Филин взял его в руки с настолько счастливым видом, словно у него было второе Рождество. — Тём, ты… Да я тебя… Я тебе… Огромное, в общем, спасибо! — рыжий засветился улыбкой и порывисто обнял своего лучшего друга. Артемий тихо засмеялся, с радостью принимая эти объятия. Он всегда готов был на многое ради своих друзей, и каждый раз, когда Медведь заставлял их улыбаться, ему самому становилось хорошо буквально на физическом уровне. Хотя раньше о них с такой отверженной радостью заботилась только Лара. Лара… — Гриш, тут вопрос такой… — начал зельевар несмело, хаотично подбирая слова у себя в голове. — Да, друг, все, что угодно! — Филин был чудовищно оптимистичен, и Медведю стало почти стыдно, что своим вопросом он с огромной вероятностью сотрет радость с лица друга детства. — Ты… — он задержал дыхание, поджимая губы, тряхнул головой и посмотрел собеседнику прямо в глаза. — Ты ведь правда не веришь в то, что Форелька была виновата во всех злодеяниях, которые ей прочат? Это какая-то ошибка, ты знаешь и сам, Лара в жизни никого не обижала, и была добра даже к тем, кто этого не заслуживал. Так с чего бы ей вдруг все это учинять? И нет, смерть капитана Равеля тут вовсе не при чем. Она на такое не способна. Гриша действительно поубавил свой радостный пыл, однако смотрел на Бураха с каким-то непонятным выражением лица, которое зельевар бы описал как «виноватая жалость». — Медведь, я… Уф. Мне очень хотелось бы в это верить, Тём. Я рад, что она сбежала. Нет, пикси зелёные, я даже, можно сказать, этим восхищен! До этой поры не было еще волшебника или волшебницы, способного сбежать из энтого адского местечка. И раз уж она сделала ноги, то пусть бежит куда-нибудь за кордоны, а тут ей теперь не место. Артемий рассвирепел в момент, нахмурился, и Гриф, читая его без слов, поднял ладони в примирительном жесте и быстро заговорил, оправдываясь: — Да не это я в виду имел! Сам рассуди. Кто, кроме нас двоих, рад ей будет? Жизни Форели не будет, пока мы не придумаем, как её оправдать. А это сложно сделать, легче голой жопой в котёл сесть, дело ведь закрыли эти бесы позорные… Зельевар опустил плечи и вздохнул, расслабляясь мгновенно — Гриф дело говорил. — Вот бы хотя бы со Стаха начать, да его в невиновности Лары убедить. — Эх, братуха, его-то в последнюю очередь убедить только удастся. Он же — лоб такой — если вбил что-то в голову себе, так эту гадость и тараном не вынести, только если вместе с головой снять. Бурах невольно посмеялся. Все же, жаловаться друг другу на упрямство Стаса у них уже стало некой доброй традицией. Гриф еще раз сердечно поблагодарил товарища за сваренное зелье. Профессора вышли из подсобки, и Бурах невольно обратил внимание на учеников, которые, судя по времени, уже заканчивали работу над ошибками. На сей раз смирно за партой сидел Хан, пока Ноткин добавлял в состав нарезанную гусеницу и делал огонь потише. «Да» — подумал Бурах. — «Моя методика точно нуждается в доработке».***
Филин ждал полнолуния словно судного дня. Он был рядом со Стахом, когда тот, натянутый от нервов как струна, откупорил бутыль с зельем, чтобы проверить его на наличие бледно-голубого дыма, и радовался как ребёнок когда снадобье оказалось пригодным к употреблению. Гриф симитировал удивление, но радость его была неподдельной — его любимый человек все еще имел шансы на нормальную жизнь. Рубин принимал зелье на протяжении трех дней перед полнолунием, каждый раз морщась от отвращения — оно явно не было на вкус как тыквенный сок. Григорий всячески поддерживал его, старался шутить и вести себя максимально беззаботно рядом со своим любовником, словно их жизнь все еще была прежней: безоблачной, легкой и понятной. Однако вечером, перед ночью превращения, он внезапно заявил, что уйдет, как и раньше, в лес. На что обычно покладистый Филин категорично заявил: — Станислав Рубин, ты покинешь эту комнату, только перешагнув через мой чёртов труп. Не для того ты эту бурду варил, чтобы по ночам шататься по запретному лесу. Набегался уже — теперь дома сиди! После они подрались. Точнее, Рубин пытался отпихнуть любовника, освобождая себе дорогу, а тот колотил его кулаками по плечам и груди. Мужчины хватали друг друга за руки, громко ругались, Гриф разок даже умудрился укусить герболога за нос. В какой-то миг причина склоки была удачно позабыта. Теперь уже Рубин удерживал любовника, накрепко пригвоздив его запястья своими ладонями к стене, целовал горячо, отчаянно, словно отдавая ему последние прикосновения собственных губ, а Гриф отвечал плотоядно, не мог насытиться, прижимался к возлюбленному тесно и требовал большего. Огонь страсти быстро перекинулся на постель, и спустя какое-то время, мокрые, уставшие, они сжимали друг друга в объятиях, и оба глядели тоскливо в окно на то, как небо заполняла темнота. Рубин попросил возлюбленного выйти ненадолго, медленно вставая с постели и сгибаясь так, словно подавлял рвотные позывы. Григорий повиновался безмолвно и скрылся в ванной комнате, через закрытую дверь слыша лишь болезненные стоны, затем — хруст костей, и в конце — тихий скулеж, который, кажется, оповещал о том, что превращение завершено. Грифу еще не доводилось видеть Стаха таким, но в глубине души он верил, что примет своего зверя в любой оболочке. Так оно и получилось. Человекоподобный волк сидел подле кровати, глядя на Филина нечитаемым взглядом. Тот подошел к оборотню, аккуратно протягивая ладонь, погладил густую серую шерсть и не мог не улыбнуться — этого волчару он узнал бы из тысячи. Этой шкуркой Стаха было не скрыть. Преподаватель полётов устало опустился на постель, похлопав ладонью по месту рядом с собой. Волк не шелохнулся, и тогда Гриф постучал настойчивее, послав оборотню требовательный взгляд. Тот все же сдался, медленно забрался на постель и тотчас угодил в объятия Грифа — рыжий просто обнял его, словно тот был большой плюшевой игрушкой. Ночь протекала спокойно, на смену ей пришло утро. Гриф медленно открыл глаза, увидев рядом измученного и бледного после обратного превращения Рубина. Он, судя по виду, не спал уже давно, будто дожидался пробуждения своего благоверного, и тут же завозился, когда Гриша уставился на него сонными глазами. — Я сварю тебе кофе. Белая ладонь мягко легла на его грудь и слегка надавила, заставив лечь на место. Рубин был так слаб после своей трансформации, что Грифу не стоило почти никаких усилий уложить его и подняться самому. — Ну, нет уж. Кофе сварю тебе я. И ты сегодня никуда не пойдёшь, будешь отдыхать и отлеживаться. Я предупрежу всех, что тебе нездоровится. Стах вздохнул с облегчением, глядя с молчаливой благодарностью на свое рыжее счастье. В ином случае он бы не уступил, но на сей раз сил у профессора не было даже на то чтобы спорить. — И да, — вдруг сказал Филин, накидывая домашнюю мантию, — отращивай волосы, Стас. Я уже и забыл, каким лохматым ты можешь быть.***
— Бурах ваш совсем с ума сошёл. Рог двурога, корень мандрагоры. — Ой, мне напомнить, как ваш Данковский ввёл на втором курсе дополнительные уроки латыни, потому что ему не нравилось наше произношение заклинаний? Бодроперцовое. Так, теперь речная вода, ягоды омелы, валерианы, стандартный ингредиент. — Я забыл. — Уроки забыл? — Название зелья забыл. — Вот умора! «Забывчивое зелье» забыл! Ты вообще учил карточки? — Я тебе бодроперцовое загадал, а ты! — Это не я, это карточка такая попалась! Ноткин улыбался, краем глаза наблюдая за песиглавцем Курочкиным и двоедушницей Белкой, которые увлеченно занимались подготовкой к зельям. Впрочем, как и весь третий курс слизеринцев и гриффиндорцев, оккупировавших половину читального зала. Профессор Бурах еще пару недель наблюдал за тем, как ученики старательно даже не пытались работать в парах. Многие пошли по пути наименьшего сопротивления и, как Хан с Ноткиным, просто делили рецепт напополам и готовили по очереди. В итоге результат соответствующий: студенты помнили ровно половину рецепта зелья, чем привели Бураха в лёгкую форму бешенства. Видно, внутри что-то треснуло, терпение лопнуло — Артемий, кажется, и правда садист, раз придумал такой изощрённый способ сблизить враждующих подростков. Но в глубине души Ноткин считал, что эти карточки — вершина педагогической мысли. С одной стороны название зелья, с другой — ингредиенты. Для самых «продвинутых» вроде Спички, который имел неосторожность ляпнуть, что он все это уже знает, была тут же разработана вторая партия карточек, но вместо ингредиентов на обратной стороне был написан краткий, но содержательный рецепт приготовления. — Ну, и дальше что? — кисло спросил Лиза, одной рукой поправляя свою маску песиглавца, а второй, сжимая карточку, продолжал обмахиваться на манер веера. — Дальше мы добавляем яйцо докси. — И? — И зелье станет розовым. — Сначала зелье станет синим, до розового надо еще вываривать. — Да ясен красен, что я его выварю! Мне в розовое зелье надо добавлять потом стрекозиные грудки, зачем мне запоминать, что оно в промежутке станет синим?! — Спичка понемногу начал заводиться, хоть и терпел довольно продолжительное количество времени, ведя себя смирно: на протяжении получаса они ни разу не говорили на повышенных тонах. Вот до этого самого момента. — В. Карточке. Написано… — Лиза, фу. — Каин внезапно встрял в их разговор, понижая накал страстей между этими двумя, ведь песиглавец моментально присмирел и уткнулся в их карточку с зельем. — А ты не отвлекайся. Нам завтра этот конспект сдавать. — обратился он уже к Ноткину, щёлкнув его по носу кончиком пера. — Я за порядком слежу. Вдруг кто-то опять будет драться. — Паша смешно поморщил нос от щекотки и уткнулся в их с Ханом пергамент. Они вели конспект о магических травах, и пока Каин красиво (и что самое главное — узнаваемо!) зарисовывал травы, Атаман рядышком описывал их свойства и знакомые рецепты зелий. Парни работали так близко, что Паша буквально чувствовал дыхание слизеринца на своей щеке, и ребята через раз то и дело сталкивались локтями или нечаянно ударялись лбами, одновременно склоняясь к конспекту. Определённо, Бурах — великий педагог. Результатами своих студентов он был доволен, но не до конца. Подначиваемые духом конкуренции между собой, студенты двух факультетов не просто зубрили материал так, что тот отскакивал от зубов, но и вовлеклись в предмет настолько, что начали невольно требовать у Бураха больше и больше информации. Такими темпами к концу октября они прошли учебную программу, заготовленную Бурахом аккурат до Рождественских праздников, подробно изучили десяток волшебных трав, которые в школьный план даже не входили, но никто из них все еще не мог работать в паре. Почти отчаявшись с этой методикой, которая оправдала не все его ожидания, Артемий решил пойти на крайние меры и объявил, что на следующем занятии их ждет большой экспериментальный тест, и этим создал переполох среди студентов. Все были очень заинтригованы тем, что Бурах придумает на сей раз. За обедом, после которого как раз следовало занятие по зельям, третьекурсники почти не притронулись к еде. Они сидели, уткнувшись носами в свои записи, что-то тихо бормотали, делали пометки, закрывали глаза и хмурились, словно прокручивая информацию в уме. Бурах, с виду совершенно довольный собой, поедал мясной рулет, обмениваясь ленивыми комментариями со Стахом и Грифом, пока пред его столом не предстал разъяренный Данковский. — Что это такое, Бурах? — он, морщась брезгливо, протянул карточку. Артемий, взглянув на нее едва, улыбнулся легко. — Перо филина, три пера павлина, три бородавки большой пурпурной жабы. Это драконий тоник. Стыдно не знать, Данковский. — Нет! — преподаватель трансфигурации рассфирепел сильнее, бросив карточку на стол. — Я не понимаю, почему я отобрал это у моего студента на уроке трансфигурации. На моем уроке, Бурах. Филин тихо хохотнул, закрывая рот ладонями, и тут же заговорил со Стахом, чтобы не подслушивать громкий тет-а-тет преподавателей так открыто. — А в чем проблема? Это моя методика, вот, как ты и хотел — модернизирую обучение. — нагловатая улыбка расцвела на лице зельевара. Ему нравилось изучать строгие черты лица Данковского, когда тот выходил из себя. — Бурах, ты тупой? — он буквально зашипел, наклоняясь к лицу Артемия. — Это карточки по зельеварению. — Так придумай карточки по трансфигурации. Детям будет интересно. Лицо декана Слизерина буквально побагровело, и Медведь решил остановиться, чувствуя, что еще одна реплика заставит преподавателя взорваться. Он подался вперед, аккуратно накрыл ладонь брюнета своей и подмигнул, заговорив тихо: — Ладно, прости. Расслабься. У них сегодня будет тест, а после него — обещаю — больше никаких карточек. Я поговорю с ними об этом и придумаю еще что-нибудь, что не будет так сильно влиять на их процесс обучения. — Уж пожалуйста. — вновь прошипел Данковский и, развернувшись на каблуках, покинул Большой Зал.***
— Нервничаешь? — тихо шепнул Спичка товарищу на ухо. — Нет. — тихо ответил он и вздохнул, убирая свой конспект в сумку. Обед закончился, и ученики принялись вновь расходиться по кабинетам на занятия. — А чего так? — не унимался друг, вставая из-за стола. — А что, есть повод? — нахмурился Ноткин, вставая вслед за ним. — Да-а. — задумчиво протянул тот, кивнув в сторону стола Слизерина. Атаман проследил за кивком Ярослава и улыбнулся невольно, видя, как младший Каин поспешно отводит взгляд, устремленный ранее на него, и начинает что-то хаотично искать у себя в сумке. Взбудораженные предстоящим тестом, ученики заняли свои места. Бурах встал в центр класса и заговорил, медленно вытягивая свою волшебную палочку из внутреннего кармана плаща. — Признаться, на самом деле, я очень доволен вашими успехами. Однако, их все еще недостаточно, чтобы считать задачу нашего курса выполненной. На этом уроке мы сварим самый обыкновенный и хорошо известный вам Гербицид, однако сделаем это необычным способом. Бросив взгляд на Хана и Ноткина, профессор подошел к ним, заставив ребят немного поежиться. — Мистер Ноткин, прошу, вытяните Вашу левую руку. И, мистер Каин, Вашу правую. Парни обменялись встревоженными взглядами, но послушались учителя. — «Инкарцеро». — тихо сказан он, направив кончик палочки к их рукам, и крепкая веревка обхватила их запястья плотным браслетом, ввергнув обоих учеников в состояние легкого шока. — Раз уж вы не хотите работать в паре стандартным способом, почему бы нам не попробовать нестандартное решение проблемы, не так ли? Ноткин продолжал смотреть на Каина большими от удивления глазами, пока Бурах «связывал руки» другим студентам. Хан пришел в себя первым и тихо прошептал, присаживаясь на место и утягивая невольно Пашу за собой: — Как это не прискорбно это признавать, но твоя рука — главная. Надеяться на то, что все пройдет гладко и ты будешь беспрекословно подчиняться моим инструкциям — утопично. Потому основное мое требование к сегодняшнему эксперименту — прошу, если нужно будет что-нибудь резать, оставь мои пальцы целыми. Атаман растерянно закивал, опуская взгляд на их скованные ладони. Пальцы у Каина были правда красивые, изящные, идеальные — словно вытесанные из мрамора. Гриффиндорцу очень не хотелось портить это великолепие. — Слушай, Спичка, может ты просто выпьешь умиротворяющий бальзам? Ну что ты дергаешься? От размышлений Ноткина отвлек капризный голос Лизы. Он обернулся, чтобы проверить этих двоих и не смог удержаться от улыбки. Спичка, почему-то донельзя смущенный, все ерзал на своем стуле, не зная, куда деть обе руки, а Лиза, крепко обхватив пальцами связанной руки его ладонь, держал палочку в левой и пытался наколдовать воды для зелья. — Что же, по крайней мере, у нас ладить получается лучше, чем у них. — Каспар снова заговорил с ним и Паша обернулся к напарнику, которого он почти перестал воспринимать как соперника. Несмотря на то, что они тоже были связаны, Ноткин очень старался не касаться своими пальцами ладони песиглавца, но быстро устал держать руку, изгибая запястье под этим углом. Хан заметил это, молча посмотрел на веревку и аккуратно повернул ладонь тыльной стороной вниз, раскрывая перед гриффиндорцем ладонь. Паша посещал занятия по прорицаниям, и хоть Сабурова, едва взяв его ладонь в свою, покачала досадливо головой, предрекая юноше раннюю смерть, парню нравилась хиромантия, которую они начали изучать. Атаману хотелось коснуться линии жизни, провести по линии судьбы младшего Каина, но он просто опустил руку на его раскрытую ладонь и задержал дыхание, переплетая пальцы. Хан удостоил его своей легкой улыбкой, охотно сцепив пальцы в замок. Что-то странно заныло в животе Ноткина, но и тут слизеринец не дал ему уйти в размышления, щелкнув перед его лицом пальцами свободной руки и кивнув на котелок. — Давай сделаем их всех и покажем, что мы лучшие. — внезапно выпалил Ноткин, взмахивая палочкой и наполняя котёл водой для зелья. Каспар благосклонно кивнул и подал ему хребты рыбы-льва. За весь урок они не проронили ни слова, работая как одно целое: толкли рыбьи хребты в ступке, добывали сок мурлокомля, нарезали флоббер-червей. Им не нужно было говорить, каждый знал, когда зелье нужно помешать, усилить огонь, или, напротив, немного его убавить, оба были нацелены на общий результат, и старания себя окупили. Бурах признал, что это лучший Гербицид, который когда-либо варили в этом классе при нём. Остальные ученики тоже постарались на славу — ни один человек в классе не получил отметики ниже чем «Выше ожидаемого» и зельевар буквально сиял, переполненный гордостью за своих подопечных. На ужин третьекурсники отправились в весьма приподнятом настроении. Запястье Ноткина, до этого скованное путами веревки, немного саднило, но в целом впечатления после урока были волшебными — он словно все еще ощущал ладонь Хана в своей. В Большой Зал неожиданно для всех впорхнула почтовая сова с конвертом и сразу направилась к директору. — Как странно. — пробормотала Мишка, провожая её взглядом. — Явно не время для утренней почты. Ноткин кивнул и посмотрел на старшего из Каиных. Он быстро вскрыл письмо, пробежался глазами по строкам и нахмурился, поднимаясь из-за стола. — Я прошу вашего внимания! Студенты моментально затихли. Георгий сразу продолжил: — Мне только что доставили известие от наших Властей о том, что небезызвестная Лара Равель была замечена на пути в Хогвартс. Они приказали не паниковать, ведь ничто не угрожает вашей безопасности — сюда уже выслали отряд дементоров для охраны школы. — Беглая преступница направляется сюда? Зачем? Что за дементоры? — вопросы Ноткина посыпались как из рога изобилия. Он взволнованно поглядывал на своих друзей, которые от шока даже побелели, а после бросил взгляд на стол Слизеринцев. Каспар, положив руку на плечо Лизы, что-то шептал ему, а сам песиглавец выглядел так, словно был готов разрыдаться. Ноткин сглотнул. «Ни года без приключений, я понял».