***
— Украина, а ты знал, что мы с тобой принадлежим Италии?— спрашивает девушка, переворачивая страницу старой газеты, что лежала на полу вагона и которая уже успела покрыться приличным слоем пыли,а так же местами выцвести. — Чего? — переспрашивает украинец, который всё это время лежал в углу вагона на мягких мешках и делал вид, что спит. — Сам посмотри, — отвечает Беларусь, протягивая парню газету, открытую на нужной странице, — Здесь говорится о том, что наши территории отошли под контроль Фашисткой Италии.... О, а Польша забрал себе земли Латвии. Финляндия.... Предатель. Хорошо устроился. Но почему отец ничего нам не говорил? Взяв газету в руки, украинец бросил на девушку недоверчивый взгляд, а после принялся читать написанное, постепенно сменяя своё хмурое выражение лица сначала на уливлённое, а после и на злое. — Смотрика, а сам-то забрал себе более лакомый кусок. И как только его союзники согласились на такое? Больше половины территории отца забрал. — Забавно это слышать от тебя. — А что? Отец законный владелец этих земель. И я не виноват в том, что он пообещал эту огромную территорию отдать мне в будущем. Наш брат ведь умер ещё в детстве. — Какой же ты всё-таки..... Мххх, — не найдя нужных слов, белоруска лишь злобно стиснула зубы и согнула пальцы на руках, словно они являлись когтями, — Мы сейчас думаем о будущей ситуации, а тебя волнует лишь твоё будущее наследство. К тому же, я слышала, что отец и на Сербию со Словенией возлагает большие надежды. — Что ты имеешь ввиду? — Ничего, — с обидой в голосе отвечает она, отворачиваясь в противоположную сторону от брата, — У нас сейчас совершенно другие планы. Ты вообще решил, что мы будем делать, когда прибудем в Москву? — Нет, если честно. Даже не имею представления о том, что нас там будет ждать. — Понятно всё с тобой, — нахмурив брови и обняв себя руками, Беларусь на миг замолкает и устремляет взгляд на свой кулон, что заметно выделялся на тёмно-серой вязанной кофте. Маленькая, кривая и кособокая птичка с расправленными крыльями, сделанная из белой глины и выкрашенная жёлтыми и красными красками. С самого детства она носила эту странную безделушку, которая даже и не была украшением. Это потом в ней СССР просверлил отверстие и продел нитку. Девушка сама не знала почему, но эта странная поделка сразу запала ей в душу в пятилетнем возрасте, от чего она сразу же потянулась к ней ручками, как только увидела, но СССР не горел особым желанием ей её отдавать. Потом она узнала, что эту поделку сделал её погибший брат и она была очень дорога отцу как память. Это единственное, что успел сделать Россия. Если честно, то Союз очень сомневался в его умственных и физических способностях, поэтому слепленная его маленькими дрожащими ручками птичка была самым настоящим чудом, — А ты не помнишь Россию? — Россию? — с удивлением переспрашивает славянин, уставившись на сестру своими изумрудными глазами, — Не особо помню каких-то моментов вместе с ним. Я и сам был очень маленьким. Помню лишь то, что он постоянно лежал либо же сидел на одном месте. Даже не двигался, чтобы взять что-нибудь. Вот посадит его отец на диван, а он сидит смирно и даже не двигается. Может это так казалось моему детскому сознанию? — задаётся вопросом парень и слегка улыбается, — Я даже не помню, как он выглядел. Как все дети. Он был очень болезненным, поэтому его судьба была вполне предрешена, — заметив омрачённый взгляд своей сестры, он тут же начинает отрицательно мотать головой, вытянув одну руку вперёд, — Это слова отца. Отец рассказывал мне о том, как сильно Россия кричал по ночам от боли. Рассказать тебе кое-что? — грустная улыбка на лице брата больно резанула Беларусь по сердцу, но она лишь утвердительно качнула головой, обхватив рукой свой кулон и прижав его ближе к своей груди, — Как-то отец даже сказал мне... Ну, не в обычном состоянии, а когда немного перебрал самогонки, — уточняет он, зная, что такой факт может оказаться тегчающитм обстоятельством для отца, — В общем... Он сказал мне, что он даже в какой-то степени рад тому, что Россию нашёл Третий Рейх.... Что тот явно не стал церемониться с ним, поэтому быстро избавил его от мучений.***
Прислонившись лицом к окну большого и просторного тамбура, где пассажиры могли спокойно покурить, поговорить друг с другом и отвлечься от наскучивших проблем, Россия с замиранием в сердце смотрел на завораживающие виды долин, что расскрывлись перед ним, показывая всю свою красоту. Вот заснеженная равнина, что под лучами красного солнца, начинала переливаться золотом и серебром, временами ослепляя русского, который пытался тщательно всё это разглядеть. В далеке сверкали молочные верхушки величественных гор, которые выглядели настоящими великанами, державшими на своих хребтах небесное, тяжёлое полотно вместе с горящим солнцем и еле заметной луной, которая явно ошиблась временем суток и решила выйти из своего царства чуточку раньше, потеснив свою золотистую сестру. Заметив на белом ковре медленно плывущую тень, славянин тут же поднимает свой взгляд вверх и открывает свой рот в нескрываемом восхищении, стоит ему увидеть летящий дирижабль. Всё так ново и необычно для него. Это первое настоящее приключение для него, где он впервые выбирается так далеко от своего родного дома и направляется прямиком в неизвестность. Что его там будет ждать? Новые знакомства? Новые познания и интересы? От одной лишь мысли о том, что он вскоре встретится с новыми городами и людьми, его голова начинала идти кругом, а сердце бешено биться. А если ещё учесть и тот факт, что те неизведанные территории отец целиком и полностью подарит ему.... Кажется, что он сейчас с ума сойдёт от такого потока информации. Но и слова Рейха о том, чтобы он был аккуратным, не выходили из мыслей славянина. Ему нужно быть готовым к тому, что не все люди и города с радостью примут его.... Когда-то всеми этими землями управлял СССР, который незаконно их захватил и вёл жёсткую пропаганду. Вот все и поверили ему... Он сломал их волю, заставил подчиниться ему. — Вот ты где. А я тебя по всему поезду ищу. Тёплые руки вмиг обвивают его талию и заключают в крепкие объятия. Следует невесомый поцелуй в затылок, а после и в шею. — Моё маленькое сокровище, — шепчет в самое ухо, заставляя русского сжаться и по-милому улыбнуться, прикрыв глаза от приятного чувства. — А ты — моё большое сокровище? — резонно спрашивает Россия, подняв голову вверх, желая посмотреть на отца, стоявшего за его спиной и крепко обнимающего его, — Просто мне надоело сидеть на одном месте, — уже более устало продолжает он, протирая пальцами правой руки свои глаза. — Потерпи ещё чуть-чуть. Скоро мы приедем. — Сколько ещё по времени будет занимать поездка? — Ещё три дня, — взяв своего малыша за подбородок, Рейх аккуратно поворачивает его голову лицом к себе, а после нежно целует в щёку, пытаясь хоть как-то приободрить, — Устал, — тихо шепчет он, оглаживая большим пальцем нижнюю губу своего малыша, — Непривычно долго для тебя, — его голос гипнотический и успокаивающий. Россия полностью прикрывает на нём свой взгляд, не смея даже отвернуться от него, — Скоро тебе придётся постоянно так ездить, но... Я всегда буду рядом с тобой. — Постоянно? — Да, как правителю, — новый поцелуй, но на этот раз прямо в губы, — Пойдём, малыш. Это место предназначено для курения, а табачный дым для тебя не очень полезен. Может ты хочешь есть? Рейх действительно волновался о том, что любые резкие запахи, а уж тем-более сигаретный дым или запах табака могли ухудшить состояние России, поэтому и он сам полностью отказался от этой пагубной привычки, понимая, что малыш будет вдыхать его запах, который остался во рту или на одежде. Было очень сложно. Мозг требовал никотина, а ночами и вовсе случалась ломка по свежему и столь ароматному табаку, но мужчина понимал, что для того, чтобы полностью оградить русского от вреда, нужно было и самому стать полностью безвредным. Он помнил о том, что Италия даже смеялся над ним, говоря, что этот ребёнок сделал его мягким и заставил полностью измениться. Что ж, в чем-то Италия действительно был прав. Рейх действительно изменил себя в более лучшую сторону. Но стал ли он мягким? Нет... Никогда. И это он доказывал не раз... — Нет, этого не нужно. Отмахнувшись от очередной добавки в виде супа с морепродуктами, которую ему активно предлагал персонал поезда, Третий на миг отворачивается и переводит взгляд на окно. Кажется, они сейчас проезжали Польшу. Их путь предстоял до Эстонии, а уже оттуда они могли выехать на территорию России и уже более спокойно добраться до Москвы, сделав несколько небольших остановок в других русских городах, в которых Третий был абсолютно уверен. — «Польша, Польша», — мысленно произносит он про себя, не сводя глаз с окна. Хоть Третий и не доверял ему, но зато поляк был ценным информатором и именно благодаря этому ему удалось сохранить свою жизнь на неопределённый срок. Ищет выгоду везде. Пристраивает свой зад туда, где ему будет более безопасно. Воевал на два фронта, а когда понял, что сила на стороне Рейха, то просто переметнулся к нему, пообещав сообщать нужную информацию. Тогда нацист не знал о том, какая судьба ему уготована, поэтому согласился отдать поляку часть русских территорий после войны, чему Польша был безумно рад и с нетерпением ждал этого момента. Однако... Третий привязался к маленькому России и решил полностью оставить его к себе, при этом не желая даже ничего объяснять старшему славянину. Казалось бы, что вполне рядовая ситуация — страна победитель решила забрать себе самый сладкий и большой приз. Но... Рейху казалось, что Польша начинает что-то подозревает насчёт России. Он затаил некую обиду на немца, а значит рано или поздно начнёт копать до истины. Недовольно хмыкнув, Рейх берёт со стола большую граненую кружку, до краёв наполненную пивом, и отпивает от неё совсем немного. — А можно мне тоже? Нацист на несколько секунд прикрывает глаза и медленно оборачивается к своему сыну. Вновь открывает глаза и устремляет свой строгий взгляд на его довольное лицо. — Тебе ещё рано, — подмечает он, довольно улыбнувшись. Вновь преподносит тяжёлую кружку к своим губам и отпивает белую вкусную пенку. — Но ведь.... Я уже не совсем маленький. Уловив смысл сказанного, Третий вновь на миг замирает и делает серьёзное выражение на своём лице, хотя в душе он улыбался как чеширский кот, понимая, что его малыш становится более открытым для него. — Что ж, в этом ты совершенно прав. Держи, — сказав это, ариец тут же протягивает ему свою кружку, — Но только сильно не переусердствуй. Оно очень крепкое.***
Прошлое
Кап. Кап. Кап. Очередная капля срывается с потолка и стремительно направляется вниз, где ударяется об пол. Кап. Раздражает. Сделав очередную затяжку и выдохнув едкий дым серого цвета, Рейх преподносит окурок к бетонной стене и тушит его об неё, а после бросает на пол. Кап. Злобно прорычав и с силой сжав зубы, он молниеносно достаёт складной нож из кармана и одним ловким движением раскрывает его, а после со всей силы бросает вперёд. Холодный металл молниеносно проносится рядом с тёплой кожей и вонзается в стену, войдя в неё почти наполовину. — Так ничего и не скажешь? — А что мне тебе сказать? — схаркнув кровь, которая уже успела скопиться во рту из-за выбитых зубов, пленник лишь бросает на него злобный взгляд и сжимает связанные за спиной руки в кулаки, — То, что ты гнида? Думаю, что это ты и сам прекрасно знаешь. — Не переживай, с твоим острым языком ещё разберусь, но... Для начала ты должен мне поведать мне одну важную информацию. Сложив руки за спиной, Третий начинает неспеша подходить к убитому деревянному столу, на котором виднелись царапины и различные углубления, которые оставили после себя предыдущие пленники, пока нацист бил их головой и лицом об деревянную поверхность. Лампочка, от которой практически не было никакого толка, с перерывами мерцала, то освещая помещение, то на долю секунды погружая в темноту. — Курск, ты ведь понимаешь, что всё завершилось проигрышем Союза? Поэтому советую тебе научиться разговаривать со мной более ласково. Теперь я ваш хозяин. — Схера-ли? СССР жив. И пока он жив, ты не имеешь никаких прав на эти земли. — Ну, скоро я изменю это правило. Недолго осталось. А что насчёт Союза? Хм, я действительно сглупил, позволив ему жить, но... У меня есть его ребёнок. Твоя республика. — Пиздишь... Сукин ты сын, — город резко рванул вперёд, желая добраться зубами до глотки немца, но тот оказался слишком далеко от него, да и верёвки на его теле не дали ему шанса подняться. — Я ведь предупреждал тебя быть со мной ласковым? Видимо придётся тебя наказать. Твой острый язычок тебе явно мешает. Сказав это, Рейх совершает молниеносный рывок и хватает пленника за горло мёртвой хваткой. Дёргает его словно тряпичную куклу и отодвигает от стола вместе со стулом, словно тот весил как пушинка и не заставил нациста даже приложить усилий. Сев на него сверху и прижав своим тазом его бёдра, немец уже переводит всё своё внимание на его лицо и губы. Хватает того за челюсть и с силой надавливает на щёки пальцами, чтобы Курск приоткрыл рот и дал ему доступ к зубам и языку. — Тссс, я ведь предупреждал? Хищно улыбнувшись и вытащив нож из стены, Рейх не спеша подносит его к губам мужчины и слегка царапает их кончиком лезвия, заставив того дёргаться более активно, пытаясь выбраться из его мёртвой хватки. — Теперь я ваш хозяин.***
Включив кран и настроив температуру воды на более комфортную для себя, немец начинает медленно смывать со своих рук кровь, что алыми каплями стекала с его кистей, окрашивая воду в красноватые оттенки. Набрав прозрачную и освежающую жидкость в ладони и умыв ей уставшее лицо и протерев глаза, Третий поднимает свой взгляд на зеркало и осматривает своё отражение. Да, война изрядно потрепала его. Чёрт, и рубашку испачкал. — Папочка? Он слабо вздрагивает, стоит услышать детский голос позади себя. Обернувшись, немец видит стоявшего в дверном проёме маленького Россию, который со страхом смотрел на него, не сводя своих голубых глаз с окровавленной одежды. — Ты поранился? — по-детски невинный и такой наивный вопрос. — Нет, всё хорошо, — отвечает Третий и вновь возвращается к умыванию лица, — Просто друг поранился и я решил ему помочь. — Всё будет хорошо? — следующий добивающий вопрос. Чёрт, русский действует точечно, но попадет прямо в цель. — Да, всё будет хорошо. Разве ты не веришь мне? Выключив воду и вытеревшись полотенцем, мужчина подходит вплотную к мальчику и садится напротив него на корточки, стараясь оказаться с ним на одном уровне. — Просто доверяй мне.