***
Хелена осмотрелась по сторонам, бессмысленно крутя ложку в руках. Это утро в Хогвартсе было таким же, как и все предыдущие. Сонные, весёлые ребята шумными потоками собирались на завтрак в Большом зале, поправляя на ходу прически, бормоча себе под нос заученные магические формулы, переживая о невыученных уроках. Не зная, даже не представляя себе, что сегодняшней ночью мир, находящийся за стенами Хогвартса изменился! Хелен была в доме Стивенсонов. Нападение на семью маглов, состоявшееся этой ночью, имело явное отношение к деятельности Пожирателей. Впервые в небо была выпущена Тёмная метка, впервые они заявили о себе практически открытым текстом! Магловская полиция считала, что это дело рук маньяка. И с этим трудно было спорить. Вот только она отлично знала, что это был за маньяк. И его действия были хоть и отмечены печатью безумной жестокости, но имели определённую цель. И цель эту нужно было узнать. Узнать и предотвратить. Теперь она знала. Хелена опустила взгляд и безынициативно повозила ложкой по остывающей овсянке. Есть не хотелось совсем, и это не удивляло её. После сегодняшней ночи ей казалось, что аппетит вообще никогда не вернётся к ней. Она… не предполагала, что всё начиналось именно так. Знай она, что ждёт её в доме Стивенсонов — заперлась бы в подвале у Аберфорта и не вышла бы, пока не кончились все его запасы. Но ей неоткуда было узнать это. Никто не рассказал ей этого. Никто не предупредил. И сейчас, сидя между хмурыми одноклассниками, читающими утреннюю газету, Хелена поняла, почему ей не говорили об этом ни Сириус, ни Римус. Они сами не знали. Не поняли, что именно смотрело на них с первой полосы «Пророка». Знал только Северус, там, в будущем, потому что наверняка проходил через это сам, со стороны Пожирателей, разумеется. Но в тот момент рассказать ей такое… конечно, он умолчал, стараясь сохранить её психику. — Снова нападение, — вздохнул Поттер, откладывая газету. — Ты позволишь? — кивнула Хейл на бегло просмотренный Джеймсом «Утренний пророк». Их с Флёр экземпляр первой взяла мисс Ренуар, но из-за языкового барьера или из-за шока, француженка читала номер дольше Поттера. Передовицу уродовал колдоснимок Чёрной метки, хищно извивающейся над аккуратным двухэтажным коттеджем. Но внимание Хелен привлекло не изображение, а заголовок. Большие буквы над статьей складывались в слова: «Новое нападение! Преступник оставил аврорам шараду на зеркале в ванной и светящийся в небе символ.» Хелен почувствовала, как начинают обугливаться от гнева края газеты под пальцами, и сделала глубокий медленный вдох. Успокоиться, ей нужно успокоиться. Интересно, символом чего газетчики посчитали череп с извивающейся змеёй во рту? Приличного ничего на ум не приходило. Неудивительно, что юные умы, захваченные другими идеями, проскочили мимо этого важного момента! Далее в статье писалось о жестоком убийстве отца семейства, и об исчезновении или побеге его жены с ребёнком. В конце статьи этот прибитый морозом на всю голову детектив выдвигал теорию о том, не сама ли миссис Стивенсон убила мужа, запустила знак в небо, чтобы запутать следствие, и смылась с ребёнком. Видимо, к концу статьи автор уже забыл, что мадам Стивенсон была маглой. Прилагался и второй снимок, на котором был запечатлён мёртвый мистер Стивенсон, лежащий на полу своей собственной гостиной. Фотограф пожалел зрителей, выбрав ракурс, с которого мужчина смотрелся почти нормально, только был чрезмерно бледен, особенно на фоне красного ковра. Но Хелен знала, что на самом деле ковёр был бежевым, так хорошо сочетающимся с мебелью в гостиной. И только огромное кровавое пятно, расползающееся вокруг мистера Стивенсона и его лежащих по соседству внутренностей придавало ему гриффиндорскую окраску. К горлу Хелен снова подступила тошнота. Ей казалось, что она ощущает запах, пропитавший гостиную Стивенсонов: рвоты, крови, испражнений и тёмной магии. Она сама пахла так! Это не могло быть правдой: она провела обряд очищения, и если и носила на себе аромат, то это был дым и травы. К тому же, Хелен потом часа полтора оттирала тело и волосы разнообразными пенами, зельями и гелями, но она чувствовала это запах! От платья, от волос, от окружающих. Перед глазами рыжей ведьмы вновь предстал узкий залитый холодным светом луны коридор, пол которого покрывала кровь. Нет! Не сейчас! Хелена с трудом сфокусировала взгляд на сидящей напротив Лили. Староста Гриффиндора была бледна, и смотрела на газету так, будто та могла ужалить её. — Эванс! — окликнул её Джеймс, оторвавшись от поедания яичницы. — Ты чего так испугалась? Сюда эти сумасшедшие не проберутся, это точно! Однако его слова не слишком успокоили Лили, она быстро сложила газету, кинула её в сумку и направилась к выходу. — Куда это она? — Поттер растерянно проводил взглядом удаляющуюся рыжую копну волос и перевёл взгляд на сидящего с отсутствующим видом Сириуса. — Я же ничего такого не сказал. Не будь ситуация столь мрачной, Хелен позабавило бы его огорченно-возмущённое выражение лица. Но сейчас смеяться не хотелось. — Не всё в этом мире вертится вокруг тебя, Джеймс, — устало произнесла мисс Хейл. — Лили наверняка пошла писать письмо своим родителям. Она боится за них. И чувствует себя виноватой. К её удивлению, Поттер отнесся к этому заявлению серьёзно. Нахмурив брови, он озадаченно взглянул на неё. — Но ведь её родители должны быть рады, что дочь под защитой Дамблдора! Что ей ничто не угрожает. Отец всегда говорил, что дети — самое уязвимое место, что многие волшебники совершают преступления под угрозой безопасности их семьям. — А раз Лили в безопасности, то и им должно быть проще сопротивляться давлению. Они — взрослые люди! — поддержал друга Сириус, хотя где-то внутри всё заныло от этой темы. За кого будут переживать его собственные родители, если вся эта ситуация зайдёт достаточно далеко? Он перевёл взгляд на стол Слизерина и сжал зубы от гнева. Регулус с каменным лицом читал «Пророк», но глаза его возбужденно блестели. Чему он радуется? Что творилось в голове его младшего братца? Он ничего не понимает! Ничего! — Разумеется, родители рады, — вздохнула Хелен, чувствуя легкое раздражение, прорывающееся сквозь пелену ее апатии и усталости. — И это им очень поможет, когда к ним домой придут Пожиратели смерти! Эвансы тут же прогонят их шваброй или закидают сковородками! — Почему сковородками? — Сириус с трудом оторвал взгляд от Регулуса и чуть ли не обвившейся вокруг него Гринграсс и, нахмурив лоб, воззрился на Хелен. — Потому что, к твоему сведению, не у всех вокруг дома возведены Двенадцать кровных щитов Мерлина, — тихо, так чтобы её услышали только Мародёры, произнесла Хейл. — Родители Лили — маглы. А она, хоть и совершеннолетняя, не может наложить даже простейшие отводящие внимание чары, хотя толку от них при настоящем нападении не много. В лучшем случае — фора в пять минут. Но будь у них портал… Джеймс закусил губу, обдумывая услышанное. Сириус бросил на Хейл тяжёлый взгляд, сжав серебряную вилку. Его лицо помрачнело ещё больше. Хелена сжала холодными пальцами виски и легонько помассировала их. Люпин невидящим взглядом смотрел на кувшин с соком. Пальцы его неосознанно отщипывали кусочки от пирога с почками, и скоро на краю тарелки возвышалась целая груда крошек. И тут Хвост, не выдержав мрачного молчания, решил спасти положение, обратившись к Хелен. — Но ведь маглов тысячи, кого интересуют именно родители Лили? Беспричинная ярость вскипела в груди у Хейл, поднимаясь к горлу и оседая на внутренних стенках гортани неопрятными горькими хлопьями, собирающимися в грубые и резкие слова. Девушка поднялась на ноги, сунув потрепанный «Утренний пророк» чуть ли не в нос Питеру. — А Стивенсоны, по-твоему, кем были? Фестралами? Маглы, породившие ребенка-волшебника! Чем не цель для атаки?***
Солнце щедро заливало светом по-летнему зелёную поляну, начинающие желтеть кроны деревьев и сверкающую чистейшей россыпью колышущейся ряби поверхность озера. Хелен прижалась спиной к стволу любимого дерева и зажала рот рукой, стараясь заглушить рвущиеся наружу всхлипы. Она не помнила, как оказалась тут. Вроде бы только что она шипела на Петтигрю, тыча ему в лицо смятой газетой, а в следующий момент уже сбегала с крыльца, преследуемая эхом собственных шагов, всё ещё раздающихся в пустом холле. И вот — она снова здесь. На том же месте, где провела большую часть утра. Статья! Это всё чертова статья в «Пророке»! «Новое нападение! Преступник оставил аврорам шараду на зеркале в ванной и светящийся в небе символ.» Глупость! Какое беспечное искажение информации! Шарада! Они назвали это шарадой! На зеркале ванной комнаты действительно было оставлено послание. Крупные красные буквы, неровными каракулями ложились на стекло, а нижний их край был сплошь в потеках. Надпись гласила: «Магия — сила.» Мистер Стивенсон не понимал, почему эта надпись так важна, и всё же, он очень старался написать всё красиво, даже попробовал пририсовать красивые завитушки, но это была непростая задача, учитывая, что второй рукой ему приходилось придерживать собственные внутренности. Внутренности, которые он сам себе и выпустил. Верхняя губа жрицы приподнялась, обнажая зубы, словно в оскале. Империус. У этого заклинания был особенный, гнилостный запах, к которому примешивался след магического отпечатка волшебника, накладывающего заклятие. Этого Пожирателя Селена не знала, но, без сомнения, узнает при встрече. Она считала этот отпечаток с места, где лежало тело хозяина дома, просканировала кончиками пальцев, чтобы создать фантома, и запомнила его. Жрица ещё раз обвела глазами ванную комнату, сохраняя в памяти воссозданный образ умирающего мужчины, пишущего кровью один из лозунгов Пожирателей, и моргнула, отпуская уже ненужный фантом. Мужчина тут же исчез, но на белоснежном кафеле пола появились кровавые следы, несколько раз переступившие с ноги на ногу, а затем обогнувшие жрицу и вышедшие в коридор. Селена медленно последовала за ними, ощущая его нарастающую агонию. Она шла босиком, как и полагалось при прощупывании пространства, и её стопы ощущали боль и ужас подвергшихся нападению менее суток назад хозяев дома. Она слышала их крики в гостиной, шум борьбы, смех Пожирателей. Каждый сделанный вперёд шаг открывал для неё новые кровавые картины. От гостиной несло отвратительнейшими тёмными заклятиями, и если бы только ими… Круциатус пах кровью и болью. Невидимые человеческому глазу борозды от него покрывали усыпанный осколками хрусталя пол гостиной, по которому металась, раня себя ещё больше, подвергшаяся проклятью женщина. Ей досталось не менее семи сеансов, от трех разных Пожирателей. К слову сказать, Алисе Долгопупс в своё время хватило десяти, чтобы покинуть свой собственный разум. И Селена искренне желала миссис Стивенсон последовать примеру Алисы, чтобы не понимать, что происходило дальше. Не понимать и не чувствовать. Сладкий и свежий Эннервейт применялся к ней дважды, возвращая к реальности стремящийся к благословенному забытью мозг. Первый раз — после шестого Круцио, потому что последнему новичку нужно было тоже показать своё владение этим заклятием. Второй — когда Рудольфус потребовал изобретательности в демонстрации Первого Непростительного. На свою беду, Моника Стивенсон была достаточно красива, а её психика была слишком крепка. — Империо! — и группа людей в чёрных мантиях заходилась от смеха, наблюдая, как мистер Стивенсон с блаженной улыбкой бьется головой о дверной косяк, оставляя на нём кровавые следы. — Что ты делаешь? Джон! Прекрати! Ты слышишь меня? — кричала миссис Стивенсон. Но она не могла перехватить контроль над его разумом… — Империо! — мерзко ухмылялся Кэрроу, стараясь переплюнуть своего коллегу. — Ай-ай-ай, Джон! — Он поцокал языком. — Почему здесь такой беспорядок? Гости на пороге, прибери это. Когда фантом Джона Стивенсона подполз к опрокинутой вместе со столом швейной шкатулке жены и набрал горсть рассыпавшихся иголок и французских булавок, поднеся её ко рту, Селена не выдержала и выбежала в коридор. Она не могла смотреть на это. Пусть Дамблдор ругается, кричит и стыдит её, пусть проклянет, но она не могла смотреть на это! Истошные крики Моники сотрясали пространство, стены качались в разные стороны. Нужно было выйти из «тени». Нужно было прийти в себя перед новым погружением, но у неё не было на это времени. — Ну что же ты, Джон? — донесся голос третьего новичка. — Моника расстроится, что ты спрятал её иголки. Достань их, порадуй её. Даже не находясь в гостиной Селена знала, что Джону протянули нож. Тот самый, который он схватил на кухне, надеясь защитить свою семью. А потом отправили писать лозунг на зеркале ванной комнаты… Селена поёжилась, вспомнив искусственную блаженную улыбку на лице мистера Стивенсона, когда он делал это. В коридоре жрице пришлось на какое-то время остановиться, пытаясь выбрать из моря информации нужное. Работа была кропотливой, поскольку мракоборцы, прибывшие толпой и проверившие здесь всё перед нею, махали палочками направо и налево, сканируя помещение, выявляя всё, что только могли. И теперь Селена чувствовала себя следопытом, выискивающим следы одной — единственной лошади на дороге, где прошло стадо бизонов. Она снимала информацию слой за слоем, пытаясь поймать момент. Касалась стен, косяков, и вот, наконец, взявшись за перила лестницы, ведущей в спальни наверху, Селена вновь услышала отчаянный женский крик. Знакомая судорога ужаса пронеслась под подошвами, и рука Селены крепче сжала перила. Она не хотела подниматься выше. Не хотела смотреть, что происходило в спальне, до того как женщину уволокли в гостиную на пытки. Хотя… зная Рудольфуса, следовало ожидать худшего. Но даже оброненная в азарте пыток фраза могла стать ключом к следующей, пусть маленькой, победе Ордена. Переступив порог спальни, Селена сразу поняла, что Пожиратели даже не входили сюда. Не было нужды. Приподнятое с одного края покрывало, сдвинутый прикроватный коврик, опрокинутый пуф — слишком незначительный беспорядок для Пожирателей. Супружеская спальня казалась такой чистенькой и аккуратной… Только мёртвые цветы в горшках на подоконнике и гнилостный запах Империуса выдавали истинный масштаб трагедии. Стоило Селене шагнуть в «серую» зону, она увидела белокурую женщину, которая сама выглянула из своего убежища под кроватью. — Всё в порядке, Джон? — прошептала она и выползла из-под кровати уже по пояс. — Ты ранен! — Всё хорошо, Моника. Всё хорошо, — Джон Стивенсон наклонился к жене, и та доверчиво потянулась к нему, обнимая за шею. Но вместо того чтобы обнять и успокоить трясущуюся от ужаса женщину, мистер Стивенсон резким движением выдернул её из-под кровати, оцарапав о край бедро. — Всё хорошо, Моника. Эти джентльмены хотят поговорить с тобой. — С широкой улыбкой продолжал Джон, утягивая за волосы навстречу гогочущим ублюдкам в масках сопротивляющуюся жену. — Джон, прекрати! Что ты делаешь, Джон?! Джо-о-он! Селена не двигалась, пока фантомы супругов Стивенсонов не покинули этаж. Она уже видела, что именно делал Джон, подчиненный чужой извращённой воле, и повторять сеанс не имела ни малейшего желания. Крики Моники, на самом деле затихшие много часов назад, рвали Селене барабанные перепонки. Хотелось броситься вниз и спасти их обоих, не важно как, но обязательно спасти. Не зря же её распределили на Гриффиндор. Но всё, что она видела сейчас, было не более чем отпечатком, оставленным ужасом, болью и чёрной магией. Отпечатком, оставленным «в тени» — месте обиталища призраков, куда могли входить по желанию жрицы. Единственный способ помочь Монике, если ещё не поздно — вычислить её настоящее местопребывание. Подойдя к следующей двери, Селена остановилась. Дверь вскрывали простейшей Алохоморой, и жрица узнала этот магический отпечаток. В голове зашумело. Нет! Только не она! Селена торопливо толкнула дверь, забыв, что всё уже произошло, и она ничем не может помочь ребёнку, и остановилась. В комнате было пусто. Никаких заклинаний. Никаких пыток. Только обжигающий след ярости Беллатрисы вёл к распахнутому окну. Селена подошла к подоконнику, перегнулась на улицу. Магия. Лёгкий след чистой, светлой, хоть и разбуженной страхом, магии. Ребёнок сбежал! Скорее! Ещё не всё потеряно! Селена кинулась вниз из окна, на секунды приняв свою анимагическую форму. По вибрирующим от страха следам ребёнка пробралась за кустами, цепляясь плащом за всё подряд. Она почувствовала, когда покинула черту заглушающего купола. Ещё бы, Моника так кричала, не окружи они дом чарами, полиция бы приехала через несколько минут, а эти ублюдки не торопились: смаковали событие. Где-то позади Селена слышала голос Кингсли. Она и забыла про свою группу прикрытия, которую оставила снаружи, чтобы ничто не мешало ей читать пространство. Ей бы подождать их, объяснить им всё, но вдруг именно в эту секунду мальчишку пытают? — Стой! — Бруствер, возникнув в шаге от жрицы, схватил её за руку, разворачивая к себе лицом. — Куда ты? Там может быть ловушка! Селена рванулась, пытаясь освободиться. Но куда там… Тогда она резко развернулась к аврору и зашипела. Капюшон соскользнул с её головы, и Кингсли невольно отшатнулся, когда на него с лица Селены взглянули огромные светящиеся глаза. Жрица ещё раз рванулась и замерла. Снова этот мерзкий запах тёмной магии. Желудок Селены сжался, и девушка согнулась пополам, расставаясь с выпитым полтора часа назад элем. Смесь была ужасающей: Империус, Круциатус и что-то ещё, настолько тёмное, что создавало непрерывную агонию вокруг уже мёртвого тела. Что-то из изобретений самого Лорда. Селена сделала несколько шагов вперёд и упала на колени. Они не успели… На желтеющей траве лежало безжизненное детское тельце. Его большие красивые глаза смотрели на Селену с осуждением, а на месте грудной клетки зияла кровавая дыра. Жрица впилась пальцами в траву перед собой. По её щекам текли обжигающие слёзы. — Где женщина? Селена даже не обернулась на подоспевшего Грюма, но начала раскачиваться взад и вперед, с губ её слетал странный звук: не то скулёж, не то вой. Грозный Глаз сжал челюсти при взгляде на тело мальчика, тяжело вздохнул, развернул жрицу за плечи и встряхнул, пытаясь вывести из транса. Ведьма уставилась на него, не понимая, чего он от неё хочет. — Мы опоздали, — прошептала она, словно думала, что он не заметил мёртвого ребёнка. — Где женщина? Где его мать? — Конечно, он понимал, что девушка в шоке. Но где-то была другая женщина, которую сейчас насиловали или пытали, и вся надежда в поиске была только на Селену. — Моника. Где Моника? От очередного встряхивания голова Селены запрокинулась так, что Бруствер испугался, как бы она не оторвалась совсем. Но когда девушка вновь посмотрела на них, её взгляд стал более осмысленным. — Моника? Её забрали, — пролепетала Селена. — Дамблдор говорил, что ты можешь увидеть, как всё было. Может быть они говорили, куда отправились? Селена неожиданно дернулась, вырываясь из его рук. — Нет! — её побелевшие губы едва двигались, но тонкие руки, извернувшись, выскользнули из захвата мракоборца, и девушка упала на землю. Не в силах подняться, Селена начала отползать назад, отталкиваясь от кочек босыми ногами. Она отказывалась верить, отказывалась понимать. Они не могут! Они не должны заставлять её входить в тень! Не должны заставлять её смотреть на это! Девушка замотала головой из стороны в сторону, что-то неслышно шепча одними губами. Они не могут заставить её смотреть на это! Не могут! Жрица обернулась, собираясь бежать, и обречённо остановилась: он вышел к ней сам. Бледный и мигающий, борющийся со связывающей его тёмной магией, призрак мальчика протянул к ней свои белые ручонки и обхватил её щеки, медленно наклоняясь к ней и заглядывая в светящиеся зелёным пламенем глаза жрицы. Картинки замелькали перед глазами одеревеневшей от ужаса ведьмы: красные от крови руки Моники, с блаженной улыбкой протягивающей Белле сердце сына, сложное темномагическое вмешательство, после чего вновь посвященные Пожиратели наконец получили право на скрывающие их лица маски и на запуск Тёмной метки в воздух, смех Рудольфуса Лестрейнджа, распахнувшего халат безвольно замершей маглы и его слова: «Захватим её с собой как подарок хозяину дома? Она как раз во вкусе Селвина!» Призрак снова замигал и отступил. Он истратил на эту демонстрацию все свои силы, теперь тьма будет поглощать его и менять, превращая в одно из чудовищ теневой стороны. — Селвин, — прошептала Селена, чувствуя, как слёзы снова катятся по щекам. Она была благодарна. Мальчик пожалел её и не стал показывать сам момент изъятия сердца. — Они говорили о Селвине, как хозяине дома. У него нет сил показать мне дорогу. — У кого нет сил? — осторожно уточнил Бруствер, как только кивнувший Грюм повернулся на месте и исчез. Селена устало посмотрела на напарника и указала в сторону гаснущего призрака. — Его звали Джастином, в честь дедушки. Ты не можешь видеть призраков, Бруствер. — Я видел привидений и полтергейстов, — примиряюще прогудел аврор. — Призраков не видит никто. Пойдём отсюда. О мальчике позаботятся. — Нет! — жрица подползла к телу ребенка и прижала его к себе. — Я сама о нём позабочусь. Кингсли замялся. Наверное не мог решить, в Мунго её тащить или к Дамблдору. Жрица подняла голову. — Если хочешь помочь, Бруствер, просто перенеси меня в Запретный лес, поближе к озеру или реке. И он перенёс. И даже согласился оставить её с Джастином, пока он относит её воспоминания об увиденном Дамблдору…***
Она пела ему до рассвета, разгоняя своим голосом тьму, обступающую их обоих. Тело Джастина было таким лёгким, что Селене даже не понадобилась помощь других жриц. Под светом звёзд Селена исполнила танец на очищение озера от скверны, а затем натёрла его кожу специальной смесью глины и зелья, омыла его озёрной заговоренной водой и долго напевала защитные эльфийские гимны, укачивая безжизненное тело ребёнка в объятиях. Дух мальчика всё это время стоял рядом с ней, наблюдая за её действиями и постепенно переставая мигать и темнеть, вот у него уже появился четко различимый светлый силуэт, и только тёмное пятно в районе прОклятого детского сердца пыталось затянуть в себя весь свет. За час до рассвета жрица уложила мальчика на ложе из веток и очищающих от чёрной магии трав и провела ладонями вдоль его тела. Первой вспыхнула полынь, охватывая одурманивающим ароматом всю поляну. Пламя взвилось выше роста Селены, опаляя жаром всё вокруг, но жрица видела, как тает чёрная воронка сердца у бесплотной фигурки, стоящей по ту сторону костра. Джастин улыбался, и Селена продолжала петь славу очередной стихии, пока последний уголёк не рассыпался пеплом. Четвертой стихией был ветер, подхвативший то, что было погребальным костром, и унесший его в никуда и во всё. Вместе с чистой душой Джастина. Он ушёл. Она помогла ему уйти на ту сторону, всё было правильно. Но почему же тогда Хелен просидела всё утро на берегу озера, бессмысленным взглядом скользя по водной глади? Почему она не отправилась к директору узнать, удалось ли аврорам спасти Монику? Почему она чувствовала себя такой виноватой? Осознание, что всё то, что произошло этой ночью с семьей Джастина — это плата за возможность развешивать в небе отвратительную картинку, всего лишь часть «посвящения» в Пожиратели… было невыносимо. Хелена закатала рукав и провела пальцами по татуировке-обещанию, связывающей её с тем, кто совсем скоро планирует пройти этой дорогой. Вальбурга сказала, что Белла уже вела переговоры с Лордом, и тот согласился. У неё оставалось совсем немного времени, чтобы понять, как разрубить этот клубок. Удастся ли ей повлиять на Северуса и Регулуса? А не приговорит ли она их этим к смерти? Она не хотела их смерти, однозначно. Скорее бы уж согласилась на принятие ими Тёмной метки… Значит ли это, что она готова отдать жизнь очередного Джастина и его семьи как откуп для спасения Снейпа и Блэка-младшего? Лицемерка! Какая же она лицемерка! Хелен запрокинула голову, пытаясь остановить поток душащих её слёз.