***
В темноте пустыни, освещённой ярким светом Луны и звёзд, Чунмён разглядел что-то тёмное, выбивающееся по форме из общего песчаного ландшафта. — Пойдём, — звал Самин, соблазнительно улыбаясь. Полчаса назад он пригласил археолога прогуляться и обещал показать чудесное по своей красоте место, о котором мало кто знает. Что-то тёмное оказалось деревьями, окружившими пруд, по берегам которого росла высокая трава, покрытая душистыми цветами. Луна отражалась в тёмной воде, усиливая свечение, в траве летали светлячки, пели диковинные ночные птицы, деревья заигрывали с ветром, шелестя листвой. — Как красиво! — восхищённо выдохнул Чунмён. — Вроде это место недалеко от нашего лагеря, так почему же нам никто не рассказал о нём? — Днём оазис скрыт миражом, его трудно найти. Только я и ещё некоторые знают о нём. Но мы не говорим никому, чтобы сохранить девственную чистоту этого места. — Как странно, но красиво. — Иди сюда, — Самин потащил его за руку к воде. — Хочешь искупаться? — А там безопасно? — Абсолютно. — И почему я тебе верю? — Потому что я не вру? — Самин беззаботно улыбнулся, пряча за улыбкой печаль, затем быстро скинул свои одежды, оставшись совершенно обнажённым. Лунные лучи очертили белую матовую кожу изящного тела, позволяя рассмотреть все детали, парень подмигнул Чунмёну и красиво нырнул в воду. Захохотав, Чунмён последовал его примеру. Самин сегодня был совсем другим, не таким отрешённым, как раньше, не странно загадочным, не смотрел суровым взглядом, он словно флиртовал с Чунмёном. Проплыв мимо него, парень нырнул под воду и вынырнул за спиной Чунмёна. — Нравится? — прошептал он в ухо археологу, обдав Мёна горячим дыханием и проведя руками по его плечам. Чунмён вздрогнул, чувствуя, как тело реагирует вполне определённым образом, и удивился сам себе: почему он совершенно не может себя контролировать? Словно у него изнутри вынули блокиратор. Чтобы избавиться от этого странного состояния, Чунмён нырнул с головой, отплыл немного, затем откинул назад мокрые волосы, прочистил нос и горло и удовлетворённо вздохнул: — Красота! Вода прохладная, но приятная и так освежает! Просто мечта! Самин подплыл близко к нему, заглядывая в глаза, словно искал в них ответы на свои вопросы, а Чунмён не мог двинуться с места, завороженный наваждением. Мысли в голове путались, слова не находились, он тупо смотрел на красивое лицо, пленяясь бирюзовыми в лунном свете глазами, которые ещё и будто светились в темноте. Самин медленно шёл к нему по дну водоема, не отводя взгляда, Чунмён следил за каждым его движением, за блеском капель на плечах, приоткрытыми влажными губами, вздымавшейся над кромкой воды грудью. Не в силах отвести взгляд и сдвинуться с места, Чунмён ничего не сделал, когда Самин припал к его губам в нежном поцелуе и обнял за шею. Чунмён не понимал, что происходит, но на поцелуй ответил, словно сейчас это было единственным возможным вариантом. Самин целовал трепетно и сладко, у Чунмёна даже голова закружилась, он нашарил руками в воде гибкое тело, обхватил его и притянул к себе. Возбуждение парня накрыло и его, Чунмён остро реагировал на любое касание. — Я хочу тебя, — прошептал Самин, прикусив его губу и Чунмён совсем потерял чувство реальности. Его поглотило желание, такое сильное, какого он никогда прежде не испытывал, затопила внезапная страсть к этому человеку, малознакомому, но такому необходимому прямо сейчас. Они выбрались на берег, почти упали на пледы, которые Самин принёс с собой, и продолжили целоваться. Чунмёну почти сразу стало жарко, Самин опрокинул его на спину и уселся сверху, покрывая поцелуями его грудь и плечи, покусывая упругую кожу. Мягкие губы опустились на его вставший член, и у Чунмёна сбилось дыхание, он потянулся руками к кудрявой голове на своих бёдрах, вцепился в волосы и чуть приподнял голову, чтобы посмотреть в глаза парня и спросить, зачем он всё это делает, но смог вымолвить только восторженное «Самин». Араб продолжил свои ласки, доводя Чунмёна до помешательства, а потом вырвал из его груди утробный стон, насадившись на всю его длину одним плавным изящным движением. Чунмён, завороженный его томным взглядом, упивался тихими стонами и плавными движениями. Ощутив близость оргазма, он вцепился пальцами в молочно-белые бёдра и приподнялся навстречу, ловя дыхание любовника, а Самин задвигался быстрее, цепляя его губы и выстанывая его имя. Глядя на него, Чунмён вообще перестал соображать, где он, с кем и что вообще происходит. Тело вибрировало возбуждением, уже достигавшем пика, и он не продержался дольше секунды, когда Самин кончил и уронил влажную голову ему на плечо. Позже Самин лежал на его плече, одну ногу он закинул на его бёдра, рукой обнял поперёк груди, мерно вздымавшейся во сне, и отправил мысленное послание. Сразу после оргазма он отключил Чунмёна, погрузив его в глубокий сон, чтобы даже случайно не допустить их встречи с хозяином. Эверетт приказал соблазнить Кима и представить доказательства этому, но про состояние самого Чунмёна распоряжений не было. Это маленькое упрямство немного приободрило Самина. Когда хозяин пришёл, Самин посмотрел на него сурово исподлобья. Эверетт хмыкнул, разглядывая соблазнительную обнажённую пару, кивнул в знак принятия исполненного желания и, не задерживаясь более, вернулся к себе в палатку. Самин виновато посмотрел на Чунмёна. То, что он сегодня сделал, не причинит ему вреда, и потом Чунмён запомнит лишь сладкое удовольствие, гортанные стоны и трепетные ласки. Но ведь Эверетт на этом не остановится. Самин не желал зла Чунмёну, напротив, тот стал ему дорог и по-настоящему нравился. Он не понимал, чем именно Ким так раздражает своего начальника, но радовался уже тому, что его не просили покушаться на жизнь красивого корейца. Пока. Сексуальное соблазнение — далеко не самый худший вариант ментального воздействия. К сожалению, ограничиться приятными пылкими воспоминаниями не получится, Самину пришлось внушить своей невинной жертве стыд и смущение, хотя меньше всего он хотел, чтобы Чунмён испытывал именно эти чувства, но против приказа не попрёшь. Чего теперь потребует новый хозяин? Какое ещё задание в отношении своего нечаянного любовника придётся выполнить Самину? Он не смоневался, что задание будет, возможно, не одно. А что, если он потребует убить Кима? Или причинить ему телесные повреждения? Самину всегда претили такие задания, и он больше не собирался их выполнять. Но как же уйти от ответственности и защитить Чунмёна? Что он может сделать, чтобы лишить себя возможности навредить этому человеку? Почти всю ночь он рассматривал разные способы и возможности в поисках оптимального решения и к рассвету принял его. До сих пор Самину не запрещалось как-либо контактировать с Чунмёном и воздействовать на него. Закрыв глаза, чтобы сосредоточиться, он визуализировал жизненную энергию и направил её в солнечное сплетение корейца. Этот дар убережёт Чунмёна от любой случайной и внезапной смерти, а так же лишит Самина возможности причинить ему вред, связанный с жизнью. Только так он может защитить Чунмёна. В первую очередь от самого себя. Проснулся Чунмён в одиночестве от бивших в глаза солнечных лучей. Солнце уже поднималось над горизонтом. Чунмен спал на пледе, укрытый вторым таким же, абсолютно нагой. Пробуждение было тяжёлым, словно с похмелья, голова слегка кружилась. Вспомнив события прошедшей ночи, Чунмён густо покраснел. Он занимался сексом с другим мужчиной, и ему это понравилось. Очень понравилось. Таких ярких ощущений археолог не испытывал за всю свою жизнь. Но как теперь смотреть в глаза Самину? И что делать, если об этом узнают коллеги? Чунмён закусил губу, прокручивая в памяти жаркие ласки и сдавленные стоны, плавные покачивания Самина и его затянутые поволокой глаза. Закрыв лицо руками, он потряс головой, отгоняя пылкие воспоминания, и с ужасом обнаружил, что снова возбуждён. Ругнувшись, археолог, как был голый, бросился в прохладную воду пруда. Выкупавшись и обсохнув, он нашёл в себе достаточно уверенности, чтобы побороть стыд и смущение, и направился в лагерь. Самин весь день не показывался на глаза, начальник буравил его пытливым взглядом, а двое коллег вели себя странно. Рауль ходил по лагерю сам не свой, отвечал невпопад и через раз отзывался на своё имя, а Зухеир всё ещё разговаривал сам с собой и заметно печалился. Вечером Чунмён тайком ушел из лагеря, чтобы снова искупаться в пруду, ему казалось, что он хорошо запомнил дорогу. Но, побродив больше часа по пустыне, он так и не нашёл заветный оазис, солнце уже село, на пески опустились сумерки. Отчаявшись, он решил вернуться в лагерь. Самин сидел на самой высокой дюне, со стороны наблюдая за жизнью лагеря. Происходившее раздражало и пугало его. Казалось, привыкший служить злому гению, он уже ничего не должен был чувствовать. Но он чувствовал. Стыд, обиду, раздражение, только Чунмён вызывал у него положительные эмоции и симпатию, таких чистых людей Самин встречал очень редко, а последние три тысячи лет не встречал вовсе. Тогда, больше трёх тысяч лет назад он упорно боролся и в конце концов победил своего хозяина, пожертвовав частью своей жизни, а теперь казалось, словно старый хозяин вернулся, только в ещё более извращённом образе. Весь день он потратил на то, чтобы придумать, как избавиться от Эверетта, а ещё лучше, как остановить его, но не смог найти выход. Остальные тоже ничем не могли ему помочь, и Самин продолжал ломать голову, когда заметил бродившего по пустыне Чунмёна. Вот она — невинная жертва его очарования, человек, ничего не знавший о сущности своего начальника и не подозревающий о том, что все происходившие в лагере странности случались по вине, а точнее по прихоти профессора. Чунмёну повезло обнаружить все находки и… Стоп! А почему именно Чунмёну? Самин не чувствовал в нём ни древней магии, ни какого-то особенного дара, тем страннее казался тот факт, что именно Ким, а не кто-то другой, обнаружил реликвии. Самин читал в душах остальных археологов зависть к корейцу, и ему ещё сильнее хотелось защищать его. Чунмен был чистым, как кристальная вода горного родника, в нём не жило злобы или ненависти, он не страдал депрессивными расстройствами и умел искренне любить, как людей, так и своё занятие. Наверное, это и было его особенным даром. Но как и Чунмёна защитить, и ненасытного Эверетта остановить? И вдруг его осенило. Ну конечно! Почему он не подумал об этом раньше! Это единственное, что может как минимум замедлить профессора и создать ему сильный противовес. Он не хотел снова втягивать археолога в магическое противостояние, но другого выхода не оставалось. Нужно действовать, пока Эверетт не прочитал все заклинания и не разобрался, как лишить джиннов их воли. В мгновение ока Самин материализовался за спиной Чунмёна, обнял его и уткнулся носом в затылок, наслаждаясь его запахом. Ким охнул, сразу узнав, кто его обнимает, и растерялся, не понимая, как ему себя вести. Наконец, он повернулся в объятьях своего любовника и посмотрел в его печальные бирюзовые глаза. Самин же, не размышляя, втянул его в глубокий нежный поцелуй, словно хотел одновременно поделиться с ним и испить его до дна. Почувствовав, что Чунмёну не хватает воздуха, он оторвался от припухших губ. Самому Самину задохнуться не грозило, он ведь вообще мог не дышать. — Завтра вы будете раскапывать последний квадрат. Я видел, что половину уже выбрали. Необходимо, чтобы заканчивал ты сам. Там ты найдёшь последнее сокровище этого места, только смотри очень внимательно и копни ещё на локоть ниже, чем было запланировано. Только когда найдёшь, не отдавай его никому и никому не говори о нём. — Да что происходит, Самин? — обеспокоенно спросил Чунмён, положив кисти на его предплечья. — Ты самый странный человек, которого я встречал, а это самая странная экспедиция, в которой я когда-либо участвовал. Почему я не должен никому показывать находку? — Человек, — грустно повторил Самин. — Умоляю, не проси сейчас ответов, но послушайся меня! Это всем будет только на пользу, пожалуйста! Пообещай мне, что никому не покажешь! — Самин, я же говорил, я не… — Пожалуйста! То ли мольба в его глазах и голосе, то ли что-то другое заставили Чунмёна согласиться, но он дал обещание. Самин прижался к его губам на мгновение, выдохнул жалобное «Прости» и убежал, а через минуту растворился в воздухе. Чунмён даже протер глаза, настолько невероятным это было. Если бы сейчас палил зной, он списал бы эту встречу на мираж, как и внезапное исчезновение араба, но в сумерки миражи не случаются. Сколько бы он ни всматривался в пески, нигде не было видно ни души. Самин попросту растворился. Ошарашенный, отягощенный невесёлыми думами, Чунмён вернулся в лагерь и влез в свою палатку. Рауль так сильно сдружился с Зухейром, что теперь они вместе ночевали прямо под открытым небом в спальных мешках, так что палатка осталась в полном распоряжении Чунмёна. Ночью ему стало жарко, одеяло словно само собой откинулось, шеи касалось что-то мокрое и горячее, что-то упругое и шелковистое придавило бёдра. Чунмён не понимал, сон это или реальность, но ему было до безумия приятно и сладко. Чужие губы накрыли его, плоти коснулась маленькая рука и направила её внутрь узкого пульсирующего входа. Чунмён сдавленно застонал и выгнулся навстречу, шаря руками по телу, навалившемуся сверху и ласкавшему его. Ну нет! Он не хочет быть просто ведомым, не собирается и в этот раз сдаться на милость. Обхватив любовника за талию, он рывком перевернул его на спину и придавил своим весом. Самин охнул и коснулся губами его уха. — Да, вот так. Я хочу тебя, — прошептал он, выгибаясь. Чунмёна снова накрыла сильная страсть, мощная и неуправляемая, он попытался остановиться, прервать их связь, но она лишь усилилась, и тогда Чунмён разозлился на себя и Самина и стал резко и отчаянно вбиваться в него. Парень сначала жалобно застонал и наморщил носик, но потом подстроился и стал пылко отвечать. — Не останавливайся, — шептал он, выгибаясь навстречу. Чунмён впился в его губы, кусая и посасывая их, вжимался бёдрами, сдавливал руками. Самин не возражал и вроде бы даже не испытывал дискомфорта, казалось, он искренне наслаждается. После тягуче-сладкого оргазма, Чунмён уткнулся ему в шею, тяжело дыша, а Самин прошептал ему в ухо: — Помни, что ты обещал. После этого он погрузил археолога в сон, а сам испарился из палатки. Сегодня он пришёл по своей воле и разрешил себе так соединиться с разумом Чунмёна, чтобы хоть немного ощутить то, что он будет испытывать в процессе. Эти впечатления оказались настолько яркими, что Самин в очередной раз позавидовал людям. Но о сделанном он не жалел. Теперь нужно сосредоточиться на будущем.Careful...
24 июля 2020 г. в 14:25
— Соблазни его.
— Что? — Самин хмуро посмотрел на хозяина. — Зачем? Что вам это даст?
— Тебя это не касается. Твоя задача — исполнять мои желания. Соблазни его, переспи с ним, хоть изнасилуй, мне без разницы, пусть он всё помнит и чётко понимает, что у него был сексуальный контакт с мужчиной.
— Он гомофоб?
— Нет, но и не гей. Мне надо, чтобы он стал сомневаться в себе и стыдиться.
— Вы извращенец, хозяин, — за день до этого новый хозяин потребовал, чтобы Самин смущал корейского археолога, внушая ему определённые чувства, и отвлекал бы этим от работы. Но теперь он решил пойти ещё дальше.
— Я знаю, — по неприятному лицу Эверетта расползлась мерзкая похотливая улыбочка.
— Я могу просто внушить ему, что между нами что-то было.
— Нет уж. Внушения несовершенны, ты не смог добиться результата вчера. Исполняй. И да, я должен увидеть подтверждение вашей связи своими глазами.
— Это уже перебор! Я не стану заниматься эксгибиционизмом!
— Молчать! Не тебе обсуждать мои приказы! Я не собираюсь наблюдать процесс, просто покажи мне вас вместе, чтобы я мог своими глазами убедиться, что ты выполнил моё желание.
— А мыслеобразного доклада не хватит?
— Я не верю тебе.
На лице Самина заходили желваки, ему стало тошно, но воспротивиться он не мог, сама природа его существа не позволит этого. Он и так постоянно спорит с судьбой, противореча своим хозяевам. Придётся использовать магию и контроль сознания, иначе на соблазнение уйдёт очень много времени.
Он не хотел причинять неприятности симпатичному ему человеку, но как назло, хозяева ему попадались исключительно вредные. Из-за этого Самин особенно остро завидовал людям, чья воля и решения зависели только от них самих. Он же был вынужден подчиняться, даже если всей душой ненавидел то, что от него требовали. По крайней мере Эверетт оставил ему выбор способа, и теперь Самин сможет соблазнить Чунмёна, доставив им обоим удовольствие от процесса, что хоть как-то облегчит его вину. Хотел бы он сам ощущать то же самое, что ощущают люди, но его восприятие сильно отличается, что, вероятно, снижает удовольствие, ведь у человеческих тел так много разных рецепторов и такая высокая чувственность. Но его же собственные принципы и вселенские законы не позволят ему этого.
Он так давно не выбирался на поверхность. Обитатели кувшинов могли выйти наружу только тогда, когда песчаные бури открывали древние стены. Тогда они наслаждались солнечным светом, ветром, созерцали звёзды и читали в головах редких путешественников их восприятие мира. По сути, это был единственный способ узнать, сколько прошло времени с начала их заточения и как сильно изменился мир. Но этих периодов было так отчаянно мало, что сейчас Самин упивался относительной свободой. Почти все время он мог находиться на поверхности, общаться с людьми, наслаждаться солнцем. Одно огорчало его — будущее. Как поступит новый хозяин с кувшинами и не сделает ли он существование их пленников ещё более тяжким, чем было последние три тысячи лет?
Самину очень понравился современный мир со всеми его удобствами: мягкими кроватями, горячим душем, комфортными способами перемещения и развлечениями. В памяти археологов он прочел события последних тридцати лет и теперь лучше представлял себе современный мир, так сильно отличающийся от всего, что он знал. Интереснее всего было читать Чунмёна. В его умной, исключительно любознательной голове, таилось множество интересной информации, сотни прочитанных им книг и его собственных умозаключений. Но после их вчерашнего близкого контакта, когда Чунмён так откровенно засмущался при виде обнажённого мужского тела, Самин дал себе слово не ковыряться больше в его голове. Всё-таки личные чувства и переживания этого человека его не касаются. И вот надо же было Эверетту принудить его к заданию, при котором Самин будет вынужден не только читать эмоции корейца, но и заставлять его испытывать их.
Он покачал головой. Такими темпами хозяин может потребовать и другого воздействия или даже вреда для археолога, а Самин категорически не собирался этого делать. Надо подумать, как защитить Чунмёна от себя самого и от других своих собратьев.