Make right choice

      У Чунмёна было тяжело на душе. Вокруг происходило нечто, что было выше его понимания, мистическое и устрашающее. Сегодня он брался за лопату нехотя и отправился копать, когда у остальных начался перерыв. Нервно оглядываясь, Чунмён снова и снова погружал лопату ниже запланированного уровня, как и советовал Самин. Что найдёт он в глубине этого квадрата? Какую силу имеет эта вещь и как во всём этом замешан Эверетт?       Вывернув очередной ком грунта, Чунмён нагнулся, стряхнул вещь и сунул её себе в сапог. Он успел как раз вовремя, потому что через секунду рядом оказался начальник с дикими глазами и грозным голосом:       — Что вы нашли, мистер Ким? Таким Чунмён его никогда прежде не видел, но подобным образом обычно изображают злодеев в мультфильмах, Джафара в Алладине, например. Чунмён беззаботно хмыкнул:       — Да ничего, просто камушек, — он развернул ладонь, в которой действительно лежал грязный камень. — Мне сперва показалось, что это нечто ценное, но, как видите, я ошибся.       — Что ж, известите меня, если будут ещё находки, — процедил сквозь зубы профессор.       Эверетт откровенно пугал, а ещё у Чунмёна возникло несколько очень серьёзных вопросов к Самину, пусть только явится на глаза. Но парня нигде не было видно, археолог так и проходил весь день с находкой в сапоге. Больше ничего ценного обнаружено не было, и группа начала восстанавливать местность, закапывать пустые квадраты и сносить бровки. Как только они здесь закончат, всех распустят по домам.       Найденную гробницу и древние стены обнесут ограждением и установят охрану, все кувшины должны были уже уехать в Каирский музей, но, если верить Самину, они по-прежнему находились на территории лагеря. Днём Чунмён намеренно сунулся в палатку Эверетта, якобы со срочным вопросом, но никаких кувшинов не увидел. Однако же странное поведение профессора не давало ему покоя и однозначного мнения не оставляло.       Уже вечером в своей палатке, он с облегчением стащил сапоги и поднял выпавший на пол перстень. Археолог осторожно подул на него и слегка протер рукавом, стряхивая песок и землю. Перстень выглядел очень древним, но аккуратно сделанным и весьма изящным, с еле заметным сложным узором, похожим на тот, что был на чёрном кувшине. Самым необычным в нём был драгоценный камень, точно такого же цвета, какой приобретали глаза Самина ночью или в момент страсти. Чунмён густо покраснел от воспоминаний и потряс головой. Сегодня он не позволит соблазнить себя и потребует ответов на все свои вопросы.       Внезапно полы палатки распахнулись и внутрь ввалились Рауль с Зухейром. Оскалившись и сверкая глазами, они стали надвигаться на Чунмёна, который мгновенно сунул руку с перстнем себе за спину.       — Что вам нужно? — осмелел он.       — Отдай нам то, что держишь в руке, — потребовал Рауль незнакомым голосом.       — Не узнаю тебя, Рауль, — ответил ему Чунмён. — Ты в последнее время сам не свой. Ты не заболел?       Француз замялся на мгновение, а Зухеир мрачно произнёс:       — Не болтай. Просто отдай и разойдёмся по-тихому.       — Не понимаю, о чём ты? — Чунмён выставил вперёд две пустые руки, затем сделал шаг к ним навстречу и отошел в сторону, позволяя осмотреть то место, где только что сидел. — У меня ничего нет. Вам, верно, показалось. Рауль с Зухейром переглянулись и нахмурились, внимательно осмотрели Чунмёна и пол палатки, а потом молча вышли.       В это же время Эверетт призвал к себе Самина.       — Я знаю, что он нашёл перстень и отказывается отдавать. Я чувствую его. Мне нужна эта вещь. Убей его и отбери.       — Не проще ли попросить то, что вам нужно? Зачем сразу убивать? Вы уже и так убили двоих.       — Я просил. Как раз через них, но он не отдал. Убей его. Он в любом случае слишком много знает. Ким умён и хорошо анализирует, рано или поздно он догадается, сопоставит всё и станет мне мешать.       — Я не могу.       — Ты не посмеешь противиться моей воле!       — Не посмею, — согласился Самин. — Но убить его не смогу.       — Почему же? — Эверетт уже начинал злиться. — Ты ведь знаешь, какая кара постигнет тебя, если ты не выполнишь желание своего хозяина? Чунмён не маг, он не сможет воспользоваться перстнем и освободить тебя, проклятье слишком сильное.       — Я знаю. Но я не могу его убить, потому что одарил его долголетием и защитой от любой смерти, кроме старости.       — Мерзавец! — разъярился профессор. — Как ты вообще посмел? Ты себя за кого принимаешь? Ты что, влюбился в него?       — Я устал от вас всех. Мне осталось мало, и я не желаю прожить последние годы в ненависти и злобе, — равнодушно бросил Самин.       — Исчезни с глаз моих! — Эверетт уже рычал от негодования, а Самин испарился из его палатки и в этот же момент очутился в палатке Чунмёна, который укладывал свои немногочисленные вещи в сумку.       — Нашёл? — осторожно спросил Самин, виновато заглядывая ему в глаза.       — Нашёл. Но прежде, чем покажу, ты должен ответить на все мои вопросы.       — Я отвечу, но сейчас не самое лучшее время.       — Идеальное время, — жестко отрезал Чунмён, хватая его за рубашку на груди и притягивая к себе вплотную. Самин смотрел на него взглядом, в котором смешалась грусть и желание, так что Чунмён отпустил его во избежание очередного соблазнения.       — Кто ты и что здесь происходит? — потребовал ответа Чунмён.       — Прошу тебя, покажи его мне, и я отвечу на все твои вопросы.       — Отвечай сейчас.       — Это небезопасно. Пожалуйста, послушай меня, — взмолился Самин.       Но он больше ничего не успел добавить, потому что как раз в эту секунду в палатку ввалились Рауль с Зухейром, глаза двух мужчин нечеловечески горели, губы изогнулись в оскале, кожа отдавала синевой. А за их спинами появилось нечто, заставившее Чунмёна сжаться от страха: неясные тёмные тени с ярко-горящими глазами и такими же дикими оскалами, без ног, но с огромным подобием рук. Чунмён не верил своим глазам, но когда Зухейр с Раулем набросились на него, повалив на землю и начали душить, все сомнения о реальности происходящего отпали. Он слышал гневный голос Самина, кричавший что-то на неведомом языке, потом нечеловеческая сила оторвала от него нападавших, Самин одним движением поставил его на ноги и оттолкнул себе за спину, грозно глядя на остальных. Он поднял руку и что-то заговорил, тихо, но устрашающе, так что существа стушевались, засомневавшись.       Чунмён ничего не понимал, а в это время Самин произнёс нараспев на древнем диалекте:       — Не посмеете ослушаться.       — Ты не смей, — смело прошипел один из шайтанов.       — На меня приказ не распространяется, — рявкнул на него Самин.       — А что нам прикажешь делать? — задал вопрос другой.       — Выбирайте правильную сторону. Дайте нам время, потом я скажу, что делать. Нужно кое-что подготовить.       — Мы не хотим умирать.       — Подчинитесь мне по своей воле, и вам не придётся.       — А если не сможешь нас защитить?       — Тогда отдам свою жизнь вместо его.       Джинны и шайтаны нахмурились, размышляя. Если Самин захочет, он принудит их всех, а если проиграет колдуну, его жизнь возместит их неповиновение приказу в этот раз. До рассвета оставалось ещё много времени, джинны зло перешёптывались, но в конце концов послушались и отошли подальше. Самин взял Чунмёна за руку, вывел из палатки и потянул за собой в пустыню, джинны, словно призраки, тащились следом, молча стреляя глазами исподлобья. Они не отставали ни на минуту, поэтому Самин остановился прямо в песках, создал невидимый купол, способный защитить их обоих от подслушивания и нападения, и предложил Чунмёну сесть. Джинны расположились прямо на песке на небольшом расстоянии от них, не сводя злых взглядов.       — Что происходит? — пришёл в себя археолог, борясь с дрожью во всём теле. Он не на шутку испугался, но ещё больше растерялся, совершенно не понимая, что творится вокруг. Если это был сон, то почему он не может проснуться? Эти существа не исчезали, как бы он не щипал себя за руку и не зажмуривался.       — Пришло время тебе узнать правду, — изрёк Самин.       — Правду о чём? Что им нужно? Почему двое моих коллег напали на меня?       — Они уже не твои коллеги.       — Что ты несёшь, — отмахнулся Чунмён.       — В них вселились шайтаны, они больше не принадлежат себе.       — Это бред! Никто не может ни в кого вселяться!       Самин сурово посмотрел на него, ничего не ответив. Ему нужно было подумать, как вызволить Чунмёна из этого положения, вариантов почти не было, но он точно не мог допустить, чтобы Чунмён погиб.       — Ты вправе мне не верить, но если уйдёшь сейчас, они убьют тебя.       — Почему?       — Им отдан такой приказ.       — Откуда ты знаешь? Кто его отдал?       — Шайтаны — это разновидность джиннов, они злые и, как правило, всегда мешают человеку, — Самин не нашёл в себе достаточно храбрости, чтобы сразу признаться Чунмёну в своей сущности.       — Не может это всё быть правдой, — Чунмён затряс головой. — Это нереально, это всё сказки. Но погоди, почему они послушались тебя?       Вот и настал час истины.       — Потому что я тоже джинн.       Чунмён нервно сглотнул:       — Как они?       — Я ифрит, самый сильный джинн, я могу убить их всех, могу управлять ими.       — Так прикажи им не трогать меня!       — Этого не могу.       — Почему?! — у Чунмёна сдавали нервы. Происходящее отчетливо напоминало ему фильм ужасов.       — Помнишь, я говорил тебе не отдавать кувшины и много раз спрашивал про их судьбу?       — Джинны что, правда живут в кувшинах?       — Да.       — Твою мать.       — И тот, у кого кувшины, управляет ими. Но это должен быть не простой человек, а маг или колдун любого уровня, достаточного, чтобы уметь читать заклинания.       — И кто же отдал им такой приказ?       — Эверетт.       — И ты хочешь убедить меня, что наш начальник — колдун?! Разбудите меня!       — Мне жаль. Но я покажу тебе.       Самин попросил его посмотреть себе в глаза, и в них Чунмён увидел историю их общения, приказы и слова Эверетта и его действия, словно фильм посмотрел.       — Убедился?       — Я не могу в это поверить, — затряс головой мужчина, обнимая себя руками.       — Неудивительно. Обычно джинны и люди не контактируют напрямую. Кувшины он никуда не отправил, иначе нас бы здесь не было. Ничего этого не было бы.       — Поясни.       — Джинны могут жить лишь в двух сосудах — кувшинах и человеческих телах.       Чунмён похолодел от ужасной догадки.       — То есть моих коллег убили и забрали их тела?       — Не совсем. Джинн подавляет волю и побеждает сущность, потом начинает управлять телом. Обычно на это уходит несколько дней, в зависимости от характера человека и силы джинна. Твоих коллег больше нет. Очень редкий человек способен сопротивляться джинну и только опытный колдун — подчинять их. Эверетт приказал шайтанам завладеть телами твоих коллег.       — Но тогда выходит, что сами джинны — неживые существа. Нежить. Если у вас нет тел и вы вселяетесь в других, вы духи, призраки. Значит и ты такой. Ты тоже хочешь убивать, вы хотите убить нас всех!       — Нежить не хочет тебя убивать. Они хотят второй шанс на жизнь, — грустно произнёс Самин.       — На какую жизнь?! Раз вы не живые, вы не можете умереть!       — О, люди! Как узок ваш круг мышления. Позволь мне объяснить тебе всё.       — Почему я должен верить? Чем ты докажешь, что не усыпляешь мою бдительность, чтобы убить?       — Я не смогу тебя убить.       — Пфф! Сейчас ты наплетёшь очередную ложь, чтобы отвлечь меня. Я не верю ни единому слову!       — Успокойся, Чунмён. Я не трону тебя, — в его голосе звучала такая тоска, что у Чунмёна против воли сердце сжалось.       — Ты уже тронул. Тогда, в оазисе.       — Это был приказ.       — Теперь уже плевать. Докажи, что ты джинн.       Самин взмахнул рукой и на пустом месте между ними возник небольшой костёр, висяший прямо в воздухе. Самин вдруг начал таять в пространстве, его светлая кожа стала совсем прозрачной, очертания тела нечёткими, затем он протянул руку, Чунмён протянул свою навстречу, но рука его прошла сквозь тело джинна, не коснувшись ничего, кроме прохладного воздуха. Чунмён испуганно охнул, Самин же снова сделал себя осязаемым, но завис в воздухе со сложенными впереди ногами и скрестил руки. Кожа его, хоть и перестала быть прозрачной, теперь приобрела синеватый оттенок, глаза потемнели, а черты лица изменились. Чунмён с трудом узнавал его, в основном по глазам, но таков был настоящий облик джинна.       — Ты прав, мы не совсем живые существа. — Самин решил выложить все карты на стол и объясниться. — Считается, что джинны сделаны из пламени. Мне точно не известно, но, возможно, поэтому мы можем им управлять. — Он потянулся к костру, зачерпнул ладонью огонь, и тот остался плясать на его руке, Чунмён недоверчиво занёс свою руку над костром, едва не обжегшись. — Но мы тоже живём. У каждого свой срок, мы живём гораздо больше вас и, как вы, не хотим умирать раньше времени. Некоторые из нас готовы на всё ради того, чтобы жить.       — Даже убивать.       Джинн согласно кивнул.       — Возможно, мы сделаны из пламени. Нас много, почти столько же, сколько и людей. В разных культурах нас называют по разному, но суть остаётся единой. Мы сопровождаем людей в течение всей их жизни. Одни помогают, другие вредят или пакостят. Иногда по собственной воле, иногда по приказу. Среди людей есть маги и колдуны, знающие о нас и контактирующие с нами, как твой начальник. Он очень плохой человек, его амбиции безмерны. Он устроил эту экспедицию, потому что точно знал о нашем существовании и большом скоплении в одном месте. И о нашем проклятьи.       — Почему он может вами управлять? Из-за кувшинов? — Чунмён всё ещё не верил, даже своим глазам, но ему нужны были ответы.       — Он маг, не очень сильный, но умный. Он умеет читать заклинания, способные нас оковывать. Но проблема в том, что мы и до этого уже находились под заклятьем нашего прежнего хозяина, чью гробницу вы раскопали. Он обрёк нас на вечное существование в наших кувшинах и на забвение. Я лишил его одного из сильнейших амулетов, того самого, который ты сегодня откопал, и так он наказал нас всех.       Чунмён нахмурился и хотел было достать перстень, но передумал.       — Выходит, та история, что ты рассказывал, она о тебе и о них? — Чунмён кивнул в сторону дожидавшихся.       — Именно.       — Продолжай.       — Если эта вещь попадёт к Эверетту, он обретёт силу нашего прошлого хозяина и его знания, заключённые в перстне. Поэтому я умоляю тебя, ни в коем случае не выдавать его. Я украл перстень и спрятал так, чтобы он не мог найти. За это хозяин проклял меня и моих собратьев. По его приказу мы возвели эту гробницу и похоронили себя вместе с ним. По его же приказу мы оберегали это место от грабителей, других колдунов и просто людей. Но Эверетт сумел снять защиту, и поэтому вы раскопали это место.       — В сказках пишут, что джинн, освобождённый человеком, становится его рабом, — на последнем слове он засомневался, но другое подобрать не смог и добавил: — и исполняет три его желания.       — Три или триста, бывает по-разному, поэтому и в ваших сказках количество желаний отличается. Это в том случае, если человек действительно спас джинна, а не просто нашёл кувшин.       — Выходит, я никаких прав не приобрёл?       — Хочешь исполнения желаний? Я могу исполнить их просто так, — разочарованно предложил Самин. Он считал Чунмёна чистым и непорочным человеком и никак не ожидал, что тот проявит меркантильность.       — Я не поэтому спросил. Тот факт, что я первым обнаружил кувшины, не даёт мне приоритета перед Эвереттом? Почему он, а не я может указывать вам?       — Мало спасти джинна, надо ещё держать при себе его сосуд и прочитать заклинание подчинения.       — Вот почему ты так настаивал.       — Но ты не мог.       — Та ночь в оазисе, ты сказал, что это приказ. Эверетта? И почему я не смог найти его, этот оазис?       — Потому что он — плод моего воображения, я его создал. А про ту ночь, что ж, я соблазнил тебя, внушив тебе страсть.       — Но зачем ему это?!       — Он хочет нарушить твоё душевное равновесие, хочет заставить тебя сомневаться в самом себе, чтобы манипулировать тобой. Но ты стал задавать слишком много вопросов, нашёл перстень, который не хочешь отдавать, и он решил избавиться от тебя, приказав джиннам убить тебя.       — И тебе приказал?       — И мне. Сначала он приказал это мне, но я не могу тебя убить.       — Поясни.       — В ту ночь я кое-что сделал для тебя, защитил от преждевременной и непредсказуемой кончины, ты доживёшь до глубокой старости и умрёшь только от неё. А я не смогу убить тебя, потому что именно я сделал тебя таким.       — Но они смогут?       — Не в твоём случае.       — Из-за твоего дара?       — Они будут пытаться, но не забывай, что я — ифрит, я сильнее их всех, — Самин посчитал излишним рассказывать Чунмёну о собственной жертве за его жизнь.       — Допустим, ты не позволишь им убить меня, а что потом? Как вы освободитесь от проклятья и хозяина? Или он всегда будет вам указывать?       — Пока кувшины и свиток у него, он наш хозяин и мы не можем пойти против него. Надеюсь, ты убережёшь перстень, иначе я не смогу одолеть его. Я уничтожу свиток, а тебе нужно увезти перстень и спрятать его любым возможным способом, чтобы кроме тебя никто не знал о нём. Так мы лишим его силы.       — Ты можешь его одолеть совсем? Обезвредить?       Ифрит задумался, стоит ли рассказывать человеку такие подробности. Он не мог убить Эверетта, не мог лишить его магии, но планировал, что перстень увезёт Чунмён, а он сам похитит свиток с заклинаниями и, умирая, сожжёт его в пламени вместе с собой. Эверетт умён, но он не заучил заклинания, не сможет правильно воспроизвести их без текста перед глазами, тогда джинны перестанут подчиняться ему и снова смогут жить в кувшинах, никому не вредя. Решив не посвящать корейца в эти детали, джинн коротко бросил:       — Это уже не твои заботы.       — Но что будет с вами?       — Мы останемся в кувшинах, — соврал Самин. Некоторые и вправду останутся, он погибнет, а двое шайтанов будут жить в телах людей.       — Как можно освободить вас?       — Никак. Это наша судьба. Наш прежний хозяин был весьма умён. Он знал, что джинны могут вселяться в тела, но делать этого не любят. Так поступают лишь злые шайтаны, поскольку это их суть, или сильные ифриты, в случае, когда им нужно выжить или преодолеть заклятье. Хозяин проклял нас или всегда жить в этих посудинах, или освободиться, вселившись в людей. В тела людей.       — Как двое моих коллег?       — Как двое джиннов. Они больше не твои коллеги, их души оказались слишком слабы.       — Ты говоришь, что ты самый сильный и можешь указывать им, так прикажи им не убивать меня.       — Если джинн, заклятый магом, воспротивится приказу, не выполнив его, он умрёт с рассветом. Поэтому я и говорю тебе, что они не хотят тебя убивать, но и умирать не хотят. Те двое вселились в тела не по своей воле, поэтому всё ещё вынуждены подчиняться магу. Но я решу эту проблему, если ты послушаешься меня.       — Ты сможешь освободить моих коллег?       — Чунмён, их больше нет. Мне жаль, я не могу их вернуть.       — Но ты же самый сильный! Или ты врал?       — Я не могу воскрешать мёртвых. Прости.       — Как снять проклятье? — не сдавался археолог, в котором бурлило чувство несправедливости.       — Никак.       — Так не бывает! — Чунмён прокашлялся, в горле пересохло от волнения и долгого разговора. Не успел он открыть рот, как в руке джинна появилась бутылка воды без этикеток и надписей. Чунмён ошарашенно посмотрел на Самина, протянувшего эту бутылку ему.       — Спасибо. Но я не просил.       — Это не желание, а человеческая потребность, пей, — ответил джинн с улыбкой.       — Но если вы вселитесь в людей по собственному желанию, это точно освободит вас? — Чунмён принял бутылку и, договорив вопрос, сделал пару глотков.       — Да. Это единственный способ. Но мы этого не сделаем, я запретил им вселяться в археологов. Если бы среди вас были преступники или ещё что, можно было бы подумать, но в основном здесь хорошие люди. Мы не станем забирать жизни.       — Даже ради свободы?       — Да, это мой принцип. Одни не должны отбирать жизнь у других. Каждому своё.       — Тогда ты сознательно обречёшь себя и их на вечную муку?       — Не всем им стоит жить, поверь.       — Но должен же быть какой-то способ освободить вас?! В легендах и сказках он всегда находится.       — На то они и сказки. Мы все хотим жить, чего скрывать. Но не ценой жизни других. Теперь ты веришь мне?       — Всё ещё сомневаюсь, что не объелся какой-нибудь галюциногенной ерунды или что не сплю. Может, ты заколдовал меня, чтобы мне это всё привиделось?       — Нет. Лишь раз я воздействовал на тебя, в нашу ночь в оазисе. И больше на твоё сознание не влиял.       — Я требую подробностей твоего плана.       — Ты не можешь требовать. Спрячь перстень и живи дальше.       — Что в этом перстне? Почему он так важен? Может стоит разбить его? Сломать? Расплавить?       — Он столь же древний, как я. И столь же сильный, но ему нельзя попадать в плохие руки. Даже осколок его кристалла имеет силу, поэтому лучше сохранить его в целости.       — Хорошо, но что ты будешь делать?       — Какая тебе разница?       — Самин, скажи!       — Я просто пойду и разрешу ситуацию, а ты стой здесь, пока всё не закончится, а потом уезжай.       — Что не закончится? Как ты это разрешишь?       — Тебя не касается, — строго бросил джинн, встал ногами на землю и направился к лагерю. Чунмён обогнал его и преградил путь.       — Что ты будешь делать?       — Тебе должно быть это безразлично, — нахмурился Самин. — Ты вообще должен меня ненавидеть и бояться. Ты должен испытать облегчение, потому что ситуация решаема и тебе почти ничего не надо делать. Что за неправильный человек? Зачем задаёшь вопросы?       — Не тебе решать за меня, что я чувствую. Говори!       — Ты же понимаешь, что я могу остановить тебя?       — Если не скажешь, я прямо сейчас выбегу к ним.       Самин посмотрел на него странно, взмахнул рукой, и Чунмён отлетел на несколько метров дальше, приземлившись на песок, и застыл, не в силах сдвинуться с места. Археолог обрадовался, что хоть говорить может.       — Так поступают лишь в одном случае. Когда решают отдать свою жизнь.       Самин остановился, не поворачиваясь, поразмышлял немного, затем растворился в воздухе и материализовался перед лицом Чунмёна.       — Я не позволю им забрать твою. Я не для того тебя спас и защитил. Таков мой выбор. Ты достоин того, чтобы жить, и ты должен спрятать перстень, — договорив, он поднял руку и провёл пальцами по щеке Чунмёна. — Прощай.       — Стой! Ты выбираешь неправильно! Не смей этого делать! Я запрещаю тебе отдавать свою жизнь вместо моей, слышишь?! Не смей! — сейчас Чунмён по-настоящему испугался, сильнее, чем во время всего произошедшего ранее. — Самин!       — До рассвета осталось два часа. Либо они убьют тебя и этим ослабят меня, либо я отдам им себя и всё закончится.       — Подумай хорошо, наверняка есть другой способ! Может, есть другое заклинание, которое я могу произнести? Что, если я заберу кувшины и стану вашим хозяином? Ты научишь меня нужным словам?       — Если бы ты их не отдал, мы бы …       — Да я понял, что идиот, ты уже много раз говорил. Сосредоточься на решении проблемы.       — Но ты не маг.       — Насколько сильный маг — Эверетт?       — В том и дело, что слабый, он мало знает, но у него есть свиток с заклинаниями и он умеет их читать. Он сумеет воспользоваться любым магическим артефактом, разберётся как. Заклинания из свитка дают ему власть над нами, а перстень позволит ему колдовать даже без нашего участия.       — А если забрать у него всё это?       — Тогда он сможет использовать лишь то, что знает наизусть. Без артефактов он не так грозен, — прищурился джинн. — К чему ты ведёшь?       — Хватит ли правильно произнесённого заклинания, чтобы забрать у него власть над кувшинами?       — Возможно, хотя я не пробовал. Не факт, что это сработает. Опять же, ты не маг. Перенять власть ты сможешь, но как будешь бороться с ним, когда он захочет её обратно? Он ведь сможет другое заклятье на нас наложить. А уж если завладеет перстнем, нам всем не спастись.       — А вы? Что вы можете против него, если будете под моей властью?       — Мы сможем исполнить твои приказы в отношении него, но только до того, как он наговорит другое заклинание.       — Какие приказы?       — Почти любые, кроме убийства.       — Давай попробуем.       — Если не выйдет, он сам тебя убьёт. Он сейчас ослеплён властью и могуществом, он всю жизнь мечтал найти джиннов, которыми сможет повелевать, и сейчас его гордыня затмила разум. Он не понимает, что творит.       — Порешаем. Ты сможешь любой мой приказ выполнить?       — Любой. Но ты должен понимать, что старое заклятье этим ты не снимешь.       — По крайней мере, освобожу вас от Эверетта.       — Что ты предлагаешь?       — Создай оазис снова, пусть ему доложат, что я мёртв и тело моё там, пусть пойдёт и убедится и сам заберёт перстень. Он же не может читать ваши мысли? Вот и хорошо. Чтобы он поверил, строй из себя безутешную вдову или что он там хочет увидеть. Он же в курсе, что ты не можешь меня убить? Пока он будет проверять, я проберусь в палатку, найду кувшины и произнесу заклинание, сразу же вызову тебя и скажу, что делать.       — Очень. Очень. Очень рисковое предприятие, в результате которого можем погибнуть мы все, а он станет безумным, но могущественным злодеем. Ты хоть знаешь, где он хранит кувшины и как их защищает?       — Это палатка! Он что, может их сделать невидимыми?       — Возможно. Перстень способен их чувствовать, он будет светиться. Но это огромный риск.       — Давай попробуем. У нас ведь небольшой выбор? Если они не исполнят приказ, то умрут с рассветом, если ты отдашь свою жизнь, от хозяина и проклятья их этим не освободишь. И что помешает ему позже найти меня и со мной расправиться позже? Даже если у меня не будет перстня, он может просто отомстить. Но пока я жив, я могу помочь. Научи меня, что говорить, чтобы кувшины стали моими.       — Почему ты это делаешь?       — Потому что могу. Разве ты не сделал бы подобное, если бы верил в такой шанс? Разве риск не стоит свободы?       Самин закрыл лицо руками и провёл ими вниз, словно стряхивал воду после умывания. О таком варианте он даже не размышлял, желая спасти Чунмёна и уничтожить свиток, миру от этого стало бы только лучше, хотя этот свиток бесценен, он несёт лишь зло. Чунмён прав — это шанс, мизерный, но шанс. Опять же, он рискует жизнью Чунмёна, но если сам Самин сегодня погибнет, Чунмёна это в итоге не спасёт. В любом случае он успеет отдать свою жизнь за жизнь корейца.       — Мне нужно убедить остальных.       — Ты сказал, до рассвета всего пара часов.       — Уже меньше.       — Так иди, убеждай поскорее!       Самин улыбнулся, в нём затеплилась надежда, он рванулся было к Чунмёну, но археолог отшатнулся, нахмурившись, и Самин замер на месте. А чего он ожидал? Естественно, Мён теперь боится его и делает это всё из сострадания, Самин для него больше не существует. Джинн выбежал к ожидавшим его собратьям, Чунмен же стал продумывать свой план.