Так было правильно

      Не дыша, Гермиона вернулась к своему столу (по крайней мере, ощущалось это именно так). Логической частью мозга — то бишь всем ее мозгом — она понимала, что дышала все это время, но, тем не менее, достигнув четвертого этажа, начала задыхаться.       Гермиона просидела за столом несколько минут, ожидая, пока кровь перестанет бурлить, и только тогда поняла, что оставила свою палочку внизу. Она прикрыла глаза и слегка сдавила виски. Как глупо. — Грейнджер.       Убрав руки от висков, Гермиона увидела своего коллегу Эйдена О’Коннора, который стоял в углу ее кубикла и ел банан. Отвратительно. — Ты же была в Визенгамоте утром? — Тот поиграл бровями. — И как оно? Этот засранец получил поцелуйчик? — улыбнулся он.       Она презрительно сощурилась. — Вообще-то, Эйден, я вызвалась дать показания в его защиту.       Банан завис на полпути ко рту, и на мгновение у него отвисла челюсть. — Правда? Прошу прощения. Я думал, вы двое не ладите.       Эйден был на курс младше ее в Хогвартсе. Он также был в Гриффиндоре, поэтому Гермиона предполагала, что у него были основания так считать. — Мы и не ладили, просто… так было правильно. Не за каждую ошибку нужно платить пожизненным заключением в Азкабане.       Брови Эйдена поползли вверх, а уголки рта опустились. Она подумала, что это значит «Э-э! Ты права!», но не была уверена, потому что мерзкий запах банана сводил ее с ума. — Очень великодушно. Ну, чего и следовало ожидать от «Золотой Девочки». — Он усмехнулся и пошел к своему кубиклу. — А, кстати, Матильда хочет взглянуть на заметки о яйце валлийского зеленого сегодня днем, если возможно. — Хорошо. Спасибо, Эйден. — Гермиона хмуро смотрела ему вслед.       Он знал, что она ненавидела выражения «Золотая Девочка» и «Золотое Трио», и именно поэтому использовал их так часто. Два месяца назад, когда у нее было собеседование для отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, Гермиона подала резюме под вымышленным именем. Матильда Гримблхок, увидев, что в ее кабинет вошла Гермиона Грейнджер, пролила чай на все документы, лежавшие на столе, и спросила Гермиону, чем она может ей помочь. Гермиона настояла на том, что не нуждается в особом отношении просто потому, что она героиня войны, и потребовала, чтобы ей дали самую низкую должность и она могла сама пробить себе путь в Министерстве. И хотя бюро распределения домашних эльфов было ее главной целью, ее направили в подразделение тварей, и Гермиона была полна решимости продвигаться по служебной лестнице только благодаря своим заслугам и талантам, а не славе.       Рон поступил ровно наоборот, выставляя напоказ свой статус в статьях для «Пророка». Примерно через месяц после Битвы за Хогвартс Рита Скитер спросила его, чем бы он хотел заниматься дальше, и, когда он ответил, что хочет играть в квиддич за лучшую команду, которая согласится взять его, предложения сыпались неделями. Он уже почти как год находился в Ирландии, приезжая в Лондон где-то раз в месяц. Он никогда не привозил с собой девушек, с которыми встречался, но Гермиона видела их вместе в газетах. Однако Молли Уизли, разумеется, ничего этого не замечала и настаивала, чтобы Гермиона присоединилась к их с Артуром поездке в Ирландию. Год назад, когда Гермиона собиралась вернуться на восьмой курс Хогвартса, а Рон собирался в Ирландию, она сказала ему, что им следует провести некоторое время раздельно и не зацикливаться друг на друге. Но не настолько же.       Гарри оказался где-то посередине. Ему не чужда была слава и скандальные статьи Риты Скитер, и он чувствовал себя почти уютно, будучи центром волшебного мира. Прошлым летом он с радостью принял должность аврора, несмотря на то, что даже не сдал ЖАБА. Его единственным спасением была Джинни, которую всеобщее внимание не сильно-то и заботило. Гермиона и Джинни сблизились после того, как им пришлось делить комнату на последнем году обучения в Хогвартсе, потому что Гермиона была единственной восьмикурсницей с Гриффиндора, которая вернулась в школу. Они сняли квартиру, поскольку сразу после окончания школы Молли не разрешила Джинни и Гарри жить вместе, и, хотя та обычно проводила вечера и ночи у Гарри, Гермиона видела ее довольно часто.       Гермиона посмотрела на часы. Без четверти двенадцать. Ей нужно было забрать свою палочку, но она не хотела случайно встретиться с кем-то из Визенгамота, когда они отправятся на обед. Или еще хуже — случайно встретиться с заключенным, которого поведут на обед.       Она вздрогнула, вспомнив его высокомерный и злой взгляд, которым он проводил ее из зала суда. Ей пришлось напомнить себе, что не было ничего удивительного в том, что все осталось по-прежнему. С чего бы ему смотреть на нее по-другому?       Джинни называла его Благотворительным Проектом Гермионы, но Гермиона знала, что та была намного проницательнее. Она по доброте душевной не поднимала эту тему, но, судя по тому, как осторожно Гарри говорил с ней сегодня утром, Джинни что-то ему сказала. — Ну, питаешь ты слабость к Драко Малфою, — сказала Джинни прошлой весной, когда они сидели в их гостиной в Хогвартсе, и пожала плечами. — И что с того? — Не питаю я к нему никакой слабости, — покраснела Гермиона. — Ладно, — сказала Джинни, — у тебя к нему пылкий интерес. — Джинни! — Гермиона закрыла книгу и повернулась к той. — Это дико… неуместно и неправильно.       Джинни пристально посмотрела на нее: — Слушай сюда, Грейнджер, — начала Джинни со своей любимой фразы, — вот, что я знаю. В сегодняшнем «Ежедневном Пророке» было две статьи. Одна — о моем брате и его триумфальной победе над болгарами, она сопровождалась очень информативной фотографией Рона и какой-то блондинки на послематчевой вечеринке, а другая — о назначении даты слушания по делу Драко Малфоя. Угадай, какую из них ты прочла уже пять раз.       Гермиона торжествующе улыбнулась. — Джинни, а зачем мне читать статью о Роне и его новой подружке? Или о Роне и квиддиче? Похоже на темы, которые я не хочу обсуждать. — Но о суде Малфоя и выдвинутых обвинениях ты знать-таки хочешь? — Я… я думаю… ну, это точно интереснее квиддича и глупых блондинок.       Джинни улыбнулась так, будто бы все еще не верила ей: — Окей. Я поняла.       В тот вечер она закрыла эту тему, но с тех пор по возможности поднимала вопрос о Малфое. По утрам она оставляла на тарелке Гермионы вырезки из «Пророка» и каждый раз, когда в компании обсуждали семью Малфоев, была адвокатом дьявола. Она никогда не присоединялась к пересудам в коридорах школы за спиной у Гермионы и всегда прекращала дразнить ее, когда понимала, что та больше не выдержит.       Однажды апрельским вечером, когда балдахин на кровати был задернут, а остальные девочки засыпали, Гермиона услышала шепот Джинни: — Как долго ты работаешь над своим Благотворительным Проектом, Гермиона?       У Гермионы слова застряли в горле, но она все же смогла ответить: — С третьего курса.       И тишина. А затем она услышала, как Джинни повернулась на другой бок. Гермиона хотела прошептать ей, что это пустяк и ей не нужно волноваться; хотела, чтобы Джинни повернулась и задала ей все вопросы, на которые у нее не было ответов. Однако больше всего она хотела, чтобы Джинни забыла обо всем и никогда не поднимала эту тему снова.       Звук каблуков Матильды вернул Гермиону обратно в ее кабинет. Матильда не нуждалась в практичных туфлях, — она спокойно могла ходить и на длиннющих шпильках. У Гермионы было две секунды, чтобы создать видимость бурной деятельности. — Гермиона! Тяжелый день?       Гермиона обернулась и увидела Матильду, которая смотрела на нее с ослепительной улыбкой. — Безусловно да, — улыбнулась она.       Матильда кивнула. — Что ж, не пропускай больше обед. Обязательно делай положенные перерывы. — Хорошо. И заметки о яйце валлийского зеленого дракона будут готовы к трем. — Ой, да ты можешь сдать их в конце дня, — улыбаясь, отмахнулась она и ушла.       Снова повернувшись к своему столу, Гермиона макнула перо в чернила и принялась заканчивать заметки о яйце, найденном в Лютном переулке на прошлой неделе. Затем она потянулась за палочкой, чтобы призвать отчет, и шумно выдохнула, вспомнив, что ей все еще нужно сходить в подземелье.       У лифтов на четвертом этаже она столкнулась с Гарри. Ее тревога резко усилилась: он никогда не приходил на ее этаж. — Вот ты где, — сказал он. — Что случилось? — спросила она. — Ничего, — слегка удивленно ответил Гарри. — Я думал, мы встретимся, чтобы пообедать?       Теперь Гермиона вспомнила. — О да. Прости, я забыла. Вообще-то, мне нужно… сделать одно дело. Может, завтра? — Завтра суббота.       Гермиона закрыла глаза и сдавила виски. — Точно. Прости. — Что за дело? — спросил Гарри. Гермиона засомневалась. — Я… я оставила палочку внизу. — Она поджала губы и отвернулась. — Оу, — сказал Гарри, — непохоже на тебя, — рассмеялся он. — Знаю. Мне самой стыдно. — Я схожу с тобой. — Да брось, Гарри, ты вовсе не должен носиться со мной по Министерству в свое обеденное время.       Гарри пожал плечами и вызвал лифт. — А что мне еще делать? К тому же, кафетерий нам по пути! — Он широко улыбнулся. — Ты наконец-то сможешь попробовать круассаны, о которых я брежу целыми днями.       Гермиона улыбнулась и прошла за ним в лифт. Они болтали о работе, и Гермиона поймала себя на том, что благодарит Мерлина за Гарри. Конечно, она делала это много раз за последние восемь лет, но, когда лифт наполнился волшебниками и ведьмами из других отделов, которые откровенно пялились на Гарри Поттера, стоявшего с ними в одном лифте, он продолжал разговаривать только с ней, совершенно забыв о том, как его персона влияет на окружающий мир.       Гарри повел ее по коридору к дубовым дверям, через которые она вылетела из зала меньше часа назад. Она приходила в ужас от одной только мысли, что ей придется постучать в дверь и просто поговорить с пухлым мужчиной, у которого была ее палочка, но Гарри, видимо, почувствовал ее настрой и сделал это за нее. Гермиона выдохнула.       Мужчина высунул голову из-за дверей. — О, мисс Грейнджер! Я вас обыскался! — Э-э, да, извините, я немного спешила… — У меня ваша палочка! — Я… да, я знаю. Я здесь, чтобы забрать ее. — Замечательно! — пискнул он. Он шагнул за дверь и прикрыл ее, оставив небольшую щель. Гермиона слышала перешептывания Визенгамота и ленивое протяжное бормотание, которое она запомнила на всю оставшуюся жизнь.       Мужичок наколдовал форму, которую она должна была заполнить, чтобы ей вернули палочку, и, когда Гермиона ее подписала, тот достал ее палочку из кармана мантии. Она снова почувствовала себя полноценной.       Он пискнул что-то вроде «Хорошего дня!» или «Не потеряйте ее!», но Гермиона уже прислушивалась к шуму за его спиной. Голоса кричали и спорили. Один из них, похожий на голос седого мужчины, призывал всех к миру. Дверь за пухлым мужчиной захлопнулась, и наступила тишина. Гермиона уставилась на двери, желая, чтобы они снова приоткрылись. — Ты готова? — Голос Гарри застал ее врасплох. Она совсем о нем забыла. — Да, конечно, — просипела она. — На обед?       Они развернулись и подошли к концу коридора как раз тогда, когда приехал лифт.       Даже с расстояния двадцати метров Гермиона узнала высокую бледную фигуру Нарциссы Малфой. Ее каблуки стучали в ритме стаккато, а белоснежная мантия идеально облегала фигуру. Ее взгляд, словно бы она учуяла что-то мерзкое, изменился со времен Битвы за Хогвартс, и теперь она смотрела вокруг с легкой надменностью, менее узнаваемой, чем раньше. Она была идеальным олицетворением освобожденной женщины. — Миссис Малфой, — когда они подошли ближе, Гарри протянул ей руку, — добрый день. — Мистер Поттер. — Ее голос звучал словно мед, но намного удивительнее была улыбка, которой она одарила Гарри, — как будто они были добрыми друзьями. Гермиона напомнила себе, что прошлым летом Гарри давал показания на суде Нарциссы, помогая снять с нее обвинения. — Я слышала, вы сегодня давали показания. Даже не знаю, как я могу вас отблагодарить. — На самом деле… — начал Гарри и пригладил волосы. — Это Гермиона убедила меня рассказать обо всем в деталях. Она сегодня тоже давала показания. — Гарри повернулся к ней, но Гермиона застыла на месте, стоило Нарциссе Малфой обратить на нее свои голубые глаза. Она моргнула, будто бы видела ее впервые. — Мисс Грейнджер, — Нарцисса протянула руку, — я едва вас узнала. — Гермиона не могла понять почему, ведь она ни на толику не изменилась. — Я выражаю свою благодарность за ваш вклад в дело моего сына.       Рука Гермионы двигалась сама по себе, и внезапно она уже пожимала руку Нарциссы Малфой. — Не стоит, миссис Малфой. Так… так было правильно, — ответила она. — Во время войны он был очень храбр.       Глаза Нарциссы блуждали по ее лицу, и тогда Гермиона поняла, что ее попытка оставаться невозмутимой провалилась. Нарцисса Малфой знала. Это была не легилименция. Но она знала. Нарцисса отпустила ее руку. — Да, это было тяжелое время для всей семьи. — Она вздохнула и посмотрела на двери. — Что ж, сегодня они позволили мне пообедать с Драко. Я бы предложила вам присоединиться, но они этого точно не допустят.       Давление Гермионы подскочило до небес при мысли о совместном обеде с Гарри, Драко и Нарциссой Малфой. О чем они вообще будут говорить?       Гарри снова вступил в разговор. — Конечно. Приятно было повидаться с вами, миссис Малфой. — Взаимно, мистер Поттер. И, мисс Грейнджер, — сказала Нарцисса, бросая на нее изучающий взгляд, — пожалуйста, давайте поддерживать контакт.       У Гермионы пересохло во рту, и вместо ответа она просто улыбнулась и кивнула. Поддерживать контакт?       Словно завороженная, она смотрела вслед Нарциссе, и Гарри пришлось потянуть ее за руку, чтобы заставить пойти к лифтам. Для нее все было как в тумане. — «Во время войны он был очень храбр»? — Гарри вскинул бровь, смотря на нее. Она видела, как улыбка расползается на его лице. — Заткнись, — покраснела Гермиона, вызывая у Гарри приступ смеха.