Хули-цзинь спасает свой хвост

      Всю следующую ночь перед собранием лисица провела в беспокойном сне, хотя ожидала, что уснет, как только доберется до кровати. Ху-Яо думалось, что после всех переживаний за день, долгих и душевных разговоров, сон окатит ее с макушки до пят, стоит расслабиться, но, оказалось, человеческий организм любил издеваться над слабым сознанием, диктуя собственные жестокие правила жизни. Голова казалась чугунной и мысли путались, превращаясь в скомканный клубок, чьи нити пронизывали иглами сон и делали из них что-то странное и абстрактное, но до жути пугающее. Девушка не находила себе места на простынях, скатывалась с одного бока на другой, словно это могло помочь найти спокойствие, найти, наконец, нормальный сон, что не натягивал бы нервы до дрожащих струн. Хули-Цзинь просыпалась от любого тихого шороха за дверью своей комнаты, вздрагивала, словно все тело окатывали холодной водой, а после пробуждения смотрела в потолок с бессмысленным взглядом по-долгу. Пальцы рук покалывало, а по телу пробегала дрожь, напоминая прикосновение легкого пера. С каждой секундой тишины становилось не по себе, будто что-то в холодных тенях ночи затаилось и ждало. Поджидало нужного момента, чтобы выпрыгнуть, испугать до боли в сердце и забрать душу, выцарапать все самые потаённые сокровища.       Девушка медленно подняла руку к потолку, протягивая исхудавшие пальцы к чему-то, чего сама не видела, но очень сильно хотела достать. Попытки вновь окунуться в прорубь кошмаров она решила оставить на следующую ночь, сейчас ей хотелось просто найти успокоение, отодвинуть бессмысленное волнение за кромку мыслей и подготовиться к предстоящей оппозиции против нее на собрании, потому что ее позиции среди заклинателей, мягко говоря, были не самые крепкие. Она стояла среди всех как новорожденный олененок, а все ее попытки достучаться могли только умилить остальных своим блеющим голоском. Ей нужна поддержка, крепкая опора под ногами и лучше бы это были те, кому Хули-Цзинь действительно могла доверять, а таковых, увы, среди заклинателей быть не могло. И не по причине того, что Хули-Цзинь, в принципе, не могли с кем-нибудь дружить из людского рода, а потому что сама Ху-Яо не могла доверять настолько, чтобы опереться на плечо товарища. Что-то на подсознательном уровне выстраивало крепкие стены, создавая всякий раз отговорки не полагаться на людей, а надеется лишь на свои собственные силы.       Пальцы коснулись лунных лучей и витавшую в воздухе пыль, так и не сумев достичь своей эфемерной цели. Казалось, что рука была соткана из лунного света, жемчужной пыли и лунного камня. Она ее не чувствовала — конечность онемела от отока крови. Только глаза могли подтвердить, что это рука является конечностью Ху-Яо, только ее, а не частью другого. Но почему было ощущение, что она находится не в том теле? Словно выкрала чей-то облик, нацепила маску ей не свойственную, хотя совсем недавно ощущала такой прилив сил и уверенности в себе. Она отчетливо понимала, что больше не будет убегать, не будет подлизываться для выживания, станет собой, той, кого потеряла когда-то давно. Но была ли она изначально? Были ли смысл возвращать то, чего изначально не существовало на белом свете. Это подобно хватанию воздуха, словно его можно было ощутить, потрогать и ощутить текстуру. Должно быть, прибывание в человеческом обличии пошатнуло собственные принципы и разум старался найти хрупкий баланс между двух огней.       Хули-Цзинь встала с кровати, поднявшись на ватных ногах, размышления о недосягаемом она смахнула рукой, проведя ей по седым волосам. Сердце в груди трепетало от страха, что зарождался из самых глубин, словно спрут выпускал свои чернила. Этот страх клубился, вырисовывал рисунки и проникал в тело, окрашивал его в пугающие оттенки дрожи. — Я схожу с ума? — Спросил чей-то голос. Хриплый, словно скрип старых петель на двери. Голос Хули-Цзинь казался чуждым, совсем не ее. Кожу лица начало покалывать, а картинка перед глазами непривычно смазалась, будто она смотрела на этот мир через окно, на котором были капли дождя. Ху-Яо растеряно коснулась щек, ощущая дорожки слез. Плачет? Почему? Но слезы не останавливались, как бы Ху-Яо не старалась их остановить и утереть, они все катились и катились, а в груди становилось свободнее. Появилось место, чтобы свободно дышать. «Должно быть, я слишком долго терпела» — Нашлось оправдание бесконтрольному порыву слез. Ху-Яо так много пережила за последнее время, но все эмоции держала под контролем, думая, что так будет лучше. Считала, что сможет справиться без них, что они станут доказательством того, что она проиграла. А рыдать хотелось, хотелось обернуться ребенком и истерить без остановки, кричать, срывая голос, до болезненных кольев в легких. Она совсем забыла, что ей тоже можно плакать, если трудно, если она злится, если видит несправедливость. Человеческий мир был столь безжалостный, что разрывал своими когтями плоть, оставлял шрамы и добивал лежачего. Ху-Яо злилась на слепоту остальных, на их недальновидность, на какие-то глупые заговоры и игры, когда человеческая жизнь была столь коротка, похожая на кубик льда под палящим солнцем времени. Почему она, бессмертный демон, плачет над глупостью человеческого рода? И сколько таких же мягкосердечных демонов найдется во всем мире? Это было настолько смехотворно, что стоило бы посмеяться над этим, но Хули-Цзинь вновь и вновь прокручивала слова своих сестриц в юности. Они, все как один, твердили, что лисицам суждено любить людей. Суждено страдать из-за них, тянуться к ним, как тянется насекомое к огню. Это убьет их, иного развития судьбы нет, но этот разгорающийся пожар притягивал своим теплом, даже если он обжигающий, притягивал и светом, даже если это блеск жестокости. А ведь Ху-Яо им не верила, она бежала от этих слов, резвилась в полях, ловя ртом поднимающеюся земляную пыль, она обжигала гортань холодом речной воды и утверждала, что все это глупости, пустой звук, не достойный осмысления. И сама того не заметила, как стала зависимой от людей. От их компании, от культуры и желания достичь запретных знаний.       Девушка прошлась к окну, пошатываясь на ногах. Она открыла створки и пустила в комнату лунный свет, что пробивался лучами. Взор шоколадных глаз обратился на ночной пейзаж. Спокойный и живущий своей жизнью. Природе ведь никуда не надо спешить, она добра к тем, кто так безжалостно ее использует, а оттого дарит упокоение при созерцании. Зелень словно отторгнута от себя, только черные силуэты объектов чуть освещались лунным плетением, но все остальное погрузилось в забвение, забыло свои истинные цвета, но, тем не менее, наслаждалось этим, радовалось шуршанием листвы и стрекотанием певчих цикад, плеском вечно цветущего озера. А ночь все равно свежа иссиня светлым горизонтом на заходе солнца. Расстилается по дорогам и равнинам лунный свет, темны сады и овраги, уносится ввысь недоступностью бледное озеро. Ночь свежа рождающейся отовсюду прохладой, которая проталкивает запах росы и зелени с низин, низкая и медленная в движении прохлада — свобода необъятного и волшебного неба, всё в голубых лунных сумерках, и мчится пространство, схватывая мысли, и Хули-Цзинь теряется: все теории вмиг обесцвечены прикосновением ночи. Сама луна далеко, где-то за темными лесами и горами, отдельно яркая, но бессильная перед предстоящим восходом. Ей суждено умирать каждое утро под светом солнца, но она все равно возвращается каждый раз обратно в ночь. Белокурая девушка переплела перед собой пальцы в молитвенном жесте и сильно-сильно зажмурилась; просьба ее была проста — благословить предстоящее испытание, дать силы смотреть с высоко поднятой головой, даже если все в округе ополчатся.

***

      С утренними лучами солнца двери комнаты, которую Хули-Цзинь считала своей временной тюремной клеткой, растворились. В пороге стояла служанка с простым серым ханьфу с заметной росписью хризантем цветными нитями. За ее плечами двое молодых адептов, чей взор был суров и холоден. И не одной радостной улыбки, от которой стало бы легче в мгновение ока. Такое отношение угнетало еще больше, что, похоже, отразилось на лице девушке, потому как сопровождающие служанку заклинатели мгновенно напряглись, но меч из нож доставать не стали, сохраняя самообладание перед лицом демона. — Эта служанка приветствует Хули-Цзинь, — Дрожащим голосом начала девушка, не смея поднимать взгляда на демона в комнате. — Мне приказали подготовить Вас к собранию Орденов по приказу главы. — Оставь одежду, остальное подготовлю сама и выйду. — Мягко произнесла лисица, потеряв всякий интерес к рассветному пейзажу за окном, у которого просидела всю ночь. Взгляд ее был уставшим, но твердым и уверенным. Карий взгляд проследил как молодая девушка прошла вглубь, оставила ткани на столике и с поклоном вышла. Ху-Яо облегченно выдохнула, спрыгивая с подоконника и направляясь к одежде. Холодная ткань прилегала к телу как вторая кожа, начиная создавать ощущение брони вокруг столь хрупкого человеческого тела. Лисицам не нужна была одежда, ведь шерсть была куда лучше и практичнее, однако, Ху-Яо еще не скоро сможет вернуться в свой изначальный, так полюбившийся, вид, если вообще сможет вернуться. Она не помнила легенд или рассказов, которые бы проясняли возможность восстановить свои хвосты и прежние силы. Лучше уж утопиться, чем продолжать влачить свое существование в столь ненавистной ей форме, но единственное, что ей оставалось делать, так это затянуть пояс потуже, как в прямом, так и переносном смысле. Впрочем, все мысли сейчас витали не вокруг внешности, а были уже в душном зале, где собирались заклинатели. Перебинтованные руки чуть дрожали, а сердце колотилось от волнения. Ху-Яо старалась настроить себя на победу, представить, что все это лишь аналог охоты и добыча здесь не она. Если получиться обратить кланы против псов Вэнь, она сможет отомстить, пролить реки крови и вернуть утраченное достоинство. Месть сейчас казалась чем-то естественным, и другого выхода из ситуации демоница не видела. — Я готова, ведите, — Выдохнула Хули-Цзинь, поднимая взгляд перед собой.       Как Ху-Яо и представляла, зал для собрания был раскошен и скромен одновременно. Тай внутри был отделан синим деревом, а на полу лежала каменная плитка с узорами голубых и белых лотосов. Ширмы с росписью подобного мотива таких же цветов закрывали собой окрашенные стены и придавали невесомости. Сложно было сказать, насколько огромным было здание, потому как некоторые из тканей закрывали входы в другие комнаты, откуда доносился запах свежей еды и слышался стук мебели. У стен стояли подставки, разнообразные полки с открытыми ящиками и нишами из черного дерева. В них хранились различные декоративные предметы: от редких украшений, до дорогого сервизного набора. Похоже, слуги заканчивали последние приготовления перед началом приема. Кто-то выбегал из-за ширм и ставил посуду на выставленные в круг столики. Даже эти столики, казалось, стоили больше, чем среднестатистический дом в деревушке на окраине. Сделанные из черного дерева и украшенные интарсией другого вида дерева, а лакированную столешницу поверх украшала ажурная резьба цветочных мотивов. Одновременно сдержанный и богатый интерьер передавал всю элегантность принимающей стороны и серьезность предстоящего собрания. Легкий сквозняк пробегал по ногам, ведь окна были раскрыты и заклинателей, помимо слуг, не наблюдалось. Похоже, ее провели заранее, чтобы не вызывать бурю негодования со стороны остальных. Стоя вот так, посреди богатых столиков для гостей, Ху-Яо вновь почувствовала себя одиноко. Она даже представления не имела, как все обернется в итоге, поэтому волнение захлестнуло ее в мгновение ока. Девушка даже представить не могла, что будет так переживать. — Потребуется примерно две палочки благовония, чтобы все подошли, поэтому, дева Хули-Цзинь, позвольте провести Вас до места. — Предложила служанка, показывая на хонтахта, стоявшем в углу. — Позвольте этой служанке налить Вам чаю.       Ху-Яо кивнула головой в знак согласия, приседая на подушку. Подбирая подолы, она в который раз убедилась, что мужская униформа Облачных Глубин была куда более удобнее и практичная в плане передвижения. Сейчас же приходилось следить за каждым своим шагом, чтобы не запнуться, а длинные рукава уже раздражали. Если бы ее одели в мешок, это было бы куда удобнее.       Впрочем, она не долго размышляла в одиночестве, наслаждаясь дорогим зеленым чаем, что горчил на кончике языка. На улице стали раздаваться испуганные вскрики по типу: «Господин, собрание еще не началось», «Успокойтесь, этот слуга молит Вашего спокойствия!» и тому подобное. В зал собраний влетел высокий широкоплечий мужчина, подобно смерчу надвигающемуся в самый центр. От него веяло такой опасностью, что даже подготовленная к подобному типу заклинателей Хули-Цзинь подавилась глотком зеленого чая, прикрывая рот рукавом своего ханьфу. Она впервые почувствовала как хочет сжаться в маленький камушек, лишь бы не попасться на глаза вошедшему человеку и тем более не стать жертвой убивающей ауры. Тот тяжело дышал и глазами обвел помещение, наткнувшись на незнакомку. Глаза его темные сузились и на улице послышались раскаты грома. — Что тут делают посторонние? — Взревел он громким басом, оглядываясь на слугу рядом с собой. — Мэн Яо!       Девушка поспешила подняться из-за стола, склонившись в поклоне. Она не ожидала, что так скоро встретиться с давним другом Лань Сиченя, что уже однажды посещал Облачные Глубины. В те дни он казался довольным жизнью главой ордена Не, что ругал своего младшего брата за плохие оценки, распивал чай с давним другом и донимал маленькую лисичку, пугая ее чуть ли не из-под каждого камня своим внезапным появлением. Ху-Яо еще долго после его отбытия оглядывалась по сторонам, пугаясь преследования. То были мирные деньки, наполненные своими повседневными событиями. — Эта Хули-Цзинь приветствует главу ордена Не, — Распрямилась лисица, ловя на себе две пары глаз. Стоявший рядом миловидный молодой мужчина, с приятным лицом и располагающей улыбкой, украшенной ямочками на щеках, склонился в приветствии, но позже так и не поднял взгляда на девушку. Не Минцзюэ в свою очередь расширил глаза от удивления, забыв о всяких приветствиях. — Хули-Цзинь… Хули-Цзинь, — Забормотал мужчина под нос, стараясь поймать ускользающую от него мысль. Вмиг его осенило и он хлопнул кулаком по ладони, улыбаясь чему-то своему. — Не та ли зверушка-оборотень, что крутилась вокруг Лань Сиченя в свое время? До меня доходили некоторые слухи о твоей судьбе, но не думал, что встретимся вновь так скоро и при таких обстоятельствах. — Глава ордена Не прав, я и есть та самая лисица, что проживала в Облачных Глубинах. — Продолжила беседу Ху-Яо, стушевавшись под столь внимательным взглядом собеседника. Казалось, его раздраженность улетучилась так же быстро, как взлетает воздушный змей в небо. Была ли причиной такой резкой смены настроения внезапная встреча или это влияние знаменитой сабли, Ху-Яо не гадала, да и интереса к этому проявлять не хотела за ненадобностью лезть в чужие дела. В то же время, ее интересовало то, как Не Минцзюэ отнесся к исчезновению Первого Нефрита и как относился сейчас к бесхозной Хули-Цзинь. Однако, следующие слова развеяли ее сомнения. — Мне представить страшно, что пережили жители Облачных Глубин в ту ужасную ночь. Будь это на моих землях, я бы уже волосы на себе рвал и ноги всем нахалам поотрывал. — Разошелся мужчина широким и злобным хохотом. — Мне донесли, что ты сражалась до последнего и защищала Лань Сиченя, помогая ему сбежать. — продолжил заклинатель, упирая руки в бока. — Уверен, что сейчас он где-нибудь укрывается и ищет возможности безопасно вернуться без ущерба своему клану. Пока Гусу Лань находится в таком упадке, орден Вэнь не будет проявлять к нему внимания из-за своей излишней самоуверенности. Впрочем, Первый Нефрит спрятался до того хорошо, что не только эти гадкие псы не могут учуять его, но и мои люди не приносили известий о каких-либо уликах его местонахождения. Однако, я удивлен, что орден Гусу Лань до сих пор не вернул тебя обратно после пропажи. — Второй Нефрит сделал мне предложение вернуться обратно, — Осторожно начала лисица, оглядываясь по сторонам, дабы чужие не услышали, она понизила свой голос. — Но Старейшины наверняка будут против такого исхода событий, и у меня остались незавершенные дела. — Что же это за дела? Как-то связано с собранием? — Поинтересовался Не Минцзюэ, наклоняясь чуть ближе, чтобы разговор действительно оставался тайным. Он даже отмахнулся от рядом стоящего слуги, что, не разгибая спины, отошел на несколько шагов назад. — Я надеюсь на рациональность главы ордена Не и то, что он понимает о неизбежности скорой войны. — Тихо произнесла Хули-Цзинь. — Орден Вэнь поколениями терроризировал мой род и сотнями истреблял сородичей, он так же нанес непоправимый ущерб и моей судьбе, силой отняв то, что должно принадлежать мне. Поэтому, пока я не смогу отомстить и вернуть в тридорого то, что они оставили мне, я не смогу вернуться со спокойной совестью обратно.       Заклинатель растянул губы в улыбке и резко хлопнул девушку по плечу до того сильно, что Ху-Яо с трудом удержалась на ногах. Она скривила лицо, а затем неловко улыбнулась, стараясь сохранить свой вид. Похоже, ее слова произвели положительное впечатления на мужчину, поскольку он проявил такой открытый знак дружелюбия к демону. Однако, такое грубое отношение могло создать конфуз, будь зрителями кто-то другой, а не молчаливый слуга. Сама Ху-Яо не любила прикосновения в особенности от заклинателей, но подобную выходку со стороны главы ордена Не решила поскорее забыть, дабы не сорвать беседу и не заканчивать их первый разговор на такой плохой ноте. — Всецело с тобой солидарен. — Подтвердил тот громко. — Люблю я честных людей…эээ, точнее, демонов, кхм. К тому же, Первый Нефрит не стал бы рядом держать с собой гнусное существо, поэтому можешь рассчитывать на мою благосклонность в этом деле. Я собираюсь убедить других глав начать действовать и не ждать мирного решения проблемы. За последние десятилетия политика ордена Вэнь сильно вредила другим территориям, вплоть до того, что мирные люди начали умирать. А потому я не вижу смысла в подкупах и тем более не собираюсь приклонять колени перед узурпатором.       Знал бы, какие мысли крутились в белой голове лисицы, не стал бы так говорить — подумалось Хули-Цзинь, что, на удивление, нашла общий язык с заклинателем, не смотря на свое происхождение. Не Минцзюэ и сам был странным человеком. Крайне вспыльчив, легко воспламеняется и медленно потухает. Привык делить мир на черное и белое, не воспринимая полутонов. Не понимает намеков, но силен в дипломатии. Прямолинеен, иногда даже груб. Но, в принципе, нисколько не обеспокоен по данному вопросу. Не Минцзюэ показался ей с давних времен примером восхищения, достойным человеком, что возглавил орден в юные года и вел разумную политику на своих территориях, затем, при посещении Облачных Глубин, он произвел впечатление хорошего человека, уверенного в своих непоколебимых принципах и способным вести дружбу с таким скромным человеком, как Первый Нефрит. Сейчас же, узнав, что заклинатель не мыслит узколобо и оценивает ситуацию подстать главе, ответственным за других, он напоминал весы. Прост в общении, но отнюдь не глуп, чуть несдержан, что можно простить, но честен в выражениях и доверяет своему мышлению и чувству долга. Открыт, подобно книге, и в то же время, вчитываясь, понимаешь, что за простыми словами скрыт не малый смысл.       Тем не менее, пока Хули-Цзинь и Не Минцзюэ придерживаются одного взгляда, лисица готова потерпеть его неотесанную грубость и столь бесстрашное поведение перед демоном, а так же поддержать словом и доказательством, благо свидетели в виде молодых господ отдыхают по-соседству. Опять-таки, иметь в союзниках столь воодушевляющую личность обадривало, ведь Ху-Яо стремилась на этом собрании донести до остальных серьезность ситуации, даже если на это потребовалось бы сражаться в одиночку против толпы заклинателей.       Проблема содержалась лишь в том, что поддержка одного ордена не приносила гарантии в победе. Девушка уверена, люди ордена уже готовы и сидят на низком старте, ожидая весточки, дабы выдвинуться, но этого было слишком мало. Учитывая время, сколько потребовалось на расширение войска ордена Вэнь, и беря во внимание продолжительное время охоты на Хули-Цзинь, чьи жемчуга давали не плохое преимущество слабого заклинателя перед более сильным — попытки начать контратаку не увенчаются успехом. Это все равно, что идти на медведя с голой палкой. А идти на такую авантюру согласиться не каждый. — Тогда могу я воспользоваться предложением Вашего диди и посетить Нечистую Юдоль на неопределенный срок? — Нашла время спросить Хули-Цзинь, перед тем как в зал собраний вошла группа заклинателей в белых одеяниях. Не Минцзюэ и Ху-Яо тот же миг обратились к входящим взглядами, и только после обмена приветствиями, глава ордена Не кинул через плечо, прежде чем отправиться к делегации ордена Лань: — Обсудим это позже.       Хули-Цзинь лишь кивнула, провожая взглядом спины удаляющихся возможных союзников. Поговорить с орденом Лань ей так же хотелось, но лиц, с которыми удалось бы провести плодотворную беседу не наблюдалось. Со Вторым Нефритом говорить было, в принципе, сложно, хотя он и выступал в качестве наблюдающего лица на собрании, ведь Старейшины быстро заняли место представительства. Заклинатели выглядели неприступно, словно недавнее поражение их не затронуло, словно все произошедшее тогда оказалось простым слухом. Говорить с такими лицемерами Хули-Цзинь не хотела, как и бередить свои воспоминания о столь ужасных событиях в своей жизни.       К сожалению, среди Старейшин, Лань Цижэня не наблюдалось. Похоже, он был занят восстановлением Облачных Глубин и не в состоянии передвигаться по состоянию здоровья. Последнее особенно волновало лисицу, ведь возможности узнать о его самочувствии не удавалось. Она и представить не могла, что так скоро начнет тосковать по его нравоучениям о распущенной молодежи, что не ставит мнение старшего поколения. Однако, Ху-Яо лучше будет довольствоваться этой грустью, чем действительно вернется, чтобы стыдливо отводить глаза и прятаться без возможности реализовать свои планы.       Как бы то ни было, вернуться к своему оставленному чаю лисица так же не смогла, поскольку ее плеча аккуратно коснулись. Девушка обернулась, удивленно вскидывая брови. Напротив нее стоял знакомый старейшина из клана Лань. То был заклинатель в возрасте с седыми от времени волосами, собранными в сложный хвост, что украшали серебряные кольца. Ростом он был не высок, чуть пухловат, отчего казался стариком простым и безобидным, что отчасти было правдой. Глаза его были серыми, но чистыми и блестящими, как бывает у людей возрастных. У него округлое лицо, которое укрыто морщинами прожитых лет. Но, они совершенно не старят его. Нос у дедушки укрыт бледными веснушками. Они пробиваются сквозь морщины и на мгновения превращают его в молодого человека. И складки у глаз стали глубже от тихой улыбки бледных губ в тот миг, как Старейшина понял, что на него обратили внимание. Родом он был из маленького побочного клана ордена Лань, а после женитьбы обосновался в Облачных Глубинах и долгое время провел в странствиях, собирая редкие артефакты и фолианты. Несмотря на свой возраст, он всегда ходил ровно и выпрямлено. Физическая подготовка на протяжении всей жизни помогла ему сохранить хорошую форму, а военная закалка воспитала в нем порядок и последовательность. — Ху-Яо, ты ли это? — Спросил он светлым тоном, оценивая состояние напротив стоявшей девушки. В качестве подтверждения он оглянулся на Лань Ванцзи рядом, что послушно кивнул, не выронив слова. Старейшина улыбнулся чуть шире, возвращая взор на лисицу, ласково взял руки той, что стояла столбом, которая не знала, что произнести и продолжить так внезапно завязавшуюся беседу. Руки у него были теплыми и исполосованными шрамами от ручной работы, ведь в юношестве ему часто приходилось работать в полях с простыми крестьянами. Однако, этот контакт был настолько мягким и плавным, что прикосновение казалось эфемерным, ведь не мог заклинатель так бережно держать руки демона-оборотня. — Как радостно мне видеть тебя живой, Ху-Яо. — Продолжил старик, не дождавшись какой-либо ответной реакции. — И правда, сладкий апельсин становится кислым, мне с трудом удалось тебя узнать. — Эта Хули-Цзинь приветствует Старейшину Лань Минжу. — Выдавила удивленная лисица, не зная, куда деть свою персону от такого обращения к себе. Ей было некомфортно получать столько доброты в глазах и ласковую улыбку после всех пережитых трудностей и несправедливого отношения к себе.              Старик был одним из немногих в рядах Старейшин, кто проявлял милость к демонице на территории Гусу Лань. Он многое позволял в своем присутствии и всячески помогал с ведением дел библиотеки ордена. Впрочем, это было не удивительно, поскольку отвечал за ее сохранность. В его же интересах было сотрудничать с Хули-Цзинь, что в свое время сторожила библиотеку и ухаживала за рукописями. — Этот старик совсем растерялся от такой фамильярности, зови меня как раньше, — Неловко рассмеялся Старейшина, не отпуская холодных и перебинтованных рук лисицы. Ему удавалось несколько раз вести беседы с поселившимся рядом демоном, поэтому он запомнил ее как красивую девушку, исхудавшей от долгого голодания, но пышущей здоровьем и мудростью.       Однако, сейчас, перед ним стояла девушка, чьи раны прикрывались тканями одеяния, но он чувствовал насколько ослабла лисица не только физически, но и духовно. Что-то в ней изменилось, поблекли в ней краски жизни и создавалось впечатление, что не девушка украшала ханьфу, а наоборот. Обычно, девы не теряли своей красоты от надетого наряда, каким бы ужасным и безвкусным оно не было, но с Хули-Цзинь дела обстояли по-другому. Словно девушка и ханьфу существовали отдельно друг от друга и оттого взгляд старика сделался печальнее прежнего. Жалость переполнила его сердце, будто видел он перед собой обедневшую внучку. — Я все прокручивал в голове нашу встречу, репетировал слова благодарности, но стоило услышать и увидеть Ху-Яо, как все вылетело на старость лет. — Нашелся в словах Старик, почуяв, как сильно напряглась демоница от долгого безмолвия между ними. — Все в порядке, дедушка. — Мигом исправилась смущенная Хули-Цзинь. Она опустила взгляд на руки, не смея от стыда поднять его на лицо заклинателя перед собой. В сердце что-то болезненно сжалось и глаза защипало от накопившихся слез.       Она была так рада такому аккуратному отношению к себе, что все остальное не имело значения. Ощущение, что держат ее за руки, как драгоценное сокровище, развеяли тьму в душе и разуме, освободив от оков напряженности и страха. Ведь так не держат кого попало, так не обращаются с теми, кто не мил сердцу. Ей не врали, не скрывали правды и не боялись, смотрели на нее, не как на демона и не как на божественного посланника, а как на Ху-Яо. Лисицу, что жила в Облачных Глубинах, следила за книгами, ловила мышей и навок, помогала некровным адептом и сбегала под покровом ночи в ближайшие деревни, чтобы выпить вина среди обычных людей, а позже обязательно переписывала треклятые правила, дабы "память встала на место". — О чем ты таком говоришь? — Возмутился Лань Минжу, взглянув на девушку обескураженно. — Благодаря твоей помощи нам удалось отбиться от этих проклятых Вэней, спасти адептов и ценный материал. Я эти книги десятилетиями собирал по всему Китаю и только благодаря твоим заклинаниям большинство их них не кануло в лето и не сгорело от огня. Но я так же хотел принести личные благодарности за спасение моего сына. — Подождите, дедушка, — Воскликнула удивленно лисица, поднимая растерянный взгляд и встречаясь с блестящим серым омутом, что искрился наступающими слезами. — О каком сыне Вы говорите? Я...я никого не смогла спасти тогда. — Речь идет о Лань Бэй, моем вторым сыне. — Терпеливо объяснил Старейшина, не расстроившись такому повороту событий. — Лань Цижень отправил его в библиотеку, тебе в помощь. Когда все уже думали, что вас там внутри настигла беда и пламя охватило здание, другие адепты услышали вой и примчались на зов, но нашли только искалеченного мальчишку. — Я не понимаю... Лань Бэй жив? — Вспомнила Хули-Цзинь испуганного мальчишку, на которого наложила иллюзию для отсрочки времени. В памяти разгорелось пожаром воспоминание, как ее накрыли сеткой из чистого Ци и как иллюзия с адепта спала. В тот ужасный момент она потеряла самообладание и смутно помнила последующие действия, только зная, что выживших в библиотеке не осталось. — Но я точно помню как...как меч пронзил его грудь. — Прокручивая болезненные воспоминания, произнесла Ху-Яо. Она на мгновение ощутила запах крови и гари в носу, старые шрамы заныли, напоминая то ужасное время, наполненное гневом и агонией. — Сын оказался тяжело раненым, это действительно так, но он остался жив. — Опечалено продолжил старик. Он не терял надежды на лучшее, стараясь сдержать улыбку на лице, что тускнела с каждым его словом. Не говорить на тему сожжения Облачных Глубин стало негласным правилом среди адептов, дабы не вскрывать еще незажившие раны, но без этого, Старейшина не смог бы найти сил заговорить с Хули-Цзинь, перед которой, отчасти, чувствовал вину. — Ему оказали помощь, но он до сих пор не приходил в себя. Состояние его тяжелое, но стабильное, надеюсь, мои молитвы достигнут небес и сын пойдет на поправку. — Я буду молиться об этом. — Искренне пообещала девушка, улыбнувшись чему-то своему. Почему-то мысль, что те ее действия не были напрасными, приносили радость. Она действительно почувствовала облегчение, услышав, что мальчик, раненный в некоторой степени по ее вине, имеет шанс на выздоровление. Возможно, он останется инвалидом, возможно не сможет вернуться к прежней жизни, встретившись со смертью однажды, но он будет жив. Будет рядом с близкими и любимыми. — Спасибо, Ху-Шень, раз уж это будешь делать ты, то слова точно достигнут небеса.