В Облачных Глубинах стояла необыкновенная тишина. Раньше в ней было нечто возвышенное и таинственное, но сейчас она давила на плечи, прижимала к земле и нервировала с каждым часом всё больше. Хотелось её нарушить, зашуметь, прокричать матерные стишки собственного сочинения, но язык не поворачивался — словно примёрз к нёбу.
Прозвучали мощные удары колокола, пронёсшие по всей округе облегчение и недолгую свободу от напряжения. Всего несколько мяо — и снова вернулось давящее чувство, вызывая лёгкое раздражение даже в адептах Гусу Лань, не то что в учениках других кланов. Такое было здесь впервые за несколько лет.
Собственно, не только это было здесь впервые. Например, Вэй Усянь впервые не валялся в постели в пять утра и не спал. Он проснулся незадолго до колокола и сразу поднялся на ноги, чувствуя острое желание сделать хоть что-то, чтобы не лежать неподвижно. Прошёлся по лазарету, попрыгал, посчитал закруглённые узоры на стенах и баночки на столике, посмотрел на подвядшие лотосы и открыл окно, садясь на деревянный выступ. Вдохнул свежий запах, полный горчинки, и сразу выдохнул.
Лицо Вэй Усяня было бледнее обычного, на переносице залегла небольшая складка из-за постоянного напряжения и сведённых бровей. Порой он сам себя не узнавал из-за такой перемены и наигранно шутил, что такими темпами превратится в злобного гуля. За такие шутки Цзян Чэн смотрел на него, как на умалишённого. «Хотя почему как?», — иногда думал он и тихо цокал.
Сегодня должны были решаться судьбы всех кланов и выноситься решение по поводу произошедшего в клане Цишань Вэнь. Уже ближе к восьми утра главы всех кланов должны были прибыть в Облачные Глубины, из-за чего были напряжены абсолютно все: ученики, учителя, простые слуги и даже природа. Клан Гусу Лань был настроен решительно — это передал Лань Цзинъи, слышавший отголоски долгих обсуждений старейшин и Двух Нефритов. Из того, что ему удалось услышать, можно было сделать вывод, что клан Лань больше не желал терпеть тиранию и был готов бороться за свою полную независимость и свободу.
«С одной стороны, — думал Вэй Усянь уже несколько ночей, — это правильно и хорошо. Клан Лань силён, выдержал прошлую атаку, но им одним всё равно не выстоять против целого Цишаня. Поэтому появляется вторая сторона — согласится ли кто-то из других кланов на войну? Дядя Цзян хороший, но не похож на человека, который готов к войне. Хотя госпожа Юй была бы одной из первых в военных рядах… Против неё никто не выстоит!»
Представилось, как госпожа Юй поднимает руку с сверкающим сотней молний Цзыдянем и пронзает ледяным взглядом сжавшихся от ужаса вэней. От этого захотелось рассмеяться, и Вэй Усянь правда расхохотался, не собираясь сдерживать эмоции. Зачем сдерживать то, что есть внутри? Если оно есть, оно обязательно нужно и правильно.
— Ты совсем с ума сошёл? — в голосе Цзян Чэна не было ни удивления, ни сочувствия. Только усталость и лёгкая раздражительность.
Вэй Усянь обернулся и посмотрел на вошедшего шиди. Тот выглядел немногим лучше него в этот раз — сам не спал. С тех пор, как они отправились в Цишань на это проклятое обучение, он ни разу не обменивался письмами с семьёй. Цзян Чэна это тяготило, пусть он и не показывал это явно, Вэй Усянь знал. Знал, как тот желает встретиться с шицзе и отцом, услышать от него хоть что-то, а потом увидеться с госпожой Юй.
Вэй Усянь улыбнулся только шире.
— Просто вспомнил, как госпожа Юй замахивалась на нас Цзыдянем, когда мы своровали котелок с супом с кухни.
— Будто тогда было что-то смешное.
Вэй Усянь отсел в сторонку, чтобы Цзян Чэн мог присесть рядом, и потрепал его по голове, ероша плохо завязанный высокий пучок. Цзян Чэн за это пихнул его под рёбра и недовольно цокнул, потирая красные от недосыпа глаза. Точно не спал эту ночь. Ну что за глупый шиди!
— О чём смешном вы разговариваете без нас? — раздался недовольный голос со стороны двери, и в проходе появились Лань Цзинъи и Не Хуайсан, беспрерывно обмахивающий себя веером и осматривающий лазарет, будто никогда раньше не был в нём.
— Вы сговорились сюда прийти все вместе или что?! — наигранно возмутился Вэй Усянь, не понимая, откуда у всех троих взялась такая солидарность и коллективность, но тут же с лёгким лукавством улыбнулся.
На его слова Цзян Чэн и Лань Цзинъи только фыркнули и закатили глаза, начиная привычно ворчать, что Вэй Усянь слишком много о себе возомнил, раз посчитал, что из-за него нужно сговариваться. Один Не Хуайсан легонько покачал головой и особенно махнул веером, намекая, что дело было как раз в этой необычайной напряжённости, которая не давала спать. Вэй Усянь знак понял и кивнул, слезая с окна и начиная шутить, чтобы развеселить всех и не дать впасть в хандру. В конце концов, всё действительно не так плохо!
Его шиди и самый вредный заклинатель Облачных глубин словно с радостью поддались этому задору Вэй Усяня и поддержали шутки, предпочтя привычно пофырчать, поворчать и забыть о давящей тишине на время. Не Хуайсан же сидел у увядающих лотосов и прятал часть лица за веером, изредка прижимая край изысканно разукрашенной побрякушки к губам и тихо цокая, правда, никто из его друзей на это внимания не обращал. Только через какое-то время Вэй Усянь навалился на него всем своим немаленьким тельцем и обнял за плечи, тряся, как яблоню, чтобы Не Хуайсан обратил на него внимание.
— Хуайсан, они меня обижают! — проканючил тот, не отцепляясь от него.
— Этот дурной снова за старое. Какой ещё к чёрту суп из этой проклятой черепахи?! — ругался Цзян Чэн, глаз которого едва не дёргался.
— Вэй-сюн, она же старая, мясо жёсткое… какой из неё суп? — выйдя из оцепенения, спросил Не Хуайсан, убирая веер и как-то неловко улыбаясь.
— Тебя смущает только это?!
За весельем и пустыми разговорами четверо заклинателей даже не сразу обратили внимание на пронёсшийся по всему Гусу небольшой всплеск светлой ци. Они всё ещё продолжали обсуждать черепаху и то, какой из неё мог бы выйти суп, будь она хотя бы на двести лет моложе, но прекратили, когда прозвучал гонг. Все замерли и напряглись, пока Лань Цзинъи не выдохнул и не сказал, что это прибыл кто-то из глав кланов.
— Сторожевые предупредили этим ударом Цзэу-цзюня и Ханьгуан-цзюня, — хмуро объяснил он и сложил руки на груди. — В это время ещё никого не должно быть.
— Может, это кто-то нетерпеливый? — предположил Вэй Усянь и высунулся в окно наполовину, почти заваливаясь в него, из-за чего Цзян Чэну пришлось удерживать его за ногу. — Например…
Договорить он не смог. Со стороны общежитий послышался странный шум, суета и тяжёлые, твёрдые шаги. Тотчас Не Хуайсан напрягся и рывком встал, поправляя неровно повязанный пояс ханьфу и чуть не выпавший веер. Вэй Усянь, не видевший этого, всё ещё пытался рассмотреть причину волнений в общежитии, и его нога медленно выскальзывала из сапога.
— Да что там происходит…
Дверь лазарета ударилась о стену с такой силой, что ваза с лотосами подпрыгнула и чуть не упала, Лань Цзинъи, отскочил в сторону окна, Вэй Усянь выскользнул из сапога и упал за пределы лазарета, а Цзян Чэн просто упал на мягкое место, обеими руками держа сапог шисюна. Один Не Хуайсан остался стоять смирно, с почти идеально выпрямленной спиной и лишь нервно сложенными под грудью руками.
На пороге лазарета стоял высокий мужчина с резкими и грубоватыми чертами лица, немного смугловатый и хмурый, его ястребиный взгляд сразу остановился на Не Хуайсане. Это был Не Минцзюэ, Чифэн-цзюнь. Он всегда отличался своей строгостью и резкостью во всём, однако в отношении других глав кланов и правил поведения на чужих территориях был лоялен и вёл себя как подобает, лишь иногда переставая контролировать приказной тон. Абсолютно никто не был готов к тому, что он прибудет в Гусу Лань так рано и, забыв про приличия, пойдёт… к Не Хуайсану.
Широкие плечи и мощная шея сразу расслабились, когда Не Минцзюэ осмотрел брата и не увидел на нём ни царапинки. Он было нахмурился ещё больше, увидев у него не саблю, а веер на поясе, но быстро успокоился и громко хмыкнул. Даже в простом хмыке чувствовалась сила, из-за которой все предпочли делать вид, что являются предметами декора.
— Цел? — чётко спросил Не Минцзюэ, смотря на постепенно расслабляющегося Не Хуайсана.
— Дагэ, я…
— Цел или нет?
— Цел, — Не Хуайсан замялся и подошёл к брату, смотря на него с непонятным ожиданием, из-за которого тот снова напрягся.
— Скоро вернёмся в Цинхэ Не, — строго проговорил Не Минцзюэ и с какой-то особенной небрежностью взъерошил волосы на голове засветившегося брата. И ушёл, снова хлопнув дверью.
На несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая только счастливым мычанием Не Хуайсана и взмахами его веера, отдалённо напоминающими танец. Вэй Усянь вылез из куста, скидывая с головы мелкие ветки и листья и смотря абсолютно ничего не понимающим взглядом на Цзян Чэна и Лань Цзинъи. Те отвечали ему взаимностью. До этого момента они были полностью уверены в том, что отношения между братьями Не нельзя назвать хорошими, но что… Что тогда было сейчас?
Пока все были в полном ошеломлении, Не Хуайсан продолжал безумно радоваться и не обращать на своих товарищей ни малейшего внимания. На них он взглянул только тогда, когда прошли уже несколько минут тишины, а Вэй Усянь даже не забрался обратно в лазарет (видели бы это здешние целители — забили бы его бинтами).
— Вэй-сюн, что ты там делаешь? — со странным непониманием спросил Не Хуайсан и прикрыл лицо веером.
— Черепаху ищу, — не подумав ответил Вэй Усянь и быстро покачал головой, приходя в себя. — Кушать хочется, знаешь ли, а на траве ни один прекрасный муж не вырастает. Я же не козёл!
— Это ещё под вопросом, — с деланным безразличием сказал Цзян Чэн, тоже придя в себя и слегка нахмурившись.
— Эй!
— Но Ханьгуан-цзюнь же вырос, — с непонятно-ехидной интонацией прошептал Не Хуайсан и хмыкнул, поддерживая очередной спор двух братьев из Юньмэна.
***
Ближе к полудню был устроен полноценный совет кланов. Некоторые главы перед ним проверили своих адептов на наличие следов от пыток или какие-то увечья, а потом уже последовали в дальние комнаты резиденции. Простых учеников не пускали даже в корпус, в котором проходил совет, и многих юношей отправили на уроки, хотя никто не был настроен на учёбу. Даже самые воспитанные и благородные ученики Облачных Глубин были напряжены так, что не могли сосредоточиться на обучении. Да что там ученики! Сами учителя часто кидали взгляды в сторону скрытого от чужих глаз корпуса, сжимая трактаты в руках сильнее, однако продолжали исполнять свой долг.
Вэй Усяня и его шиди также согнали на занятия, из-за чего он был крайне расстроен. Он-то надеялся ещё немного времени провести в лазарете и пофилонить, но нет. Лекарь почти выгнал его и лишь дал какую-то невыносимо горькую настойку, чтобы его силы восстановились. И всё! По дороге к ланьши Вэй Усянь искренне возмущался по этому поводу напряжённому Цзян Чэну и пытался отвлечь его от грустных мыслей своим нытьём. Выходило с переменным успехом.
Во время занятия он упрямо продолжал пытаться отвлечь шиди, подкидывая ему неприличные карикатуры или матерные стишки, которые приходилось сочинять на ходу, из-за чего они выходили менее складными, чем обычно. Цзян Чэн на них то закатывал глаза, то цокал, то что-то бурчал одними губами и неодобрительно смотрел на Вэй Усяня. Хотя тот был абсолютно уверен, что это хотя бы немного помогает ему не сойти с ума из-за мыслей о будущем.
Правда, учитель заметил, как лучший ученик Юньмэна подкидывает что-то своему шиди, поэтому потребовал прочитать то, что написано в записке. А что Вэй Усянь? Он не стеснительный, приличиями не обременён… Несмотря на молчаливые просьбы Цзян Чэна, Лань Цзинъи, Не Хуайсана и других учеников закрыть рот и по возможности вырвать язык, он громко и с выражением прочитал своё стихотворение. После чего повисла мёртвая тишина. Ненадолго. Учитель, естественно, начал ругаться. Вэй Усянь начал придумывать рифмы к каждому ругательству…
…И это краткое объяснение тому, почему Вэй Усянь оказался перед Храмом Предков на руках. Как в самый первый день учёбы в Облачных Глубинах.
Цзян Чэн смотрел на него как на больного. На тяжелобольного. Возможно, даже смертельно. Его шисюн мог бы и обидеться, зная, что о нём думает почти что брат, но обиды он не чувствовал. Он предпочёл, чтобы Цзян Чэн злился на него и ворчал, а не думал об исходе переговоров глав кланов. Большие проблемы должны решаться с чистым рассудком, незапятнанным беспокойствами и волнениями.
— Вот нужно было тебе начать нести бредни? — забурчал Цзян Чэн снова, сидя рядом с покрасневшим от усердия Вэй Усянем. Руки его уже ныли, затекая, а сам он ныл, как ему невыносимо тяжело, больно и вообще, вообще!
— Я всего лишь продемонстрировал свой поэтический дар! — канючил он и смотрел с почти искренним возмущением на бесчувственного шиди.
— Его отсутствие.
Несмотря на всё ворчание, Цзян Чэн слегка пригладил шисюна по голове. Так, как вообще мог. Своеобразная ласка от него была слишком редким явлением, которым определённо нужно было пользоваться, и Вэй Усянь рассмеялся, лукаво говоря, какая же Цзян Чэн на самом деле нежная капустка. За это был удостоен щекотки под рёбрами.
За нарушение наказания (падение от щекотки) ему назначили ещё час стояния на руках, из-за чего Вэй Усянь искренне взвыл и начал звать Ханьгуан-цзюня, требуя защиты от несправедливости. Благо, подошедший Лань Цзинъи быстро наложил на него заклятие молчания, мысленно проклиная того за неубывающую с годами дурь.
Близился отбой, однако совет кланов не заканчивался. Иногда можно было увидеть слуг, ходящих туда-сюда, или услышать громкий голос недовольного Чифэн-цзюня. Впрочем, ненадолго, он быстро замолкал, и наступало спокойствие. Только Не Хуайсан из-за этого вздыхал время от времени и чаще обмахивался веером.
Вечер в Облачных Глубинах был таким же тихим, как и раннее утро. Ещё не бил колокол, знаменуя отбой, но все молчали. Тихо сидели по комнатам или в холодном источнике, ожидая приговора, который изменит жизни абсолютно всех заклинателей. Вэй Усянь же стал каким-то временным глотком воздуха для всех, который помогал отвлечься и не сойти с ума своими шутками, рассказами о приключениях и невероятной харизмой. Некоторые адепты других кланов прислушивались к его речам и даже не пытались привлечь к ответственности за «шум» и нарушению сотен правил, понимая, что сейчас не до этого.
Вэй Усянь был абсолютно доволен таким вниманием и периодически хитро щурился, собираясь рассказать очередную «глупость». На миг он перестал улыбаться, когда среди молодых заклинателей увидел золотые одежды Ланьлин Цзинь. Кто-то из этих павлинов снизошёл до «россказней какого-то слуги»? Присмотревшись внимательнее, он понял, что это не просто павлин, а главный павлин, который смотрел ему прямо в глаза и смотрел весьма заносчиво, но не уходил. Вэй Усянь на это тихо цокнул и тут же улыбнулся, продолжая улыбаться и смеяться вместе со всеми.
К девяти часам все начали постепенно расходиться по комнатам. В Облачные Глубины возвращалась неприятная тишина, и Вэй Усянь уже собирался недовольно нахмуриться, когда по всему Гусу пронёсся тройной звон гона. Он замер на месте и посмотрел в сторону зала собрания глав. Совет кланов был завершён.
На смену густой тишине пришёл гул, едва ли сопоставимый с правилами в Облачных Глубинах. Лань Цижэнь, со стороны наблюдающий за тем, как главы кланов собирают своих адептов и готовятся с ними покинуть клан, хмурился и пронизывал всех холодным старческим взглядом. Вэй Усянь от этого чуть поёжился, но не удержался от очаровательной улыбки бывшему наставнику. Тот на это поморщился так, словно видел обезображенного сотнями лет скитаний демона. Как некультурно!
Все адепты клана Цзян построились в шеренгу под командованием Цзян Чэна и Вэй Усяня и дожидались своего главу. Цзян Чэн от нетерпения и волнения хмурился сильнее, мрачнел и поджимал губы. Вэй Усянь, всматриваясь в толпу людей вокруг, придерживал шиди за руку и сжимал её крепче при особой необходимости. И когда увидел Цзян Фэнмяня, сразу дёрнул его и дал команду всем младшим товарищам вежливо склониться перед главой.
Цзян Фэнмянь был бледен, под глазами залегли тёмные круги, но его губы всё ещё были растянуты в лёгкой всепрощающей и мягкой улыбке. Он кивнул адептам в знак приветствия и улыбнулся чуть шире от весёлой улыбки Вэй Усяня и чуть взволнованного взгляда Цзян Чэна.
— Рад видеть вас всех в добром здравии, — спокойно проговорил он и осмотрел каждого по отдельности. — Пора домой. Впереди нас ждёт много работы.
Ему не нужно было говорить всё прямо, чтобы у каждого молодого адепта что-то оборвалось внутри и резко поднялось вверх, болезненно давя на рёбра. Вэй Усянь и Цзян Чэн переглянулись, после чего крепче сжали ладони друг друга.
***
Обычно в Юньмэне пахло свободой, лотосами, вкусной едой и кучей специй, от которых во рту скапливалась слюна. После экстренного совета кланов все эти ароматы уступили место напряжению, подготавливающейся стали, дереву и пыли. Стоило всем адептам вернуться из Гусу, сразу же начались приготовления к битве. Так уж исторически сложилось, что именно с кланом Цзян Вэни имели особенно плохие отношения, поэтому была большая вероятность, что на них нападут первыми — во всяком случае, так сказал Цзян Фэнмянь с какой-то непривычной для себя стальной уверенностью.
С тех пор, как кланом начал править Цзян Фэнмянь, в глазах очень многих былое достоинство пало, однако Вэй Усянь считал это несправедливой оценкой. Глава клана действительно был мягок и очень добр, однако с его приходом к власти не стали относиться менее строго к физическому развитию адептов. Возможно, дело было не только в Цзян Фэнмяне, но и госпоже Юй, которая была
особенно придирчива и требовательна к получению исключительных навыков. И если она чего-то требовала, так или иначе приходилось этого добиваться.
Весь клан превратился в пчелиный улей: никто не сидел на месте, все работали, тренировались, укрепляли ворота клана и готовили места для лучников. Тренировочное поле было необычайно заполненным, все отрабатывали навыки владения мечом, бегали, стреляли и реже переговаривались друг с другом. Несмотря на всю срочность и неожиданность, все адепты работали слаженно и не теряли голову от паники.
Старейшины, глава клана и госпожа Юй либо контролировали тренировки заклинателей, либо проверяли укрепления, либо закрывались в дальних тайных комнатах и обсуждали. Их было почти не слышно, только Юй Цзыюань порой выкрикивала своим громким голосом предупреждения или указания. Цзыдянь на её пальце особенно ярко сверкал.
Если взрослые адепты обладали хладнокровием и вовсю готовились к битве, то младшие искренне переживали, боялись и сидели в основном в своём корпусе. Они не могли участвовать в сражении, поэтому всеми было принято решение спрятать их подальше в резиденцию. Маленьким заклинателям от этого легче не становилось. Их распирал интерес к происходящему вокруг, но в то же время в них зрел страх будущего. Чтобы им было не так тяжело, с ними сидела Цзян Яньли.
Вэй Усянь несколько раз проходил мимо корпуса, в котором они все сидели, и видел, как шицзе гладит юных адептов по головам, успокаивает с нежной улыбкой и кормит супом со свиными рёбрышками и корнем лотоса. Один раз он даже зашёл к ним, сразу поднимая настроение младшим, и сел у коленей Цзян Яньли, выпрашивая хотя бы ложечку супа.
— А-Сянь уже вырос, он покушает позже, — мягко смеялась она, поглаживая его по взъерошенной голове.
— Неправда! Сянь-Сяню три годика! — канючил Вэй Усянь и упрямо тянулся к супу и ласке шицзе.
Правда, Цзян Чэн почти сразу оттащил его за шиворот от своей сестры, тихо ругаясь, что у них ещё много работы и нет времени на ребячества. Конечно, он и сам был бы очень не против получить ласку от Цзян Яньли и поесть с ней любимый суп, но времени действительно не было. Оставалось только вздыхать и сосредотачиваться на тактиках, оружии, планах Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань, впервые не ссорившихся и занимавшихся делом вместе.
Это, к слову, было удивительно. Вэй Усянь практически замер, когда увидел, как они оба обсуждают что-то, настороженно смотря в сторону озёр. Они не были спокойны: оба были немного мрачны, оба переживали о судьбе клана и людей и оба хотели сделать всё для защиты своего дома. Их Пристани Лотоса. Такому необычному для супругов
(и особенно Юй Цзыюань) союзничеству не привык и Цзян Чэн, на миг в его глазах даже показалась надежда, но тут же потухла. Вэй Усянь хлопнул его по плечу.
Основные приготовления длились неделю, последующие две недели были уже более спокойными. Временами из каких-то уголков пристани даже слышался весёлый смех или шутки. В основном только от Вэй Усяня, но он заражал всех своим смехом, лисьей улыбкой и хитрым прищуром. Своими небольшими выходками, среди которых была попытка готовить, которая закончилась криком ужаса… Но он старался изо всех сил!
Жалуясь на не оценивших его старания шиди, он выпросил ласку и похвалу шицзе, которая прятала милую улыбку за рукавом и поглаживала своего Сянь-Сяня.
— Конечно, ты старался, ты молодец, А-Сянь, — говорила она и перебирала чёрные волосы, собранные в небрежный хвост.
— Так старался, что отравил десяток шиди, — цокал Цзян Чэн, но по-настоящему не злился, только хмурился из-за перенапряжения на долгое время. Только в объятиях притянувшей его к себе Цзян Яньли он расслабился и перестал фырчать.
— Шицзе, ты самая лучшая девушка на свете! — восхищённо протянул Вэй Усянь.
Уже через минуту он тоже обнял её, чуть не роняя на пол вместе с Цзян Чэном под самый лучший в мире звонкий смех.
Такие моменты спокойствия были редкими, недолгими, но самыми счастливыми за долгое время. Рядом с Цзян Яньли мысли всех приходили в покой, мрачность исчезала и вечное ожидание удара из ниоткуда пропадало, уступая место временному умиротворению. Иногда Вэй Усяню казалось, что именно на его самой лучшей в мире шицзе держался весь покой Пристани Лотоса.
Прошла ещё неделя. Сильное напряжение в клане Цзян спало, все смирились с неизбежным и были готовы к битве. Днём усиленно тренировались и вечером расслаблялись за обычными развлечениями и шутками. Только младшие всё ещё побаивались и особо не выходили на занятия из комнат, но им подобное пока что позволялось.
Вэй Усянь, Цзян Чэн и Цзян Яньли сидели вместе в небольшой беседке за резиденцией и тихо общались. В основном говорили только Вэй Усянь и Цзян Чэн, споря из-за какой-то мелочи, а Цзян Яньли подливала им чай и сама мирно попивала его, наслаждаясь спокойствием и тихим шорохом воды. Вэй Усянь задорно улыбался на все фырчания Цзян Чэна, но в какой-то момент нахмурился. Его шиди тоже. Оба посмотрели в сторону резиденции, чувствуя что-то не то.
Через пару натянутых, как струна, минут они увидели людей в красно-белых одеждах, шествующих с каким-то высокомерием по Пристани Лотоса.
