Отрежу тебе крылья

Манвэ вернулся обратно после той беседы в совершенно расстроенных чувствах. К счастью, Варды, чтобы учинить ему новый допрос, рядом не было, и пернатый немного успокоился. Хотелось выпить и немедленно побежать вслед за Сауроном, но Манвэ еще не потерял остатки гордости, да и потом, мысль перевоспитать прекрасного майа все еще была сильна. И отчего только его прозвали Сауроном? Манвэ помнил те времена, когда имя юного рыжеволосого майа было Майрон, и с тех пор он не потерял ни десятой доли очарования, если только красота его не сделалась еще более порочной, влекущей и утонченной. Манвэ вспоминались его губы, его жадные объятия, его касания к перьям и под ними, но вместо прекрасного образа перед Сулимо предстал вдруг Эонвэ. — Как вы могли довериться этому низкому развратнику, господин? Как могли вы ему поверить? Манвэ взглянул на самого светлого из своих майар. — Прости меня, друг мой. Ты должен понять меня: иначе Саурон ожесточится еще сильнее. — Обнаглеет еще сильнее, вы хотели сказать? Его необходимо исправлять, и исправление это должно быть резким и решительным. Как и методы. Владыка, позвольте, я выпорю его розгами! Эонвэ уже видел мысленным взором, как он заносит руку с плетью, и первый же удар стирает с самодовольного лица Саурона его нахальную невыносимую ухмылку. Увы, Манвэ разрушил его надежды: — Нет, нет и нет. Ты желаешь ему страдания. А желать страдания другому есть искажение само по себе, Эонвэ. Мы должны желать лишь самого лучшего. Принуждать к миру и добру злом нельзя. — Вы чересчур мягки, владыка. Умоляю, если не будете с ним справляться, отправьте в темницу меня: я найду на него управу. Манвэ отечески и с любовью улыбнулся Эонвэ. Он был ему как сын, и Сулимо всячески старался утешить его и наставить на путь истинный, как, впрочем, и Саурона, и всех прочих вокруг себя. — Мы не одни здесь, Эонвэ. И мы не одиноки. Намо может забрать его к себе на время, или же Ирмо может навеять на него дивный сон, который покажет нашему строптивому подопечному, как прекрасен мир без искажения. — А еще Оромэ может превратить его в оленя и погонять с волкодавами по лесу несколько ночей, чтобы жизнь медом не казалась. — Эонвэ! Это слишком жестоко. И непримиримый светлый майа удалился, а Манвэ остался один в своих холодных высоких горных покоях, где вечно свистел холодный ветер, с потолка остриями вниз свисали тысячи ледяных сосулек, и горные орлы приносили ему в клюве пищу; ночь была одинокой, ведь Варда в это время освещала звездами дороги путников в Эндоре и слушала, как они славят ее в песнях и возносят к ней молитвы. Продержался он так недолго. Уже в предутренний час Манвэ, решив, что чувства его за ночь достаточно охладели и он вновь может поразить падшего майа своей мудростью и привести к раскаянию, спустился вниз. Глубоко у корней гор в полной темноте располагалась темница Саурона, и ее освещало горячее пламя огня, что горел в нем. Он почувствовал приближение светлого валы по прохладному дуновению ветра, и приподнялся на своей постели. — Доброго утра, Прекраснейший. Кто назвал тебя неблагозвучным именем Саурон? Ведь тебя звали Майрон, я это помню. Ты и впрямь самое великолепное из творений Эру. Не скрою, я и впрямь грустил по тебе, — начал Манвэ, но, увидев торжествующую улыбку на лице Саурона, мигом поспешил оправдаться: — Но вгоняло меня в грусть лишь то, как ты склонен к похоти и разврату. Разве тебе никогда не хотелось прожить жизнь в чистоте, и созидать, а не разрушать? Он сел рядом и вновь ощутил ладонь Саурона на своем бедре, а потому снова не знал, куда себя девать и замолк. — Я боюсь, в твоей страсти мало искренности. Любишь ли ты меня и впрямь так сильно, как говоришь? На самом деле, Манвэ уже думал, что произойдет, если он в объятиях Саурона сбежит из скучного чинного Валинора куда-нибудь на край внешних земель, где они смогут быть счастливы вместе. Ах, если бы Саурон только знал о мыслях Манвэ. Такой подарок судьбы он бы не упустил и подобно соловью бы стал петь и говорить о любви, лишь бы сбежать из ненавистного Валинора. Но Саурон об этих мыслях валы даже не догадывался, и потому он прилагал ровно столько стараний, чтобы снова уломать пернатого валу на секс. Кроме того Гортхаур чувствовал раздражение из-за того, что провел всю ночь один, а Манвэ пришел только под утро. — Я-то люблю тебя, но тебе я безразличен! — заявил он, обиженно смотря на Манвэ. — Иначе бы ты не оставил меня здесь одного на всю ночь! Ах, зря я обманулся твоей благосклонностью, ты лишь используешь меня, пользуясь моей любвеобильностью, а сам не испытываешь никаких чувств! Манвэ даже раскрыл рот, услышав такое обвинение в свой адрес. Он сразу забыл, зачем пришел, и принялся убеждать мятежного майа в том, что тот ему очень дорог. А Саурон лишь развлекался, не воспринимая ничего всерьез. Он говорил то, что Манвэ желал от него услышать и играл с его чувствами. В конце концов, вала сам стал чувствовать себя виноватым, и тогда Гортхаур милостиво его простил, сказав, что любит его и таким. Холодным, безразличным и жестоким. Все эти характеристики могли быть применимы лишь к самому Саурону. Но добрый и чуткий вала уже едва не плакал, слушая его речи. — Ну ладно, не переживай, ангелок. Иди поближе, я покажу, как сильна моя любовь, — мурлыкнул Гортхаур, решив, что достаточно его измучил, и пора переходить к самому интересному. Едва Манвэ угодил в его объятия, сразу ощутил горячий поцелуй на своих губах. Да, он и правда успел соскучиться по этому. Варда никогда его так не целовала. И уж точно не касалась его подобным образом. А Саурон тем временем избавлял его от одежд. Играть с пернатым валой было очень интересно. О, эти чудесные крылья, от прикосновений к которым Манвэ вздрагивает и очаровательно краснеет... Пожалуй, Саурон мог бы отрезать их и пришить какому-нибудь эльфу, который был бы больше в его вкусе. Но сейчас это лишь мысли и мечты. Знал бы милый Манвэ, с каким чудовищем делит постель, и о чем думает прекраснейший из майар, покрывая его тело нежными поцелуями. — Ну что ж, довольно. Теперь твоя очередь доставлять мне удовольствие, — объявил Гортхаур. Он спихнул своего любовника на пол, а сам сел на постели и широко раздвинул ноги. Вала поднял на него недоуменный взгляд. Он не знал, что делать. — Открой ротик, мой дорогой, и оближи член, — ласково подсказал Саурон, говоря с ним как с ребенком. — Но... — только и смог промолвить Манвэ. В рот? Собственно, рот он привык использовать для другого — для бесед, еды, поцелуев, предположим. Он смущался и долго сидел, пока краска стыда заливала его лица. Стыдился он еще и потому, что не вполне понимал, разве может подобное быть приятно? — Да ведь это все равно что вылизывать руку или ногу, радость моя, — попытался возразить он. — Вот увидишь, я буду очень тебе благодарен, — мурлыкнул майа, развалившись на постели. Потом он положил ладонь на затылок, дернул русые волосы и практически уткнул Манвэ лицом в свое хозяйство. Сулимо больше не посмел сопротивляться и послушно приоткрыл губы, несмело дотрагиваясь ими до члена. Из приоткрытого рта показался узкий розовый язычок, который неуверенно прошелся вдоль толстого ствола члена. Услышав прерывистый нервный вздох, Манвэ мигом оторвался и поднял взгляд на Саурона, запрокинувшего голову. — Что случилось? Тебе неприятно? Вот видишь, я говорил, что подобное делать странно, и... Саурон прервал его излияния, снова грубо уткнув его в свой член. — Не прекращай, — процедил он. Однако невинный и в то же время соблазнительный взор исподлобья показался майа очень сексуальным, и оставшееся время он приказывал ему смотреть вверх, на себя. Саурона чрезвычайно возбуждал тот факт, что его ублажает тот, кто должен был бы покарать. — Не стесняйся, пернатая прелесть. Открой рот пошире и заглоти его весь, — посоветовал он. Манвэ открыл рот для очередного "но...", готовый протестовать и доказывать, что его узкий маленький рот не предназначен для столь огромных вещей, но тут же оказался заткнут членом. — Представь себе, что ты лижешь мороженое на палочке и иногда берешь его целиком, - наставительно сказал Саурон. Сразу после этого совета последовало несколько приятных сосательных движений, а за ними еще более внезапный и довольно болезненный укус. Саурон резко отстранился. Если бы перед ним оказался эльф или какой-нибудь юный дракончик, ослушнику было бы не миновать быстрой и мучительной смерти или по крайней мере сильной пощечины, но сейчас Саурон не мог позволить себе избить своего возвышенного любовника и ограничился долгим проклятием на темном наречии, которое светлый вала не понимал. — Прости, — оправдывался Манвэ. — Видишь ли, мороженое я привык кусать... Саурон вздохнул, призвав себя к терпению, и еще раз пояснил глупому пернатому созданию, что кусать ничего нельзя. После этого дело пошло лучше, и Манвэ принялся работать ртом и язычком как следует. Он даже нашел, что достоинство Саурона весьма приятно на вкус, и отнесся к нему со всей нежностью, тщательно вылизывая крайнюю плоть и дырочку уретры. Саурон иногда бессознательно и больно дергал его за волосы, тут же с очаровательной улыбкой оправдываясь: "Прости, задумался, милый", — и иногда хлестал его по щекам, когда Манвэ вместо того, чтобы проглотить немаленький член до конца, засовывал его за щеку. Наконец светлое лицо оросили брызги (Саурон не отказал себе и в этом удовольствии). — Что это? — Манвэ удивленно рассматривал семя темного майа. — А ты не знаешь? — с иронией спросил тот. — Или ты и с Вардой хранил невинность. — Нет, но подобного... видеть не приходилось. Саурон, судя по всему, получал истинное наслаждение от невинности своего любовника. Поэтому сейчас Манвэ ощутил, как тот заключил его в крепкие объятия и, мурча как тигр, вылизал его лицо, снова не отказывая себе в удовольствии прикусить нежную кожу на шее или ключице. Манвэ слабо сопротивлялся. — Прошу, не надо... Варда заметит и вновь начнет задавать вопросы. — Скажи ей, что я был столь безжалостен, что искусал тебя всего. А теперь иди сюда. Манвэ ощутил, как руки Саурона скользят по его спине, приглаживают крылья, залезают под них, бесстыдно задирают одежды, и снова сделал слабую попытку прикрыть интимные места паховыми крылышками, которые росли чуть пониже поясницы и представляли собой уменьшенную копию обычных. Саурон раздвинул его ноги и, смазав пальцы, начал медленно проникать ими внутрь. Сам он уже был удовлетворен, да и Манвэ уже "приелся" и не вызывал такого интереса. Саурон бы с удовольствием обменял бы его на какого-нибудь симпатичного эльфа, но, к сожалению, ни один эльф не мог обладать такой властью и быть так же полезен, как и Манвэ. Найдя бугорок простаты, он начал массировать его, и скоро по подземелью стали разноситься сладкие стоны. Неискушенный вала был доволен и такой лаской. Гортхаур же не слишком старался. Вставив в него три пальца, он начал быстро двигать рукой. Долго такой темп Манвэ вынести не смог и со стоном кончил. Гортхаур небрежно вытер с его кожи капли семени и прижал своего партнера к груди. Манвэ очень нравилось лежать на Сауроне. Счастливо улыбаясь, он прильнул к нему всем телом и нежно потерся щекой о его грудь. Майа не возражал. Особенно когда его накрыли мягким крылом. Саурон ласково кончиками пальцев прошелся по спине Манвэ, прикидывая, в каком месте стоит резать. — Щекотно, — хихикнул вала, чуть вздрагивая. Гортхаур рассеянно улыбнулся ему, думая о своем и наблюдая, как распушились перья. Устав от Манвэ, он отвернулся и уткнулся лицом в так понравившиеся ему крылья. Вала расплылся в улыбке, ему показалось это очень милым. Он все еще не мог понять, за что Майрона прозвали Сауроном и даже Гортхауром. Да, шутки и развлечения у него специфические, но ведь в остальном он так добр и ласков! Говорит, что любит. А раз так, то в его сердце есть добро. Манвэ чувствовал себя самым счастливым, лежа рядом и имея возможность обнимать его. Он все больше склонялся к идее сбежать вместе. С Вардой он никогда не чувствовал и десятой части того, что испытывал с Майроном... Правда, это нечестно — так поступать с ней. Манвэ мучился, не зная, что делать. С одной стороны, он очень хотел быть рядом с Майроном, а с другой... У него была жена, которую он ценил и не хотел обидеть. Были обязанности...

***

Манвэ бы еще очень долго думал об этом, но, в конце концов, все разрешилось само. Элберет отнюдь не была такой же мягкой и доверчивой, как ее супруг. Еще в первый раз, увидев алые следы на шее Манвэ, она с большой долей сомнения отнеслась к его словам. Когда она увидела это вновь, решила проследить за мужем. По возвращении с очередного свидания Владыку Ветров ожидал скандал. У Манвэ сердце разрывалось. Он не хотел ссориться с супругой. Варда была непреклонна и сразу сообщила, что не желает больше видеть изменника. Манвэ не мог себе позволить и дальше приносить ей горе и разочарование. Он почти бегом устремился к Саурону. В глазах его были слезы. Манвэ распахнул дверь и бросился ему на шею, прижимаясь всем телом и ища утешения. — Элберет все узнала и прогнала меня... — сообщил он, дрожа всем телом. Саурон лишь закатил глаза и насмешливо улыбнулся. Благо, Манвэ этого не видел, уткнувшись носом в его плечо. Гортхаур хотел было язвительно сказать, что Манвэ сам виноват, а он не собирается выслушивать его рыдания. Однако следующие слова валы заставили его прикусить язык. — Мне жаль, что так произошло... Но теперь мы с тобой можем отправиться в Средиземье. Будем счастливы там вдвоем. Ты же меня любишь, правда? Саурон не мог поверить, что ему так повезло. Он даже на мгновение потерял дар речи. — Ну конечно, милый, я тебя просто обожаю! Майа крепко прижал его к себе и страстно поцеловал. — Идем. Скорее! — Но куда нам так спешить? — смутился вала, видя такое нетерпение. — Навстречу нашему счастью, разумеется. Идем же, любовь моя! Гортхаур подскочил на ноги и за руки потянул Владыку Ветров за собой. — Подожди, я бы хотел еще попрощаться со всеми... — смутился Манвэ, послушно шагая за спешащим Сауроном. — Ну уж нет! Чтобы ты передумал и остался здесь, а я потерял единственный шанс быть с тобой? Мы уходим сейчас же! Манвэ чуть смущенно улыбнулся, видя нетерпение Майрона. Наверное, он и правда очень сильно любит... Однако в сердце Саурона не было даже намека на любовь и привязанность. Он стремился домой. Хотел восстановить и заново отстроить все крепости. Что ж, жаль, что Мелькора с ним больше нет, но теперь он сам себе Владыка. Манвэ не вписывался в его дальнейшие планы. Владыка Ветров все же уступил, и они сразу же отправились в Средиземье. Манвэ попросил Торондора отнести их туда. Идти было некуда, поэтому решили остановиться в лесу. Манвэ поблагодарил и отпустил Торондора и обернулся к Саурону. — А куда мы теперь пойдем? Вокруг был бескрайний лес. Высокие ели заслоняли ветвями небо, и солнечные лучи едва могли проникнуть сквозь них. Саурон обнял валу и, нежно поцеловав, обхватил его лицо своими ладонями. — Не беспокойся, все будет хорошо. Подожди меня здесь, я схожу наберу дров, и мы останемся тут на ночь. Манвэ с улыбкой кивнул и потянулся за следующим поцелуем. — Только никуда не уходи с этой поляны, чтобы я тебя не потерял, хорошо? Получив еще кивок, Саурон нежно улыбнулся ему и скрылся в лесу, а вала остался совсем один. Однако ни через час, ни через два часа Майрон не вернулся. Обратившись летучей мышью, он устремился к руинам темной крепости. Орки радостно приветствовали своего господина. Гортхаур наконец-то был дома. Он не испытывал ни малейшего угрызения совести за то, что бросил своего любовника одного в лесу. Саурон даже считал, что тот сам виноват в случившемся. Ну разве кто-то в здравом уме стал бы доверять такому, как он? — Тебе стоило слушать своего Эонвэ, ангелок, — усмехнулся себе под нос майа.