Отрежу тебе крылья

От Саурона не могло скрыться ничего, что происходило в стенах Барад-Дур. Почувствовав, что Манвэ опять попал в неприятности, он со вздохом поднялся с дивана, отстранив от себя эльфов, и отправился выручать своего ангелочка. Тот был в плачевном состоянии. Орки задрали его одежды и не стеснялись лапать везде, где только могли дотянуться. Брать его пока не решались, опасаясь гнева хозяина, но некоторые уже обнажили свою плоть, чтобы вала доставил им удовольствие хотя бы руками. Но вот, когда один из орков потерял терпение и раздвинул ноги Манвэ, над ними нависла грозная фигура Тёмного Властелина. Стражники сразу притихли и расступились, оставив перед Сауроном дрожащего перепуганного валу, который с надеждой смотрел в глаза своему спасителю, судорожно прижимая к груди то, что осталось от его одежд. Кто-то из орков оторвал нижнюю часть и без того коротких одежд, оголив и выставив напоказ самые интимные места. Испуганный таким напором, Манвэ не смог удержать в себе смазку, и та теперь стекала по бедрам, оставляя за собой скользкий блестящий след. Гортхаур так рявкнул на орков, что те вжались спинами в стену. Одному особо настойчивому отрубил голову. Приобняв запуганного Манвэ, Саурон повел его в свои покои, решив все-таки провести время с ним и не возвращаться на праздник. Впрочем, он уже успел развлечься со своими эльфами и был не слишком заинтересован в близости с валой. Майа отвел его в купальню, помог раздеться и потом вместе с ним забрался в воду. Гортхаур расслабленно откинул голову на бортик ванны и прикрыл глаза, одной рукой лениво поглаживая прижавшегося к нему Манвэ по спине. — Не боишься намочить крылья? — полюбопытствовал Майрон, окинув его взглядом. Хотя орки, которые его чуть не оприходовали, были серьезно наказаны, по телу Манвэ до сих пор пробегала дрожь страха, которую он силился унять. — Нет, — робко ответил он Саурону. Затем выпростал крылья из-под его руки, взмахнув и расправив их широко. Пара перьев хлестнула Саурона по лицу, хоть Манвэ и отодвинулся, и вода скатилась с них крупными прозрачными каплями. Светлый вала встопорщил перья, распушившись и обрызгав Саурона, а потом снова сложил их за спиной — теперь они были совершенно сухими. Не считая, конечно, паховых крылышек, которые полностью погрузились в воду. — Я отряхнусь, и это тоже потом обсохнут, — сказал он, перехватив взгляд Саурона. — Ох, прости, я тебя всего обрызгал! И Манвэ попытался стереть капли с его лица, но только замочил еще сильнее. — Нет уж, прекрати, будь добр! — Саурон раздраженно вывернулся из его объятий. Он легко мог бы превратить этот бассейн в озеро кипящей лавы с огнем и обсохнуть там, но не стал, не желая пугать Манвэ или опалять ему крылья. Они лежали друг подле друга еще немного. Видя, что темный майа не проявляет ни малейшего интереса к нему, Манвэ опечалился, но жаловаться было не на что: ведь Саурон честно признался, что вовсе его не любит. И это терзало Манвэ, но любовь его была так сильна, что он был счастлив одним тем, что любит сам. Тогда он обнял его и, удобно устроившись у него на груди и накрывшись крылом, задремал. А когда очнулся, Саурона вновь нигде не было. — Господин тренирует всадников-кольценосцев — пояснил ему эльф-слуга. Манвэ погрустил немного, но к вечеру на него напала жажда деятельности, и он отправился на поиски возлюбленного, и впрямь обнаружив Саурона верхом на небольшом драконе в окружении нескольких черных всадников на таких же летучих тварях. Они летали в ущелье неподалеку от Ородруина, обучаясь отбивать атаки, и были к вечеру изрядно уставшими от бесконечных тренировок. Все они походили издалека на черный водоворот. А Манвэ, который, расправив все три пары крыльев, направился к ним, стал похож на голубя, который очутился в стае ворон. Не дожидаясь, пока его подстрелят или атакуют мечом, он подлетел к Саурону и обнял его; изнуренные назгулы, опустив мечи и стрелы, лишь изумленно проводили его глазами. Дракончик взбрыкнул, сбрасывая наездников, и Саурону пришлось держаться за Манвэ, чтобы не упасть вниз, а тот упрямо уносил его прочь от поля битвы. Светлый вала явно был полон решимости провести эту ночь с ним. — Ну что ты опять за мной притащился? — устало спросил Саурон, обнимая его за шею. Тёмный Властелин был не в самом лучшем настроении и у него даже промелькнула мысль о том, чтобы вновь запереть неугомонного валу где-нибудь в подвале. Он подавил этот порыв и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Манвэ встревоженно глянул на него. Он не понимал, почему его старания не дают результата, и майа все так же холоден. Неужели и правда никогда не удастся добиться его любви? Оказавшись на смотровой площадке на вершине Барад-Дур, куда отнес его Манвэ, Саурон сразу отстранился и направился в свои покои. Поникший вала печальной тенью следовал за ним. Последнее время Гортхаур не испытывал к нему не то что любви, но даже похоти. Вала с тоской вспоминал былые дни, когда в Валиноре Майрон ухаживал за ним, добивался внимания. И брал несдержанно. Манвэ тихо вздохнул, уперевшись взглядом в спину майа. — Не вздыхай. Жалости от меня не дождешься, ты это знаешь. — Тут же осадил его Саурон. А потом язвительно сказал: — Я не хочу, ясно? Попробуй мастурбировать, если тебе так неймется. Вала даже раскрыл рот, услышав такое предложение. Он был слишком горд, чтобы опускаться до такого. Оставшийся путь до покоев Саурона они прошли молча. Вала напряженно кусал губу, не зная, чем еще его заинтересовать. А Тёмный Властелин даже не остался с ним на ночь. Лишь зашел в купальню ненадолго и отправился к кому-то из своих любовников, оставив Манвэ одного. Вала забрался на холодную постель и закутался в одеяло. Делать нечего, придется спать одному. Он думал, чем бы еще привлечь Саурона. Почему раньше Саурон был так страстен и любвеобилен, а сейчас чуть ли не зевает в его присутствии? Быть может, дело в том, раньше Манвэ был недоступен, и Майрон получал удовольствие, соблазняя его во тьму и развращая? Или ему нравился образ беззащитного невинного ангела, которым казался вала? Что ж, строить из себя неприступный айсберг совсем не сложно... Если попросить Нарха приковать его к постели в какой-нибудь соблазнительной позе, он будет выглядеть беззащитным? А что, если сделать все и сразу и потешить инстинкт охотника в душе Гортхаура? Эльф-орк выслушал его предложение недоверчиво и безо всякого энтузиазма. — Получается, я должен похитить вас, господин, выкрасть, а потом еще и заковать? А господин Саурон отыщет, поймет, что это моих рук дело и... — он замотал головой отрицательно, показывая, что участвовать в авантюре не собирается. Манвэ вздохнул: уговорить упрямого Нарха никак не выходило. — Вернее всего, ему будет совершенно все равно, — признался он ему и себе самому. Нарх поутешал его, сколько мог, даже притащил из кладовых вина, но славное дорвинионское только вогнало светлого в еще более слезливое настроение. Остаток вечера крылатый вала провел, обняв себя за колени и лежа на боку. Слезы заливали его лицо и он с досадой кусал губы, жалея обо всем: что покинул светлый радостный Валинор, что расстался с супругой и обо многом прочем. Манвэ прикрыл глаза и забылся, а когда очнулся, уже встало утреннее солнце, и вид светила воодушевил его. Что ж, если Нарх боится (глупый пугливый эльф!), то придется заняться "исчезновением" самому. Бросив взгляд на свернувшегося клубочком в углу на сундуке Нарха, вала потихоньку вышел. Однако бывший орк приоткрыл темно-синие глаза и внимательно проследил за ним, стараясь красться потише. А Манвэ тем временем, дав себе слово забыть о Сауроне хоть на сотню лет, если понадобится, устремился вниз. Лишь бы не встретить орков... Но казармы были внизу, а на ярусах выше жили темные эльфы и павшие майар. Скоро путь ему преградил страж из числа мориквэнди-отступников. — Кто ты такой и куда идешь? Назови себя! — строго потребовал он. Но Манвэ только задрал повыше нос и сообщил, что разговаривать с каким-то эльфом не собирается, а что он тут делает — не его эльфийское дело. — Ах так? — разъярился стражник. — Да я сейчас запру тебя в темнице, и дело с концом! Он явно принял Манвэ за кого-то из младших слабых айнур и повел за собой, дернув грубо за крыло. Манвэ не сопротивлялся и с затаенным удовольствием побрел за ним, за потом дал защелкнуть оковы на руках и ногах. Цепи были достаточно длинны, чтобы устроиться поудобнее, что Манвэ и сделал. Оставалось ждать, впрочем, стражник его осадил: — Не надейся, кто кто-то станет тебя тут разыскивать. Господин появляется тут редко, — злорадно сказал он. — Я и сам не хочу его видеть, — гордо ответил Манвэ. Что ж, питье и еда ему не требовались, а чтобы вернуть чувства Саурона, он готов был на все. Потянулись дни ожидания, и Манвэ все чаще с ужасом думал: что, если Гортхаур и вовсе забудет о нем? В Средиземье у него было чем заняться. От войны и возведения новых крепостей до темных чар и молодых плененных эльфов, которых Саурон так любил за невинность. А он нем он просто позабудет. Может быть, навсегда. Саурон и правда не сразу заметил отсутствие Манвэ. За последние дни вала успел ему надоесть своей навязчивостью и излишним вниманием. Поэтому первое время он привычно занимался делами, радуясь, что никто не отвлекает, а потом только начал понимать, что чего-то не хватает. Саурон задумался, пытаясь понять, что же он упустил. Лишь когда Тёмный Властелин вернулся в свои покои, и никто не повис у него на шее, он понял наконец, что его белокурый ангел куда-то исчез. Гортхаур спросил о нем у слуг, и когда те сказали, что не видели его несколько дней, майа не на шутку разволновался. Нарху досталось больше всех за то, что не уследил за валой. Саурон поставил на уши весь Мордор, чтобы найти Манвэ. Что удивительно, он больше всего опасался, что с ним что-то случилось, а не того, что вала сбежал и вернулся в Благословенный край, что казалось наиболее вероятным. Саурон сам обыскал всю крепость и, не найдя Манвэ, очень расстроился. Волнение не утихало. Неужели вала действительно сбежал? Быть может, его поймали-таки орки и, надругавшись над ним, выбросили куда-то как ненужную куклу, оставив скитаться бесплотным духом? Лишь осматривая очередную темницу, он заметил белые перья на полу. — Манвэ! — Он бросился отпирать решетку. Саурон накинулся на него, ощупывая везде и проверяя, не ранен ли он. — Что случилось? Ты в порядке? — взволнованно спросил он, осматривая крылья. Вала едва заметно покраснел. Он отвык от внимания и, тем более, заботы. Манвэ расправил крылья, чуть подталкивая ими майа, чтобы тот приблизился. — Все в хорошо, любовь моя, — смущенно проговорил он, — меня просто посадили сюда за то, что я гулял в неположенном месте. Гортхаур покачал головой, видимо, сокрушаясь тому, что ему достался такой партнер. Он снял с его рук тяжелые оковы и привлек к себе, крепко обнимая. Саурон успел истосковаться по нему. — И ты хочешь сказать, что все это время не мог освободиться? Это обычные кандалы, они даже не зачарованы. Или ты ждал, когда приду я и спасу тебя? Разумеется, Тёмный Властелин сразу разгадал его план. Манвэ заметно поник, понимая, что вновь не дождется от любимого нежности и заботы. — Неужели ты так пытался привлечь мое внимание?.. Глупенький. — Майа улыбнулся и, коротко поцеловав его в губы, начал отряхивать от пыли. — Конечно, в роли жертвы ты привлекателен, не спорю. Но ты и в своем алом наряде был хорош. Саурон поднялся на ноги и закинул своего беспечного любовника себе на плечо, собираясь уходить. Но в последний момент он остановился и захватил кандалы. — Раз уж тебе так хочется поиграть, не смею отказывать в этом, — плотоядно оскалился Тёмный Властелин, поглаживая висящего у него на плече валу. Рука прошлась по бедрам и сжала ягодицы. Майрон приспустил его штаны и двумя пальцами осторожно проник в дырочку. Манвэ запротестовал. Саурон собрался уходить из подземелий и направлялся в свои покои. Ему совсем не хотелось бы, чтобы орки видели его со спущенными штанами висящим на плече Саурона. Но доказательство его возбуждения настойчиво упиралось в плечо Тёмного Властелина. Гортхаур ощутимо шлепнул свою ношу и бодрой походкой зашагал по коридорам. Манвэ брыкнулся пару раз, но шлепок по чувствительному месту только возбуждал, а не охлаждал его. — Пожалей мою стыдливость, сокровище, — прошептал он на ухо Саурону, чтобы тот хотя бы не тащил его обнаженным на всеобщее обозрение. Но, оборачиваясь, Манвэ видел лишь хищную улыбку. — Стыдливость? — Саурон обидно расхохотался. — Мне казалось, вы давно ее утратили, о владыка Манвэ Сулимо. Ладонь его опустилась на ягодицу, разминая мягкую плоть, а потом снова хлестко шлепнула, оставляя горящий огнем отпечаток. Не успел Манвэ и пискнуть, как Саурон опустил его на пол и приковал к кольцам, которые были вмурованы в стены по всему периметру помещения — и неудивительно, поскольку это был тронный зал, где Гортхаур Жестокий предпочитал принимать своих пленников и добиваться от несчастных признаний в том, чего они не совершали. Это был, конечно, не общий коридор или галерея, где постоянно толпились орки, но и не уединенная спальня двоих владык. У двери стояли двое орков-часовых, иногда с донесениями и толстыми кипами листов в отчетах заходили советники Саурона... Впрочем, все были привычны, и увидев закованное призывно изгибающееся под ладонями Саурона очередное светлое создание, оставались невозмутимы. Ведь темный властелин был волен делать все, что ни пожелает, верно? Поэтому Манвэ приходилось терпеть не только касания Саурона (их он ждал с нетерпением и затаенной дрожью), но и скользящие по нему взгляды. — Кажется, кто-то по мне скучал, — и ладонь Саурона скользнула под одеяния светлого, оглаживая контуры его члена. Потом светлые одежды рывком были содраны и отброшены в сторону. Манвэ понял, насколько соскучился по прикосновениям Саурона, и каждый раз, когда тот едва дотрагивался до него, отзывался в теле вспышкой желания. Он уже весь изнывал от нетерпения, но руки его были скованы, и Саурон нарочно подтянул цепи вверх, так что Манвэ не мог до себя дотронуться. Он с усмешкой похвалил себя за дальновидность, а то его ангелок давно уже кончил бы, обвил его за шею и мирно уснул у него на коленях. А Саурон вовсе не хотел этого: ему нравилось растягивать удовольствие, пусть даже сквозь слезы светлого, который уверял, что оттягивание момента больше похоже на изощренную пытку. Ладонь Саурона скользила по бархатистой коже, кружа и касаясь чего угодно, кроме того места, в области которого Манвэ действительно изнывал от нетерпения и желания. Он вилял бедрами и пытался извернуться, чтобы самому коснуться ладони Саурона и потереться об нее, но удостаивался только очередного сильного шлепка и обидного комментария. — Какой похотливый птенчик, — беззастенчиво заметил Саурон. — Тяжело, должно быть, было сдерживать такую страстность возле холодной, как блеск далеких звезд, Варды? Манвэ зарделся. — Это ты пробудил ее во мне. До тебя я жил невинно. Но Гортхаур рассмеялся в ответ на подобное обвинение. Стоило ему нажать на припухшую нижнюю губу, как Манвэ все понял и сам взял его пальцы в рот, сперва робко, потом охотно облизывая их. — Постарайся хорошо, — прошептал Саурон. — Не хотелось бы порвать своего птенчика насухую, — и Манвэ все понял, обильно смачивая его пальцы слюной. Пока одна ладонь Саурона тискала его бедра и ягодицы, разведя их, два пальца другой одновременно нажали на сжавшуюся дырочку ануса и толкнулись вглубь: первое ощущение, когда острые длинные пальцы с когтями царапали его, было неприятным, но довольно скоро Саурон нашел его болевую точку, заставив Манвэ вскрикнуть от желания. Он нажимал одновременно и изнутри на стенку его входа, и снаружи на местечко за яичками, срывая очередной нетерпеливый стон. Манвэ сам нетерпеливо терся об него, вздрагивая. Крылья его сперва бились, вздрагивая беспорядочно тоже, но после проникновенно сказанного на ухо: "Отрежу снова" — Манвэ все понял и сложил их. Саурон удовлетворенно отметил, что долгая прелюдия не требуется, и его ангел по крайней мере достаточно разгорячен, чтобы принять его любовь в себя целиком, после чего заставил его податься назад и насадил на себя почти целиком за одно движение, чувствуя, как Манвэ непроизвольно сжимается — так сладко, что тоже захотелось кончить в него прямо сейчас. Но этого Саурону не хотелось. — Расслабься и отпусти меня, — прорычал он снова. Череда медленных глубоких толчков, нажимающих на сладкое и болезненное место глубоко внутри, доводила Манвэ до высшей точки наслаждения и без необходимости самому помогать себе в этом. Довольно скоро он понял, что излился себе на живот, и стыдливо отвернулся. Оставалось надеяться, что Саурон не заметит его слабости. Но тот, естественно, мигом ощутил, насколько расслабленным и счастливым стал казаться его птенчик. — Что там у тебя? Он увидел светлые капли семени и, куснув его за плечо, заявил: — В следующий раз заставлю надеть специальное кольцо, чтобы ты научился кончать одновременно со мной. — Кольцо? — изумился Манвэ,не понимая, как безделушка может помочь в таком деле. — Только надевать его я буду вовсе не на твой палец, пернатое недоразумение. В этот момент Манвэ вздрогнул, испугавшись и снова приятно сжался, а Саурон продолжил грубыми быстрыми движениями его брать. Вала сладко простонал, когда через некоторое время ощутил в себе горячее семя. Он обернул голову, и Саурон на мгновение утонул в прекрасных голубых глазах. Далее последовал долгий чувственный поцелуй, чего не случалось уже давно. Майа покинул его тело и снял цепи. Как только это произошло, Манвэ тут же повис на шее Тёмного Властелина, напрашиваясь на ласку. И он ее получил. Майрон покрывал его лицо поцелуями и, прижимая к себе, ласково гладил мягкие крылья. — Ты любишь меня? — затаив дыхание, спросил Манвэ. На этот раз Саурон не ответил. Что ж, по крайней мере не категоричное "нет". Это порождало надежду. Вала прижался к его плечу, счастливо улыбаясь и шлепая босыми ногами по коридору. — Может быть, — уклончиво ответил Гортхаур, вспомнив, как переживал, когда не смог найти Манвэ. За это почти признание он получил поцелуй в щеку (Манвэ был ниже ростом и не мог дотянуться выше). Вала был готов взлететь от счастья, он то и дело льнул к своему возлюбленному. Устав от такого внимания Саурон грозно прошипел: — Еще немного, и я передумаю! Но Манвэ не обращал внимания, зная, что майа ни за что не исполнит свою угрозу. — И что ты сделаешь тогда? — с глупой улыбкой счастья спросил он. — Верну Варде ее несносного муженька. — Ох нет! Майрон! — Манвэ уцепился за него еще крепче. Лазоревые глаза его расширились от ужаса, едва он вспомнил однообразное существование в Валиноре, на вершине Таникветиль, унылые дни, холод, бесстрастность, никакого огня, умиротворенные и слабые чувства... Нет уж. Пусть лучше все считают, что он низко пал, но он будет счастлив тут, с Майроном.