Может встретимся?

      Воскресенье прошло весьма напряженно, потому как весь выходной день Гера только и делал, что бегал за своим братом, заваливая его извинениями за вчерашнее. Глеб был непреклонен и решил в этот день включить обиженную сучку, поэтому воротил нос, не смотрел в глаза и молчал, как рыба. У младшего сдавали нервы, но сам он сдаваться не собирался. Сначала Герман убрался в его квартире, да так, что даже доктора в операционной позавидовали бы чистоте, которую он навёл. Неумело приготовил блинчики по рецепту мамы — не шедевр, но вкусно, — однако, Глеб сделал вид, что ему вообще похер на старания братика. Школьник даже себя привёл в порядок и решил действовать хитрее, он покусал немного свои пухлые губы, чтобы те покраснели, уложил волосы, в душе вылил на себя полбутылки геля для душа с ароматом ванили, и во всеоружии вышел к старшему брату.       Глеб лежал на кровати, щёлкая пультом в телевизор, когда юное тело в его огромной спальной футболке легло рядом. Рука Геры дотронулась грудной клетки Фараона, а губы коснулись шеи. Голубин изо всех сил пытался сохранить всю ту же невозмутимость, но частое дыхание выдавало его с головой. Когда поцелуи плавно перетекли в алые засосы вперемешку со сладкими стонами футболиста, эрекцию Глеб уже не мог спрятать, потому как штаны выпирали на уровне паха так, что Гера тут же начал мять его через мягкую ткань.       — Ах… — сорвалось с приоткрытых губ старшего, которые язычок тут же облизнул.       Напряжение копилось слишком долго, целую неделю у братьев не было близости, но тут ещё и косяк Геры. Младшего надо воспитывать, но как, чёрт возьми, это сложно делать, когда эти тонкие пальчики уже забираются под спортивные штаны с трусами и обхватывают возбуждённый член.       — Моя вредная сучка, — шептал Гера на ухо брату, интенсивно поглаживая его орган по всей длине, принимаясь оголять головку. Фара же продолжал открывать рот, как выброшенная на песок рыба и смотреть на экран телевизора с выключенным звуком, где шёл футбол. — Обижулька!       Глебу уже было плевать на всё. Только бы эти проворные ручки и губы не останавливались. И он не выдержал. Схватил младшего за шею и впился в него с поцелуем, покусывая, вылизывая кожу. Нетерпеливость языка наводила во рту младшего полный хаос, но он поддавался, потому что видел, как братец сейчас борется со своей гордостью. Рэпер свёл в кулаке тонкие волосы на голове Германа и уже вовсю стонал ему в рот, в самую глубину, не в силах остановиться.       Оторвавшись, Гера двинулся дальше, задирая футболку старшего и покрывая каждый сантиметр груди и живота поцелуями, то нежа, то терзая набухшие горошинки сосков, слушая непрерывные стоны и продвигаясь всё ниже, минуя татуировку зубов, к паху, задевая и покатывая подбородком холм возбуждённой плоти.       Всё просто. Они молоды. Полны сил, энергии. И нет желания больше отказываться от удовольствия из-за собственных принципов. И так уже всё горит в районе паха.       Быстро спустив к коленям фараоновские штаны с бельём, Гера сразу всосал призывно подрагивающий ему навстречу член до основания. Не ожидавший такого, Глеб со вскриком выгнулся и тут же обессиленно упал на постели. Во рту младшего было так жарко, так сладко и влажно, что комната в глазах кружилась в вальсе, выбивая все мысли из головы. В Германе нет смущения, стыда или невинности. Только похоть, почти животная. Дразнящее движение языка по головке, и снова влажная глубина рта. У Глеба ебаные звёзды перед глазами, и хорошо так, что дурно. Он невольно сам толкнулся глубже, не встречая сопротивления. Школьник сосал так, что все желания в порошок стирал, оставляя только одну мысль: этот рот создан для минета.       — Гер-а-а, — простонал Фара, задыхаясь от ярких ошеломляющих ощущений.       Глеб кончил с громким криком, не сдержавшись, прямо в рот братика. Его трясло, он был словно сам не свой. Слишком всё… чувственно. Неужели это не просто экзотический секс между братьями?       Герман за время, проведённое с братом, научился глотать, поэтому старательно закончив, вытер губы и лёг рядом с рэпером на соседнюю подушку. Блондин взлохматил себе волосы, потёр мокрый лоб и повернулся к младшему.       — Это ничего не меняет, я всё ещё обижен.       — Я так и понял, — устало выдохнул Гера. — Мне завтра в школу, у нас годовая контрольная. Так что я поеду домой, а то отец уже звонил.       А через пару минут подросток молча встал и пошёл собираться. Больше они не разговаривали, будто в спальне ничего и не произошло.

***

      Понедельник выдался дебильный, потому что на контрольной учительница потребовала всем сдать мобильные устройства на преподавательский стол, не дав возможность на списывание. Гера был одним из тех, кто хорошо понимал алгебру и всё, что касалось вычислений, поэтому отсутствие телефона ему погоды не сделал, в отличие от остальных. Кроме того, учитель без конца ходила по классу, заглядывая в тетрадь каждого, что несомненно напрягало и сбивало с мыслей. А думал Гера сейчас не только о решении задачки, от которой зависит будущая оценка, но и о любимом братике, который всё ещё дуется. Утром он позвонил Глебу, они недолго поговорили ни о чём, но Глеб сказал, что, возможно, заедет за младшим после уроков, если успеет вылезти из своей студии пораньше.       Звонок прозвенел, и учительница стала собирать тетради, даже не дав возможности остаться тем, кто не успел дорешать пример. Выйдя из класса, Артём стал складывать все маты, которые знал, на «эту швабру с пучком на голове».       — Да ладно тебе, всё равно за те деньги, что им платят наши предки, нас не исключат из школы, даже если ты вместо решения хуй нарисуешь, — сказал Гера, когда они шли по коридору и уворачивались от буйных второклашек.       — Ага, тебе легко говорить, — скривился Тёма. — Мой батя пообещал меня кредитки лишить, если я хоть одну тройку в четверти принесу. И вместо Мальты я буду всё лето заниматься с репетиром. А оно мне нахуй не надо! Спасибо, проходили.       Голубин на это только пожал плечами. Быстро перекусив столовскими бутербродами, они двинулись по коридору к кабинету физики, но у самого входа их остановил Бурундук.       — Гер, можно с тобой поговорить? — вытянул руку рыжий.       Тёма вопросительно посмотрел на друга, ожидая его решения. Гера только глаза закатил, поэтому друг решил всё за него:       — У нас урок через две минуты, так что поторопитесь, — и мигом проскользнул в класс.       Герман стиснул зубы, не ожидая такой подставы со стороны друга, он ведь надеялся, что тот ему поможет отвязаться от этого зверька. Но делать было нечего, а расставить всё по местам надо сейчас, поэтому Гера молча последовал в мужской туалет, что был неподалёку. Как только дверь в пустом туалете за мальчиками закрылась, Голубин скинул с плеча сумку на пол у стены, а сам сел на подоконник.       — Ну? — посмотрел он на одноклассника.       Борис же переминался с ноги на ногу, собираясь с мыслями и остатками храбрости:       — Я… я хочу извиниться за то, что было в субботу. Всё так по-дебильному произошло.       — Да, по-дебильному.       — Гер, я понимаю, что не могу заставить тебя ответить мне взаимностью. У тебя там парень и всё такое, — на этих словах Гера напрягся. — Но если там у тебя что-то будет не так…       — То твоя задница всегда к моим услугам, да? — съязвил блондин.       Бурундук отвернулся, как от пощёчины. Прозвенел звонок на урок, отчего малышня затопала в классы. И через мгновение послышалась мёртвая тишина в коридорах.       — Извини! — сказал Гера.       — Ты прав, но… у меня и вправду чувства к тебе. Я пытаюсь с этим справиться.       — Что-то не видно, — продолжал болтать ногами Голубин, упираясь руками в подоконник. — Так ты отстанешь уже от меня?       — Да, — кивнул парень, обхватив себя за плечи. — Только можно ещё кое-что?       — …       — Я отстану, если поцелуешь меня. По-настоящему.       Гера удивлённо выгнул бровь, услышав такое заявление:       — Охуенная логика.       Он спрыгнул с подоконника, взял свою сумку и направился было к выходу, но Бурундук схватил его за запястье:       — Или я расскажу всей школе, что ты гей и встречаешься с парнем!       Голубин остановился и обернулся на одноклассника:       — Ах ты сука!       — В этой гребаной школе каждый день учат находить выгоду, забывая о морали. Я неплохо учусь!       Огонёк надежды горел в глазах рыжего паренька, что смотрел на Геру в упор и всё ещё держал его за руку.       — И отстанешь? — уточнил блондин. В ответ ему был кивок.       Блять. Чё ж так ебануто-то?! Гера хоть и осмелел в последнее время, но становиться достоянием школы, где будут исписаны его именем все туалеты, доски в классе со словами «пидор», он не собирался. Нельзя этого допустить ни в коем случае. Ему ещё целый 11-й класс тут учиться. Или можно перевестись на следующий год в другую школу, вот только зарекомендовать себя перед новыми преподами ой как тяжело и долго. Однако, можно решить всё мирным путём, без вреда репутации. Глеб ведь предупреждал, говорил… Чёрт!       Герман вырывает свою руку из захвата, кидает рюкзак на пол, а потом хватает за ворот кофты Борю и припечатывает его к стене.       — Да подавись, ушлёпок!       И впивается в его губы. Дерзко. Грубо. Нагло. Боря теряется под его напором, не веря в происходящее, но потом обнимает блондина за талию и крепче прижимает к себе. Гера ниже его на пять сантиметров, поэтому кажется рядом с ним маленьким щеночком. Голубин запустил ему в рот язык, усмехаясь над неловкостью, что тот чувствовал. Наверняка, рыжий и не целовался никогда по-настоящему. Неумелая сцепка языками, наклоны головы под нужный угол, соприкосновения губ, и разворот на 180 градусов, что теперь блондин зажат между стеной и одноклассником. По ощущениям Гера отметил, что его братик целуется лучше всех на этой планете, что Глеб — бог поцелуев, минета, секса и всевозможных ласк. Как бы мальчик сейчас хотел оказаться в его объятьях, тереться об него всем телом и просить не останавливаться. Но вместо этого он чувствует чужие руки на своём теле, не такие пухлые губы и грубый язык во рту. Противно. Мерзко. Ужасно. Но Борис, похоже, ликует, раз его стояк упирается в бёдра одноклассника.       Скрип двери. Дрожь по всему телу, как от удара. Гера оторвался от Бурундука и с ужасом посмотрел в сторону выхода.       Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!       На пороге стоял Глеб, как в дешёвой мелодраме. Только и здесь он выглядел чертовски красивым. Он был одет в чёрные джинсы и такого же цвета толстовку с капюшоном. Фара стоял, опёршись плечом о косяк, сложив руки на груди, и... улыбался?       — Глеб? — пискнул Гера, всё ещё находясь в тисках растерянного Бори.       — Да вы не отвлекайтесь, я в другой туалет схожу, — с лицемерной улыбочкой произнёс рэпер и вышел из туалета.       Герман со всей силы оттолкнул от себя рыжего, замахнулся и врезал ему по носу, разбивая в кровь, а потом схватил рюкзак и побежал за братом.       В коридоре его не было, а фигура старшего уже скрылась на лестнице. Бег со всех ног. Нет. Ты не так всё понял. Надо догнать. Объяснить. Чёрт! Нет. Не уходи.       — Глеб! Глеб! — кричал Гера, когда бежал за выезжающей со школьного двора машины. — Глеб, остановись! Глеб!       На глаза выступили слёзы. Только этого не хватало. Школьник достал телефон из кармана, набрал брата, но абонент недоступен. Выключил. Истеричка. Ревнивая истеричка. И Гера — мудак. Твою мать! Он ведь не простит. Не сможет. Больше всего Фара ненавидит измены, предательство.       Вернувшись обратно в школу, он продолжал звонить брату, писать бесчисленные смс с просьбой ответить, чтобы всё объяснить; что Глеб всё не так понял. Блять. Блять.       Физичка в классе наорала, что опоздал на урок, но Голубин молча сел за последнюю парту, игнорируя её вопли. Бурундук в классе не появился, похоже, пошёл в медкабинет или уже в полиции заяву пишет. Похуй. Сейчас важен только Глеб.       Урок прошёл мимо него. Всё, что изучалось сегодня, вылетело в окно. Гера продолжал сидеть, как на иголках и сжимать нервно кулаки. Ладно. Сейчас Глебу надо дать остыть, а потом, после занятий, Герман всё ему объяснит. Он выслушает его. Он брат. Он должен. Они ведь любят друг друга, так? Они должны поговорить.       Прозвенел долгожданный звонок. Все вышли из класса. Гера шёл, словно в коме, тут к нему подбежал обеспокоенный Артём и стал расспрашивать друга, что случилось. Что наговорил ему Бурундук. Но зазвонил телефон. Герман тут же вздрогнул, улыбнувшись мысли, что это звонит брат, однако, на дисплее было написано «Мама».       — Алло, — без эмоций сказал он.       — Гер… Герочка… — на том конце слышны женские всхлипы.       — Что такое, мам?       — Глеб… Глеб попал в аварию. Нам позвонили. Мы сейчас в больнице… там…       Но Гера её уже не слышал, погрузившись в вечную темноту.