_____
Такси подскакивало на ухабах просёлочной дороги. За окном проносились знакомые крашеные заборчики да частные домики: белокирпичные и бревенчатые. Вечернее небо обливало крыши оранжевым цветом. Должно быть, растрёпанность выдавала меня с головой, а может, я и пахла специфически, потому что водитель то и дело бросал похабные взгляды в зеркало заднего вида. Я прижалась лбом к стеклу и всхлипнула, поражённая очередным озарением. На эмоциях я совсем забыла, что у Инны есть Вася. Велик шанс, что «расправившись с насильником», она преодолела свой страх перед мужчинами, и теперь у неё с возлюбленным всё наладится. Наверняка я буду в их отношениях третьей лишней. Получается, я всё-таки осталась одна?I.3. Сорванные маски
8 августа 2020 г. в 10:27
Мгновенное прозрение словно окатило меня ледяной водой, смыв остатки похоти. Инна всё подстроила!
Приглашая меня к себе несколько дней назад, она нарочно сказала «приходи в четырнадцать часов», а не просто «приходи в два», чтобы потом оправдаться, что имела в виду «четыре». Так я якобы случайно застала её за той порнухой со связанным мужиком и двумя женщинами. Инна знала, что этот образ засядет у меня в голове, и я предложу ей устроить «тренировку» с Венчиком. Она манипулировала мной! Моим влечением к ней и желанием разнообразить постельную жизнь с парнем.
И теперь мы трое оказались в жутчайшей ситуации. Сразу несколько страхов раздирали меня, как кони — четвертуемого. Неужели всё это время я жила под одной крышей с насильником, любила того, кто причинил столько боли моей лучшей подруге? Нет, нет! Венчик не может быть таким чудовищем! Я же знаю его: он спокойный и сдержанный. Но если так, Инна вот-вот покалечит невинного человека и отправится если не в тюрьму, то в психушку уж точно. Не говоря о том, что станет с несчастным Венчиком!
Захотелось одеться. Я достала из ящика комода чистые трусы и, неуклюже прыгая на месте, кое-как попала в них ногами. Распахнула шкаф, вытащила первое, что попалось, — душный махровый халат. Пропихивая в рукава дрожащие руки, я беспомощно смотрела на Инну и Венчика.
Его перетянутые член и мошонка побагровели. На лбу парня выступила испарина. Если в начале наших игрищ он периодически подавался тазом кверху, от возбуждения рефлекторно пытаясь трахнуть воздух, то теперь вжимал зад в матрас — подальше от клацающих над самой головкой ножниц. Его эрекция давно бы спала, если б завязанные узлом стринги не перекрыли кровоток.
— Я никогда не ездил ни в какие лагеря! Ты меня с кем-то спутала! Мало ли похожих людей? — восклицал Венчик. По глазам было видно, что он хочет обозвать Инну «психичкой», но достаточно умён, чтобы понимать: грубить в его положении не стоит.
— Лжец! — взвизгнула Инна. — Лжец! Лжец!
Каждый её выкрик сопровождался лязгом ножниц.
— Инна, пожалуйста… — начала я, приближаясь к ошалевшей подруге.
— Стой! — крикнула она и прижала раскрытые ножницы к основанию члена; налитый кровью ствол оказался меж двух острых лезвий, их кромки касались вздувшихся вен: одно движение — и всё.
— Инна, не надо, — взмолилась я. — Одумайся.
— Делай, что я скажу, или я ему хер отхерачу, нахер!
От слов Инны мне стало чуточку спокойнее. Похоже, она не собиралась кастрировать своего предполагаемого насильника из мести. Угроза — лишь способ добиться чего-то другого.
— Поройся в моей сумке, — продолжала Инна. — Найди бумажку. Пусть этот ублюдок позвонит в полицию и зачитает всё, что в ней написано. Изменит хоть слово — и его хрен вылетит в окно по кусочкам, а яйца я ему в очко засуну: был петухом — станет курицей.
Я послушно достала из Инниной сумки сложенный вчетверо листок и развернула его. Это был текст признания: «Я, (фамилия) Вениамин (отчество), в июле 20** года совершил насильственные действия сексуального характера с Жарковой Инной…» Дальше Инна наплевала на официальность, и чистосердечное превратилось в натуральное самобичевание: «… она ещё ничего не понимала! Она была глупой и очень хотела поскорее стать взрослой, поэтому носила чересчур открытый купальник. Я не мог оторвать от неё похотливого взгляда! Она заметила, как я смотрю на неё, и решила назначить мне свидание после отбоя. Мы встретились на берегу озера, поцеловались, но она вдруг поняла, что не готова к большему. Вместо того чтобы уважать её чувства, я разозлился на её «провокацию» и, поддавшись звериным инстинктам…»
Читать дальше я не смогла. Слишком гнусно, да и времени было в обрез. Венчику и без ножниц грозила опасность: я понятия не имела, на какой срок можно перевязать пенис без последствий.
Я показала листок Венчику. Тот пробежал текст глазами, посмотрел на меня и покачал головой:
— Не верь ей, Соня. Я неспособен на подобное, ты же знаешь. Инне нужна помощь специалиста.
— Мне нужно, чтобы ты прекратил врать! — прорычала Инна и плотоядно ухмыльнулась: — Вен-чик… чик-чик…
Я завертелась в поисках телефона. Куда ж я его подевала? И какой вообще номер у полиции? До сих пор ноль-два, или как?
— Возьми мой, — сказал Венчик. — Там в списке контактов есть «Полиция». Я ведь охранник, мне велели записать на всякий случай.
Я подобрала телефон Венчика с тумбочки, закрыла плеер и трясущимися пальцами набрала: «П…»
«Пашка».
Нет, не то! «По…»
«Полиция», — высветилось на экране. Нажав кнопку вызова, я приложила телефон к щеке Венчика, а другой рукой держала у него перед глазами текст признания.
Гудки смолкли. Не успели на том конце ответить, как Венчик затараторил:
— Слушайте внимательно и не перебивайте! Это очень важно! Я, Борисов Вениамин Дмитриевич, в июле… — прочитав последний абзац — адрес нашего дома, куда, по замыслу Инны, должны были приехать менты, чтобы арестовать «насильника», Венчик резко скомандовал: — Отбивай!
Я сбросила вызов и обратилась к Инне:
— Довольна? Теперь, пожалуйста, прекрати это.
— Спасибо, — выдохнула Инна; пластиковые кольца соскользнули с её пальцев, ножницы плюхнулись на матрас. — Спасибо тебе. Пойдём со мной. Бежим от него.
Она слезла с кровати и принялась застёгивать платье, вдевая пуговицы не в те петли. Её тоже бил озноб.
Я попыталась развязать член Венчика, но мокрые стринги были затянуты слишком туго. Схватила ножницы — поддеть завязки широким лезвием не получалось. Кожа несчастного парня стала почти фиолетовой, мошонка, казалось, вот-вот лопнет.
— Осторожнее, — пискнул Венчик.
— Оставь его! — воскликнула Инна. — Уйдём!
Не обращая на неё внимания, я кинулась к ящичку с косметикой и достала маникюрные ножнички — они тонкие, пролезут под завязки, я перережу их и спасу Венчика!
Мобильник на кровати затрезвонил. Звонок у Венчика был не популярной музыкой и не стандартной нейтральной мелодией, а дребезжанием старинного дискового телефона. Мерзкий, тревожный, пронзительный звук! Он ввинчивался в уши, но я боялась потерять и секунду, поэтому не отвлекалась, чтобы сбросить вызов, а старательно орудовала ножничками.
— Уходим! — в последний раз позвала Инна и, не получив ответа, убежала одна.
Телефон затих, из открытого окна донёсся скрип калитки.
Разрезав проклятые стринги, я отбросила их в сторону. Освобождённый член Венчика шмякнулся на живот, яйца повисли в промежности. Эрекция спадала, коже медленно возвращался нормальный цвет. Венчик испустил вздох облегчения и вновь сказал:
— Я не делал этого. Инна обозналась. Перепутала!
От схлынувшего напряжения у меня покатились слёзы. В глазах помутилось. Я припала к груди Венчика, чувствуя собственной грудью, как бешено колотится его сердце, и осыпала его нежными поцелуями.
— Я верю, верю тебе, — шептала я; дрожащим губам было солоно. — Прости, что привела её. Я не знала, что у неё на уме. Не знала, насколько с ней всё плохо. Прости меня. И Инну тоже прости. Она не виновата, просто какая-то тварь её искалечила. Я уговорю её подлечиться…
— Для начала развяжи меня, — напомнил Венчик своим обычным тоном, спокойным и уверенным.
— Да. Да, конечно, прости, — спохватилась я; встала и огляделась в поисках ключа от наручников.
Телефон Венчика опять зазвонил, на сей раз — сигналом СМС-ки. Будучи ещё на взводе, я вздрогнула от резкого звука и машинально схватила мобильник, чтобы заткнуть его.
— Брось! — крикнул Венчик. — Развяжи меня!
Поздно. На экране под моим пальцем высветилось новое сообщение: «Веня, что это за фигня была? Ролевая игра какая-то? В смысле, приезжать на твой адрес? Ты ж говорил, к тебе нельзя, потому что там эта костлявая нахлебница. Или ты её, наконец, выгнал?»
Я положила телефон на тумбочку — медленно, будто бомбу — и попятилась. Думала, истории про мужа, записавшего любовницу как «Толик Шиномонтаж», случаются только в юмористических шоу.
— Соня, — тревожно окликнул Венчик, поняв, что я увидела.
— Ну, рассказывай, — тяжко вздохнула я.
И Венчик рассказал.
Его чувства ко мне возникли в сложный период его жизни: смерть старого верного пса как бы предвещала кончину родителей, каковая не заставила себя ждать — отец и мать ушли с перерывом в месяц. Венчику отчаянно нужна была эмоциональная поддержка, а тут как раз объявилась я, практически сама запрыгнувшая к нему в койку. Поначалу он считал, что любит меня по-настоящему, и радовался нашему удачному знакомству. А потом возникла некая Полина… Венчик говорил о ней, но мне было неинтересно.
— Полина… Полиция, — горько усмехнулась я. — Она же «Полкан», которого ты «выгуливал», верно? Запыхался от бега, как же! Как я могла быть настолько слепа? Но почему ты просто не порвал со мной, раз так её любишь?
— Я собирался всё тебе рассказать, когда найду новую работу. С нынешней помог твой отец. Я не хотел огорчать тебя, будучи у него в долгу.
«Ишь, какой честный! — скривилась я. — Какой справедливый!» Теперь ясно, почему он так старательно воротил нос от Инны: он хранил верность не мне, а другой женщине. Сожительство Венчика со мной Полина терпела, потому что знала, что скоро выйдет из роли любовницы, но если бы у Венчика завелась ещё и третья партнёрша…
Вдруг меня осенило. Если Венчику нечего было скрывать от ментов, зачем он так глупо подставился, вынудив меня позвонить фальшивой «Полиции» — его прошмандовке? Элементарно! Быть изобличённым в измене лучше, чем сознаться в настоящем страшном преступлении. Инна не сумасшедшая! Венчик действительно сделал это с нею!
— Ты урод! — заорала я, охваченная ужасом и отвращением, и предъявила Венчику обвинение.
— Да нет же, господи! — прошипел он, раздосадованный моей мнимой «тупостью»; дёргал руками и ногами, узлы из шарфов и кольцо наручников впивались в покрасневшие запястья и щиколотки. — Я сглупил! Решил, что меня посадят за самооговор или телефонное хулиганство. А ты попробуй трезво мыслить, когда психбольная грозится тебе всё оттяпать!
— Ты не мог трезво мыслить? — переспросила я. — Что ж, значит, и убедительно врать тебе будет сложнее.
— А? — захлопал ресницами Венчик. — Когда будет?
— Когда я буду тебя допрашивать.
Я уселась на колени между ног ублюдка и потянулась к брошенным Инной ножницам. Хозяйство Венчика сжалось, а в следующий миг он обмочился. Я еле успела отскочить. Вялый член извивался садовым шлангом. Горячая прозрачная моча заструилась по его яйцам и ляжкам, плескалась на живот, стекала по бокам и впитывалась в матрас. Из карих глаз парня выступили слёзы.
— Я никого не насиловал, — заскулил он. — Господи, да вы обе бешеные! Я вообще в лагеря не ездил, я каждое лето здесь на грядках горбатился, родителям помогал.
Я поверила ему. Однако я не верила, что ещё утром, ещё полчаса назад любила его. Как же он сейчас был жалок!
— Гадкий изменник, — процедила я.
Смекнув, что резать его не собираются, Вениамин осмелел и буркнул:
— Кто бы говорил. Разве ты не бегала отлизывать этой своей Инне? Ты сама меня не любила. Ты же лесбуха натуральная. Я сегодня смотрел на вас и офигевал.
Отчасти Венчик был прав. Я хотела Инну, но мне, по крайней мере, хватало совести не трахаться с ней, пока я была в отношениях с парнем. И именно моё желание быть с ними обоими привело к сегодняшней ситуации. Пострадали все: моё сердце разбилось, Венчик был уличён в измене и натерпелся страху, Инна чуть не совершила членовредительство… Но какое у неё железное самообладание! Она раздевалась перед тем, кого считала своим насильником, ползала по нему, веселилась, будто всё в порядке, и глазом не моргнула!
Преисполнившись восхищением Инной, я взбодрилась. Я, наконец, свободна и могу быть с ней! Если бы я осталась в полном одиночестве, я бы, наверно, сильнее злилась на Венчика. Но при нынешнем раскладе решила, что его страдания несоразмерны его подлости. Он заслуживает маленькой компенсации. Совсем малюсенькой.
Я обтёрла его живот и промежность махровой полой халата и взялась за мягкий член.
— Что ты делаешь? — насторожился Венчик, поморщившись.
— Твой последний оргазм при моём участии, — лукаво подмигнула я, дразня изменщика: он-то не знает, что я не намерена его травмировать, так пускай помучается страхом, что я довершу начатое Инной.
Венчик был явно в неподходящем настроении, но мужская физиология проще и безотказней автомобильного двигателя. Многострадальный член опять затвердел. Я неплотно обмотала его обрезками Инниных стрингов, риторически предложила:
— Ну что, Полкан? Прогуляемся напоследок? — и принялась дёргать трусы, как собачий поводок: влево-вправо, вверх-вниз, на себя, от себя и кругами.
— Перестань, — хныкал Венчик. — Мне больно.
— Мне тоже больно от твоего предательства. А теперь ты мой пёсик, так что больше не смей говорить. Погавкай, и я, возможно, сжалюсь. Гавкай!
Воспалённый член болтался вслед за движениями моей руки. По впалым щекам Венчика катились слёзы.
— Гавкай!
— Гав, — выдавил посрамлённый парень. — Гав-гав.
Я отпустила «поводок». Наскоро обтёршись салфетками, стала одеваться на выход: бриджи, носки, кеды, блузка. Я была вся липкая, но не хотела задерживаться в этой треклятой избе, чтобы помыться. Приму душ, когда приеду домой к маме с папой. Одевшись, я вытащила со дна шкафа большую спортивную сумку и обходила комнаты, скидывая в неё свои пожитки, чтобы потом не пришлось сюда возвращаться. Периодически проведывала Венчика и поддрачивала ему стрингами, поддерживая эрекцию.
Собравшись, присела на дорожку рядом с парнем. Грубо сдёрнула с члена свободные путы, стиснула ствол кулаком и додрочила до конца. Почти до конца. Когда я отняла руку, вздыбленный хер несколько раз ударил Венчика по прессу, потом напрягся, и из него потекла белёсая сперма. Парень протяжно стонал, а конча выплёскивалась толчками, не принося ему удовлетворения, и на животе скапливалась целая лужа.
Я встала, взяла ножницы и покрутила их на пальце, как ковбой — револьвер.
— Не надо! — закричал Венчик. — Пожалуйста! Умоляю!
Я разрезала шарф, связывавший его левую руку. Венчик часто задышал, чуть не теряя сознание от свалившегося облегчения, завращал натёртым запястьем.
Я кинула мобильник в лужу спермы на животе Венчика. Упав, телефон чавкнул; парень издал такой звук, будто его ударили под дых.
— Звони своей Полине, — с презрением сказала я. — Пусть она тебя спасает, а я больше и пальцем для тебя не пошевелю.