_____
На следующий день после школы я сразу распрощалась с Инной и отправилась проведать бабушку. По дороге зашла в магазин купить ей полезного йогурта. Когда доставала из портфеля кошелёчек, обнаружила вложенный между учебников прямоугольный розовый свёрток. «Это ещё что?» Одна сторона была гладкой, с другой проступали большие твёрдые пупырышки. Похоже, шоколадка с орехами, обернутая в подарочную бумагу с цветами и сердечками. Валентинка! От переживаний за бабушку я забыла, что сегодня четырнадцатое февраля, и не замечала развешанных по школе украшений и романтической ажитации одноклассников. — Платить-то будете? — буркнула продавщица. — Я уже пробила. — Извините, — я прекратила щупать валентинку и достала деньги. Остаток пути то мысленно огрызалась на грубую кассиршу, то распекала себя за то, что замешкалась и вызвала её неудовольствие. Больница удручала. Подбавить ещё чуть-чуть ржавчины — и хоть «Сайлент Хилл» снимай. Казённая зелёная краска на стенах была изъедена белыми дырами, жёлтый потолок пузырился. Воздух пропах лекарствами и хлоркой. Бабушкина палата представляла собой длинную узкую комнату. Вдоль стен стояли четыре скрипучих пружинных кровати. Больные старушки, сидящие и лежащие на них, весело болтали, как давние подружки, совершенно не обращая внимания ни на плачевность обстановки, ни на собственные недуги. Наверное, для них отвалившаяся штукатурка — сущий пустяк. По сравнению с тем, что им пришлось пережить в детстве. — Ой, Сонечка! — воскликнула бабуля, завидев меня, замершую на пороге, и похвасталась товаркам: — Вот внученька моя, молодчинка, навещает. Садись, родненькая, в ногах правды нет. Она несколько осунулась и была бледна, но выглядела бодрой. У меня отлегло от сердца. Пододвинув обшарпанный табурет, две ножки которого были короче двух других, я уселась у бабушкиной кровати, стоявшей ближе всех к двери. — Ох, тоща-то, — на разные лады запричитали старушки. — Что ж ты, Тимофеевна, внучку-то не кормишь? Подержаться не за что! Такую ледащую и замуж никто не возьмёт. Игнорируя замечания, я поставила портфель на колени и достала пару бутылок йогурта. — Вот, ба, это тебе. А… шоколад тебе можно? Хочешь? При виде вытащенного свёртка старушки заинтересованно сощурились. Одна взяла с тумбочки очки и приложила их к глазам, не надевая дужки. — Нешто валентинка? — Тьфу, нерусский праздник! — А гляди-ка, есть ухажёр-то у девочки. — Нет, Сонь, это же тебе, — бабушка с улыбкой отклонила угощение. — Спрячь и потом сама открой. Мало ли там внутри чего личное написано? — Как ты вообще? — спросила я, убрав шоколадку. — Мама сказала, на тебя маньяк напал. — Не в том я уже возрасте, чтоб на меня маньяки нападали. Он целился в женщину, которая передо мной шла. — У него был пистолет? — вытаращилась я, схватившись за края табуретки. Вернувшись вчера поздно вечером, уставшие и взволнованные родители ничего толком не рассказали кроме того, что бабушка испугалась. Бабушка усмехнулась, обведя взглядом старушек. Промочила горло йогуртом и начала рассказ, очевидно, уже не раз отрепетированный на «сокамерницах». Вчера она пошла на почту за пенсией, а ходить она предпочитала не по улицам, а напрямик дворами — так дорога короче, и старые ноги меньше устают. Когда возвращалась, из-за угла выскочил бесштанный мужик — и давай своё хозяйство наяривать. Но чего бабушка там не видела? Член её не испугал. Она просто вздрогнула от неожиданности, поскользнулась на гололёде и упала. И вот уж тогда она испугалась, что сломала руку, потому что было очень больно, и от этого-то сердце и прихватило. Эксгибиционист убежал, а женщина, за которой бабушка ковыляла, вызвала скорую. — Но всё обошлось, переломов нет. Ушиблась только сильно, — подытожила бабушка и закатала рукав халата, демонстрируя жёлто-зелёный синяк на локте. — Дурацкий, короче, случай. А самое нелепое — извращенец тот был в костюме Деда Мороза: шапка, борода накладная, красное пальтишко и свитер с оленем. Только без штанов. — Про него в газетах с начала года пишут, — добавила другая старушка. — С новогодней ночи охальник орудует. Он тогда ко многим девкам приставал, что без мужиков гуляли. Ну и потом почти в каждом выпуске в криминальной колонке про него писали: то в одном районе мудями потрясёт, то в другом. И всё кричит: «Я показал член, показывай теперь сиськи!» От слов «член» и «сиськи» бабульки скабрёзно хихикали. А мне стало не по себе. Сперва я думала, что мы с Инной стали одними из первых жертв Деда-онаниста. Но ведь Инна сама кричала ему из форточки: «Покажи член, дедуль, и я сниму для тебя лифак!» Неужели тот случай вдохновил прохожего аниматора стать эксгибиционистом и досаждать женщинам по всему городу? Получается, мы с Инной ответственны за то, что приключилось с бабушкой? Конечно, пока извращенец никого не насилует, всё это хиханьки-хаханьки, да и бабуля в порядке… Хребет продрал озноб. Если бы бабушка… пострадала серьёзнее, я была бы виновата. И Инна тоже. Наши новогодние шалости чуть было не обошлись очень дорого. И ещё могут обойтись. Дед остаётся на свободе, и нет гарантии, что под его раздачу не попадётся другая хрупкая пожилая дама, которая окажется менее удачливой, чем бабушка. — Ужас какой, — сказала я, покачиваясь на колченогом табурете. — Ну, я пойду, наверное. — Спасибо, что навестила, Сонечка. Не переживай, я у тебя крепкая. Мы с бабулей поцеловались в щёки, и я пошла домой, погружённая в тяжкие думы._____
Разбирая портфель, я машинально убрала валентиновый свёрток в ящик стола. Пыталась делать уроки, но гнетущие мысли не давали сосредоточиться. Вряд ли кто-либо в здравом уме скажет, что мы прямо виноваты в появлении серийного эксгибициониста. Другой на его месте прошёл бы мимо, не пялясь на полуголую школьницу в окне. А если бы и остановился полюбоваться украдкой, не стал бы при этом дрочить на улице. И уж точно не начал бы терроризировать горожанок в надежде повторить возбуждающий опыт, который он тогда получил. Короче, у Деда Мороза изначально были не все дома, раз мимолётной встречи с нами оказалось достаточно, чтобы сподвигнуть его на подобное. Однако дело не в вине, а в сухой логике причин и следствий. Если бы мы с Инной не прыгали в окне, бабушка сейчас была бы дома, а не в жуткой больнице. И мама не пила бы валерьянку. Позвонила Инна. — Как твоя бабушка? — робко спросила она. — Жива, только синяк набила. Завтра выписывают. — Отлично! — голосу подруги вернулась звонкая бодрость. — Слушай, ты инглиш уже сделала? Чё там в седьмом упра… — Ин… — я решилась поделиться своими переживаниями. — Ого, круто! — воскликнула она, выслушав. — Я такая горячая штучка, что аж свела его с ума! Может, теперь он бродит по городу и ищет именно меня? Вот бы его встретить, тогда уж я точно на член позырю! А то и потрогаю. — Ничего крутого. Бабушка в больнице, — серьёзно сказала я. — Извини, — притихла подруга. — Но почему ты всё время говоришь «мы прыгали в окне», «мы спровоцировали»? Ведь я одна трясла сиськами, а ты пыталась меня остановить. Не упрекай себя, ладно? Ты-то вела себя пристойно, это я толкнула того онаниста на скользкую дорожку. — Мне тогда тоже было весело, — созналась я. — Потом я спрашивала себя, почему просто и быстро не закрыла шторы… Кажется, мне тоже хотелось поучаствовать в твоём шоу. А возмущалась я только для вида, чтобы оставаться приличной девочкой… Прости. Я ужасная ханжа и лицемерка! — Сонь, брось, — мягко сказала Инна. — Скверно, что так получилось, но, главное, что с твоей бабушкой всё в порядке. Давай забудем и не будем загоняться… Скажи лучше, что у тебя по инглишу в седьмом номере. — Может, дать показания в милиции? — спросила я. — А смысл? Сведения о том, как этот мужик стал эксгибиционистом, и почему носит костюм Деда Мороза в феврале, не помогут ментам его найти. Вдобавок они могут прицепиться к нашей школе, и нам влетит от завучихи, если она узнает, что мы «устраивали разврат». — Ты права, — вздохнула я. — Но я хочу как-то исправить ситуацию. Чтобы не было стыдно смотреть в глаза бабушке. — А давай тогда сами его выследим? — азартно предложила Инна; я живо представила, как заискрились её зелёные глаза. — Потом позвоним ментам: мол, так и так, на такой-то улице шляется подозрительный дядя. — И как мы его найдём? Будем допоздна шататься по городу в надежде случайно на него напороться? — Не знаю, — сникла Инна. — Ты же умная, может, придумаешь, как его вычислить. Кстати об уме, ты инглиш сделала? Что в седьмом номере? — Ща, погодь, — хмыкнула я, умиляясь Инниной авантюрности, смелости и самоуверенности. Она ни капли не сомневалась, что пара девятиклассниц сумеет разыскать преступника, которого специально обученные взрослые не могут поймать больше месяца. Достав учебник английского, я принялась делать упражнения «в прямом эфире», на ходу подсказывая Инне ответы. Когда мы попрощались, я с тяжким вздохом взялась за географию. Есть стереотип, что если девочка тихая, не балагурит на уроках и прилежно слушает учителя, она наверняка отличница. Но я была хорошисткой, а по географии и вовсе порой получала тройки и двойки. Однако ненавидела её не за плохие оценки. По физике и химии я тоже имела стабильные тройки (правда, поднапрягшись, всегда вытягивала на четыре за четверть), но понимала, что в принципе эти предметы важные и полезные, просто мне не хватает для них мозгов. А вот география натурально выводила меня из себя своей бессмысленностью. Параграф за параграфом мы зубрили статистику о городах, в большинство из которых я вообще не собиралась попадать: площадь, численность населения, градообразующие промышленные предприятия… Блин, да я не знала цифру населения своего родного городка и искренне не понимала, как это знание улучшило бы мою жизнь здесь! Что вообще значит эта цифра? Надо сопоставить её с площадью, чтобы понять, насколько густонаселён город? Так выйди на улицу да посмотри, густо там людей, или негусто! По-моему, школьный курс географии должен был закончиться после того, как мы нарисовали контурные карты и примерно запомнили, где какие страны, где жарко, а где холодно. Я поймала себя на том, что вместо чтения параграфа слепо пялюсь в буквы и фантазирую, как стала министром образования и отменила презренный предмет. Однако воспоминание о контурных картах вдруг подало мне идею. Перерыв оба книжных шкафа, я отыскала старую карту города, сложенную в несколько раз. Она была ещё советской, но это не имело значения, ведь наш городок мало менялся с течением времени: на первых этажах домов прибавилось магазинов, а все государственные учреждения остались на прежних местах. Я сдвинула школьные причиндалы на подоконник и расстелила карту на столе. В центре большого ветхого листа на перекрестье сгибов образовалась ромбовидная дырка. Я нашла нашу школу. Улочка, проходящая под её окнами, была такой маленькой, что на карте не обозначалась. Приложив линейку, я сама вычертила её карандашом слева направо — с запада на восток. По ней Дед Мороз двигался на запад с востока. Скорее всего, он возвращался домой, а не торопился на мероприятие, раз у него было время глазеть в окна. Вряд ли он шёл с взрослого корпоратива, потому что их проводят гораздо позже, чем школьные дискотеки. Вряд ли он шёл из школы, так как в школах и без приглашённых артистов полно тех, кто может сыграть Деда Мороза: хоть физрук, хоть басовитый старшеклассник. Исключив эти варианты, я стала изучать восточную часть города вдоль прочерченной линии. Откуда Дед Мороз шёл так, что его путь пролёг под окнами нашей школы? Я обвела карандашом «Дом культуры», кафе «Сластёна» — наименее злачное из городских заведений, в котором могло бы проходить детское вечернее представление, а не ночной корпорат, — и три детсада. Ну, и что мне делать с этой информацией? Звонить в милицию? Так меня там пошлют с моими ни на что не опирающимися догадками. А если объясню, на что они опираются, будет, как сказала Инна: менты заявятся в школу, и все узнают о нашем «стриптизе». Даже если сказать, что мы невинно переодевались, завуч всё равно сочтёт, что из-за нас школа оскандалилась, и как-нибудь нас накажет. Вот бы посетить все обведённые заведения к востоку от школы. Вдруг где-то Дед Мороз таки выступал, и у них остались его контакты? Это будет уже что-то конкретное, с чем можно обратиться в органы… Кстати, бывают же анонимные наводки, да? Представляться необязательно. На радостях я позвонила Инне и посвятила её в свои соображения. — Я же говорила, ты обязательно что-то придумаешь, — одобрила подруга. — Погнали завтра расследовать после школы. Офигеть, мы будем как настоящие детективы!_____
Наутро энтузиазма у меня поубавилось, и вчерашние умозаключения показались сущей глупостью. Кому рассказать — засмеют: «Мисс Марпл» пересмотрела, Донцовой перечитала! Однако Инна по-прежнему горела идеей и на всех переменах заговорщицким шёпотом обсуждала со мной, в какую точку отправиться сначала. «О чём шушукаетесь?» — с ухмылкой окликал нас Толик. «О своём, о женском», — отвечала Инна. Я не хотела разочаровывать подругу, поэтому смирилась с мыслью, что после уроков придётся слоняться по скользким промозглым улицам. Но сперва мне предстояло ещё одно дело. Бабушку выписали, и мы с папой поехали эвакуировать её из больницы. Доставив бабулю домой, папа поспешил вернуться на работу, а я осталась немного прибраться в её квартире и принести продуктов из ближайшего магазина. Заодно покопалась в кипе местных газет — они регулярно появлялись в почтовом ящике, и бабушка сдавала их в макулатуру за копеечку, когда скапливалось побольше. Найдя статейку об эксгибиционисте в криминальной колонке, я забила себе в «Нокию» телефон, по которому милиционеры предлагали звонить, «если вы располагаете информацией о преступнике или стали его жертвой». В четверть шестого мы снова встретились с Инной и отправились в детский сад №2 «Львёнок», до которого было ближе всего идти. Сумерки, развеянные фонарями, оглашались воплями детей и раздражёнными окликами воспитательниц. Одна группа ребятишек швырялась друг в друга комьями мокрого снега, которые рассыпáлись в воздухе, потому что детям не хватало терпения, чтобы спрессовать их в полноценный снежок. Другие изгваздались, прокладывая грязепровод: рыли длинные канавки, заполняющиеся талой водой, ставили в них плотины и мостики из льдинок. Третьи качались на скрипучих качелях. Четвёртые без затей носились кругами. Кто-то ревел, споткнувшись. Я оробела от этого незнакомого шумного социума, частью которого никогда не бывала. Инна взяла меня за руку, как маленькую, чтобы не потерялась, и уверенно затесалась в толпу родителей, пришедших за детьми. Я держалась у подруги за спиной. Мы вошли в здание: в тесном коридорчике взрослые одевали малышей в комбинезоны, а те кочевряжились, норовя вырваться, или взахлёб рассказывали о своих дневных приключениях. — Куда? — грозно спросила обрюзгшая тётка, на которую мы натолкнулись. — Мы за Петечкой, — мгновенно выдала Инна и затараторила: — Из третьей группы, его мама попросила забрать. Я его племянница, представляете? Он поздний очень ребёнок, вот и получилось, что я старше своего дяди. Отмахнувшись от Инны, старая воспитательница пошла по своим делам. Мы проскользнули вглубь здания. — У тебя правда есть дядя младше тебя? — спросила я. — Нет, я его только что выдумала. — Ого, — восхитилась я находчивости подруги; я бы на её месте растерялась и замямлила что-то невнятное. — А чего ты сразу не спросила про Деда Мороза? — Ты рожу этой бабки видела? Она бы ничего не сказала нам из вредности и выгнала бы. Надо найти воспиталку помоложе да подобрее. Мы продолжили слоняться по саду. Издали слышался гул толпы и детские визги, а коридоры и комнаты обезлюдели. Рядов пустых кроваток в спальнях и разбросанные игрушки, с которыми никто не играл, нагоняли на меня страху. Обычные разговоры взрослых и детский смех, доносившиеся снаружи, чудились голосами призраков. Редкие встречные работники сада развеивали мистический ужас, зато пугали риском, что нас изобличат, отругают и прогонят. Однако Инна легко отваживала их россказнями о Петечке. Дескать, его нет в толпе уходящих, вот мы и решили, что он спрятался где-то под кроватью. Любит дядюшка так шутить, проказник! «Да сколько же тут детей, если все взрослые безоговорочно верят, что один из них Петечка?» — изумлялась я. Наконец, заглянув в очередную спальню, мы увидели приятной наружности девушку, которая складывала в коробку машинки и куклы с пола. В пустом помещении она казалась всеми покинутой и несчастной. Подумалось, что это — проявление дедовщины среди воспитательниц: старые заставляют молодую в одиночестве убирать за детьми. Хотя лично я бы лучше наводила порядок в тишине, чем отчитывалась перед кучей родителей об их отпрысках. — Извините… — окликнула Инна. Я так погрузилась в её фантазию, что какой-то миг была уверена: она спросит, где Петечка, девушка поможет нам найти маленького негодника, мягко пожурит его, вытащив из-под кроватки, и мы втроём пойдём домой. — Скажите, пожалуйста, вы двадцать шестого декабря не приглашали аниматора сыграть Деда Мороза? Воспитательница недоумённо посмотрела на Инну и покачала головой: — Нет, у нас муж директора Дедом был. — А, Антон Семёнович? — покивала Инна, словно поняв, о ком речь. — Сергей Павлович, — нахмурилась девушка. — Простите, а вы… — Ой, извините, обознатушки, — смутилась подруга и потянула меня за руку прочь. Мы быстро вышли наружу, а затем и за ограду детского сада. Влажный ветер словно умывал лицо и бодрил. Лужи с бугристым лёдяным дном, покрывающие тротуар, казались устойчивей пола в стрёмных коридорах, где мы были чужаками. — Антона Семёновича ты тоже выдумала? — спросила я. — А зачем? — Убедиться, что клиент не наш. Муж директрисы тоже мог оказаться Дедом-дрочуном. Но дрочун молодой парень. А молодого не назвали бы по имени-отчеству. Поэтому надо было выудить у девушки то, как она привыкла его называть, чтобы подтвердить, что он старый. — Так просто спросила бы, как его зовут. — Это уже прозвучало бы подозрительно, и она могла не ответить. А так — она поправила меня на автомате, не задумываясь. — Инна, ты гений! — обомлела я. — И мой могучий мозг надо питать, — без ложной скромности ухмыльнулась подруга. — Давай теперь в «Сластёну» зайдём? Заодно перекусим. Прикинь, как в кино, садимся за стойку и такие вполголоса бармену: «Я ищу кое-кого». А он такой: «Да я никого и не знаю». А мы даём ему банкноту и такие: «Это должно освежить вашу память»… — щебеча без умолку, Инна волокла меня под локоть по направлению к кафе. Ни стойки, ни бармена в «Сластёне» не оказалось, и Дед Мороз там не выступал. Зато слойки с чаем были вкусными._____
На следующий день с утра зарядил дождь. Мерзкая погода вкупе с двумя вчерашними неудачами убавили мой пыл, и я разнылась: — Ладно, Ин, забей. Пусть менты сами его ловят. И вообще, я просто тыкала пальцем в небо с этой картой. Ничего мы не найдём. — Не сдавайся, — увещевала Инна. — Я жопой чую, что ты всё правильно рассчитала с этими отметками. Но настоящий детектив полагается не на единичные гениальные озарения, а на методичную работу. — Я не хочу методично работать под дождём. Я хочу сидеть дома. — А как же твои рассуждения об ответственности? Перед бабушкой больше не стыдно? Я со вздохом согласилась продолжить расследование. И нам повезло! После школы мы зашли в городской «Дом культуры» и побеседовали с на диво доброжелательной тётенькой-вахтёршей. Она рассказала, что двадцать шестого декабря у них выступал Дед Мороз, в миру Коля Максимов, второкурсник кулинарного техникума, с детства состоявший в театральном кружке при местном драмтеатре. Бессменный пожилой руководитель кружка всегда сам играл Деда Мороза на мероприятиях в «Доме культуры», но в этом году приболел и порекомендовал своего старого ученика в качестве замены. Инна непринуждённо наврала с три короба. Дескать, её подруга была на том представлении, и молодой энергичный Дед ей очень понравился. А теперь у маленького дяди Петечки на носу день варенья, и Инна ищет аниматора для детского праздника. Вот было бы здорово нанять такого талантливого театрала, как Коля! Порывшись в бумажках, вахтёрша выписала Инне телефон Максимова и даже его адрес. — Спасибо большое, вы меня просто спасли! — Инна чуть ли не поцеловала стекло, за которым сидела женщина, и просунула ей в окошко шоколадку. Меня вдруг одолело неприятное чувство, будто я упускаю из виду нечто важное. Наверное, мне просто не верилось в удачу. Когда мы вышли наружу, я раскрыла над нами с Инной зонт и спросила: — Интересно, можно сделать анонимный звонок со своего телефона? Я подумывала завтра стрельнуть у Толика и позвонить в милицию с его номера. Но совестно, ведь получится, что мы его подставляем… Хотя ничего преступного вроде и не делаем. — Позвоним сами, — решила Инна. — Но сперва нужно удостовериться, что это не совпадение, и Коля Максимов действительно эксгибиционист. А то боюсь, менты, получив наводку, разбираться не станут. Сразу приедут и арестуют, чтобы план по посадкам выполнить. Нехорошо, если из-за нас посадят невиновного парня. — Вообще-то, разбираться — это и есть работа милиции, — заметила я. — Да и как мы проверим, причастен ли Максимов? — Проследим за ним, конечно, — ответила Инна, широко распахнув глаза от удивления моей недогадливостью._____
Родителям мы сказали, что вечером пятницы идём в кино с одноклассниками, а потом немножко погуляем. Нас будет целая толпа, поэтому «маньяк» не посмеет к нам приблизиться. Звонок Толику подтвердил нашу легенду. (Парень действительно собирался в кино с друзьями и пообещал отдать нам пару порванных билетиков для правдоподобности. Взамен он потребовал, чтобы потом мы рассказали ему, о чём секретничали всю неделю, и куда ходили на самом деле). В шесть часов я поджидала Инну в квартале от дома Максимова. Погода была ясной, ртуть прыгала в районе нуля. На обочинах чернел грязный снег, лужи подёрнулись тонюсенькой матовой плёнкой, на которой мутными пятнами расплывался свет фонарей и витрин. Появилась Инна, одетая в зелёную синтепоновую куртку, чёрные джинсы, заправленные в тяжёлые высокие ботинки, и… — Что это? — От дедушки осталась, — подруга поправила фетровую шляпу и натянула шарф на нос. Похоже, она решила одеться Казановой из «Улиц разбитых фонарей», но выглядела скорее, как бандит, собравшийся ограбить поезд на Диком Западе. Или Коллега из «Братьев Пилотов». — Тебе идет, — рассмеялась я. Ей правда шло. Ей всё всегда шло. Мы отправились на указанный вахтёршей адрес. Во дворе девятиэтажки, в которой жил Максимов, были качели. Мы оккупировали их и стали следить за обстановкой. Инна сосредоточилась на двери подъезда. Я, сидящая к дому спиной, озирала окрестности. Так мы не пропустим Максимова ни выходящим из дома, ни возвращающимся откуда-то. Большинство нападений онаниста совершалось с восьми до одиннадцати вечера. В это время большинство людей уже разошлось с работы по домам, улицы достаточно пустынны, и есть шанс встретить одинокую припозднившуюся женщину, которой никто не придёт на помощь. С другой стороны, пьяная шпана выходит на поиски приключений ближе к полуночи, а до этого бухает в подъездах и кабаках, так что риск попасться ей невелик. Без двадцати семь я заприметила вошедшего во двор долговязого парня. Фотографии Максимова у нас не было, а единственный раз, когда мы его видели, его лицо скрывала борода. Но рост, кажется, совпадал. Парень открыл дверь магнитным ключом и скрылся в подъезде. — Это он, — шепнула Инна. — Небось, вернулся из техникума. Сейчас похавает, помоется (надеюсь) и выйдет на охоту. Ждём-с. Мы продолжали качаться, попеременно отталкиваясь от земли. Ветер усиливался, пригоняя редкие рваные облака. Я помаленьку коченела и заволновалась: — Ин, а мы себе так ничего не отморозим? Тут Максимов снова показался на улице. Он был в той же одежде, только за спиной появился тёмно-красный рюкзак. Возможно, он прятал в нём халат и бороду Деда Мороза. Когда Максимов удалился на изрядное расстояние, мы слезли с качелей и последовали за ним. Держась позади, но не выпуская его из виду, мы перебежали на другую сторону улицы. Он вышел на проспект и свернул налево. Перешёл мост через реку, спустился на набережную, пошёл по ней направо. Нам пришлось сократить дистанцию. Парень начал оглядываться, и мы с Инной едва успевали юркнуть за деревья. У меня дрожали ноги, и сводило живот. Сердце так колотилось, что я боялась, как бы Максимов не услышал его стук и не обернулся. «Он никого не насиловал, — успокаивала я себя. — Подумаешь, писюн покажет! Ничего страшного… даже чуточку любопытно». Дойдя до маленького городского пляжа, Максимов зашёл в ржавую кабинку для переодевания. — Разулся, штаны снимает, — доложила Инна, сев на корточки и вытягивая шею, заглядывая издали под низ; я потянулась к карману куртки, но она осадила меня: — Погодь, не звони. Может, он морж и сейчас купаться будет. Из кабинки вышел Дед Мороз в красном колпаке, серебристой бороде и запахнутом халате. Из-под алого подола торчали голые ноги в ботинках. Мы с Инной мгновенно отвернулись и принялись швырять в воду льдинки и камешки, которые подбирали с берега. Никакие мы не преследовательницы, просто пара девчонок играется. Скосив глаза, я увидела, что Дед энергично шагает дальше вдоль набережной. — Блин, уходит, — насупилась Инна. — Я надеялась, он нам покажет. — Спасибо тебе за помощь, — сказала я, доставая телефон. — Не знаю, что бы я без тебя делала. — Не за что, мне самой понравилось. Прикольное приключение! — Занято, — вздохнула я, приложив трубку к уху. — Ладно, мы убедились, что Максимов преступник, так что можно идти домой. Ментам попозже перезвоню. — Давай ещё последим, — взмолилась Инна. — Если хочешь посмотреть на член, почему бы не догнать его? — хихикнула я. — Он тогда испугается и не покажет. Погнали, пока его не упустили! Если он нападёт на кого-нибудь, мы вмешаемся и спугнём его… Или героически заменим избранную им зрительницу, — подмигнула Инна, облизнувшись. Ускорив шаг, мы двинулись дальше за эксгибиционистом. Пляж кончился, начался парк, и мы снова могли укрываться за деревьями. Тут и там попадались скамейки и урны возле них. Где-то вдалеке горланили пьяницы, празднующие пятницу. На одной из скамеек сидела девушка. Она держала на коленях аккуратный пышный букетик и часто проверяла часики на запястье. Как будто ждала парня на свидание… но если парень опаздывает, откуда у неё цветы? Неужто сама собралась их дарить? Дед Мороз тоже её заметил. Спрятался за толстым каштаном метрах в ста от нас и задёргал рукой под халатом. Видимо, приводил член в боеготовность, чтобы было, что показать жертве. Прижимаясь к Инне за стволом тополя, я снова вытащила телефон и набрала номер милиции. — Дежурная часть, — ответил усталый голос. — Здравствуйте, я по объявлению, — прошептала я, прикрывая рот рукой, и чуть не сбросила вызов, сгорев со стыда от осознания, насколько глупо прозвучала моя формулировка. — То есть, в газете… ваш номер… — Что? Говорите громче! — Не могу. Тут Дед Мороз, экс… экги… — произносить «неприличное» слово в разговоре с кем-то, кроме Инны, оказалось ужасно неловко. — Его зовут Николай Максимов, студент… — Девочка, хватит баловаться, — проворчал мент на проводе. — Ты занимаешь линию. Я вспомнила, как лихо Инна врала про Петечку, и, стараясь подражать её актерскому таланту, жалобно пропищала: — Быстрее! Он тут, в парке! Он мне сейчас п… п-письку покажет… и я… получу психологическую травму! Инна закряхтела в кулачок, подавляя смех. А в голосе милиционера вдруг поубавилось безразличия и раздражения: — Где ты, говоришь? — спросил он деловито. — В городском парке. — Так, девочка, не бойся и иди оттуда. Если он тебя видит, притворись, что болтаешь с подругой, а его не замечаешь, поняла? Не спугни его. Мы уже там работаем, — с этими словами мент повесил трубку. — Ну, что? — спросила Инна. — Они уже работают, — эхом повторила я. Дед Мороз выскочил из-за каштана, подбежал к девушке на скамейке и распахнул халат. Он стоял спиной к нам, но по колыханиям красной ткани было ясно, что он крутит бёдрами. Девушка резко встала. И выхватила из букета пистолет! — Лежать, руки за голову! — звонко крикнула она, отбросив цветы и держа оружие обеими руками. Из кустов выпрыгнули два здоровых мужика в камуфляже и масках. Мигом скрутили опешившего эксгибициониста и поволокли прочь. Девушка убрала пистолет под куртку, подобрала с земли букет и, бросив его в урну, поторопилась за омоновцами. — Какая крутая, — восхищённо выдохнула Инна. — Давай, когда вырастем, станем, как она. — Куда уж нам, — покачала я головой. — Наше расследование оказалось напрасным. Милиция и так вычислила Максимова и провела операцию по задержанию. — Вот только им понадобилось на это несколько недель, а мы управились за три дня, — возразила Инна. — Так, получается, не они крутые, а мы, — рассмеялась я от облегчения, что всё кончилось, и можно расслабиться. — Йес, дай пять! — Инна подняла ладошку, я хлопнула по ней, и мы пошли домой, взявшись за руки. Прощаясь на пустынном перекрёстке, мы поцеловались в губы и разошлись каждая в свою сторону. Лишь когда я ввалилась в свою прихожую, и родители спросили, не попался ли нам маньяк, я спохватилась, что и без Максимова в ночном провинциальном городе полно опасностей пострашнее Деда-дрочуна. Я тут же позвонила Инне и успокоилась, выяснив, что и она добралась благополучно._____
От массы будоражащих впечатлений я долго ворочалась в постели, а заснув, продрыхла до одиннадцати. После завтрака села делать уроки. Родители отпустили меня на поздние гуляния со скрипом, поэтому хотелось побыть в их глазах прилежной ученицей, чтобы они не подумали, что я распустилась из-за переходного возраста или типа того. В ящике стола обнаружилась шоколадка. Ой… я напрочь о ней забыла! Вот почему меня охватило смутное беспокойство, когда Инна давала вахтёрше сладкую «взятку». Разорвав обёртку, я нашла внутри «Альпен Гольд» с фундуком и маленькую валентинку в форме сердечка. Раскрыла открытку и прочла убористый почерк: «Привет, Соня! Я в тебя влюбился. Если я тебе тоже нравлюсь, приходи сегодня после школы в аллею возле спортплощадки, и мы обсудим, как нам теперь встречаться или чего. Если не хочешь ни о чём таком говорить, не приходи. Я буду ждать сорок минут. Толя. P.S. Извини, что без спроса залез в твой рюкзак и подложил эту штуку, пока ты не видела. Я ничего там не трогал, честно». Я прижала ладонь к груди — сердце застучало, как во время слежки за маньяком. Вот парень и отважился признаться в своих чувствах. Было лестно знать, что я достаточно хороша, чтобы кому-то нравиться, но гораздо больше — неудобно. «Не потерять и не сломать» сердце Толика, которое он вложил в мои руки, — слишком тяжёлая задача. И непрошеная. Хотя и не неожиданная. А Толик-то умница — написал «влюбился», а не громкое «люблю», которым часто разбрасываются подростки, ещё не обладающие достаточным жизненным опытом, чтобы понимать, что такое «любовь». Вдобавок, зная мою замкнутость, рассудил, что мне будет проще проигнорировать его приглашение, чем прийти и отказать, глядя ему в глаза, и дал разрешение на неявку. Я сочла это проявлением заботы. А в школе Толик вёл себя, как обычно: никаких намёков, никаких многозначительных взглядов и расспросов, почему я не пришла. Он даже косвенно поучаствовал в наших с Инной махинациях, помогши организовать алиби с кино. Он спокойно принял мой отказ… хоть я его и не давала! Забыла! Неудивительно, ведь у меня были дела поважнее каких-то валентинок. Наверное, это и есть ответ: свидания с парнями для меня далеко не на первом месте. Значит, всё сложилось удачно. Даже если бы я не забыла о валентинке, Толик получил бы тот же ответ, который получил из-за моей рассеянности. Но я всё равно устыдилась своей забывчивости. К тому же… может, до знакомства с Инной я была бы и рада избегнуть открытого разговора в такой ситуации. Но подруга вдохновляла меня становиться решительней. Да мы же вчера маньяка выслеживали! По сравнению с этим встреча с Толиком — сущий пустяк. Парень-то хороший. Он заслуживает, чтобы я всё объяснила ему словами через рот, а не морозилась. Я набрала номер. — У аппарата, — с наигранной солидностью ответил Толик. — Привет, Толь… — У тебя родаки билеты требуют? Блин, я думал, в понедельник вам с Инкой их отдам. Ну, тогда колись, что вы вчера такое тайное делали. На блядки бегали? — Тьфу на тебя. Слушай, Толь… я только сегодня открыла твою валентинку. Прости, я не пришла, потому что правда не знала, что ты меня ждёшь. У меня бабушка попала в больницу, и было вообще недосуг проверять, что там под обёрткой. — Ох, хреново. Как она? — Да всё в порядке, уже выписали. Мы все перепугались просто. — Так значит, если бы ты прочитала открытку вовремя… ты бы пришла? — голос Толика оживился; субботняя ленца в нём сменилась волнением. — Давай не по телефону. Родители дома, не хочу, чтобы они что-то услышали. Встретимся через час там, где ты предлагал? Я тебе всё расскажу и про наши с Инной приключения, и про… остальное._____
Берёзовая аллея возле школы была не особенно романтичным местом. Между двух рядов тонких белых стволов вела разбитая асфальтовая дорожка. Оттепель обнажила её, ледяное крошево осталось только в трещинах. С одной стороны аллеи по грязному футбольному полю носились с мячом и орали какие-то пацаны. С другой были гаражи. Завидев меня издали, Толик кивнул, улыбнулся и ускорил шаг. — Вот, держи, — он протянул два надорванных билетика; я машинально взяла их и сунула в карман куртки. — Ну, чего там? — Короче… — набрав воздуха в грудь, я рассказала о нападении на бабушку, нашем с Инной расследовании, слежке за онанистом и его поимке доблестной милиционершей и омоновцами. — Ни фига себе вы мощные, — Толик сдвинул кепку на затылок и почесал лоб. — Да уж, капец, тут не до открыток. — Угу, — я поджала губу и отвернула голову к полю; руки сами спрятались в карманы и напряжённо прижались к бокам. — Ну, теперь-то ты её прочитала. Что скажешь? — настойчиво спросил парень. — Толь, извини, я не могу, — выдала я, собравшись с духом. — Ты нормальный, но мне всё это сейчас вообще не в тему. — Ладно, — пожал плечами парень. — Ладно? — переспросила я. — И всё? — А ты хотела, чтоб я типа плакал и на коленях тебя умолял со мной встречаться? — хмыкнул Толик. — Жестоко. Но: «Я не унижусь пред тобою», — или как там у Пушкина… — У Лермонтова, — на автомате поправила я. — В смысле… между нами же ничего не изменится? Всё, как раньше? — Да между нами особо и не было ничего, чтобы что-то менялось. Мы нигде, кроме школы, вместе и не тусили, и преступников не ловили на пару. «И верно», — подумала я. Толик же несколько дней был уверен, что получил мой отказ, и поведение его ничуть не изменилось. Он по-прежнему над чем-то угорал с Женьком и другими своими друзьями, а ко мне обращался лишь изредка. Так было всегда, так будет и впредь. — Хорошо, — улыбнулась я. — Спасибо за понимание. — Ага. Ну, давай, до понедельника. Толик развернулся и пошёл прочь. Я застыла, смотря ему в спину. Вопреки всем моим мыслям о ненужности школьных романов меня вдруг взяла досада, что он так безразлично уходит. «Если обернётся, нагоню его и поцелую, — сказала я себе. — Хотя бы в качестве компенсации за то, что отвергла. А если мне понравится целоваться с парнем больше, чем с подружкой, может, у нас что-то и получится…» Толик не обернулся и вскоре скрылся за гаражами. Я прислонилась спиной к берёзке и потупилась. Грудь сдавливало щемящее чувство утраты. Будто я упустила нечто важное. Отказалась не от конкретного Толика, а от целого жизненного пути. Но тосковала я недолго, ведь я не осталась одна. У меня была Инна. А завести бойфренда я ещё успею. Мы с Инной ещё обязательно всё успеем.