Секс-тективное агентство "И.С.И.Д.А."

      Какое наслаждение — после нескольких месяцев сменить зимние сапоги на демисезонные ботиночки на тонкой подошве, а вместо куртки надеть плащ! В школу шагалось так легко, будто ноги вот-вот полностью оторвутся от земли, и я взлечу. Я глубоко вдыхала апрельский воздух, знобкий после ночи, но пронизанный лучами утреннего солнца, спешащими согреть мир. На обочинах ещё оставались кучки почерневшего снега, а на ветвях уже набухали нежные почки, становящиеся заметнее день ото дня.       Я увидела впереди Инну, идущую вприпрыжку. Она носила короткую курточку, из-под которой торчали зелёные полы форменного вельветового жакета, жёлтые кроссовки и чёрные гольфы вместо колготок. От прыжков подол её плиссированной юбки подлетал, и становилось видно немножко голых ляжек. Я ускорила шаг, нагоняя подругу, и услышала её бормотание. Сперва показалось, что она напевает под нос песенку Винни-Пуха: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро». Но вскоре я разобрала текст:       — Пау трамна девча сы, неза будьте протру сы.       — С днём рождения! — поздравила я Инну, поравнявшись с нею; скинула рюкзак на одно плечо и полезла за подарком.       — Пасиб… О, подношение! — улыбнулась подруга, принимая прямоугольный свёрток. Я отметила, что она немного сменила имидж: вместо привычного чёрного лака ногти были накрашены ярко-розовым. — Надеюсь, это «Кама Сутра».       — Не совсем, — я втянула голову в плечи. Честно говоря, я подумывала подарить Инне «Кама Сутру», да постеснялась покупать, поэтому остановила выбор на популярном любовном романе.       — А родители мне вот подарили, — убрав книжку себе в портфель, Инна потрясла запястьем, демонстрируя золотистые часики. Вдруг она замедлила шаг, прильнула ко мне и прошептала на ухо: — Я забыла надеть трусы.       — Инна! — воскликнула я, борясь с порывом схватить её за подол и придерживать, чтобы не вздымался. — И ты ещё прыгаешь! А если кто-то увидит?       — Опасность так возбуждает… И твоя забота тоже, — подмигнула подруга. — И вообще, так классно! Знаешь, такая лёгкость…       — А ты уверена, что забыла трусы, а не специально не стала их надевать?       Инна лишь рассмеялась.       На английском Инна раздала одноклассникам и Зинаиде Фёдоровне традиционные карамельки, а на благодарности и поздравления отвечала: «Сосите на здоровье». Ребята ржали или заливались краской — реакция коррелировала не с полом, а со складом характера. Наивная пожилая учительница хлопала в ладоши:       — Ах, какой вы дружный весёлый класс!       Вторым уроком была география. Училка распиналась о городе Апатиты, где добывают апатиты, и звук её голоса вызывал у меня апатию. Тем не менее, я покорно слушала, сложив руки на парте. Инна толкнула меня локтем и пододвинула вырванный тетрадный листок, на котором было написано: «Подрочи мне». Я сразу сочла, что она имеет в виду «тренировку» после школы, и кивнула.       — Ну? — шепнула Инна через полминуты. — Начинай.       «Сдурела? — написала я, пряча руку и листок за раскрытым учебником с картой Кольского полуострова и парой живописных фотографий. — Не на уроке же!»       «Сделай мне такой подарочек на день рождения, моя прелесть, — вывела Инна округлым почерком. — Не стесняйся!»       В принципе, мы сидели почти на «камчатке»: за нами была только пара пустых столов, шкаф с рулонами карт и образцами камней. Спереди наши ноги прикрывал щиток: парта была «коробочного» типа. Чтобы заметить, чем мы занимаемся, требовалось особо постараться. Одноклассники же не обращали на нас внимания: одни слушали географичку, вторые шушукались между собой, третьи делали домашку по другим предметам. Толик вообще играл в телефон.       Решившись, я украдкой достала пакетик гигиенических салфеток, протёрла правую руку и запустила её под парту. Глядя на училку честными глазами, отодвинула подол Инниной юбки и погладила её горячую бархатистую кожу. Ладонь соскользнула по мягкому склону, проехалась по внутренней стороне бедра. Пальцы ткнулись в половые губы. Она правда была без белья! Раздвинув кожистые складки, я медленно на фалангу просунула указательный палец в тропический жар лона. Инна сдавленно хихикнула, её нога напряглась. Вытащив палец, я почесала кудрявый лобок, пощупала ниже и стала нежно оттягивать кожицу на клиторе.       «Глубже», — нацарапала Инна кособокими печатными буквами, составленными из неровных линий. Я снова ввела в неё пару пальцев, мигом промокших, и стала двигать их туда-сюда. Кажется, раздалось чавканье, но оно тонуло в лекции географички и шепотках учеников. Никто нас не видел и не слышал! Я мастурбировала подруге у всех на виду, и никто не замечал! Толик оторвался от телефона под партой. Подавил зевок, скользнул скучающим взглядом по огромной физической карте на стене. Мельком глянул на меня и снова уткнулся в мобильник. Целую секунду я смотрела в глаза влюблённому в меня парню, держа руку в вагине подруги!       От накатившей волны возбуждения у меня спёрло дыхание. Я принялась напрягать скрещенные ноги и ёрзать на стуле, чувствуя, как выжимаю из себя капельку за капелькой. Расплела ноги и погладила левой рукой свою промежность сквозь тонкие брючки. Похвастаться координацией я не могла, поэтому правая рука автоматически начала повторять движения левой — массировала вульву Инны, сминая половые губы и придавливая клитор. Набухший бугорок скользил между холмами Венеры и Луны (вечерами мы с родителями смотрели сериал про хироманта), по ладони размазывался телесный сок.       Инна запыхтела и повесила голову, чтобы не было видно, как она закусывает губы, сдерживая стон. Отдельные волоски её угольной чёлки прилипли к вспотевшему лбу и вискам. Я ощутила, как содрогаются её бёдра, и сама балансировала на блаженной грани оргазма.       «Я всё», — написала Инна дрожащими линиями, часто дыша через рот.       С сожалением оторвавшись от собственной промежности, я вытащила салфетку из пакетика и подала подруге под партой. Бездумно продолжила мастурбировать, но тут географичка окликнула нас:       — Жаркова, Шалонина, что вы там возитесь?       — Извините, сезонная аллергия разыгралась, — объявила Инна, шмыгнув носом, и в доказательство своих слов шумно высморкалась в салфетку, которой только что вытирала между ног. — Уф, дышать невозможно, течёт всё! По ходу, какая-то пакость уже зацвела…       — Ох, и правда, — поверила учительница. — Соня аж вся красная. Сходите-ка в медпункт, пусть вам дадут «Супрастину».       Мы вышли в пустой коридор, и я сразу кинулась к настенному зеркалу — посмотреть, действительно ли настолько раскраснелась. Господи, вот палево! Хоть бы Толик с остальными одноклассниками тоже поверили в легенду об аллергии! Инна настигла меня, развернула к себе и полезла целоваться, шуруя ладошкой у меня между ног.       — Ты же не успела кончить, да? Географиня тебя обломала?       — Инна, сумасшедшая! — приглушённо вскрикнула я, отталкивая подругу. — Прекрати, скоро звонок! Нас увидят!       — Пошли к тебе, ещё потренируемся, я хочу ещё, — Инна тискала мою попу и чмокала пылающие щёки. — Я хочу тебя.       — Да, да, после школы.       — Пошли сейчас! Прогуляем!       — Искусительница… — перед её искрящимися малахитовыми глазами было невозможно устоять. За исключением того случая, когда я побоялась идти с бритым лобком к гинекологу, я никогда раньше не прогуливала. Но почему бы нет? В конце концов, это представлялось гораздо менее рискованным и общественно порицаемым делом, чем мастурбация на уроке. В каком-то смысле прогулы — признак психического благополучия ученика. Ведь стопроцентное соблюдение школьных правил говорит о том, что личность растёт ведомой и безынициативной, сосредоточенной на том, как услужить старшим, а не следовать собственным интересам. Такие люди редко вырастают по-настоящему счастливыми.

_____

      «Странное дело, — писал Дж.Р.Р.Толкин в «Хоббите», — о том, что хорошо, о днях, которые провёл приятно, рассказывается скоро, и слушать про них не так уж интересно. А вот про то, что неприятно, что вызывает страх или отвращение, рассказы получаются долгими и захватывающими». Словом, следующий год с лишним я провела приятнейшим образом.       Мы с Инной успешно сдали экзамены, полагающиеся после девятого класса, и не разлучались всё лето. Инна отправилась в центр занятости и нашла себе подработку — торговать мороженым из уличного лотка. Я никогда прежде не работала на каникулах и не собиралась, но, устыдившись своей лености перед подругой, пошла по её стопам — и сидела за таким же лотком на противоположной стороне улицы. Мы махали друг другу руками и слали смс-ки. После работы столовались у меня или у Инны, а затем бегали купаться в реке — на тот самый городской пляж, где зимой переодевался эксгибиционист. По вечерам иногда гуляли с одноклассниками, и к нам присоединялись старые Иннины друзья-подруги из четвёртой школы. Должна признать, я ревновала. Сложно смириться с фактом, что человек, от которого ты так зависишь, живёт не в вакууме — что, прощаясь с тобой, он не исчезает, а проводит время с кем-то другим. Впрочем, регулярные «тренировки» приободряли меня, и в целом я была счастлива.       К осени до нашей провинции добрались крупные провайдеры, и в межушные ганглии школоты хлынула тугая струя безлимитных интернетов. Мы с Инной переписывались в «Контакте», парни в классе щеголяли смищным сленгом и циничными цитатами. Всё менялось очень быстро. Не успели мы распробовать комиксы с мемными рожами и предшествовавшее им культурное наследие от «А — адвайс дог» до «Я — йа криведко», как они устаревали и становились моветоном, уступая место новым мемам. «Лол» вытеснялся «кеком». Даже «Контакт», представлявшийся мне тогда вершиной программисткой мысли, оказался «уже не тем» и вообще «говном мамонта» на тот момент, когда я до него добралась. На устах у продвинутых людей был «Инстаграм», и я искренне не понимала, почему. Для меня это выглядело так, будто от полноценной социальной сети отрезали альбом с фотками и сделали отдельным сайтом. У одноклассников появлялось всё больше смартфонов, они считали какие-то гигабайты и ловили вайфай, чтобы оставаться онлайн даже вне дома. Этого я тоже не понимала. По-моему, когда ты с друзьями — болтай с друзьями вживую, вот же они, прямо перед тобой. А уж когда останешься наедине с собой, тогда можно и компенсировать недостаток общения интернетом. Такая уж я ретроградка… Забавные сайты развлекали меня, когда Инны не было рядом. А во время «тренировок» Инна находила порнуху и чуть ли не облизывала экран, на котором показывали члены. Я же сомневалась, что смогу получить удовольствие в тех бараньих рогах, в которые актёры сгибали актрис. Впоследствии, включая прон в одиночестве, я возбуждалась скорее не от изображения на мониторе, а оттого, что просмотр порно ассоциировался у меня с Инной.       Внезапно мы с ней как-то очутились в «активе класса» вместе со старостой, Женьком, Толиком, Лизой и ещё парой ребят. Зимой сочинили и разыграли сценку на Новый год (в процессе репетиций я случайно застукала сосущихся Толика и Лизу в каморке за актовым залом, и так узнала, что они встречаются с августа). Весной помогали команде КВН готовиться к межшкольной игре в «Доме культуры», которую почтил присутствием мэр Липатьев (его сын играл в команде второй школы: по сюжету «домашнего задания», товарищи «весело и находчиво» издевались над его крупным телосложением и рыжими волосами). В мае участвовали в организации последнего звонка для выпускников. Я предложила сценку, где абитуриенты-хоббиты пытались поступить в университет с помощью репетиторов по разным предметам, в которых угадывались остальные члены Братства Кольца, а за ними гонялись назгулы в камуфляже, норовящие вручить повестку в военкомат. Мой сценарий забраковали как непатриотичный, и в итоге представление свелось к хоровому исполнению песен «Окончен школьный роман», «Куда уходит детство» и, разумеется, «Когда уйдём со школьного двора». Классные руководительницы выпускников утирали слёзы платками, утопая в букетах. У нашей Зинаиды Фёдоровны глаза тоже были на мокром месте.       Небывало насыщенный год прошёл незаметно. Настало последнее беззаботное лето. Впереди был одиннадцатый класс, экзамены, поступление… Припоминая, что Инна собиралась не расставаться и после школы, я предлагала ей вместе подумать, в каких науках мы хороши, и определиться с выбором вуза, чтобы в последний год сосредоточиться именно на нужных нам предметах. «Куда ты, туда и я, — отмахивалась подруга. — Я в любом случае не хочу становиться академиком, просто родаки напирают, что обязательно нужен диплом. Так что мне всё равно. Главное, чтобы можно было и дальше с тобой тусоваться».       Июнь прошёл так же, как прошлогодний. А первого июля Инна позвала меня к себе домой после подработки.

_____

      Жарища царила — будь здоров. Обливаясь пóтом, мы ввалились в прихожую. Пока я расшнуровывала кеды, Инна скинула сандалии и прошлёпала по линолеуму в ванную. Вернулась она уже без платьица — в одном белье — и с двумя полотенцами, пропитанными холодной водой. Протянула одно мне. Я с благодарностью приложила его к лицу, чуть не зашипевшему, как раскалённая сковородка. Протёрла шею и тонкие руки, живот и поясницу под просторной футболкой. Затем, согнувшись, — ноги. Стащила следочки и промокнула ступни. Фух, теперь можно жить… Инна задрала лифчик и вытирала под сиськами. От прикосновения холода её смуглые груди покрылись пупырышками, а соски затвердели. Попозже мы, наверное, примем душ и «потренируемся», но пока нам обеим очень хотелось есть.       Мы прошли на кухню. Инна навалила в две тарелки окрошковой массы и залила квасом из холодильника. В открытую форточку задувал тёплый ветер, в окне шумели пышные кроны дворовых деревьев. С минуту мы молча ели, кайфуя от того, как ледяной супчик разливается по разгорячённым телам.       — Жарко, разденься, — посоветовала Инна, так и сидящая в бюстгальтере и трусиках.       — Так сразу? — хихикнула я, машинально скрестив ноги в коротких шортах. Было подозрение, что моя вспотевшая промежность пахнет не очень, поэтому до душа я предпочитала не уменьшать количество преград между подругой и запахом.       — Послезавтра я уезжаю в лагерь, — огорошила Инна. — «Пóлозье озеро».       Я поперхнулась редиской и смогла выдать лишь:       — О, как.       — Там я, наконец, потрахаюсь с настоящим парнем, точно тебе говорю! — ухмыльнулась подруга. — Выберу иногороднего пацана покрасивше, настроенного на ни к чему не обязывающий курортный роман, и соблазню его. А может, вожатого… Хм, да, — она мечтательно опустила веки и приподняла подбородок, подставляя лицо солнечным лучам из окна, — вожатый, наверно, поопытнее будет, это даже лучше, чем со сверстником. А если попадётся девственник, он может сразу обкончаться, и у него упадёт. А если и не упадёт, он сам убежит, решив, что опозорился, и я его засмею. А позорно-то как раз сбегать, не доведя дело до конца! Думаю, если будет девственник, начну с минета: если быстро спустит мне в рот, я хоть сперму попробую. Ну а дальше посмотрим: глядишь, после первого оргазма он сможет продержаться подольше и нормально со мной потрахаться…       — Инна! — вырвалось у меня, когда слушать рассуждения подруги стало невыносимо; она смолкла, а я стушевалась, потупилась и принялась загибать пальцы: — Тебе ведь уже восемнадцать. Тебя пустят в детский лагерь? Неловко выйдет, если ты приедешь, а тебя развернут обратно, потому что не подходишь по возрасту.       — Родители записали меня туда в марте, так что по лагерным документам мне семнадцать, — усмехнулась Инна. — Да и вообще, я ещё школу не закончила, а лагерь же для школьников.       — А, хорошо тогда… Слушай, а чего ты раньше про это не говорила, если с марта знала, что поедешь?       — Я до последнего сомневалась, ехать ли. С тобой слишком хорошо, а смена длинная, и потом я ещё погощу у тёти… Короче, я боялась, что затоскую по тебе, и не хотела заранее тебя огорчать.       «Ага, значит, про себя она только боялась, что может соскучиться. А то, что я расстроюсь от её отъезда, — для неё очевидный факт… Неужели Инна прекрасно видит, насколько сильно я в ней нуждаюсь?» Сгорая со стыда, я отложила ложку и закрыла лицо тарелкой, выхлёбывая остатки кваса.       — Ну что, ополоснёмся и проведём финальную тренировку?       — Ага… финальную, — вздохнула я.       — Спортсмены даже после Олимпиады продолжают тренироваться, чтобы не потерять форму, — утешила Инна. — Так что, когда вернусь, я всё тебе расскажу и покажу наглядно… если тебе это ещё будет нужно. Вдруг, пока меня нет, ты тоже найдёшь себе парня? Но ты-то дама серьёзная, одноразовый перепихон тебя не устроит. Ты наверняка вступишь в долгие и прочные отношения, в которых не захочешь изменять парню со мной. Я бы предложила быть с вами третьей, но вряд ли вы меня примите. Это же будет слишком неприлично, да?       — Ин, что за фантазии? Никого я не найду.       — А ты попробуй. Давай пари, а? За два месяца до конца лета мы обе переспим с парнями, а потом сравним наш опыт. Будет круто!       — Так в чём суть пари-то? — я почесала репу. — Какие призы победителям и штрафы проигравшим?       — Потрахаешься — кайфанёшь, не потрахаешься — не кайфанёшь. По-моему, это достаточная мотивация, чтобы постараться.       Инна заливисто захихикала и повела меня за руку в ванную.       После едва тёплого душа мы, завёрнутые в большие полотенца, прошли в её комнату. Хозяйка разложила диван и достала из тумбочки матово-чёрную пачку презервативов.       — Сама купила, специально для лагеря, — похвасталась она. — Я раньше стеснялась покупать. Потому что вдруг потом они мне долго-долго не понадобятся, и однажды придётся снова зайти именно в ту аптеку, где я их брала, и продавщица будет та же самая, а она запомнила меня и такая думает: «Как долго я её не видела! Всего разок купила презики — и больше не появлялась. Значит, до сих пор их не использовала. Вот лохушка! Парни её не хотят!»       — А разве не парни должны их покупать? — спросила я. — У них же члены разные, им виднее, какой размер на них налезет. Ну, и вообще… они же мужчины… Ну, там… ответственность…       — Надёжнее думать своей головой, — возразила Инна. — Допустим, меня на зебре собьёт машина, проскочившая на красный. Меня не утешит, что водитель как источник повышенной опасности должен был внимательнее управлять транспортным средством и вовремя притормозить. Даже если у него отнимут права или посадят, мои кости от этого не срастутся быстрее. Поэтому я не обломаюсь, сама заранее посмотрев по сторонам.       — Тьфу-тьфу, постучи по дереву, — я постучала себе по лбу.       — Сейчас опробуем, как их надевать, — Инна кинула мне пачку и убежала на кухню.       Вернулась она с длинным огурцом, покрытым гладкой кожурой. Я открыла коробочку, надорвала с краю квадратик упаковки и вытащила латексный кругляш телесного цвета. Подала Инне. Та сноровисто раскатала его по огурцу, пояснив:       — Смотрела гайды в интернете.       Скинула полотенце и завалилась рядом со мной нагишом. Гладила себя между ног, а огурец пихала в рот, погружая довольно глубоко. Её пухлые губы скользили по зелени, проглядывающей из-под натянутого латекса, подбородок заблестел от слюней. И как она не подавится? Горловой минет тоже тренировала, что ли? Всё для гипотетического парня, на поиски которого она уезжает, бросая меня… С одной стороны меня снедала досада, с другой — я возбудилась от наших объятий в душе. Мой пыл не остывал, а только разгорался от Инниного шоу. Это она сейчас говорит, что ищет лишь секса без обязательств, а ну как влюбится, и я стану ей не нужна? Вдруг сегодня наша последняя «тренировка»? Тогда надо взять от неё всё.       — Лиши меня девственности, — осипши от волнения, сказала я, разворачивая полотенце.       Инна удивлённо уставилась на меня. Выпустила огурец изо рта, и он скользнул ей между сисек.       — Правда? Ты таки созрела?       — Хочу, чтобы это сделала ты, — покивала я.       Инна навалилась на меня и поцеловала в губы. Я откинулась на спину под её весом. Она спускалась ниже, вылизывая мою шею и гладя ладонями бёдра. Чмокала и сопела в подмышки, заставив меня задрать руки. Угольные пряди, ещё немного сырые после душа, щекотали мне грудь, отчего соски вставали торчком, и по всему телу бежали мурашки. Мягкие сиськи тёрлись о мой впалый живот.       Пальчики Инны легонько побарабанили мне по лобку, помяли половые губы и, нащупав клитор, стали нежно его массировать. Тем временем она покрывала моё лицо поцелуями, а я прочёсывала пальцами её роскошные густые волосы, проводила подушечкой по горячему пробору.       Инна сползла мне между ног и делала куни, чуть-чуть раздвигая щёлочку языком, то напряжённым, то расслабленным. В глазах темнело, и я теряла счёт времени… Пальцы Инны заворочались внутри, но совсем не глубоко. Они растопыривались, приоткрывая вагину, и я чувствовала, как в меня врывается жаркое прерывистое дыхание. Она уже не раз так делала. Я уж думала, что сейчас подруга мне засадит, но она снова поднялась к моему лицу и целовала. Мусолила клитор мокрыми пальцами, ласкала мой живот, размазывая по коже влагу, и опять прикасалась к промежности.       — Когда уже? — выдохнула я. Чем дольше длилась прелюдия, тем страшнее становилось. Ведь сейчас так хорошо! Вдруг будет больно, и это испортит наш последний раз? Я хотела закончить всё, пока смелость не иссякла.       — Ты должна хорошенько потечь, — ответила Инна.       Встав на колени, задрала мне ногу, обняла её, обхватив тощую икру титьками, и чмокнула в пятку. Отодвинулась, согнувшись, и поцеловала под коленкой. Её свесившиеся волосы заскользили у меня в паху, дразня невесомыми касаниями. Напрягши пресс, я подняла другую ногу и неуклюже поглаживала ступнёй Иннин бок. Вообще-то, я целилась в её вульву, но не смогла так извернуться. Я сама не заметила, как мои руки оказались внизу: одна гладила внутреннюю сторону бедра, другая тёрла покинутый подругой клитор. Это не утоляло томительный зуд, и я бездумно начала хлопать ладонью по распалённой вульве, словно пыталась прибить настырного комара. Между ног раздавались мокрые шлепки. Так и подмывало довести себя до оргазма, но я переживала, что сексуальная разрядка унесёт остатки моей решимости.       — Давай, — взмолилась я. — Пора… Пожалуйста, Инна, успей, пока я не передумала!       Инна взяла огурец в презике и долго облизывала его, свободной рукой вновь растягивая мою щёлочку. Согнулась между моих раскинутых ног и от души напускала слюней в вагину, продолжая шуровать пальцами в «прихожей».       — Рви, — рыкнула я сквозь закушенную губу, призывно вздымая бёдра, отрывая попу от постели. И поразилась грубости формулировки. Я же не хочу, чтобы меня рвали! Я люблю нежность. Разве нет?       — Расслабься. И сразу скажи, если что не так, — предупредила Инна и плавно ввела в меня кончик огурца.       Он был чуточку толще, чем пясть из её пяти пальцев. Ощущение, что меня раздвигают и заполняют, не приносило ни боли, ни удовольствия. Однако было интересным, а вкупе с накопленным загодя возбуждением даже нравилось. Чисто психологически. Ведь это делала со мной Инна… Она двинула огурец глубже. Я зажмурилась и впилась пальцами в простыню, ожидая боли, но почувствовала лишь тупое эхо в бёдрах, быстро затихающее, хотя изначально и не было громким. Вроде как мне на физре прилетел мяч в живот, только без самого момента удара. А может, я попросту вообразила всё со страху.       — Как ты? — заботливо спросила Инна.       Открыв глаза и вытянув шею, я увидела, что огурец вошёл наполовину. Другая половина торчала из меня, и от этого зрелища сделалось не по себе.       — Нормально, — сглотнула я.       Инна медленно просунула огурец ещё немного подальше, а затем потянула обратно. Ощущение этого более быстрого трения и освобождения нутра мне понравилось. Но я всё равно опять зажмурилась, боясь увидеть на зелени красное.       — Есть кровь? — пискнула я.       — Нет, всё чистенько.       Подняв веки, я увидела в руке Инны осклизлый огурец в презервативе. Крови действительно не было. Разве что хитрая подруга успела её слизать, пока я не отваживалась смотреть.       — С толковой прелюдией и правильным настроем в разрыве плевы нет ничего ужасного, — наставительно сказала Инна. — Собственно, она даже не рвётся, а растягивается… Хочешь ещё?       — Нет, спасибо, — покачала я головой, поглаживая вульву. От переживаний я почти забыла о так и не нашедшем выхода возбуждении, а теперь радостное облегчение вновь пробуждало похотливую чесотку.       Инне не понадобилось много времени, чтобы довести меня до оргазма, после чего она потребовала, чтобы я трахнула её огурцом. Работая над моим телом, она так завелась, что была уже готова принять его в себя. Раскинула ноги, привалившись лопатками и затылком к ковру на стене, раздвинула влагалище пальцами. Я осторожно поднесла огурец к дырке.       — Смелее, — ободрила Инна. — Я привычная.       Я взялась за дело, а она распоряжалась:       — Да резче же… Быстрее… Нет, так слишком быстро, из меня сейчас дым повалит, хе-хе… Вооооот, хорошо… Входит и выходит, замечательно выходит!       Поймав нужный ритм, я пихала огурец вперёд-назад. Он входил легко — до самого моего кулачка, сжимавшего попку. Разверстая вагина довольно чавкала, по промежности на простыню сползали струйки смазки. Инна упоённо мычала и с нажимом гладила свой мягкий смуглый животик.       — Тебе правда нравится? — спросила я.       — Ага. А с живым членом будет ещё круче! Представь: внутри такая горячая штука, твёрдая, но упругая, и пульсирует, и подёргивается, и заполняет тебя! Это как будто тебя крепко-крепко обнимают… только как бы наоборот. Смекаешь?       Я не смекала. Что ж, наверное, у всех разные ощущения и ассоциации. Скрючившись, я прильнула к лобку подруги. Жадно вдыхала жаркий парной запах, посасывала разбухший клитор, а мой язычок плясал вокруг него, облизывая со всех сторон.       Инна сопела всё чаще и громче, пока не закричала в голос. Завалилась на бок, оттолкнув меня, и содрогалась, одной рукой терзая клитор, а другой резко-резко долбя себя огурцом.       Некоторое время она переводила дух, всё так же лёжа с огурцом во влагалище. Потом вынула его, села и стащила мокрый презерватив. Откусила обе горьких попки и выплюнула под тумбочку у углового компьютерного столика, куда до этого шлёпнулась отброшенная резинка. Предложила:       — Съедим его, как собачки спагетти? — и взяла один край огурца в рот.       Я устроилась напротив неё и обхватила губами другой. Жевать и проглатывать откушенные кусочки, удерживая огурец во рту, было трудно, но мы старались. Хрустели, роняли на постель слюнявую зелёную мякоть и по очереди выпускали уменьшающийся огурец, чтобы проржаться. Наконец, Инна схрумкала последний фрагмент, и мы поцеловались, обнявшись. В таком положении рухнули на бок и смотрели друг на друга.       — Огурец, наверно, думает: «Вот так бы сразу! А то вы, дуры, не той стороной меня употребить пытались», — хихикнула Инна.       — Ин… — в моей груди всё заледенело, кишки скручивались в узел; я была уверена, что пожалею о сказанном… но ещё сильнее пожалею, если промолчу: — Ин, а зачем нам парни? В интернете пишут, что наш секс тоже настоящий, а не просто тренировка. Получается, мы лесбиянки, да? Ин, я… я л… Я влюблена в тебя. По уши.       — Влюблена… — Инна приложила ладошку к моей щеке; её малахитовые глаза смотрели с умилением. — А я люблю тебя. Без всяких ярлыков.

_____

      Но она всё равно уехала. Пару недель мы активно эсэмэсили друг другу. Инна писала, что в лагере здорово: вода в озере шикарная, ребята в её отряде весёлые. А главное, она приглядела одного вожатого — высокого поджарого шатена, не гору мышц, но с великолепным рельефом, который так и хотелось изучить пальцами, и умным костистым лицом. «Капельку напоминает тебя, — писала подруга. — Такой же серьёзный и слегка замкнутый. Смешно смущается, когда я и другие девчонки строим ему глазки. По-моему, он вообще девственник. Странно, учитывая, какой красавчик. Его все Веней зовут».       Мне в ответ писать было особо нечего. На наше «пари» я забила и даже не пыталась искать парня. Литература из списка на лето не читалась, с одноклассниками не гулялось, домашние дела не делались. Всё валилось из рук. Я просто ждала Инну, живя от сообщения до сообщения. В середине месяца она написала, что назначила вожатому Вене свидание на берегу озера после отбоя. Следующим утром я отправила смс: «Как прошло?» Но Инна не ответила. И не отвечала на все мои последующие смс-ки.       В августе она написала мне в «Контакте», что заболела тяжёлой ангиной, которая никак не проходит. Родители забрали её из лагеря, и сейчас она отлёживается у родни в областном центре под присмотром мамы и тёти. Мой ответ с соболезнованиями и пожеланиями здоровья Инна не прочитала и вовсе не появлялась в онлайне.       Первого сентября я шла на линейку с замиранием сердца. Уж к началу учебного года-то Инна вернётся? Наверняка она давно поправилась и приехала! Мало ли, по каким причинам она пропадала! Она ведь сказала, что любит меня, значит, она обо мне не забыла, и наша встреча будет радостной. Инна не пришла. Вернувшись домой в расстроенных чувствах, я увидела, что моё старое сообщение об ангине, наконец, прочитано. Но оставлено без ответа. «Замуж она, что ли, вышла за этого Веню? — заскрежетала я зубами. — Или залетела от него и прячется, чтобы пузо не увидели?» «Ин, ты где?» — написала я, удержавшись от более назойливых и обиженных формулировок. «Скоро буду. Сорян, я что-то замоталась. Я постараюсь всё тебе рассказать», — ответила Инна вечером. И пропала ещё на две недели.

_____

      Однажды утром, зайдя в класс, я увидела за своей партой знакомый зелёный вельвет. Инна сгорбилась. Её голова, скрытая капюшоном толстовки, поддетой под жакет, покоилась на сложенных на столе руках. Под партой было видно, что она не в форменной юбке, а в мешковатых чёрных джинсах.       — Привет! — я села рядом.       — Привет, Сонь, — Инна с трудом подняла лицо, осунувшееся и побледневшее; из-под капюшона торчали спутанные угольные пряди, чистые, но нечёсаные. Подруга улыбнулась мне, однако её малахитовые глаза оставались тусклыми и уставшими.       — О, господи, ну и ангина! — обомлела я, снедаемая стыдом. Какая я эгоистка! Злилась на Инну, что не спешит вернуться и снова меня развлекать, пока она страдала от затяжной болезни. — Как ты? Выздоровела?       — Ага, жить буду.       Во время уроков Инна откидывала капюшон, а на переменах снова его надевала. Я заметила, что ногти её без лака и неровно обгрызены. Иногда она откусывала заусенцы, перетирала зубами и проглатывала. Она была молчалива, и я решила не тормошить её, списывая вялость на ослабленный недугом организм.       — Как там с вожатым? — спросила я на обеденном перерыве. — Или ангина свалила тебя до свидания?       — Угу, — откликнулась Инна, отвела взгляд и плотно сжала зубы. Кажется, она злилась. Ещё, бы! Тупая болезнь нарушила планы, которые она так долго вынашивала!       Вскоре я поняла, как была наивна.       Всё пошло наперекосяк. Инна превратилась в бледную тень себя прежней. Не отпускала похабных шуточек, не смеялась, не говорила про секс. Не лезла целоваться, уклонялась от моих поцелуев и не заикалась о «тренировках». Мне было это от неё и не нужно. Я лишь хотела, чтобы она снова стала весёлой.       Мы реже ходили друг к другу в гости. Встретившись пару раз с её родителями, я пыталась выспросить, что случилось с их дочерью, но получала всё те же ответы о болезни. Я заподозрила, что это вовсе не ангина.       Однажды в октябре, накануне моего восемнадцатилетия, мы остались после уроков дежурить по классу: подметали, вытирали доску.       — Ин, — робко позвала я. — Инна…       — Чего?       — Тот парень заразил тебя СПИДом? Скажи мне, пожалуйста. Поделись. Это же не так страшно, как звучит, да? Есть лекарства, можно жить полноценно… Может быть, ты чувствуешь себя… ну, как бы прокажённой? Инна, для меня в тебе ничего не изменилось. Я всё так же люблю тебя. Как подругу… как девушку… как человека. Всё, что есть в тебе, мне дорого. Позволь поддержать тебя. Не замыкайся в своей ситуации.       Она хихикнула почти так же звонко, как раньше:       — Сонь, что за глупости? Нет у меня СПИДа.       — А что есть?       Улыбка стёрлась с лица Инны, как мел с доски. Она согнулась и продолжила махать веником.       — Инна, так не бывает, что человек меняется ни с того, ни с сего! — вспылила я. — Поговори со мной! Ты что, не доверяешь мне после всего? Что бы с тобой ни стряслось, я выдержу правду. Я тебя не брошу! Положись на меня, я сильная.       — Я тоже думала, что сильная, — прошептала Инна, отвернувшись и сжимая веник; её плечи вздрогнули, она выдавливала слова, сдерживая сухие рыдания: — Но я слабачка… я струсила, не захотела… а он… разозлился… Доигралась…       В тот миг её горький голос наполнил меня таким жгучим состраданием, что значение произнесённых слов ускользнуло от меня. Я подалась к Инне, крепко обняла её сзади и положила подбородок на трясущееся плечо.       — Всё хорошо, я с тобой.       — Соня, не надо.       — Милая моя, всё хорошо.       — Пусти.       — Я рядом, мы вместе… — я поцеловала её в щёку и взяла за голову, пытаясь развернуть лицом к себе, чтобы коснуться губ. Ведь когда мы целовались, все проблемы исчезали! Так было раньше!       — Отъебись!       Инна лягнула меня в коленку и оттолкнула. Я упала, ударившись о парту. На пол грохнулся поднятый стул. Поднялась, пошатываясь, оглушённая. Над ухом пролетел брошенный веник.       — Не трогай меня! — истошно орала Инна, и по её щекам катились слёзы. — Не трогай меня! Не трогай меня!       — Ин, ты чего? — пролепетала я, сама чувствуя жжение в глазах и неповоротливый ком в горле.       — Нет! — рявкнула подруга и убежала.       Потирая синяк на спине, я закончила уборку. В тишине до меня, наконец, дошло, что случилось с Инной в лагере. И какую чёрствость я проявила, заставляя сказать это вслух и принуждая её к физическому контакту. Я больше не заговорю с ней об этом. Если она сама не захочет излить душу. Если она вообще захочет дружить со мной после сегодняшнего.       «Прости меня, Инна», — отправила я смс, а, вернувшись домой, продублировала сообщение в интернете. Она не ответила оба раза.

_____

      Больше Инна не появлялась в школе. По просьбе Зинаиды Фёдоровны я приносила ей домашние задания. В прихожей меня встречала её мама. Благодарила, что выручаю Инну, но зайти и повидать её не предлагала. Только норовила вручить гостинец: то котлетки в пластиковом контейнере, то домашние беляши в пакетике.       На ноябрьских каникулах Инна сама позвонила мне, попросила прощения, что ударила, и предложила погулять. Сперва мы молча плелись по городским улочкам, украдкой поглядывая друг на друга, словно разучились друг с другом разговаривать. Потом слово за слово всё-таки побеседовали про оценки да про погоду. Осень выдалась сухой и холодной. Стылый ветер носил по серому надтреснутому асфальту песочную позёмку, гонял хрустящие листья, бурые, золотые и красные. Голые ветви поскрипывали, сгибаясь. Ноги сами привели нас во внутренний двор школы. Он был пуст. Я покосилась на клумбу с ёлкой, на запертую дверь над крыльцом. Сколько раз мы здесь проходили, весёлые и беззаботные, сколько всего тут случилось…       — А помнишь, как ты нарядилась Эльвирой, а завучиха тебя не пускала? — спросила я.       — Да уж, давала я жару, — усмехнулась Инна, ностальгически оглядывая дворик. Кое-где на асфальте лежали жёлтые берёзовые листочки, которые ветер донёс сюда из аллеи.       Мы сели на ступени крыльца. Смотря под ноги, Инна проговорила:       — Я уезжаю к тёте. У неё там в центре хорошая клиника. Меня хотели туда отправить ещё летом, но я отказывалась. Думала, сама справлюсь. Но не получается. У меня… всякие мысли… искалечить кого-нибудь. Я постоянно зла… на… — Инна судорожно вздохнула, проглатывая имя. — И на себя тоже. За то, что взялась за гуж, а оказалась не дюжа. Со мной ведь по сути ничего непоправимого не случилось. Люди оправляются и от худшего, забывают и идут дальше… а я не могу. И даже на тебя, Сонь, злюсь, — она всхлипнула и взялась за края капюшона. — За то, что ты ждёшь, когда я стану прежней. Молчи! Я знаю, что ты не отвернулась от меня. Знаю… но чувствую иначе. Ты как бы зеркало, ты отражаешь моё собственное желание, чтобы всё стало, как раньше… и моё презрение к себе за невозможность этого и за то, что я всё испортила. Я должна была остаться с тобой… Ты должна была уговорить меня остаться!       Моя рука дёрнулась, порываясь погладить согбенную спину Инны, но я сдержалась. Однако позорных эгоистичных слов сдержать не сумела:       — Как же я буду без тебя?       — Так же, как до нашего знакомства, — пожала плечами Инна; обернулась ко мне, и выдавила ободряющую улыбку: — Да и я же вернусь когда-нибудь. Мне вправят мозги, и мы снова затусим.       «Так же, как до нашего знакомства». Так говорили о смерти. Мол, её нет смысла бояться, потому что после неё с тобой будет то же, что до твоего рождения. Ведь пока тебя не существовало, ничего плохого с тобой не случалось.       «На тот срок, пока тебя не будет, я всё равно, что умру, — подумала я, глядя в измождённое лицо Инны. — Ничто меня не радует, когда я не могу разделить радость с тобой».       — Живи нормально, ладно? — попросила подруга, словно прочтя мои мысли. — Сдай ЕГЭ, поступи в универ… Найди себе парня, наконец!       Я кисло усмехнулась. Лицо Инны почудилось мне взрослым и мудрым, как у матери, дающей наставления несмышлёной дочери. По сравнению с ней я была ещё совсем маленькой девочкой. Вот только Инна мне не мать, а подруга. Родители у меня есть свои, они, тьфу-тьфу, здоровы, и им пока не в тягость заботиться о моём счастье. А превращать в залог моего счастья Инну — значит взваливать на неё тяжёлый непрошеный груз, который рискует раздавить всё, что осталось от нашей любви. Побитый бурей росток ещё может снова окрепнуть и вырасти до небес. Главное не втоптать его в грязь своим эгоизмом.       — Так и сделаю, — улыбнулась я. — Спасибо тебе. Неважно, здесь, или в другом городе, со мной, или без меня… надеюсь, ты снова научишься быть собой — такой, какой сама захочешь — и радоваться жизни.       Инна осторожно взяла мою руку, поднесла к губам и поцеловала костяшки. Быстро выпустила и встала.       — Ну… покеда, — она подмигнула, как встарь, развернулась и пошагала прочь, спрятав руки в карманы куртки и втянув голову в плечи.       Инна прошла под аркой и скрылась из виду. Поплакав пару минут, я утёрлась платком и тоже ушла со школьного двора.

_____

Секс-детективы Инна и Соня вернутся

в рассказе

«ПОЛОЗ»

_____