_____
Инна закрыла жалюзи и включила проектор. Офис скупо осветило изображение рабочего стола, занявшее всю стену. Мы с Васей ёрзали в креслах на колёсиках, придвинутых друг к другу, и следили за курсором. Инна, стоящая у нас за спиной, открывала папки, нужные для её презентации. На стене появился скан паспорта с размытыми цифрами номера и серии. — Иванова Светлана, двадцать лет, жительница Санкт-Петербурга, — прочла Инна то, что мы и так видели; подруга старалась, чтобы её тон звучал деловито, но голос подрагивал. — Через месяц после свадьбы муж убил её, когда вернулся домой раньше обычного и застал сразу с тремя любовниками. Муж сейчас отбывает наказание в колонии. Рассказывая, Инна переключала кадры. Мы с Васей увидели несколько фотографий с места преступления и из морга и паспорт мужа. Инна продолжила, сменяя картинку за картинкой: — Никифоров Борис, двадцать два года, Зеленоград. Арестован за серию изнасилований, убит сокамерником в драке… Сидоров Артём, девятнадцать, Москва. Умер от потери крови, когда пытался осуществить трасгендерный переход в домашних условиях. — Чего? — обернулся к Инне Вася. — Яйца себе отрезал, — пробормотала она, отводя взгляд, и включила новый слайд: — Сидорова (однофамилица) Екатерина, двадцать один, Луга. Разрыв влагалища во время оргии. Не получила своевременной медицинской помощи (её тупо продолжали трахать), в рану попала инфекция, и она умерла от заражения крови… Фёдоров Геннадий, двадцать, Тверь. Убит при попытке изнасилования. Девушка, на которую он напал, сейчас под следствием за превышение пределов необходимой самообороны и непредумышленное убийство… Их был ещё десяток. Все погибли за последние три года в возрасте от восемнадцати до двадцати двух. Все из разных городов европейской части России. Все скончались либо в результате суицида или зашедшего слишком далеко акта селфхарма, либо при обстоятельствах, так или иначе связанных с сексом. — Посмотрите, — Инна открыла коллаж из нескольких фотографий: трупы в моргах, из-под простыней торчат ступни с бирками. — У всех на левой пятке какая-то чёрная отметина, — Вася подался вперёд, сощурившись. — Маленький кружок. — Ага. Я давно мониторю случаи преступлений на сексуальной почве. Заметила сначала один такой кружок, потом второй, но не придала значения, думала, родинка. Потом третий, четвёртый… Короче, я связалась с патологоанатомом, который делал вскрытие Гены Фёдорова. Показала ему по скайпу сиськи и лицензию детектива, и он прислал мне фото почётче. Инна вывела на экран изображение мужской пятки с крохотной татуировкой. Нечто вроде змеи, пожирающей свой хвост, только «голова и рот» были влагалищем, а «хвост» покрывали недвусмысленные вздутые вены. Я стиснула большую Васину ладонь и ощутила, как моя потеет. Спину продрал мороз. — Похоже на религиозный символ, — заметила я. — Они были в секте? — Вроде того. Но давай по порядку… Я пыталась нагуглить, что это такое, но нашла только вот, — Инна показала скриншот с анонимной имиджборды. Текста в сообщении не было, лишь фотография тетрадной странички с карандашным рисунком «Генитального Уробороса». — Обратите внимание на дату публикации. — Мы тогда были в одиннадцатом классе, — подсчитала я, загибая холодные пальцы. — Декабрь… вскоре после того, как ты уехала… лечиться. — Я обзванивала родню умерших, чтобы понять, откуда эта татуха. Никто ничего про татуировку не знал — она же маленькая, и в таком месте, где её сложно заметить, если специально не искать. Большинство родственников послали меня подальше, но трое упомянули, что их погибшие дети в возрасте от шестнадцати до восемнадцати отдыхали в летнем лагере «Пóлозье озеро». — Там, где тебя… там, куда и ты ездила?! — воскликнула я, обернувшись к Инне. Вася встал, подошёл к ней и обнял за плечи. — Знакомьтесь: Венедикт Плосков, — Инна открыла фотографию загорелого мужчины. Лет тридцать или чуть младше. Костистое гладко выбритое лицо, светло-карие, даже будто бы желтоватые глаза, жёсткие каштановые волосы топорщатся на макушке. Действительно очень похож на Венчика, правда, острый кадык выпирает сильнее. Неудивительно, что Инна когда-то их перепутала… Я тоже подошла к подруге, взяла её за руку и тихо спросила: — Это он? — Да… — выдохнула Инна и заговорила сбивчиво: — Я ведь понятия не имела, как его искать. Помнила только, что его звали Веней, — и всё. Поэтому и следила тайком от вас за криминальной сводкой по изнасилованиям. Это… я знаю, это звучит отвратительно, но я надеялась, что он нападёт на кого-то ещё и попадётся или будет в розыске, и я его узнаю… Ох, сколько раз я жалела, что не написала заявление ещё тогда, по горячим следам! Что не пожаловалась начальнику лагеря… Но я боялась говорить, что со мной случилось… Из-за того, что я тогда промолчала, теперь он на свободе, и… Мы с Васей обняли Инну с двух сторон. Сглотнув, она продолжила рассказ, меняя картинки на экране: — Но этот «Веня» затеял кое-то помасштабнее изнасилований. Когда я ездила в лагерь, а он был там вожатым, ему было двадцать лет. С лагерем его до этого ничего не связывало — не смотрите на похоже звучащую фамилию — он просто нанялся подзаработать. Неизвестно, чем он занимался после той смены, но в двадцать четыре — три года назад — он внезапно купил лагерь… Вообще, «Пóлозье озеро» разваливалось ещё когда я там была: у домиков проседали фундаменты, карусели покорёженные и ржавые, всякий инвентарь ещё с Союза остался, — так что понятно, почему хозяева решили его продать… Под руководством Плоскова лагерь отремонтировали, и сейчас он на хорошем счету, — Инна показала несколько вырезок из сайтов с рецензиями, где родители расписывали, как здорово отдохнули их чада в «Пóлозьем озере». — Полоз-уроборос, — раздумчиво проговорила я. — Архетипичненько. — Значит, Плосков устроил там секс-секту и промывает неокрепшие мозги молодёжи, — подытожил Вася. — Надеюсь, хоть совсем маленьких детей не трогает. — Родители в восторге, — сказала Инна. — С некоторыми из них я смогла связаться и порасспросить под видом мамочки, которая хочет послать дочку в летний лагерь. Судя по всему, Плосков обрабатывает только тех, кто достиг возраста согласия. У более младших детей нет ни татуировок, ни каких-либо изменений в поведении. — Чтит уголовный кодекс, подлец, — фыркнул Вася, крепко сжав плечо Инны. — Ин, с этим надо в полицию. — Я обращалась, они отказались открывать дело. Во-первых, в лагерь регулярно приезжают проверки из минобра, всякие детские обмуд… омбудсмены… Короче, в лагере всё идеально, придраться не к чему. Во-вторых, по-моему, ментам просто лениво подтверждать информацию о татуировках. Все жертвы в разных областях, придётся отправлять кучу запросов в тамошние морги и отделения полиции или даже договариваться с родственниками об эксгумации… — А нельзя зацепиться за сам факт покупки лагеря? — подсказал Вася. — Откуда у Плоскова взялись такие деньги в двадцать четыре? Он из богатой семьи или бизнес-гений? Или успешный тиктокер? Может, налоговую на него натравить? — Деньги из фонда «Шкатулка», — Инна снова стала показывать картинки. — Это объединение нескольких бизнесменов областного значения. Поодиночке они далеко не олигархи, скорее, «кабанчики на созвоне», но когда все скидываются, суммы получаются приличные. Но у них всё законно, и налоги платят исправно. Я отстранилась от подруги и поражённо посмотрела в её серьёзное круглое лицо. В голове не укладывалось, что Инна тайком вела такое долгое и сложное расследование. Всего два месяца назад мы выводили на чистую воду скрипача, замешанного в покушении на вебкамщицу. Я и подумать не могла, что в то время у Инны на уме было ещё и нечто другое, гораздо огромнее и ужаснее. — Почему ты раньше ничего не говорила? — спросила я. — Мы же команда, мы бы помогли. — Если бы сказала, пришлось бы идти до конца. А я сомневалась, что хочу… что решусь. Я постоянно — и сейчас тоже — испытываю искушение отступить. Бросить всё, притвориться, что никакого Полоза нет, и жить с вами в своё удовольствие: раскрывать прикольные дела, любить друг друга, трахаться… Если бы я разрешила себе забить на этот лагерь и закрыть глаза на смерти стольких ребят, я бы не хотела, чтобы и на вас тоже лёг груз вины — грех недеяния, когда можешь сделать доброе дело, но не делаешь, потому что слишком трудно и страшно… Вася обнял Инну сзади и, склонившись, поцеловал её угольную макушку. Сказал: — Спасибо, что, наконец, доверилась нам. Мы снова пойдём в полицию — все вместе. Мы убедим их открыть дело, заставим… — Бесполезно, — покачала головой Инна, поглаживая мощные Васины предплечья, скрещенные у неё на груди. — Мы должны действовать сами. Внедримся в лагерь, поймём, что конкретно Плосков делает с детьми. Соберём доказательства и уж затем представим их полиции. Слушайте… Инна изложила нам свой план в подробностях. Мы с Васей переглянулись, не веря ушам. — Ин, это уж слишком, — осторожно сказала я. — Бред, — отрезал Вася. — Инна, я люблю тебя и готов заботиться о тебе всю жизнь. Не сомневайся в моей верности и в том, как ты мне дорога. Но я не могу защищать тебя, когда ты лезешь в подобные авантюры. Это опасно! Плосков же там не один, он натурально лидер секты, у него наверняка множество подручных. Я не знаю, что они сделают, если нас раскроют. Я уж не говорю о том, что ты предлагаешь мне… Инна обиженно оттолкнула парня и с подозрением повернулась ко мне: — И ты, Соня? У меня ослабли ноги, и я присела на угол стола. Руки задрожали. Я с ужасом осознала, что сейчас открою рот и сама себе оглашу приговор, как Фродо, вызвавшийся идти к Роковой Горе, потому что больше некому. Или, вернее, как Сэм, не мыслящий себя без служения хозяину. — Я с тобой, Инна. Куда ты, туда и я. Взявшись за руки, мы подняли умоляющие взгляды к Васе: — Пожалуйста, соглашайся. Ты нам нужен. — Не бросай нас. Парень молчал._____
Меня разбудила резко воцарившаяся тишина: колёса не стучали, вагон прекратил баюкать мерным покачиванием. Приподнявшись, я отодвинула занавеску: уже светало, табличка с названием полустанка затёрлась так, что букв не различить, за пустой платформой вздымались сосновые стены. Я вытащила телефон из-под подушки и посмотрела время: полпятого утра. А мы прибываем в восемь-ноль-пять. Попыталась снова заснуть, но не тут-то было. Тишина, как же! Плацкарт оглашала полифония храпов: громкие и басовитые, пронзительно-тоненькие, протяжные и прерывистые, хриплые и булькающие, с посвистыванием и похрюкиванием. Железнодорожная симфония, нескончаемое настырное крещендо. И как же жарко и душно! Спортивки были закатаны выше колен, но это мало помогало. Украдкой оглядевшись, я убедилась, что соседи вокруг спят. Стащила штаны и укрылась тонкой простынёй. Всё равно жарко. Да плевать! Все мы люди, в терморегуляции нет ничего постыдного. Я откинула покрывало, обнажая ноги. Стало полегче, бледная кожа даже покрылась мурашками, впрочем, ненадолго. Поезд тронулся, но сон не возвращался. Некоторое время я смотрела в синее днище верхней полки, на которой спала Инна. Затем решила сделать зарядку. Боковые подъёмы ног. Полумостик, при котором таз отрывается от поверхности, а лопатки остаются на месте. Сгибания с касанием руками пальцев ног. Планка. В школьные и студенческие годы уроки физры были для меня пыткой; скажи мне кто тогда, что я добровольно буду начинать день с разминки, я бы покрутила пальцем у виска. Но первое дело агентства, связанное с посещением фитнес-клуба «Жим-жим», не прошло для нас с Инной даром. Мы стали ходить туда, чтобы держать себя в тонусе. Не то, чтобы мне очень нравилось, но привычка выработалась. Мы регулярно упражнялись уже два года… После зарядки я захотела в туалет. Самое время! Как раз никого. Ранний подъём стоил того, чтобы не маяться в очереди, сомневаясь, успеешь ли прежде, чем проводница запрёт заветную дверцу. Надевать штаны я не стала, благо футболка длинная: если не нагибаться раком, всё прикрывает. Она, правда, мало что прикрывала, пока я копошилась на койке, но этого никто из спящих соседей не видел. Должна признать, меня немного будоражила необходимость следить, чтобы никто не продрал глаза и не запалил моё бельё. Потому что быть всегда начеку — полезное качество в работе детектива, и его нужно тренировать, как и тело. А вовсе не потому, что я тайная эксгибиционистка! Достав из-под низа сумочку, я повесила её наискосок через грудь, влезла в сандалии и направилась в дальний конец вагона. Пассажиры храпели, колёса чу-чухали, на столах, заваленных остатками еды вперемешку с кроссвордами, позвякивали стаканы в подстаканниках. Боковушка у туалета пустовала, а в отсеке слева от неё были заняты только нижние полки. На них спали тощий старик и толстенная старуха. Надо отдать им должное, они не храпели. Однако от взгляда на них почему-то становилось неприятно — как будто за долгие годы брака сварливая жена выпила из мужа все соки: сама разбухла, а он превратился в мумию. На столе лежали знакомые бифокальные очки в роговой оправе. Это парочка, которой мы с Инной ненароком перегородили проход. Вдруг простыня, под которой лежал на спине дед, начала подниматься — аккурат посередине его иссушенного туловища. Молоток, дедуля, эрекция в таком-то возрасте! Я глупо хихикнула… и продолжила пялиться. Член стоял вертикально, как ракета на космодроме. Вспомнилось, как, бывало, просыпалась рядом с Васей: горячий стояк упирался мне в бедро, а парень дрых без задних ног, и я гадала, что ему снится… Без Васи было тухло… Истосковавшись по членам, Инна скачала приложение для знакомств, но оно принесло пользу лишь пару раз. Большинство парней сливалось, когда узнавало, что мы не нуждаемся в их дешёвых пикаперских фразочках, а хотим без затей потрахаться, причём придём вдвоём: знойная сисястая брюнетка и светленькая стройняшка. Похоже, наше предложение звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой, и осторожные парни подозревали подвох — например, что вместе с нами на встречу явятся наши братки и ограбят их. Те же, кто не обладал подобной осмотрительностью, зачастую не обладали и другими чертами, присущими человеку разумному, и оказывались такими грубыми обезьянами, что мы с Инной сами сбегали со свиданий. В любом случае, подготовка к внедрению в лагерь Плоскова оставляла нам мало времени на эти развлечения. А развлечься мне, оказывается, хотелось… Я зашла в отсек и опустилась на корточки. Воровато озираясь на спящую бабку, запустила руку под дедову простыню. Ладонь проехалась по волосатой ляжке, скользнула под просторные семейники. Нащупала мошну, свисавшую в промежности аж до матраса. От прикосновения яйца шевельнулись. Я вздрогнула и вгляделась в лицо старика — тот спал беспробудно, из размеренно дышащих ноздрей торчали седые волосы. Мои пальцы поползли выше, перебирая складки мошонки, и достигли основания члена. Я без нажима сомкнула кулачок вокруг ствола и начала легонько подрачивать. Поиграю в суккуба. Было приятно воображать, что я дарю измождённому старику, наверняка давно не получавшему ласки от своей старухи, чудный эротический сон, где он и она молоды, полны сил и любви друг к другу. Я даже стала трогать себя свободной рукой, поглаживая вульву через трусы. Войдя в раж, закусила губу, сжала член крепче и задёргала быстрее. На ощупь он ничем не отличался от юного — такой же твёрдый и упруго пульсирующий. Большой и указательный пальцы обожгло спермой, затем она потекла по остальным. По белой простыне расплылось тёмное мокрое пятно, становящееся всё шире. Я выдернула руку. Ладонь покрывала конча с болезненным жёлтым оттенком и, откровенно говоря, тошнотворным запахом. Ну, и зачем я это сделала? Мгновение я раздумывала, не провести ли старухе по губам обконченным пальцем, но рассудила, что хватит хулиганить. Поспешно ретировавшись из старческого отсека, я шмыгнула в туалет и заперлась. Долго тёрла руки с мылом, потом умыла лицо. Сняла футболку, поплескала прохладной водой на шею, торс и подмышки, прогоняя липкий пот и вагонную пыль. Дышать стало легче. Посидев на унитазе, я тщательно расчесала своё косое соломенное каре. Возвращаться не решалась. Возникло иррациональное опасение, что старики проснулись и при виде меня каким-то образом поймут, что я дрочила деду. Я вышла в тамбур, достала из сумочки зажигалку и пачку тонких сигарет. Пожалуй, Инна со своими компульсивными проверками фотографий выбрала более здоровый способ борьбы со стрессом… Но сейчас мы поставили на кон слишком многое, возможно, даже рисковали жизнями, так какой смысл в чём-то себе отказывать? Когда всё кончится, я сразу брошу. Вася ведь без проблем бросил. Я никогда не видела его курящим, и от него никогда не пахло табаком, а между тем они с Инной познакомились как раз потому, что она работала кассиршей в магазине, где он часто покупал сиги. Раздавив мятную кнопку, я подожгла кончик сигареты и затянулась ароматизированным дымком. Привалилась к зелёной железной двери и созерцала, как проносятся за окошком леса нашей родины. Солнце всходило, бесцветную хмарь пронзали алые лучи. Процеживаясь сквозь прорехи в хвое, они били мне в глаза, как лазерные прицелы снайперов. Конечно, это киношная условность: настоящий киллер не пользуется лазерным прицелом, а то жертва его заметит и успеет скрыться. В тамбур вошёл мужичок в майке-алкоголичке и вытянутых на коленях трениках. Лицо его было помятым со сна, но довольно приятным, обрамлённым аккуратно постриженной щетиной. Поймав мой настороженный взгляд, он приветливо кивнул и хмыкнул: — Вообще-то, теперь тут нельзя, — и сам достал из кармана красную пачку. Тамбур наполнился вонищей «настоящих крепких мужицких сигарет», перебившей флёр моей мяты. Закружилась голова. Стоя у противоположной двери, мужичок дымил и исподтишка косился на мои стройные голые ноги. Я посматривала на его открытые плечи и бицепсы, не шибко рельефные, зато большие. Мне вспоминались Васины руки, когда надо — мягкие и нежные, когда надо — сильные. Само собой вырвалось: — Хочешь меня трахнуть? — то ли с приглашением, то ли с испугом. Мужичок вытаращился на меня. Нервно усмехнулся и показал руку с обручальным кольцом. — Жену тоже зови, я би, — подмигнула я, внутренне сгорая со стыда… и самую капельку от возбуждения. — Не, спасибо, мы как-нибудь сами. — Тогда чего ты на меня пялишься? — Получаю эстетическое удовольствие. Ты красивая. — Просто жарко, — объяснила я, зажав сигарету в зубах, а руками натягивая подол футболки пониже. — Я только поэтому в таком виде. — Да ясно, что поэтому. Но, как говорится, «грамота на то и есть — надо вывеску прочесть», — улыбнулся мужичок. — Это не значит, что я обязательно попытаюсь зайти в магазин под вывеской. — Ну, тогда читай, — хихикнула я. Забычковала сигарету в приваренную к двери пепельницу и задрала футболку, демонстрируя тонкую талию, плоский живот и серые трусы-слипы. Боже, что я творю? Мужичок глубоко затянулся, и взгляд его слегка осоловел — не то от дыма, не то от зрелища. — Я думал, ты скажешь… «молодой человек, это не для вас написано», — ухмыльнулся он, поперхнувшись. Повернувшись спиной, я отклячила подтянутую задницу и выписала бёдрами пару восьмёрок. Дразнить незнакомца было забавно, и я расхрабрилась, уверенная, что в случае чего смогу отбиться и убежать обратно в вагон, где полно людей. Снова встала лицом к мужичку, одной рукой придерживала футболку, другой приспустила трусики, показывая бритый лобок. Бугорок в штанах попутчика превратился в заметный бугор. Я лукаво сощурилась: — Перед женой-то не стыдно? — Наоборот, ты даёшь мне повод для гордости: передо мной извивается такая нимфа, а я блюду супружескую верность, как и подобает достойному человеку. Я же сказал, что не буду тебя трогать. Вот и не трогаю. Но и глаза себе выкалывать не собираюсь. От того, что не удалось смутить его, я сама смутилась. Подтянула трусы и опустила подол футболки. — Ладно, спасибо за бесплатный стриптиз, красавица, — мужичок потушил сигарету и вышел из тамбура. Я услышала, как хлопнула туалетная дверь. Дождавшись, пока возбуждённый мною попутчик подрочит и выйдет, я снова юркнула в уборную. Потянула носом — и, кажется, действительно унюхала сперму. Может, это лишь моё воображение… Спустив трусы до колен, я села на унитаз, широко расставила ноги и стала мастурбировать. Токи удовольствия, ритмично пробегавшие по телу, входили в пьянящий резонанс с потряхиванием вагона, и я сотрясалась, как тот мост, по которому марширует рота солдат. Кончила так, что заодно снова пописала. На выходе из туалета я столкнулась с ожидавшим своей очереди стариком в бифокальных очках и стыдливо уставилась в пол. В руках дед держал скомканную голубую тряпку. Под простынёй я не видела, какого цвета у него семейники, но заподозрила, что это именно они. Сейчас будет отмывать в раковине от спермы… Дедушка скрылся за дверцей, а я на миг задержалась. Вынула из сумочки сигареты и пересчитала. Осталось семь штук. Я смяла пачку и бросила в мусорный ящик под окошком. Больше курево мне не понадобится, ведь медсёстрам в летнем лагере нельзя подавать плохой пример молодёжи._____
Сайт «Пóлозьего озера» был идеален. Фотографии счастливой ребятни в уютных домиках, посреди красивых пейзажей и игровых площадок. Описания клубов с отменным техническим оснащением. Нотариально заверенные скриншоты грамот за всякие достижения. Хвалебные отзывы родителей. Анкеты вожатых с добрыми умными лицами и дипломами педагогических вебинаров с пафосными названиями… Примечательно, что вожатые были не студентами, нанявшимися подзаработать на одну смену (длилась она, кстати, четыре недели, а не три, как в обычных лагерях), а все входили в постоянный штат сотрудников. То есть, с наскока заделаться вожатыми, как мы с Инной сперва планировали, было невозможно. Мы нашли другую лазейку. Гаврилова Татьяна Ивановна, пятьдесят лет, — старейшая из сотрудниц «Пóлозьего озера». Была там медсестрой ещё до Плоскова. Сейчас она работала в одной из химкинских поликлиник, а летний отпуск по старой памяти проводила в лагере. Насколько мы поняли, её держали из соображений имиджа: дескать, «Пóлозье озеро» устремлено в будущее, но не забывает своих корней. За одну смену Татьяна Ивановна получала как за два месяца в поликлинике, а работа была по большей части необременительной: помазать зелёнкой, померить температуру, дать таблетку. Осовремененный лагерь гордился тем, что отдыхающие в нём дети ни разу не получали серьёзные травмы. (Разве что психологические…) Мы отправились «на приём» к Гавриловой и показали ей собранные Инной улики. Пожилая медсестра сделала круглые глаза и заверила, что видом не видывала никаких татуировок, слыхом не слыхивала ни о какой секте, а Венедикт Плосков — святой человек. Я саркастически хмыкнула, отметив парадоксальность заявления: «Лагерь не секта, но его лидер святой». Инна разразилась тирадой о докторах с учителями, привыкших смотреть сквозь пальцы на коррупцию, если не напрямую в ней участвовать, и пристыжённая (или напуганная) Гаврилова спросила, чего мы вообще от неё хотим. Мы хотели поехать в лагерь вместо неё. Татьяна Ивановна согласилась написать нам рекомендательное письмо — якобы, мы её интерны, — а в оставшиеся до лета месяцы провести нам краткий курс сестринского дела, чтобы легенда была правдоподобнее. Легенда заключалась в следующем. Здоровье подвело матёрую медсестру, поэтому нынче она посылала вместо себя двух сестричек, проходивших практику в поликлинике под её чутким руководством. Сестрички жаждали получить врачебный опыт в новых условиях и уважить просьбу своей дорогой наставницы, а главное — были готовы работать вдвоём за одну зарплату. К тому же, этакая преемственность поколений должна пойти на пользу имиджу лагеря. По нашей просьбе, Татьяна Ивановна предупредила Плоскова о своей мнимой болезни и предложила нас в качестве замены всего лишь за неделю до начала своей обычной июльской вахты. Плосков не возражал, ведь у него не осталось времени подыскивать другую замену, да и в благонадёжности Татьяны Ивановны (а следовательно — и двух её протеже) он не сомневался. Возможно, Гаврилова действительно не была замешана в лагерных преступлениях, раз Плосков с такой лёгкостью впустил двух незнакомок на её место. Имелось и другое объяснение. Даже если допустить, что Плосков не признал в фотографии Инны девушку, которую когда-то изнасиловал, он наверняка пробил нас по интернету и узнал, что мы детективы. Перед отъездом Вася переписал агентство на нас — мы стали его полноправными хозяйками, и уже не могли отбрехаться, мол, мы просто глупенькие секретарши. — Он понял, что мы под него копаем, и впускает нас на свою территорию, чтобы разделаться, — поделилась я опасениями с Инной. — На то и расчёт, — подтвердила она. — Если он такой наивный, что в его глазах мы ни к чему не причастные медсёстры, то он попросту выпрет нас из лагеря при первой попытке сунуть нос куда не надо. А если он знает, кто мы, то постарается захватить нас, выпытать, что нам известно, и с кем ещё мы поделились результатами расследования. Тут-то и проявится его истинная преступная сущность, и мы возьмём его с поличным! И вообще… — в глазах Инны заплясали весёлые малахитовые искорки, — Джеймс Бонд же постоянно называется своим настоящим именем и палится, что он шпион. И ничего, прокатывает!_____
За окном проносились зелёные луга и сирые деревеньки. Мы с Инной хрустели чипсами и пили чай. Периодически подруга прилипала к толстому стеклу и радостно уведомляла: — Смотри, корова!.. Смотри, лошадь!.. Смотри, овечки! — О, вайфай включился, — пробормотал отец семейства, расположившегося в отсеке напротив нашей боковушки. — Мультики, мультики! — загалдели мелкие близнецы, свешиваясь с верхних полок. Инна вытащила телефон и заводила пальцем по экрану. На сей раз я решила не мешать ей. Вдруг лицо подруги осунулось и побледнело. Она молча передала мне мобильник. Маленькая заметка на сайте с новостями Химок: «Заслуженный работник здравоохранения Гаврилова Т.И. скончалась в больнице, куда была доставлена из-за отравления антибиотиками, которые принимала от ангины. Причина смерти: анафилактический шок». — Это «кольцо», — убеждённо сказала Инна. «Кольцами» мы для краткости называли молодых людей, получивших в лагере татуировку, потому что рисунок имел форму круга, а полоз свивается кольцами. Инна изначально предполагала, что смерти «колец» — не цель секты, а результат роковых случайностей или «брака» при промывке мозгов отдельных детей. Одной из задач нашего внедрения было добыть полный список «обработанных» ребят — когда Плоскова разоблачат, полиция найдёт всех живых «колец», чтобы оказать им психологическую помощь… или привлечь к уголовной ответственности. Похоже, Плосков связался с одним из верных ему «выпускников лагеря» и приказал разобраться с медсестрой. — Сонь, это из-за нас, — пролепетала Инна, растерянно шаря взглядом по столешнице. — Он понял, что мы рассказали Татьяне Ивановне о его махинациях, и убил её как свидетельницу… Господи, Сонь, я так не хотела… я не подумала… Губы Инны задрожали, на глаза навернулись слёзы. От накатившего чувства вины и ужаса, что нас тоже убьют, меня чуть не вытошнило. Сдержавшись, я сжала ладошки подруги и сдавленно проговорила: — Виноват он, а не мы. Мы поступаем правильно. Мы исполним твой план и отправим его на нары. И больше он никому не навредит. Инна шмыгнула носом и благодарно улыбнулась. Заканючила, будто капризный ребёнок: — А его там опустят? — Опустят, — послушно пообещала я. — И в жопу будут трахать? — И в жопу. — И хер сосать заставят? — И хер. Мы беседовали негромко, но соседи всё равно услышали нехорошие слова и опять на нас зашикали. — Простите, — сказала Инна, склонилась к моему уху и настойчиво попросила: — Дойдём до тубзика, пока не закрыли? Мы прошли в конец вагона и, отстояв короткую очередь, заперлись в кабинке. Мы там не делали ничего неприличного. Только целовались, плакали и дрожали от страха в объятиях друг друга.