То эта Инна устраивает меня на работу детективом, то пихает мне в рот фаллоимитатор и заявляет, что для того, чтобы обрести счастье в жизни, надо научиться делать горловой минет. Мы с ней долго были лучшими подругами. Люди постоянно спрашивают, знаю ли я Инну Жаркову.
Я ощупываю языком отверстие в резиновой головке. Есть дилдо, способные эякулировать, как живые члены. В них заправляется специальный лубрикант, имитирующий сперму. Вода, пропиленгликоль, диметикон, диметиконол, гидроксиэтилцеллюлоза, полиакрилат, акриловой сополимер, полиизобутен, хлорфенезин, полисорбат, плюс витамин Е и экстракт листьев алоэ вера для дополнительной защиты и увлажнения. Я знаю это, потому что это знает Инна.
Мы с ней познакомились на пляже в летнем лагере «Пóлозье озеро». Меня разморила жара, и я валялась в полудрёме. К пышному смуглому телу Инны прилип песок, мокрые угольные волосы закрывали лицо. Купальник она носила чисто символический, прочти ничего не прячущий. Но я была настолько прилично воспитана, что смотрела только на те участки тела, которые прикрывала изумрудная ткань. Инна лепила из песка пенис. По мере того, как солнце ползло по небу, тень члена удлинялась, протягиваясь всё ближе ко мне.
Я отодвигаю языком ребристый ствол так, чтобы он упирался в щёку. По нижней губе и подбородку стекают слюни. Я спрашиваю:
— Зачем ты это делаешь?
— Потому что ты этого хочешь, — смеётся Инна, разводя руками. Я понимаю, что дилдо не у неё. Дилдо у меня. Я сама держу его во рту. Я всё понимаю.
Одинокая стеснительная девочка выдумала себе подругу — свой идеал и объект для подражания. Я хотела быть смелой и общительной, как Инна. Веселиться, как Инна. Выглядеть, как Инна. Трахаться, как Инна. Справиться с последствиями изнасилования, как Инна… Откровение, что изнасиловали не её, а меня, пугает куда меньше, чем осознание, что её вообще никогда не существовало.
Я роняю дилдак, вскакиваю со стула и крепко обнимаю Инну. Прижимаюсь, вдавливаю её в себя, а себя — в неё. Рыдаю:
— Не бросай меня.
— Эй, проснись! Ну ты и соня. Тебя даже вчерашний шторм не разбудил, — отвечает Инна, то ли мягко укоряя, то ли восхищаясь моим умением спать. — Говорят, мы уже приплыли в Морровинд. Нас выпустят, это точно!
— Инна… — позвала я и вслед за губами разлепила веки.
— Проснулась, Соня? — Венедикт похлопывал меня по щекам. — Ну, наконец-то! Ничего, что я так фамильярно? Всё-таки мы с Инной не чужие люди, а вы с ней, насколько я понимаю, всегда идёте в комплекте.
Я дёрнулась. В запястья и щиколотки впилась боль, голова едва не раскололась от стального звона. Я была скована цепями — обнажённая, распята буквой «Х» в вертикальной раме посреди комнаты, отделанной белыми пластиковыми панелями. Передо мной возвышался долговязый Венедикт. На стене позади него висел большой плоский телевизор, под экраном стоял стол с ноутбуком и микрофоном на тонкой ножке. Справа была узкая дверца. Слева — у другой двери, пошире — маячил «викинг», скрестив мощные руки на груди, как охранник в клубе.
Венедикт ткнул мне в губы пластиковой бутылкой с соской на пробке. Я отвернулась.
— Не бойся, это просто вода, — сказал он.
Я покосилась на «викинга». Тот еле заметно кивнул, и я жадно присосалась к бутылке. Прохладная струйка била к глотку и стекала по пищеводу, приводя в чувство. Напившись, я набрала полный рот и, когда Венедикт убрал бутылку, плюнула в него. Белая рубашка прилипла к телу, через неё проявился поджарый рельефный торс. Венедикт утёр лицо рукавом, и снисходительно улыбнулся.
— Обычно мы пользуемся коктейлем из флибансерина и психоделиков, добытых из местной спорыньи, чтобы гарантировать восприимчивость к нашему учению, — сказал он и глянул на «викинга»: — Но мой невнимательный коллега впопыхах перепутал шприцы и вколол тебе обычный транквилизатор. Пока ты спала, он предложил эксперимент: попытаться убедить тебя примкнуть к нам без помощи химии. В конце концов, наши с вами идеологии довольно схожи.
— А вот и клишированная речь главного злодея, в которой он объясняет свой коварный план, — фыркнула я.
— Я не злодей, а реформатор. Наше общество — уродливый гибрид замшелых предрассудков и звериных инстинктов. Я стараюсь очистить его, очистить человечество от всех этих атавизмов и сделать по-настоящему счастливым.
— Травя подростков? Делая из них сумасшедших, насильников, убийц? Ты же приказал кому-то из своих выкормышей убить Татьяну Ивановну?
— С начала времён вожди, короли и президенты посылали на убой десятки тысяч ради своих идеалов или корысти, и далеко не все из них считаются сегодня злодеями. Я же причастен к гораздо меньшему числу смертей, притом все они случайны, и все — ради блага будущего общества, а не ради удовлетворения моего тщеславия и жажды наживы.
— Да уж, твоё тщеславие и так уже удовлетворено по самое некуда, — скривилась я. — Благодетель нашёлся. Ты трус! Промываешь людям мозги, сводишь с ума, подталкиваешь к суицидальному поведению и преступлениям, а сам отсиживаешься тут в безопасности.
— Если понадобится, я отдам жизнь за своё дело, — гордо возразил Венедикт. — По крайней мере, я уверен, что смогу, ведь однажды уже это сделал.
Он расстегнул мокрую рубашку и бросил на пол. Вдоль его жилистых предплечий змеились кривые шрамы.
— С самого детства родители учили меня, что нельзя обижать девочек, нужно быть вежливым, учтивым и вести себя пристойно. И тогда рыцаря полюбит принцесса. Так я и делал. Я успешно учился, правильно питался и занимался спортом, был для сверстников отзывчивым другом, на которого всегда можно положиться. А в старших классах с удивлением обнаружил, что все «принцессы» ходят под ручку с хулиганами, которые несколько лет назад дёргали их за косички, а позже пытались подсматривать в раздевалке перед физкультурой. Я тоже ходил на свидания, но всякий раз, предупредительно спрашивая спутницу, можно ли обнять или поцеловать её, получал отказ. Впоследствии я узнал, что рыцарство — чушь. Женщин инстинктивно влечёт не к хорошим парням, чьё примерное поведение считывается как слабость и нерешительность, а к нахрапистым наглецам, которые запросто лапают самок, таким образом проявляя свою доминантность… Но вернёмся в русло истории…
Увлёкшись рассказом, Венедикт обращался только ко мне и совершенно не смотрел на «викинга». А тот украдкой достал из кармана шорт изъятый у меня телефон и стал записывать видео, держа его на уровне пояса.
— И вот я устроился вожатым, — продолжал Венедикт. — И мне показалось, что родительские наставления всё-таки верны, потому что красивая брюнетка сама начала проявлять ко мне интерес. Будучи человеком правильным, я долгое время деликатно делал вид, что не замечаю её, ведь она была отдыхающей школьницей, а я — студентом-вожатым. Но когда она открытым текстом предложила мне встретиться ночью на пляже и заняться сексом, я не устоял. Днём проверил в картотеке её дату рождения и убедился, что в минувшем апреле ей исполнилось восемнадцать. Мы пришли на свидание. Целовались и купались нагишом в чёрной воде, сливавшейся с ночным небом… — Венедикт ностальгически вздохнул, возведя желтоватые глаза к потолку; в следующий миг его костистое лицо ожесточилось: — А когда дошло до непосредственно секса, она отказалась! Она неделю вертела возле меня жопой и дразнила сиськами! Она словами через рот прямо сказала, что хочет меня… А добившись от меня желаемой реакции, врубила заднюю! Эта подлость убила последние остатки моего рыцарства. Я взял Инну так, как брали своих девок мои грубые сверстники, на которых мне прежде претило ровняться. Я думал, ей понравится так же, как нравилось девушкам моих школьных и институтских приятелей-приматов.
— Но ей не понравилось, — подытожила я, изо всех сил стараясь не коситься в объектив телефона. — Ты изнасиловал Инну Жаркову.
— Осознав, какое зверство сотворил, со стыда я вскрыл себе вены, — Венедикт приподнял руки, демонстрируя глубокие змеящиеся шрамы. — Я пережил клиническую смерть, во время которой мне явилось откровение. Я понял все свои ошибки и все изъяны общества… Бытует заблуждение, что дарвинская теория вызвала массовое распространение атеизма, потому что у людей пропала необходимость объяснять свое происхождение религией. Это не совсем верно. Люди разуверились в боге, потому что естественный отбор и половой отбор как его часть — ужасающая жесточайшая мясорубка, чуждая всем выработанным на тот момент принципам гуманизма. Люди попросту отказывались верить, что их бог — психопат из «Пилы», сотворивший подобную мерзость. Им было легче принять отсутствие высшей цели своего существования, чем верить, что миром правит бессердечное чудовище.
Как ни крути, мы произошли от животных. В дикой природе самка в период спаривания привлекает всех самцов вокруг, а затем отгоняет тех, в ком не чует достаточной силы, чтобы дать ей здоровое потомство, защищать и добывать пищу, пока она его вынашивает и вскармливает. Самцы, разумеется, тоже дерутся между собой за право оплодотворить самку. Кстати, ты наверняка слышала метафору: «Ключ, который отпирает все замки, — хороший ключ. Замок, который отпирается любым ключом, — плохой замок». Её смысл в следующем. Задача самца — распространить свои гены как можно шире, то есть, произвести как можно больше потомков, оплодотворив как можно больше самок. С точки зрения биологии, такой самец выполняет свою природную функцию, поэтому он хорош. Качественен. Задача самки же — отобрать самого лучшего самца и распространять только его гены. Поэтому если самка подпускает к себе многих, она некачественная. У неё сломан инстинктивный детектор, и она постоянно перебирает самцов, не в силах вычислить лучшего. Впрочем, я отвлёкся…
Итак, главная цель любого биологического вида — воспроизводство себя. Размножение. Поэтому секс — движущая сила и определяющая потребность людей. Одежды, богатства, войны, законы, преступления и подвиги, — всё это в глубинном смысле изобретается, зарабатывается, воруется, совершается ради секса. Секс — это базис. Все остальные интерпретации мотивов человеческой деятельности — надстройка. Поэтому секс — залог счастья, и дело вовсе не в том, что он приятен физически. Занимаясь сексом, люди реализуют свою природную программу. Они чувствуют себя качественными представителями вида, что повышает их самооценку и даёт силы для созидательных свершений. Люди же, у которых мало или нет половых контактов, ощущают себя ущербными, изначально некачественными, отчего теряют мотивацию, прозябают в унынии или озлобляются.
При этом нами всё ещё движут инстинкты. Женщины привлекают самцов вызывающей внешностью и поведением (видела твёрк? это же натуральный брачный танец обезьяны!). Порой стравливают мужчин, чтобы выявить лучшего: «Да мой парень тебе нос разобьёт!» Или выносят мозг скандалами и нелепыми требованиями с целью понять, доминантен ли примеченный ими самец (разумеется, они выберут партнёра с внутренним стержнем, который не станет под них стелиться, а не тряпку, готового исполнять любые их капризы). Мужчины, в свою очередь, демонстрируют конкурентность и агрессию — гораздо более очевидные, чем женские приёмы. Поэтому существует мнение, что мужчины ближе к животным, а женщины более цивилизованны. На самом же деле, оба пола ушли от зверей на одинаковое расстояние. И самцами, и самками управляет один и тот же половой инстинкт, только проявляется по-разному. И вот возникает парадокс. Мужское инстинктивное поведение осуждается обществом или вовсе карается законом. А женское инстинктивное поведение как минимум не осуждается, а зачастую одобряется и поощряется. Сексуально провоцируя меня и напрямую предлагая коитус, Инна вела себя, как нормальная здоровая половозрелая самка. Овладев ею, я повёл себя, как нормальный здоровый половозрелый самец. В животном мире это абсолютно естественное событие. Но в человеческом обществе Инна почему-то оказывается несчастной жертвой, а я — ужасным преступником. И где же хвалёное равенство полов?
Я вышел в интернет с таким вопросом. И нашёл немало единомышленников. Отцы, у которых неверные жёны при разводе отняли детей и имущество да вдобавок взимают алименты. Утратившие наивность молодые люди, которые нежно любили и исполняли все желания своих пассий — и были брошены ими ради более агрессивного и эгоистичного партнёра. Сорокалетние девственники, тянущие лямку жизни без надежды продолжить свой род. И ведь это по большей части достойные честные люди! Среди них владельцы малых бизнесов, профессиональные строители, инженеры, программисты, педагоги, социологи и философы. Объединив усилия, мы решили преобразить общество. Размах у нас пока небольшой, но мы уповаем на то, что мелкие камешки вызовут лавину.
— Вы создали фонд «Шкатулка» и выкупили лагерь, чтобы закладывать свои теории в неокрепшие мозги молодёжи, — уточнила я. — Прогрессоры фиговы.
— К сожалению, не все учредители разделяют мой прогрессорский энтузиазм, — посетовал Венедикт. — Достигнув первых успехов, многие охладели к изначальному замыслу и воспринимают лагерь исключительно как поставщика секс-ретарш для их приёмных и саун. Но я продолжаю работать. Преобразовать общество можно двумя способами, оба из которых мне в равной степени симпатичны. Я предоставляю своим ученикам свободный выбор. Там, в лагере, им предлагается соблюдать дисциплину, вести себя в соответствии с несложными правилами и прослушать курс лекций и необходимости моногамии и уважительного отношения к избранному партнёру.
— И о том, что изнасилования в браке не существует, — буркнула я.
— Нужно ли уважать партнёра? — выпалил Венедикт — Быстро! Да или нет?
— Ну, да, — машинально ответила я, вздрогнув от его неожиданно повысившегося голоса.
— Отказывать супругу в сексе — значит не уважать его, плевать на его нужды.
— Навязывать секс партнёру, который не хочет, — это тоже неуважение, — возразила я. — Это тоже наплевательство на её или его нужды.
— Итак, мы пришли к выводу, что в браке один супруг неизбежно плюёт на нужды другого, — заключил Венедикт. — Но верна и обратная формулировка: один партёр всегда поступается собственными желаниями ради другого. Разве это не достойно восхищения? Разве все людские отношения не зиждутся на подобных компромиссах? Сегодня ты ублажаешь своего парня, хотя ты не в настроении. Завтра он ублажает тебя, хотя он не в настроении (мужчины ведь тоже не постоянно хотят секса). А послезавтра вы оба в настроении и радостно трахаетесь. А послепослезавтра вы оба не в настроении и спокойно проводите время вместе, занимаясь несексуальными делами… Вдобавок — я не случайно начал нашу беседу с того, что мои и ваши с Инной взгляды во многом похожи?
— Ничуть! Ты социопат, пропагандирующий бытовую проституцию.
— Я имею в виду, похожи в широком смысле. Ты же не станешь отрицать, что вы — поборницы справедливости. Видя чужие страдания, вы не можете пройти мимо. Например, вы, как умели, старались помочь бедному Ивану, ставшему жертвой травли, хотя он вам никто, и у вас были дела поважнее. Я уж не говорю о том, что вы приехали сюда. Вы подвергли свою жизнь и здоровье опасности, чтобы помешать мне «промывать мозги», хотя могли закрыть глаза и преспокойно жить в столице. Разве это не правильный поступок? Вы настоящие героини!
— Спасибо за комплимент, — насупилась я.
— Так вот, люди, лишённые секса, тоже страдают. Почему бы вам не избавить их от страданий? Почему не отдаваться всем желающим, переборов свои половые инстинкты так же, как вы перебороли инстинкт самосохранения, прибыв сюда? Этот поступок будет благородным и поистине человечным в той же мере, что и ваша детективная деятельность. Именно этому я и учу молодёжь, чьё животное начало оказалось слишком сильно — не позволило им подчинить свои гормональные порывы правилам лагеря и убедиться в благости безотказных моногамных отношений между партнёрами, которые выбрали друг друга. Нарушение правил — это тоже выбор. Сделавшие его юноши и девушки попадают сюда, на остров. Здесь мы с вожатыми учим их дарить свою любовь всем, кто в ней нуждается, и получать от этого удовольствие: как физическое, ибо секс приятен, так и моральное, ибо употреблять своё тело ради других — это подлинный героизм. Давать припадать к своей груди страждущим почётно в той же мере, что и лечь грудью на амбразуру. Только калечиться и умирать для этого не надо. Наоборот, мир общедоступного секса станет прекрасен, лишён войн, агрессии и ненависти, ибо бороться станет не за что. Люди будут довольны собою и окружающими и свободное от любви время посвятят созидательному труду. Посмотри!
«Викинг» быстро спрятал телефон в карман шорт. Венедикт развернулся и направился к столу с ноутбуком. Включил настенный телевизор, нажал пару клавиш, и я увидела шесть квадратов разных ракурсов — цветное изображение с камер наблюдения в небольшом зале.
Бордовые стены и пол были мягкими, как в психушке. На них висели тусклые светильники и прямоугольные экраны, на которых мелькала порнуха. Имелось несколько стульев и кушеток. Все обитатели комнаты были голыми.
В одном углу я увидела Алевтину и Зину. Они сидели на полу, сплетя ноги ножницами, и ретиво тёрлись вульвами. За спиной Алевтины пристроился один из вожатых — продев руки подмышки, тискал её молодые тугие груди, целовал уши, шею и синий затылок. Подле Зины расположился Федя — она лобзалась с ним и дрочила его торчащий член. Алевтина подалась вперёд, оттолкнула Федю рукой и сама прильнула к Зининым губам. Длинные ноги Зины сомкнулись позади синевласки, ступни нащупали член сидящего за её спиной вожатого и стали его подрачивать.
В другом углу трое парней имели Инну во все дыры. Она стояла раком и заглатывала чёрный член Вани, пока Виталик сношал её в задницу. С силой шлёпал по ягодицам, отчего они тряслись и краснели. Звука не было, но я всё равно рефлекторно жмурилась от каждого удара. Под Инной лежал какой-то вожатый, жевал её болтающиеся сиськи и ритмично отрывал таз от пола, засаживая член во влагалище.
Рослый Венедикт склонился к столу, зажал клавишу на ноуте и сказал в микрофон на тонкой ножке:
— Иван, Виталий, вы же помирились, правда? Покажите, как крепко вы теперь дружите.
Травитель и его бывшая жертва оторвались от Инны. Подошли друг к другу и слились в поцелуе. Их эрегированные члены скрестились: чёрный обслюнявленный Инной и белый, блестящий от её кишечной слизи. Пацаны взяли друг друга за пенисы и немного подёргали их. Затем улеглись валетом на пол и принялись насасывать друг другу. Инна начала сама скакать на вожатом, который лежал под ней, и призывно тянуть руку к яойным парнишам.
— Видишь? — Венедикт повернулся ко мне и выключил телевизор, чтобы я не отвлекалась. — Мир, где всякий человек может заняться сексом так же легко, как вдохнуть живительного воздуха, — это мир добра, дружбы и безусловного принятия друг друга. Мир без вражды и конкуренции, без изгоев и травли, без скандалов, ревности и ненависти. Мир без насилия.
— Зашибись, чётко, — похвалила я. — Девушки, парни не будут вас насиловать, если бы будете давать им добровольно.
— Именно! — с жаром закивал Венедикт, проигнорировав мой сарказм. — Когда-то, вняв суфражисткам и последующим феминисткам, мужчины не только дали женщинам права, но и ради восстановления справедливости отказались от некоторых своих привилегий — например, утратили право на распоряжение имуществом жены после свадьбы, как было в Англии. Сейчас ради достижения подлинного равенства женщинам настала пора тоже поступиться своей привилегией — эволюционной привилегией, по сути, монополией на секс, правом проводить половой отбор. Пойми же, что привлекательность мужчины для спаривания продиктована исключительно вашими рудиментарными инстинктами и социальными установками, выработанными в более тяжёлые времена, чем нынешние. В эпоху, когда цивилизованному гражданину не требуется ежедневно бороться за выживание, и распространены контрацептивы, бесчеловечному естественному отбору пора умереть. Разве ты не хочешь стать истинным человеком, которого радует не следование звериным инстинктами, а тот факт, кто ты сама радуешь всех, кто в тебе нуждается? Разве не хочешь, чтобы удовлетворение твоих собственных потребностей не зависело от твоей красоты или настроения окружающих? Мы тут не дискриминируем. Физкультура и правильное питание, конечно, полезны, но любви заслуживают и дрищи, и жирухи. Спроси Федю, как я заставлял его целоваться с одной усатой бегемотихой, а сам в это время ей отлизывал. Да, всякое бывало. Врать не буду, мне не особо понравилось, зато партнёрша была счастлива, и мы с Федей преисполнились…
— Да вы просто герои! — перебила я, не в силах дольше слушать этот бред. — Ты твердишь о равенстве, о том, что мужчины тоже должны ублажать всех, кто попросит. Но редко. Как бы спохватываясь. А бóльшая часть твоей лекции посвящена тому, какие женщины жестокие и привилегированные. Ты нагородил много псевдоинтеллектуальной чуши, но, по сути, процитировал старую песню «Дискотеки Аварии». Только они пели по приколу, а ты — с серьёзным пафосом. И от этого ещё смешнее, — я расхохоталась и ядовито продекламировала:
Когда я буду большим и важным,
Я это запросто всё улажу.
Допустим, я буду мэр столичный,
Я все указы составлю лично:
Чтобы девчонки всегда хотели
В любой момент, в любой день недели
Хотели яростно и беззаветно
Любого, кто на расстоянии метра…
Моё лицо ошпарило пощёчиной. Венедикт обернулся к «викингу» (тот снова успел спрятать телефон) и пожал плечами:
— Эксперимент провалился. Без коктейля не работает. Бабы неисправимы, они физически неспособны внимать доводам разума. Ими руководит только химия организма, на неё и остаётся воздействовать.
— Лицемерный ублюдок, — процедила я. — Ты насильник и убийца, а притворяешься праведником и жертвой. И спонсируют тебя такие же обиженки.
Венедикт в один шаг очутился вплотную ко мне. Левая ладонь давила мне на позвоночник, прижимая живот к его напряжённому прессу. Пальцы правой больно впились в нижнюю челюсть, не позволяя отвернуться. Сверля меня сузившимися жёлтыми глазами, Плосков прошипел:
— А вот и стандартный женский аргумент, призванный унизить оппонента: «Тебя кто-то обидел». Очень распространённая фраза, правда? Получается, женщины действительно обидели многих мужчин. А если женщины обижают столь многих и столь часто, выходит, они — дряни. Но ничего, я вытравлю из тебя и из всех вас этот ваш гонор, эгоизм, тупость и чёрствость. Я сделаю из вас людей.
«Викинг» быстро подошёл к Плоскову сзади и огрел кулаком по уху. Тот пошатнулся влево, царапнув мне щёку ногтем, и уставился на подельника:
— Ты чего?
«Викинг» бросился к нему. Мужчины сцепились, сплетя ноги, пытаясь свалить друг друга подсечкой. Плосков не выглядел слабаком, но против крупного противника, вдобавок напавшего неожиданно, его шансы были невелики. «Викинг» мутузил Плоскова в бок и в итоге отшвырнул от себя. Следующий удар в висок отправил Венедикта в нокаут.
— Давно мечтал врезать этому гребучему Тулса Думу, — сплюнул Вася.
Конечно, это был Вася!
Больше года назад мы с Инной заставили его внедриться в лагерь под видом разнорабочего и завоевать доверие Плоскова. Поэтому мы удалили все совместные фотографии и переоформили все документы — чтобы при проверке нового наймита Венедикт не обнаружил нашей связи.
_____
Офис «И.С.И.Д.»ы освещался только экраном ноутбука и проектором, транслирующим на стену фотографии мертвецов. Хмурое Васино лицо было бледным, как луна, в морщинах залегли чёрные тени. План Инны настолько взмутил парня, что, казалось, он вот-вот обложит нас матом. Или даже порвёт с нами, не желая потворствовать нашей авантюре. Меня задумка Инны тоже наполняла ужасом, но я не могла бросить подругу в её крестовом походе. Слишком хорошо помнила, как дорого ей обошлась школьная поездка в «Пóлозье озеро». Взявшись за руки, мы подняли умоляющие взгляды к Васе:
— Пожалуйста, соглашайся.
— Ты нам нужен.
Парень молчал с минуту. Затем предложил:
— Почему бы мне тогда и не добыть весь компромат? Если я всё равно поеду, зачем вам рисковать?
— Ни в коем случае! — испуганно воскликнула Инна. — А вдруг Плосков тебя поймает? Нет-нет, не нарывайся, ничем не вызывай его подозрений. Ведь ты останешься там один! Это очень опасно!
— А вам, то есть, не опасно ехать туда и разнюхивать?
— Опасно. Но мы-то уже будем не одни. За год ты убедишь Плоскова в своей надёжности и спасёшь нас, если дела обернутся худо. Это называется «спящий агент». Услышав от одной из нас кодовое слово, ты сразу перейдёшь на нашу сторону. Ну, например… — Инна задумалась, почёсывая шею. — Во: «Дискотека Авария», песня «Горе моё».
— По-моему, она называется «Влечение», — заметила я.
— В лагере секс-культ, — Вася строго посмотрел на нас с Инной. — Вы же понимаете, что мне, скорее всего, придётся трахаться?
— Ой, бедняжка, придётся ему, — не сдержала смешка Инна и напомнила: — У нас же открытые отношения. Они работают в обе стороны. Если нам можно развлекаться с другими парнями, значит, и тебе можно иметь других женщин. Тем более, если по работе.
— Мы не так договаривались, — возразил Вася. — У меня и у вас по два партнёра. У меня ты с Соней, у вас — я и кто-то ещё.
— Васенька, миленький, — Инна прильнула к нему, задрала голову, уперев подбородок в широкую грудь, и погладила щёку: — Ну, не будь ты таким буквоедом. Сейчас это всё неважно. Клянусь, мы не будем тебя ревновать. Только помоги, пожалуйста.
— И смотри сам не уверуй в учение Венедикта, — добавила я, обнимая парня сбоку. — Ты очень-очень нужен нам: и в лагере, и всегда.
Вася согласился, и на радостях мы с Инной отымели его прямо на офисном столе. Тогда мы ещё не представляли, насколько тяжело дастся нам долгая разлука с любимым.
_____
Как только Вася отпер мои кандалы, я упала в его объятия и поцеловала. Бородища, которую он отпустил, раздражала кожу, ещё воспалённую пощёчиной Плоскова, но в тот момент мне было всё равно. Жадно вкусывась в знакомые губы, я роняла слёзы облегчения. Я так боялась, что Вася соблазнится россказнями сектантов!
— Рано…
— … расслабляться, — сказали мы одновременно.
— Где Инна?
— Да тут за стенкой, — Вася стащил просторную белую футболку и вручил мне; я надела её, как платьице. — Мы на острове, в подвале администрации.
Плосков закряхтел, поднимаясь. Вася подскочил к нему, пока он стоял на карачках, и ударил ногой в живот. Плосков снова распластался на полу. Пыхтя от натуги, Вася поднял его подмышки и подтащил к раме с кандалами. Я защёлкнула браслеты на его жилистых запястьях и щиколотках.
— Федя! — закричал Венедикт, брыкаясь и звеня цепями. — Зина! Нас предали!
Я подобрала с пола его мокрую рубашку и запихала рукав ему в рот. Плосков продолжил мычать в кляп, извиваясь всем телом и яростно пуча жёлтые глаза.
— Гляди-ка, всё по твоей лекции, — злорадно подмигнула я: — Мой парень и правда тебя побил.
— Траходром звукоизолирован, — сказал Вася. — Притворимся, что ты во всём согласилась с Венедиктом, и выведем Инну.
— А ребята? Их нельзя тут бросать!
— Скажем, что повели их на склад звонить родителям. «Удалённых» на остров тоже туда водят — нельзя же, чтобы родня переполошилась, если дети не выйдут на связь, — только тайком. Иногда незадолго до отбоя, когда все лагерные уже согнаны в домики, иногда днём в мешках. Подросткам нравится, для них это прикольная игра: путешествовать контрабандой, хранить секреты от предков…
— Не проще ли перевозить их имущество на остров? — удивилась я.
— Плосков панически боится, что его деятельность заснимут. Говорит, мир ещё не готов к его откровениями, — хмыкнул Вася, смерив Венедикта презрительным ореховым взглядом.
— Но ты же всё заснял? — спросила я.
— Лучше, — Вася похлопал себя по карману; под белой тканью выпирал прямоугольник телефона. — Я сразу стримил в их паблик «Вконтакте». Под видео наверняка уже полно комментов от возмущённых подписчиков. Может, кто-то уже и заявление в полицию пишет.
Плосков задрыгался, гремя стальными путами.
— Сначала сюда, — Вася открыл дверцу справа, и мы зашли в тесную лабораторию. Под потолком гудела вытяжка. На столе сгрудились пробирки и реторты, в застеклённом шкафчике лежали упаковки «Флибансерина» и «Виагры». В углу, прикрытое тряпицей, стояло ведёрко спорыньи. Вася быстро всё сфотографировал, и мы поспешили выручать Инну.
Вышли за левую дверцу и сразу оказались в комнате, которую я видела по телевизору. Экраны на бордовых стенах показывали порно, но звуковая дорожка была размеренным голосом Венедикта, вещавшим:
— Любите друг друга. Дарите друг другу радость. Секс есть счастье и подвиг. Будьте героями. Будьте счастливыми. Освободитесь от инстинктов и предрассудков. Будьте свободными. Любите… — и так по кругу.
Алевтина сидела на стуле, откинувшись на спинку и запрокинув голову. Один вожатый стоял сзади и массировал ей плечи. Ваня с Виталиком примостились между её широко раздвинутых ног и дружно лобзали её бёдра.
Инна вольготно развалилась на кушетке. Одной рукой сыто поглаживала свой смуглый животик, другой игралась с грудями. Вытянув шею, она лакала промежность стоящей в изголовье Зины. Федя, вставший с другой стороны, наматывал её густые волосы на член и двигал тазом, угольные пряди уже слиплись от кончи. Одновременно они с Зиной склонились друг к другу и целовались над Инниной головой, роняя слюни ей на макушку. Правая ступня Инны была спущена на пол, левая лежала на придвинутом к изножью стуле. Возле него сидел по-турецки ещё один вожатый и набивал на пятке татуировку жужжащей машинкой. Инна закатывала глаза и постанывала.
— Инна! — я кинулась к ней, пока Вася объяснял вожатым, что Плосков убедил меня примкнуть к секте и теперь отдыхает, а в качестве первого задания велел свозить подростков на склад.
— Сонечка, — подруга одарила меня томным взглядом и блаженной улыбкой. — Как я рада, что ты согласилась, и мы снова вместе! Ох, какой же я была дурой! Как страдала — и совершенно напрасно. Я поняла, что Веня не изнасиловал меня. Он подарил мне кайф, которого я так жаждала. Но общество убедило меня, что случилось что-то плохое, и я должна мучиться, ненавидеть себя и его. Понимаешь? Все эти ханжи и фарисеи меня загазлайтили! Они внушили мне, что секс — это постыдно, и им нельзя заниматься просто так. Я мнила себя свободной, но была ещё слишком юна и впечатлительна, и, сама того не сознавая, позволила этим замшелым установкам укорениться во мне.
Они меня отравляли,
они терзали меня, а вовсе не Веня. Он хороший. Он лучший!
— Да-да, он мудрец и великолепный любовник, — подтвердила я, надеясь, что голос звучит не слишком фальшиво, и потянула Инну за руку: — Пойдём. Нам велено доставить ребят на склад, а потом вернуться к работе в медпункте. Смена ещё не кончена, дети могут пораниться, и мы должны быть поблизости, чтобы им помочь.
— А мы потом сюда вернёмся? — заколебалась Инна.
— Я ещё не добил, — сказал татуировщик.
— Непременно, — пообещала я, кивнув на Федю и Зину. — Вожатые ведь как-то улучают часок, чтобы сгонять сюда и расслабиться. Мы тоже сможем. Когда в следующий раз приплывём, вы и дорисуете наши татухи.
— Скорее, — окликнул Вася, уже собравший возле себя Алевтину и Ваню с Виталиком.
Инна поднялась. Я заметила, что между её ягодиц поблёскивает изумрудиком фиксатор анальной пробки.
Вшестером мы поднялись по винтовой лестнице. Закрыв люк, Вася надвинул на него тяжёлый горшок с комнатной пальмой. Одурманенная Инна с подростками никак на это не отреагировали.
Вася повёл нас по зданию. За окнами уже смеркалось. Мы вошли в маленький гардероб, зажгли лампочку под потолком и стали разбирать свою одежду. Я надела трусы, штаны и кеды, Вася — футболку кого-то из вожатых. Инна проигнорировала своё бельё и накинула только медицинский халат. Если припомнить, она со школьных лет любила походить без трусиков, так что ничего удивительного, учитывая, что сейчас она ещё и под возбудителем. Алевтина и мальчишки одевались медленно, постоянно отвлекаясь на поцелуи и прикосновения друг к другу, как будто хотели впрок натрогаться голых тел прежде, чем скрыть их тканью.
— Не тормозите, — сказал им Вася. — Как оденетесь — выходите на причал и ждите.
Он увлёк нас Инной за собою. Мы пересекли короткий коридор и зашли в кабинет. Вася залез под компьютерный стол, вырвал все кабели и вытащил системный блок. Достал из ящика стола отвёртку и принялся споро отвинчивать шурупы на кожухе.
— Скоро Федя с остальными сообразят проверить Плоскова, увидят, что он скован, и всё поймут, — говорил он, работая. — Горшок на люке надолго их не задержит. Сейчас тут пришвартован катер и одна лодка. Мы их угоним, и сектанты останутся на острове.
— А? — встрепенулась Инна. — Вася, почему? Вась, не надо. План изменился. Венедикт делает доброе дело, мы должны помогать ему, а не мешать. Свободный секс для всех — это же так прекрасно!
— И пусть никто не уйдёт обиженным, — пробормотала я. Взяла Инну под локоть, подвела к стулу и усадила, сильно надавив на плечи. — Вась, дай мобилу.
Вася подал мне телефон. Я отыскала видео, которое он записал, и сунула Инне под нос:
— «… вертела возле меня жопой и дразнила сиськами… сказала, что хочет… А добившись от меня желаемой реакции, врубила заднюю! Эта подлость убила…», — я проматывала запись, — «…изнасиловал Инну Жаркову… зверство сотворил… если самка подпускает к себе многих, она некачественная… Женщины привлекают самцов вызывающей внешностью и поведением… стравливают мужчин… выносят мозг скандалами и нелепыми требованиями… Инна почему-то оказывается несчастной жертвой, а я — ужасным преступником… Любого, кто на расстоянии метра…», — подруга вздрогнула, когда Плосков ударил меня по лицу; экран почернел, звук стал глуше: телефон в этот момент лежал в кармане, но продолжал записывать: — «… женщины обижают… они — дряни… я вытравлю… ваш гонор, эгоизм, тупость…»
Инна подняла на меня малахитовые глаза, заполняющиеся слезами. Сердито утёрлась рукавом. Резко встала, распахнула халат и поставила ногу на сиденье. Подцепила пальцами зелёный страз между булок и, наморщившись, вытащила анальную пробку. Раздался чпок и чавк, по внутренним сторонам бёдер потекла сперма. Отшвырнув пробку в угол, Инна принялась остервенело вытирать ляжки полами халата. Я обняла подругу, она задрожала и всхлипнула.
— Прости, Соня. Господи, как я могла хоть на миг?..
— Ну, ну, всё хорошо, — я погладила её голову, малость брезгуя от засохшей в волосах Фединой кончи. — Мы с тобой, мы уже почти победили.
Вася вытащил жёсткий диск, и мы последовали за ним наружу.
— В подвале ещё был ноут, — брякнула я. Хотя было очевидно, что мы не могли его вынести: в карман не спрячешь, а если бы вожатые увидели его у нас, это вызвало бы подозрения.
— Вернёмся! — с жаром призвала Инна. — Я хоть плюну Плоскову в рожу!
— Не глупи, вожатые нас повяжут. Я же не Рэмбо, сразу от четверых не отобьюсь, — возразил Вася.
— Ты не один, мы втроём! Мы тебе поможем! — боевито заявила Инна. — Ух, я их!
— Успеешь закрыть свой гештальт, когда Плоскова будут судить, а мы — свидетельствовать против него. А на ноуте нет ничего, чего не было бы на диске.
Мы вышли на улицу. От свежего ночного воздуха закружилась голова. Лишь теперь я осознала, насколько душно и затхло было в подземелье, и как там воняло всевозможными выделениями.
Мы спустились к берегу по ступеням в крутом травянистом склоне. У причала послушно ждали Алевтина с Ваней и Виталиком. Ну, как ждали… Парни целовались, я девушка сидела перед ними на корточках и поочерёдно сосала их вываленные из шорт члены. Ох, что же будет с Алевтиной, когда она очухается и поймёт, что с ней творили… И не встанут ли пацаны на сторону Плоскова, даже узнав о его преступлениях?
— Парней тоже чем-то пичкают? — спросила я. — Или они по зову сердца?
— В прошлую смену некоторые были очень рады попасть на остров, а некоторых подкололи тем же, чем Инну с Алевтиной, только вместо флибансерина виагра, — ответил Вася и кивнул на Ваню с Виталиком: — Эти двое были так злы друг на друга, что без химии Плосков не смог их примирить.
— Ребята не виноваты, — сказала Инна. — Мы тут, кстати, не только трахались. Я попросила прощения у Витали — с ним мы и правда перегнули палку, — и он меня простил. А сам искренне извинился перед Ваней.
— Надеюсь, их дружба не кончится вместе с действием препаратов, — вздохнула я.
Вася привязал лодку к корме катера, залез в него и заводил мотор. Инна велела парням убрать муди, а я подняла Алевтину с колен. Мы погрузились на борт. Тут-то из дома и высыпали четверо вожатых во главе с Венедиктом.
— Отдать швартовы! — распорядился Вася.
Я отцепила петлю из стального каната от карабина, приваренного к правому борту, и катер тронулся. Сектанты кричали нам вслед, чередуя угрозы и призывы вернуться.
— Бывайте, робинзоны херовы! — отозвалась Инна, махая им одной рукой, а другой показывая средний палец.
— Что происходит? — насторожилась Алевтина. — Вы же сказали, что директор послал нас на склад. Почему вы с ним ругаетесь?
— Ребята. Алевтина, Вася, Виталя. Послушайте внимательно и держите себя в руках, — сказала я. — Директор — не тот, кем кажется…
Выслушав объяснения, сопровождённые отрывками из ролика, который записал Вася, подростки притихли. Я боялась, что Алевтина устроит истерику и начнёт наезжать на парней, но девушка лишь повесила голову, ссутулилась и плотно свела колени.
— Блин, из нас что, гомиков сделали? — воскликнул Виталик. Вася опасливо покосился на него, но тот сказал: — Слушай, чел, ты в натуре извини, что я до тебя докапывался. Я плохо поступал, а ты не виноват, что моя мать шлюха. Но жахаться в дёсны я с тобой больше не буду.
— Да, когда кто-то со стороны сказал, что мы делали, это уже кажется не таким естественным, — согласился Ваня и настороженно посмотрел на нас с Инной. — Но меня же… но я же заставлял тебя сосать ещё до того, как дирек нас накачал. Прости. Я просто боялся, что если буду долго препираться, у тебя член отвалится.
— Кринж, — выдохнула Алевтина. Уронила лицо в ладони, но сразу откинула ими синие волосы, подняла голову и посмотрела на парней.
— Они не виноваты! — поспешно сказала Инна. — Ты же слышала: вас всех троих одурманили. За всё, что с тобой случилось, в ответе Плосков.
— Да знаю я, — закатила глаза Алевтина. — Меня притащили на остров раньше, чем их, и поначалу мной занималась Зина. А эти двое, когда их привели, вообще не одупляли, что происходит, и я сама на них набросилась. Хоть и накачанная, но не они же меня накачали. У них даже не стояли, пока им тоже что-то не вкололи. Так что к ним претензий не имею, особенно — к Ване. Это было бы нетолерантно, — она усмехнулась и подмигнула молодому русскому негру. То ли просто шутила, то ли флиртовала. Может, он правда ей понравился.
На полпути от острова к лагерному берегу Вася остановил катер и повернулся к нам:
— Что дальше, детективы?
Хороший вопрос. В лагере ещё оставались верные Плоскову «кольца», а главное — множество детей. Когда сектанты поймут, что их раскрыли, они могут взять воспитанников в заложники. Нельзя было смыться тихой сапой и бросить ребятишек на произвол судьбы.
— Слушайте план, — скомандовала Инна. — У вожатых младших групп нет татуировок. Вероятно, они либо не знают о махинациях Плоскова, либо предпочитают не знать. Мы без шума соберём их, покажем видосы с телефона и объясним, что их директор — преступник. У них не останется выбора кроме как помочь нам произвести гражданский арест. Мы повяжем всех «колец», таким образом обезопасив детей. Вернём всем телефоны, позвоним в полицию и будем ждать. А чтобы управиться быстрее, разделимся…
— Давайте лучше на всякий случай не будем разделяться, — попросила я. — Ты что, ужастиков не смотришь?
— У нас тут не хоррор, а детектив, — возразила Инна.
— Так вы реально детективы? — воззрилась на нас Алевтина. — Блин, вы крутые… Соня, извините, что я на вас бычила. Я думала, вы на стороне местного истеблишмента.
Я аж приосанилась. Как приятно, когда удаётся заслужить признание молодёжи!
Вася снова завёл катер, и он на всех парах помчал нас к берегу, жужжа мотором. В ясном небе сияли звезды. Свесившись через борт, я опустила руку в чёрную воду. Она омывала мои пальцы, нагретая за день, тёплая, как парное молоко. А было бы здорово и впрямь искупаться нагишом ночью. Надо попробовать, когда всё кончится.
Инна поёрзала на жёстком сиденье и пожаловалась:
— Капец очко болит. Анал всё-таки — не моё.
_____
Секс-детективы Инна и Соня вернутся
в рассказе
«БЕССТЫДНАЯ НЕВЕСТА»
_____
