Забвение

       Сакура старалась много работать и в меру отдыхать. Теперь она понимала, что нужно беречь себя, иначе потом может стать слишком поздно. Всем она говорила, что это ее вина, что если бы она вернулась в лагерь раньше и заменила Ино, то та бы отдохнула и была жива. Говорила, сколько не успела сказать ей, даже самого элементарного «прости». Больше Сакура ни о чем не говорила с товарищами, кроме Ино, либо вовсе молчала и отсиживалась в стороне, жуя совсем не вкусный рис.        Да, взаимоотношения между ними и раньше были противоречивыми и двусвойственными, но в этом и вся ирония — они понимали друг друга, стоило им посмотреть друг другу в глаза. Они обменивались глубокими вздохами, когда Цунаде в сотый раз объясняла, какие именно медицинские техники нужны в бою, и понимали друг друга без слов. Все могло быть иначе, но Сакура так легко потеряла ее из-за собственной слабости, и это было бы даже смешно но, учитывая сложившуюся ситуацию, оставалось только складывать логические умозаключения и жить настоящим.        Из часа в час, которые длились вечно, Сакура повторяла себе: «Прожить сегодня, как последний день.» Ни Наруто, ни Сай ее не навещали, скорее из-за занятости на границах, чем простого нежелания общаться со своей медленно съезжающей с катушек подругой, которая говорила только о забвении и Ино.        Забвение — странная штука.        Сакура сидела на дежурстве, убивая двух зайцев одним ударом. Проще говоря — делала две работы одновременно — читала свитки из резиденции и следила за занавесом палатки. Каждые пять минут она поглядывала на них, будто умоляла, чтобы к ней уже кто-то пришел, пусть и не больной совсем: она не могла находиться долго одна в месте, где умерла ее подруга. Единственная. Лучшая. Далекая.       Снаружи шел нехилый дождь. Земля пачкала палатку лишь снизу, но это нисколько не страшило Сакуру — она была в безопасности, поскольку на палатку поставили печати, чтобы не протекала вода, и никто даже не задумываося, как из простого домика сделал хорошую и обогреваемую комнату.        Скромное желание Сакуры сбылось: в палатке тут же показался ее знакомый — Канкуро. Сакура натянуто улыбнулась, моля всех Ками, чтобы улыбка не спугнула еще и его, как это обычно бывает с ней в последнее время. Она мгновенно нахмурилась. — П-прости, Са-акура, — произнес он, щелкая зубами, поэтому девушка засуетилась, силой затащив парня внутрь. Он едва не касался головой потолка, даже будучи невыпрямленным, поэтому Сакуре пришлось усадить парня на кушетку. Она взяла чайник — благо, тот еще был горячим после недавнего «чаепития», и заварила травяной настой. Вполне вероятно, что Канкуро пошлет ее подальше вместе с ее настоем, ведь запах пестрых трав буквально заставлял глаза слезиться. — Только с миссии? — спросила, наконец, девушка и передала ему отвар.        Канкуро кивнул, на что именно — она не поняла. Возможно, он поблагодарил ее за отвар, возможно, согласился с вопросом. — Да, с-совсем расклеился, в прямом смысле, — он указал на рану на плече. Сакура осознанно кивнула и подошла к нему с чуть дрожащими руками. Вдруг она посерьезнела и несильно, но ощутимо, как делают только учителя, ударила его по позвоночнику, отчего Канкуро возмущенно возразил. — Выпрями спину, а то будет искривление позвоночника! — Да ты мне чуть пятый позвонок не сломала, — пожаловался шатен. — Это я еще чакру не концентрировала… сиди, не дергайся.        Сакура сложила ладони, которые тут же загорелись зеленым теплым светом, и подставила к ране. — Я сочувствую, — начал спустя несколько минут Канкуро понизившимся голосом. Его кошачий прищур был устремлен куда-то в землю, буравя ее взглядом.        Сакура замялась, а затем глубоко вздохнула. Нет, не хватало еще расплакаться в такой момент. Не перед Канкуро, нет, показать свою слабость в этот момент — значит стать уязвимой. — Забвения не избежать, — отрезала она. — Что значит забвение в твоем понимании? Сакура с пониманием ответила: — Мы все умрем: если не сегодня и не завтра, но умрем, и там, за неизвестным, нас будет ждать совсем иной мир. — Примитивно, — фыркнул Канкуро, отчего Сакура опешила, — избито, банально и тривиально. Сакура, я думал, ты куда умнее! — Примитивно?! — воскликнула она. — Примитивно! — повторил он, едва не развернувшись к ней, — сплошной абсурд — хаотичный, неряшливый и бестолковый! Жизнь похожа на несправедливость. Сегодня ты есть — а завтра нет, либо ты, либо тебя. Это круговорот, в котором мы — пешки, оставляем после себя лишь незначительную часть того, что сделали те же Сократ и Аристотель, если вообще что-то сделали! И там, поверь, ничего интересного не будет. Откуда я это знаю? Все просто, детка, эволюция!        Сакура ахнула от возмущения. — Так значит, все, что мы сделали в этой жизни — это родились?! — Все мы рождаемся, чтобы умереть. Поверь, уж там нас не будет ждать ничего особенного. Тебя обманывают сентиментальные изречения, которые ты слышишь каждый день от окружающих, принимая их за свое мнение. — Разделяю со своим, — поправила с нотками недовольства Сакура, — это… это все твое некорректное обращение к понятию буквальности! Это мое мнение, и я верю, знаю, что все будет иначе после нашей смерти.        Канкуро рассмеялся, на секунду оскалив красивые, как у пантеры, клыки. — Юное, глупое дитя, ничего не смыслящее о понятии «жизнь»!        Сакура от горечи возмущения направила чакру с силой, надавив на рану. — А так?        Канкуро едва не завопил. — Ты впечатляюще легко раздражимый человек, Сакура. — Снова по спине захотел? — спросила она, изогнув брови. Канкуро замолчал, не столько из-за того, что действительно боялся отхватить, сколько просто нежелания спорить. Все девушки одинаковые, подумал он, с ними опасно иметь дело. Взять ту же Темари, при упоминании имени которой начинали трястись колени. — Так лучше? — спросила девушка, перевязав рану. — Вполне. Спасибо, Сакура.        Она улыбнулась отработанной улыбкой, как делала всегда. Ее эмоции поражали Канкуро несвойственностью и непостоянностью, принимая в расчет ситуацию, конечно же. Для каждого случая у нее имелась своя улыбка, будто она сидела и сутками практиковала ее.        Канкуро не хотелось уходить: он знал, как трудно ей далась смерть Ино, и если он сейчас уйдет, то она будет грустить. Не то чтобы это его сильно заботило, но он все еще чувствовал себя в долгу перед ней. — Ты все еще веришь в жизнь после смерти? — Да, — отрезала Сакура. — Знаешь, — Канкуро вытянул руку, любуясь целым плечом, словно довольный кот, — чтобы жить, людям надо во что-то верить. Будь то любовь, Божества и прочая дребедень.       Канкуро старательно обходил предложения, которые могли бы оскорбить Сакуру, но ничего не мог с этим поделать. Верящие в жизнь после смерти люди ассоциировались у него с деменцией*, но Сакура явно была не глупа, далеко не глупа, хоть и верила в такие наивные вещи, как другая жизнь. — И они и в правду верят, что наблюдатель Вселенной* ниспошлет благодать святого духа, а мы будем пялиться в небо и молиться выдуманным ликам, слепо веря в то, что нам это поможет. На самом же деле мы живем полную страданий жизнь, чтобы жертвовать собой, рожать детей, дабы у них было мирное небо над головой, а также ухаживать за старыми родителями. И все ради чего? — Информативно, — промямлила Сакура. — Кратко и по существу. — Но без мук не было бы сопереживания и вообще… — Что твое сопереживание? Утешить им умирающего? — Какой толк тогда от того, что мы живем? Конечно, создаем условия для выживания будущего поколения! — Говоришь как протестантка. Сакура, — сказал Канкуро, как говорят обычно учителя, делая замечания, — человечество не будет жить вечно, ты должна не забывать об этом. Когда мы умрем, ни нас, ни наших детей, внуков и остальных уже никто не вспомнит. Мы — последствие внезапной мании эволюции миллиардов лет.        Сакуру было очень сложно переубедить. В конце концов, человек сам решает, во что ему верить. — Я верю в это, но не думай, что я поступаю эгоистично, не принимая врасчет твое мнение. Когда умру, тогда и узнаю, что там, — Сакура с сожалением нахмурилась, немного поколебавшись, — спасибо, что остался поговорить со мной, хоть я и не просила. Ты действительно знаешь, как поддержать меня.        Она с усталостью улыбнулась. — Не за что, это моя привилегия и обязанность — помогать девушкам, которые спасли мне жизнь и не воображают из себя великих спасительниц мира сего бренного.       Канкуро изобразил оскал, в котором особо сильно выделялись два клыка.        Снаружи палатки утих дождь. Грязные лужи отражали серое небо, иногда вздрагивая от волнений ветерка. С деревьев резко спадали листья, плавно приземляясь на водную гладь. Шлепающие лужи «вырастали» на каждом шагу. Сакура попрощалась с Канкуро и тот ушел, одарив своей привычной ухмылкой с хитрыми глазами семейства кошачьих. Девушку не посещали сомнения, что в душе Канкуро был аристикратом, будучи наверняка двадцатишестилетним мужчиной, у которого под боком несколько молодых тигров, а он восседает на громадном троне, перекинув одну ногу на другую и попивая из тюльпановидных бокалов вино. Ему совершенно случайно посчастливилось оказаться в теле крепкого юноши, питающего слабость к разговорам об имитации и мировосприятии.        Сакура засела за изучение свитков. Их бесчисленное количество покоилось на кушетке, ее коленях, столе и единственном стуле, занимая собой все пространство вокруг. Уютно здесь себя девушка не ощущала даже после того, как охраняющие их шиноби и Цунаде дали ей разрешение пронести свитки в палатку. И хоть это облегчило ей задачу — не приходилось тащиться в другой конец Конохи — Сакуру начала преследовать другая проблема — кошмары, в которых ей снились треклятые свитки.        В прочем, их она терпеть могла, в отличие от прошлых, когда все только начиналось. Сакуре приходили мертвые, и не простые мертвецы, которых она не знала, нет — к ней во снах приходили люди, которых она не смогла спасти. Первая заповедь врача? Не навреди? А Сакура вредила, и вредила много раз, и уже после того, как спасла многочисленное количество людей. И она корили себя за этот вред. Умоляла их простить ее за промахи и неосторожность. Все в жизни бывает? И они уходили, не прекращая на последок сверлить ее буравящим душу взглядом.       Были и другие кошмары, которые беспокоили Сакуру. Только однако, когда она просыпалась, она понимала, что это не кошмар. Саске. Она презирала его. Она ненавидела его. Унижала, считала его убогим, моральныи уродом, последним на земле ублюдком… Сакура предпочла бы всю жизнь остаться без зрения, только бы не видеть его. После этого, она, конечно, вернет свои слова обратно, ведь со зрением куда легче живется. Ненависть Сакуры переросла в жажду мести. После того, как он заставил всю Коноху подняться на уши, чуть не убил Наруто и заставляет его по сей день думать, что он вернется, очернил сердца многих ее товарищей по отношению к нему, Сакура ни за что не сможет простить Саске. Не столько из-за силы своей ненависти к нему, сколько из-за желания предостеречь своих друзей и свое будущее.