Лос-Анджелес, дендрарий на окраине Комптона начало 2004 г.
Найнс подкатывает к закрытому дендрарию на такси и оглядывается. В округе едва ли насчитаешь пару фонарей, но можно застать почти всю Камариллу ЛА — у тонированных джипов. Себастиан отвлёкся и махнул ему, Найнс кивнул и отошёл к покосившемуся забору, прикрытому брезентом. Он обещал только прийти, но приходится знакомиться с гарпией-тореадоркой, шерифом-наглопером, сенешалем-бруха, который взглядом равняет его с говном на подошве, чистильщиком-тремером и укутанным в три кофты носферату. Одна из машин увозит тех, кто не собирался сражаться, оставшиеся достают из багажников впечатляющий арсенал. Себастиан хохмит и экспрессивно жестикулирует. Он похож на одного из киллеров фильма «Assassins» в своей дурацкой жилетке. Когда все разошлись, он подошёл с вопросом: — Вы не заскучали? Как будто они в Элизиуме из хрусталя попивают, а не месят гравий в самом криминальном районе. — Ты меня разве не махаться с шабашитами позвал? — Нет. Я не стану просить вас рисковать собой в моих битвах. — Себастиан вскинул нос на переменившийся ветер, запахший перегноем и ржавчиной, поморщился и продолжил: — Правда в том, что мне на стол положили планы, и я понял, что едва ли вырвусь ближайшие месяцы для чего-то неформального. А поговорить с вами хочу как можно раньше. — О чём? — осторожно уточнил Найнс. Он не планировал вообще договариваться с Камариллой и ждёт торга в любой момент. Не-жизнь стоит дорого. — О Традициях, территории и банках крови, — разгибает пальцы Себастиан, — нейтральных местах для личных встреч, в которых в любом случае будет необходимость, и многом другом. Хотел, конечно, поинтересоваться, не завели ли вы гуля специально, чтобы он изнашивал одежду, прежде чем она достанется вам. Но я… выше этого. «Князь» беззвучно смеётся. Найнс хочет всадить когти в его подрагивающие плечи или чиркнуть по кадыку, открытому в вороте рубашки. — Ты от себя не устаёшь? — шипит он на ребяческий подкол. — Как можно задавать такой вопрос вентру? Мы в высшей степени наслаждаемся собой. Вы тоже можете. Тобой наслаждаться? Найнс не нашёл слов от сунутого ему в лицо самомнения. Бесило видеть по глазам Себастиана, что он упивается произведённым эффектом. Напрашивается. — Лучше подождите в машине, мистер Родригез. Стычки с Шабашем имеют свойство затягиваться. Найнс соглашается ждать. Сидеть без дела он не привык, и в голову полез бред о Себастиане. Как и обо что его чиркнуть? И так, чтобы всё встало на места: справедливые свободные Анархи и жадная до власти иерархичная Камарилла. Что это за игра? Джереми и Революционный совет всё время после победы ждали, что она попытается сравнять их дом с землёй, что ответный удар станет их концом. А новый «князь» не выглядит отморозком! Он мог оставить Найнса встречать рассвет, мог после потребовать чего-то действительно унизительного или дискредитирующего, а потратил Золотую рыбку на суп. И кто из них дурак? Найнс опустил окно. Издалека доносились звуки стрельбы, рык, стоны. Пришлось и правда долго ждать. По радио шли новости: ни слова о Комптоне. Никаких сирен, когда в паре ближайших домов происходит месиво, а пустырь засеивают трупами. Плохо, что он позволил затащить себя в этот район, это делает его причастным. Не усидев в машине, Найнс вышел и прошёлся вдоль забора. Услышал приближающийся топот, отшатнулся и едва избежал столкновения с посыпавшимися сверху сородичами. Их было четверо — напуганных и диких на вид. У одного вместо руки медвежья лапа, у другого выжжено лицо, ещё двое выглядели как типичные бруха и при виде Найнса повалились на колени и, трясясь от ужаса, тянули к нему руки. Ничего не было понятно из какофонии голосов, пока их не перекричал Себастиан, спрыгнувший с заскрипевшего забора: — Не массовое обращение, а Кровавый пир! Эти ваши: Анархи, — он указал на троих, и потом на гангрела: — Кайтифф. — Что будешь с ним делать? — Возвращать нормальный вид. Не стоит ставить Маскарад под угрозу, показывая фрика. Найнс делает зарубку о мировоззрении «князя», но понятия не имеет, настоящая ли она. Лучше сейчас отвезти своих в «Last Round» и накормить. — Одолжишь машину? — спрашивает Найнс быстрее, чем вспоминает, что с Себастианом была его котерия, которая не захочет возвращаться домой в крови на такси. — У меня были иные планы, нежели просто отпустить их, — осторожно заметил Себастиан, поднимая гангрела с земли и заталкивая в джип. — Я бы хотел выяснить что им известно. — Посмотри на них, что они могут знать? Один слепой, другой застрял в Анимализме, а эти, — Найнс указал на валявшихся у его ног бруха, — в шоке. Они все не в себе. — В Башне Вентру им окажут помощь. — И все они будут тебе должны. — Они уже должны, мистер Родригез. Пара пакетов с кровью в обмен на рассказ о случившемся — не самая страшная в мире сделка. И подозреваю, что вы захотите быть рядом, проследить. Но если у вас есть убежище, способное не только принять этих бедолаг, но ещё и быть раскрыто мне, я поеду, куда скажете. Камарилле не место в его убежищах или баре, башня кажется разумным выходом. Заодно посмотрит на здание изнутри, кто знает, зачем пригодится в будущем. Найнс паркуется у парка МакАртур и откидывается на скрипнувшем сидении. Машина приятно урчит, в салоне пахнет кожей и порохом от Себастиана. На заднем сидении спят под Дисциплиной Анархи — пришлось их вырубить, отказывались иметь дело с «князем». — Мне, конечно, было интересно, где вы остановитесь. Или как долго сможете колесить по Даунтауну, прежде чем я не попрошу остановиться… но… — Да знаю я, где твоя грёбаная башня, — злится Найнс на ощущение западни. — Я просто не собираюсь там о чём-то договариваться в толпе, которая заглядывает тебе в рот. Себастиан хмурится и перебирает аристократичными длинными пальцами по ремню безопасности. — Я заставляю вас нервничать? Мне очень жаль. В любом случае, я не собирался давить на вас на своей территории. Давайте закончим с шабашем, прежде чем приступать ко всему остальному. — Пройдёмся, — бросил Найнс. По бульвару изредка проезжали машины, людей вокруг не было. Озеро издалека казалось чёрным, завистливо ловящим и глотающим блики и рыжий свет фонарей. Найнс захотел спуститься к набережной и перемахнул через низкий каменный забор. Ему нужна была минута привести мысли в порядок, потому он и подошёл к статуе Прометея. Себастиан медленно шёл к пирсу по ступенькам и дорожкам, не торопил ни взглядом ни жестом. Дать пространство для своих мыслей — отличный трюк, когда заложена основа. Ну и пошёл он! У пирса Найнс побродил минуту, вглядываясь в шуршащую воду, и прислонился плечом к фонарю. Город вдалеке казался неоново-счастливым. — Как ты выследил Шабаш? Найнс спросил только потому, что поймал себя на том, как очерчивает взглядом профиль Себастиана и представляет его облокотившемся на барную стойку с развязной улыбкой. Получается с лёгкостью. С пистолетом, металлическим перекрытием и в рукопашку. Кудрявым и азартным или сосредоточенным и холодным. Любым. Интуиция вопит не приближаться, но порыв сбежать Найнс подавляет. — Они убили моего гуля, попали на камеры и всплыли в Комптоне, — без попытки сменить тему отвечает Себастиан. Его лёгкая улыбка будто говорит «хочешь успокоиться болтовнёй, я это могу». — Данные полиции о заброшенных домах очень помогли. Несколько дней в округе пропадали люди, и я подумал о массовом обращении. Если бы я знал, что это Кровавый пир, приказал ударить раньше. Мы могли схватить кого-то из верхушки. Найнс слышит названия традиций Шабаша впервые. Он не раз видел последствия, но не знал чего. Разведка никогда не была его сильной стороной, да и сидеть на жопе и планировать — тоже. Чем дольше планируешь, тем меньше в итоге делаешь. Вдруг Себастиан резко изменился в лице: брови полезли на лоб, а губы сложились в «о». — Oh là là! — выдохнул он и расхохотался. Его глаза, почти всегда матовые, засверкали. Найнс опешил, когда Себастиан подлетел, схватил его за плечи и глянул вверх, будто подбадривая сделать то же самое. — Вы любите традиции, мистер Родригез? Я обожаю! — запальчиво, сбившись с английского в жвачный акцент, воскликнул Себастиан. — Это так забавно! Я… даже не знаю, что сказать. Да будет плодотворен наш союз! Найнс поднял глаза — над ним висела веточка омелы. Он потянулся к ней, даже не задумавшись зачем, и оказался притянут, вовлечён в поцелуй-касание. Он обрёл свободу буквально через секунду, но чтобы в голову проникла первая мысль потребовалась вечность. Внутри так щемило, будто ему необходимо вдохнуть. И ярость! Где она?! — Пошёл ты! — беспомощно проблеял Найнс. Десятилетия он не чувствовал себя настолько обезоруженным такой простой человеческой вещью. — Сейчас ты получишь по роже. Руки не слушаются и удар едва ли можно таковым назвать. Себастиан даже не сдвигается с места, только голова мотнулась и из уже испорченной в драке с Шабашем прилизанной прически выпали ещё несколько прядей. Мысли дрожат и путаются. Найнс запахивает рубашку, будто ему холодно или он пытается за ней спрятаться, что, разумеется, бред собачий. — Вы кое-что забыли, мистер Родригез. — Подобрать твою челюсть? — бурчит Найнс почти кричащему в спину Себастиану. — Моя челюсть в порядке, благодарю за заботу. Я о другом: вы не потребовали больше так не делать. — А то ты сам не догадаешься. — Что вы сказали — попробовать снова позже? Как я могу вам отказать? Найнс зол на себя так сильно, что не открывает рта до самой башни и становится объектом провокационных взглядов и даже вздохов. Внутри всё кипит, а клятый руль едва ли не хрустит под его пальцами. Сраный «князь» портит всё, к чему прикасается и Найнс чувствует на себе его развратную метку.***
«Элизабет Дейн», Санта-Моника, 2004 г.
Ясон отшвырнул от себя высосанного досуха копа и утёрся рукавом. Вся палуба «Дейна» багровела как гнездо цимисха и смердела квей-джинской слизью. Четыре трупа не рассыпались прахом как сородичи, а оплывали и бледнели до прозрачности. Князь будет в ярости, что Маскарад пошатали, и в бешенстве, если ещё и узнает, что саркофаг пуст. С трудом достав сигарету и прикурив, Ясон почти бессознательно начертил в воздухе знаки Анархов и Шабаша. Кто-то с ними играет. Нет здесь ничего в воздухе, не было в каменном гробу Патриарха. На борт ступил сородич, решивший, что потягается с Ясоном за ЛА. Этот хмырь, кем бы он ни был, не представляет с кем связался.