Кровавое солнце

      Это случилось три месяца спустя, когда не по-фински раскаленным утром Магда, стоя в переполненном автобусе, возвращалась из студии домой. Всю ночь она провела между музыкальной аппаратуры, прослушивая уже записанные песни, и сейчас сонно встряхивала головой, щурясь на мерцавшее за окнами солнце. Да, музыка была идеальна, но песням чего-то не хватало. И звучали они далеко не так свежо, как представлялось Магде. На объявление в рок-магазине никто не отзывался — поющие девушки были не в моде.       Вцепившись в поручень рядом с водительским сиденьем, Магда рассеянно разглядывала стоящую рядом колоритную рыжую девушку с длинными волосами, которую оттесняла к окну полная дама в пёстром платье. Жара стояла такая, что многие женщины решили плюнуть на лифчики, и их груди устало колыхались, стоило водителю затормозить. Из-под солнечных очков Магды струями стекал пот, но снимать их девушка не торопилась — когда ещё в холодной стране тысячи озёр ей посчастливится налюбоваться на женские прелести? Особенно жадно она щупала взглядом эту хорошенькую худощавую рыжулю в слишком длинном для жаркого дня белом платье, украшенном безумной белой вышивкой. Огромный чёрный рюкзак нещадно оттягивал её тонкие плечи, но в тощих руках, уцепившихся за поручень, чувствовалась немалая сила. Прелестная лесная нимфа, сошедшая с полотна о русалочке Айно в Атенеуме, не иначе. Вот только круглое скуластое лицо этой красавицы отливало зеленоватой бледностью, а огромные синие глаза отупело глядели Магде за спину, в противоположное окно. В такую жару и в обморок упасть недолго — спохватилась Магда, переводя взгляд на тоненькие пальцы девушки, сжимавшие поручень явно из последних сил. Магда покрепче обняла сумку, где лежала уже пустая наполовину бутылочка с водой. В этот злосчастный момент пальцы рыженькой разжались, ноги, едва угадывавшиеся под тонкой юбкой, подкосились, и она, закрыв пустые глаза, съехала на грязный пол — Магда и пестрая толстуха едва успели её подхватить. Какая-то женщина поспешно вскочила с сиденья, подхватывая сумку — остальные пассажиры, разморенные солнцем, равнодушно наблюдали, как Магда ошарашенно поддерживала свалившуюся ей в руки девушку. Та не приходила в себя, и лицо её, тронутое милыми веснушками, стало мертвенно-бледным. С помощью той сердобольной женщины Магде едва удалось усадить рыженькую на горячую клеёнку сиденья и поднести к её побелевшим губам бутылочку с тёплой — увы — водой. Несколько капель пролились мимо, но девушка, почувствовав на губах драгоценную влагу, с трудом открыла глаза. — Пей, — взмолилась Магда, с тревогой вглядываясь в мутные синие озёра.       Вслепую нашарив поручень рядом с креслом, девушка схватила его и только после этого сделала несколько жадных глотков. Взгляд её немного прояснился, и Магда увидела, как на бледном лбу проступили крупные капли пота. — Спасибо, — пробормотала она и отчаянно заморгала, не сводя взгляда с растерянной Магды, которая осторожно присела рядом. — Пей ещё, — попросила она, держа бутылочку у самых губ девушки. — Спасибо, у меня есть, — та дрожащими руками потянулась к рюкзаку, который всё это время крепко держала, будто боясь потерять связь с реальностью. — Лучше? — уточнила Магда, когда бутылка девушки тоже опустела. — Да, — ответила та слабым голосом и вытерла ладонью лоб, убирая прилипшие волосы. Вид у неё был жалкий. Под мышками на белом платье расплылись темные пятна пота, от которых остро пахло чесноком и дезодорантовой отдушкой.       Ехать девушке оказалось ещё долго, и хотя она старательно бодрилась, Магда из предосторожности решила сопроводить её — и не только потому, что чувствовала себя незнакомка явно нехорошо. Прислонилась головкой к грязному стеклу и прикрыла глаза со слипшимися белыми ресницами. Хрупкие пальчики по-прежнему крепко сжимали ручку рюкзака.       Когда автобус затормозил возле маленькой аллеи, откуда до дома Магды было совсем недалеко, девушка вдруг подскочила и поспешила к выходу. Магда пропустила её, а сама пошла следом — на случай, если рыженькой опять подурнеет. Девушка почувствовала, что за ней идут, и обернулась — хорошенькое личико озарилось слабым подобием улыбки. — Давай посидим, я не тороплюсь никуда, — повела её Магда к скамеечке под козырьком остановки, где уже несколько человек прятались от солнца. Рыженькая послушно опустилась на деревянное сиденье, не переставая бормотать извинения слабым голосом, но Магда решительно остановила её вопросом: — Точно всё нормально?       Девушка твердо кивнула, но, видно, от резкого движения в глазах у неё помутилось — она поморгала и призналась: — Вас слышу хорошо, а себя как сквозь вату. И в ушах звенит. А так я нормально. Это от жары всё, уже не первый раз так, — грустно надула она пухлые губки. — Понимаю, — глухо ответила Магда и отвела волосы, показывая девушке обгоревшую шею, с которой кусками слезала кожа. — Я тоже жару плохо переношу. А ты сейчас куда-то ещё поедешь? Рюкзак у тебя такой… Как будто в поход идёшь.       Волнуясь больше обычного, Магда тараторила так громко, что редкие прохожие недобро косились уже на них обеих, но странную девушку, больше похожую на лесную нимфу, это не напугало. — Мне на метро надо, — вздохнула нимфа, которую перспектива ходить весь день по солнцу ни капельки не прельщала. — Я на рок-концерт приехала, а где клуб находится, не знаю. Хотела вот пораньше приехать, разобраться, а до концерта в центре погулять… А теперь боюсь, как бы от концерта не пришлось отказаться.       Голосок у неё был доверчивый, и Магда, присмотревшись внимательнее, увидела, что рыженькой едва ли стукнуло восемнадцать — во всяком случае, нежные очертания щёчек и юный блеск в очистившихся глазах говорили за себя. — Попей ещё, — потребовала она и спросила, — а чего ты рано так? Концерты же поздно начинаются. Ты хоть домой можешь зайти? Под холодный душ встать там, не знаю… — Так я в Хельсинки впервые вообще, — Магда почувствовала, как внимательно рыженькая разглядывала её лицо, цепляясь за незнакомые черты так же, как за поручень. — Думала, разберусь как-нибудь, но голова не варит совсем.       Магда кивнула, понимая, что случай требует познакомиться поближе. Как, должно быть, страшно этому ребенку в чужом огромном городе, где с непривычки нагнать ужас может что угодно… — Тебя как зовут? — спросила она, поближе наклоняясь к девушке. — Кюликки, — она застенчиво отвела за ухо тяжёлую прядь красно-рыжих волос и улыбнулась сквозь обморочную пелену. — Кюлликки жила на Сари, острова цветок прекрасный, в доме выросла высоком, поднялась в избе богатой… — невольно процитировала Магда строчку из «Калевалы», которая чудом уцелела в распаренном солнцем мозгу, и заметив приятный огонек, на мгновение вспыхнувший в глазах девушки, дружелюбно обронила, — а меня Магда. Слушай… — она замычала, пытаясь, чтобы следующие слова не походили на приманку маньяка, но с губ сорвалось неуклюжее, — я тут рядом живу. Хочешь, ко мне зайдём? У меня мороженое было, — прибавила Магда с неловкой улыбкой. — А потом я тебя на концерт провожу. Я все клубы в Хельсинки наперечет знаю.       Девушка поразительно быстро согласилась — наверное, исповедовала религию женской солидарности, а Магда, поднимаясь со скамейки, поблагодарила небеса, что не родилась мужчиной. Если бы ей предложил такое мужчина, она бы бросилась бежать без оглядки.       Пока они брели по аллее, прячась в жидкую тень молоденьких деревьев, говорливая Кюликки поведала, что приехала из какой-то глухой деревни за шестьсот километров от Хельсинки, и, как благородная рокерша, сбежала от маминого присмотра на концерт группы Pain. Официальной отмазкой для побега стали экзамены на устроителя праздников в столичном колледже — Кюликки надеялась обосноваться в общежитии. А Магда, вполуха слушая её рассказ, всё больше понимала, что видит перед собой того самого человека, в чьих силах было довести музыку Бильрёст до идеала. Звонкий голос Кюликки показался ей мелодичным — наверное, она и петь должна хорошо. А внешность… Магда никогда не находила в себе сил справиться с влечением к женскому полу и сейчас жадно разглядывала роскошные волосы Кюликки, на которые само солнце не пожалело блеска своих закатных лучей. Жаль, если надежды себя не оправдают — думала Магда, открывая гостье дверь в свою маленькую берлогу — но верить в них хотелось.

***

      Потом, когда Кюликки, дрожащая, холодная и довольная, вышла из душа, Магда предложила ей мороженого — и девушки, звеня ложечками, сидели на кровати у окна и болтали, как давние подружки. Кюликки, бывшую не из стеснительных, совсем не смущало, что радушная хозяйка старше её лет на пять, а Магда, если честно, не очень-то и умела быть взрослой. К тому же, она очень давно не говорила с женщинами и, наслаждаясь журчанием голоска Кюликки, отдыхала от сальных грубостей своих богатырей. —…так ты говоришь, что это первый рок-концерт в твоей жизни? — уточнила Магда, выскребая со дна вазочки розовые потёки мороженого. — Я раньше часто ходила на концерты, раз в год точно на какую-нибудь группу выбиралась. На первый концерт, помню, это были Rammstein, меня вытащила мама, — Магда усмехнулась, увидев немое восхищение в глазах Кюликки, — мне тогда было лет пятнадцать. Мама как раз меня на них и подсадила, хотя она рок не очень любит. Мы с ней тогда сказали отцу, что пойдем слушать Брукнера в филармонию, а сами сбежали на стадион. Это был самый отчаянный поступок в моей жизни. Но я никогда не ездила в другой город ради концерта, как ты — я для этого слишком трусливая. — Да мне и на сам концерт идти страшновато, — призналась Кюликки, стыдливо почесывая трогательную родинку на ноге. — Там же всегда толкучка ужасная… — Если в фанке, то надо держаться за свои пятьдесят сантиметров свободного пространства. Будешь ещё что-нибудь? — Магда охнула, расправляя затекшие ноги, и взяла у гостьи пустую вазочку. — Так я у самой сцены буду. Думала, раз иду на концерт, надо выжать максимум удовольствия. Мне просто воды, пожалуйста.       Кюликки до сих пор двигалась немного неуверенно, но пошла вслед за Магдой, стоило той выйти из комнаты — боялась остаться в одиночестве. Общительный человек... Магда таких никогда не понимала. — Но самое яркое впечатление, — продолжала Магда, наливая две кружки холодной, кристально-чистой водой из фильтра, — это концерт Lindemann. Последний, на который я ходила, как…переехала, — неуверенно замялась она, не желая давать Кюликки почву для догадок. — Я тогда зачем-то приехала на два часа раньше, вся извелась, но знаешь, когда в этом клубе воздух уже звенел от ожидания, а из скопившегося на сцене мрака вдруг раздалась музыка — вступление к «Skills in pills», — Магда шумно вздохнула, а глаза взволнованной Кюликки, державшей кружку, вспыхнули, — это было потрясающе. А потом синий прожектор выхватил из этого мрака одну белую фигуру, другую, третью — я от восторга даже забыла, как дышать. Весь зал просто орал, как резаный. — Я сегодня так же орать буду, — прошептала Кюликки. Возле губ у неё росинками дрожали капельки воды. — Вот… — протянула Магда и нерешительно взяла из холодильника аппетитно запотевшую банку пива — кажется, её оставил Лемми в какой-то из своих визитов. — Но передо мной ещё три здоровых мужика прыгали, я из-за них ничего не видела. Даже пропустила сцену с бросанием тортов и решила, что её не было. Ненавижу мужиков, — само собой вырвалось у неё признание, которое Магда раньше могла лишь шептать, как молитву. — А почему? — в голосе Кюликки зазвенело искреннее недоумение, а тоненькие белые брови поползли на лоб.       Вместо ответа Магда молча закатала брючину и сурово взглянула на Кюликки, зная, что та сейчас видит, как на красной, успевшей обгореть коже, отчётливо белели уродливые рубцы шрамов — врач обещал Магде не оставлять следов, но сшивать пришлось наверняка. — Какой ужас, — Кюликки прижала к губам дрожащие пальчики, но взгляда не отводила. Больше вопросов у неё не было. А Магда как ни в чём не бывало привела брюки в порядок и спросила: — Пиво будешь?       Несмотря на юный возраст, Кюликки не отказалась — а после кружки хмельного уже без всякой паники думала о предстоящем концерте. Магда пила осторожно, заедая каждый глоток кусочками сырной лепёшки — к финской кухне она относилась настороженно, и сама ничего из незнакомых блюд готовить не решалась, предпочитая покупать всё в магазине. Лемми, Вяйне и Илмари втихомолку посмеивались над отсутствием у солистки умения готовить, по их очень важному для Магды мнению, просто-таки необходимому женщине. Эти трое находили повод для гадких шуточек во всём, что делала Магда — смеялись даже над тем, как быстро она пьянеет. А что ей оставалось? Терпеть их ради музыки. Набирать новый состав Магда не рисковала — всё равно новые музыканты окажутся такими же, если не хуже. Они же ведь — мужчины. Пусть финские правила этикета кричали, будто женщины и мужчины в одном положении, Магда с каждым днём всё сильней убеждалась — это не так. Возможно, ненависть к мужчинам в ней говорила, но Магда не пыталась и не хотела менять своих взглядов. Раньше мать охотно делила с ней переживания, а сейчас кому девушка, лишённая женского общества, могла признаться? При виде Кюликки в сердце Магды встрепенулся робкий росток надежды — но недоумение, которым был пронизан её наивный вопрос «почему», дало понять — этой девушке бесполезно что-то объяснять. В её глухой деревне наверняка и слышать не слышали ни о феминизме, ни о домогательствах, да и сама Кюликки в свои восемнадцать видела в мужчинах только прекрасных принцев. Но внутренняя пустота Кюликки — возможно, всё не так плохо, ведь они познакомились меньше часа назад — не отпугивала Магду. Ей хотелось придвинуться поближе к этому нежному цветочку, разглядеть узор белой вышивки, потрогать сказочные рыжие волосы — немного влажные после душа, они чуть завивались милыми колечками. У Магды и вспомнить не получалось, когда она в последний раз видела столь же очаровательную девушку. Тоненькая красавица, которая сейчас сидела перед ней, удобно скрестив ноги, совсем не походила на ставших привычными взгляду Магды финских женщин — грубых и мужиковатых на вид. На их фоне Магда со своим широким лицом и соломенными волосами выглядела почти миловидной. Кюликки же высоким ростом, удивительными рыжими волосами и стройностью походила скорее на шведку, чем на финку, а изгиб её тоненьких бровей и капризные очертания губ сразу напомнили Магде что-то очень знакомое и любимое. Pain. Точно же. Как она сразу не догадалась? Для полного сходства со своим любимым шведом девушке не хватало только татуировок на руках. Магда невольно провела ладонью по поросячьей щетине на виске. А что, ведь это идея. Внешность у Кюликки колоритная, а даже если она не умеет петь, дело можно исправить электроникой… — Слушай, а я этих твоих Pain никогда не слушала, — вдруг заговорила Магда, нервно почесывая макушку, а Кюликки, услышав название любимой группы, тут же оторвалась от изучения жестяной банки. — О Петере знаю только то, что он инструменталист Lindemann. А музыка его мне как-то не понравилась, хотя я дальше «Shut your mouth» и не продвинулась, — Магда усмехнулась, заметив, как хихикнула Кюликки и тут же помрачнела, услышав следующие слова, — по-моему, у него голос уровня «я с гитарой — все девки мои». Да и музыка… Шуму много, а смысла никакого. Но, может, я ошибаюсь? Есть у них что-нибудь действительно красивое? Можешь напеть?       Совсем немножко. Ну же, пожалуйста. Магда сжалась напряжённой пружиной. Сейчас начнёт стесняться, ломаться…       Но нет — Кюликки отставила в сторону пустую банку, устроилась на подушке удобнее, выпрямилась, давая лёгким широко развернуться, и первая нота, неожиданно низкая, тягуче пролилась из раскрытых губ. Бледное лицо потемнело до сероватого, на лбу взбухла налитая кровью вена — нахмурив брови, Кюликки звучным контральто выводила грозные оперные рулады, совсем не похожие на то, что Магда ожидала услышать у Pain. Одно ей казалось странным — пела финка совершенно не в своём регистре. Её голос должен был оказаться высоким, хрустально-прозрачным — таким же, как взволнованный блеск синих глаз. Возможно, он таким и был — низкие ноты Кюликки пела почти на пределе своих возможностей. Казалось, её горло вот-вот разорвётся, не в силах выдержать больше. Но на припеве голос её вдруг взвился к привычной высоте, и губы Магды, которая не нашла сил сдержать восторг, невольно приоткрылись. Перед ней сидела уже не простушка из далёкой деревни, а настоящая певица, чей высокий пронзительный голос, который мог бы украсить любой симфоник-метал. Откуда только могло взяться такое чудо в стране, чей угрюмый романтизм давно разочаровал Магду? Вот бы услышал её Вяйне! А любит он ко всему придираться… — Кхх, — песня вдруг оборвалась, а Кюликки совсем несолидно закашлялась, постучав сухоньким кулачком по груди. — Это «Feed the demons».       Магда рассеянно замычала в ответ — слов в песне она не разобрала, да и слова её совсем не интересовали, и вместо комплимента автору у девушки вырвалось искреннее: — Ты очень красиво поёшь! — Да я просто не могу так же хрипеть, — усмехнулась Кюликки, смущённо разглядывая пятно на паркете. — Вот и приходится переделывать на свой лад. А так-то у нас в деревне девочек учат петь. Мама говорит, у меня получается лучше всех, — гордо призналась она и вздернула хорошенький носик.       Чудесно. Зачатки звёздной болезни и лидерских качеств уже есть. Надо только немного обточить этот прекрасный камешек. Девушки, которые так любят рок, обычно в глубине души лелеют мечту петь в какой-нибудь группе — Магда сама была такой. — Хорошая у вас деревня... — только и вырвалось у неё. Теперь с загадочной красавицей у Магды нашлось куда больше общего.

***

      За беспечной болтовнёй и приготовлениями к концерту девушки и не заметили, как на мягких лапах подкрался вечер и окрасил небо над парком в золотисто-красный оттенок — таким же отдавали волосы Кюликки, которые Магда старалась причесать, пока финка, вытянувшись в струнку, пыталась привыкнуть к тому, что ресницы постоянно слипаются — Магда её ещё и накрасила. — По себе знаю, как неприятно, когда во время слэма женские волосы хлещут тебя по лицу, — говорила Магда, сосредоточенно создавая на мягких волосах Кюликки узор из тонких косичек, которые сдерживали бы невероятную шевелюру и не давали ей растрепаться. В юности Магда прошла парикмахерские курсы — лишенная возможности заплетать и укладывать свои некрасивые тусклые волосы, она с удовольствием перебирала чужие пряди. Кюликки сидела послушным столбиком — видно, привыкла, что окружающим вечно не даёт покоя её причёска. А Магде всего лишь хотелось, чтобы первый рок-концерт в жизни новой подруги удался на славу. Магда любила мифы, но не верила ни в сверхъественное, ни в судьбу — но, глядя на шелковые пряди, переливающиеся в пальцах всеми цветами огненного летнего заката, не верила, что такая девушка может любоваться платьями в магазине и заглядываться на парней. Нет, эту красавицу изгнали с небес суровая дочь воздуха Ильматар. — Петер будет от тебя в восторге, — ласково усмехнулась Магда, провожая к двери наряженную Кюликки. В просторной чёрной футболке и коротких шортах с разлохмаченными краями, открывавшими длинные поджарые ноги, она держалась ещё величавее, чем в своём белом платье, а лихие стрелки, огибавшие круглые глаза, делали её пристальный взгляд совершенно колдовским. Вот кого бы слушались Лемми, Вяйне и Илмари — да что там, они бы ползали у её ног, ожидая приказаний и вымаливали бы хоть один благосклонный взгляд.       К вечеру хмель выветрился, и всю дорогу к клубу Кюликки молчала, погружённая в тревожное оцепенение, и, беспокойно прикусив губу, разглядывала носки потрепанных кед. Магда боялась её отвлекать. Слишком хорошо ей было знакомо это мандражное состояние. Вот только выходить на сцену, когда о твоей группе никто не знает, куда страшнее.       До концерта оставалось еще два часа — Кюликки хотела пробиться к самой сцене и попросила привезти её пораньше — но у клуба «Tavastia» уже собралась толпа, а продавец сувениров, отринув финскую холодность, размахивал футболками и шарфами с настойчивостью торговца персиками на восточном базаре. Рокеры, наряженные чуть беспорядочнее плакальщиков на похоронах, сбивались в робкие кучки и с нетерпением поглядывали на приклеенную у входа афишу — Магда вздохнула, не понимая, что такого люди находят в этих четверых мужчинах, измазанных сажей и одетых несколько опрятнее бездомных. Всех музыкантов она видела на концерте Lindemann — и там, в белых пиджаках, шведы выглядели куда респектабельнее. Но лицо Петера Тэгтгрена на афише Кюликки разглядывала влажными глазами влюбленного человека. Магде на мгновение показалось, что у неё вот-вот потечет тушь, и боясь, что впечатлительная финка расплачется от радости раньше времени, ободряюще тронула её тонкую ручку: — Веселись и ничего бойся. Телефон взяла? Вот, снимай, потом будет, что вспомнить. А когда закончится, звякни мне — я тебя заберу.       Перепуганная толкучкой и собственным волнением, Кюликки оторопело кивала — телефонами девушки уже обменялись, ведь на почве любви к музыке за этот день они успели стать едва ли не лучшими подругами. Магда едва успела кивнуть на прощание — изящная фигурка Кюликки скрылась в кожано-черной толпе. Исчезнувший блеск рыжих волос напомнил Магде косой свет заходящего солнца, когда оно сверкающим золотым кругом мерцает между деревьев и щедро разбрасывает последние лучи.       Ждать пришлось бы ещё часа четыре, и Магда решила позвонить Вяйне. Самый строгий и спокойный из троицы, он внушал ей меньше всего отвращения. Наверное, если бы она не испытывала к мужчинам такой удушающей неприязни, то полюбила бы его. Действительно, в нём было что-то от рыжего здоровяка с афиши. Лицо лидера. Совсем недавно Вяйне пел в какой-то фолк-группе, которой перепало ещё меньше славы, чем Магда надеялась получить для Бильрёст. Вяйне говорил, у них есть будущее. Однажды они соберут целый клуб, а потом, потом, может быть, поднимутся на один уровень с Wardruna. Магда не возражала — с самокритикой у неё было плохо — и во всём доверяла Вяйне. Своему мудрому песнопевцу. Ведь он один, кажется, интересовался творчеством «чокнутой немки», как за глаза называл её язвительный Лемми, чья страсть волочиться за каждой юбкой порой принимала мифический размах. В первые дни создания Бильрёст он приставал даже к Магде, хотя она никогда не носила юбок. Илмари, ненавидевший женщин, лишь усмехался, глядя на неуклюжие потуги сердечного друга втереться в доверие к неприступной иностранке, и стариковским жестом поглаживал жидкую бородёнку. Каково будет нежной прекрасной Кюликки в этом мужском царстве, более грубом, чем пьяные выходки викингов? В трубке надсадно квакали гудки, и Магда прижала палец к губам, невольно повторяя жест Кюликки. …— говоришь, она поёт, как ангел? — хмыкнул Вяйне в телефоне, терпеливо выслушав сбивчивый рассказ солистки. — Что же, приводи её к нам, посмотрим.       На том конце провода звякнуло стекло. Наверное, три викинга снова собрались в студии распить бутылку-другую водки, настоенной на клюкве. Чего-чего, а эти попойки, замаскированные под обсуждение новых песен, Кюликки видеть точно не стоило.       Летний вечер выдался освежающе прохладным и белым, как разбавленное молоко. Круглая луна на странном перламутрово-сером небе казалась похожей на затянутый бельмом глаз. В Германии таких ночей не было, и Магде они не нравились. Было в этих белесых небесах что-то страшное и чужое. Туристы восхищались, как долго тянулся день в стране Суоми, а Магда недружелюбно задергивала тёмные шторы. Боязливо взглянув на низкое небо из-под сведённых светлых бровей, девушка поспешила к метро. Небесная хлябь цвета жабьего брюха давила бетонной плитой.

***

      Пока Кюликки на долгожданном концерте предавалась удовольствию и трясла головой под любимые хиты, Магда готовила свою одинокую берлогу к приему дорогой гостьи. Руова Виртанен, каждый месяц тщательно проверявшая, не изменилось ли количество ложек в ящичке на кухне, предоставила Магде всего одну — зато двуспальную — кровать. Тесно здесь было, и второй человек мог уединиться лишь спрятавшись за раскрытой дверцей шкафа — но Магда не хотела на ночь глядя отпускать полюбившуюся девушку в далёкую деревню. Кюликки, похоже, принадлежала к людям самонадеянным, которые могут без гроша в кармане отправиться в соседний город на прогулку. Магда же с истинно немецкой прагматичностью не то что бы везде готовила себе почву, но искала людей, на чьей шее можно удобно повиснуть. И для Кюликки она хотела стать именно такой шеей.       Финка ждала её, нервно прохаживаясь мимо опустевшего клуба — как они и условились — и порой вскидывала голову, чтобы разглядеть наконец-то потемневшее небо. Магда тоже оглянулась, радуясь наступлению настоящей, всамделишней ночи. Как часто случается в начале лета, небо было темно-синим, а облака, изредка закрывавшие ясно-белую луну — жёлтыми. Чёрные облака ночью в Хельсинки, как и в любых больших городах, никогда не появлялись — вездесущие фонари подсвечивали облака, отчего небо даже по ночам светилось, как тропический океан. И Кюликки, деревенского жителя, жёлтые облака даже не настораживали — пугали. Увидев Магду, она бросилась к ней с порывистостью ребёнка, весь день тосковавшего по матери, и крепко обняла её, прижимаясь щекой к скользкой коже куртки. Вечером сделалось прохладно, но для Кюликки припасенная Магдой холодная вода оказалась очень кстати. — Хорошо прошёл концерт? — осторожно осведомилась немного потерянная Магда и приобняла Кюликки за талию. Она привыкла к холодным финнам, которые будто бы ненавидели тесные объятия в первый день знакомства, но доверчивая и общительная Кюликки, видно, была исключением из досадного стереотипа. — Просто чудесно! — Девушка подняла голову и неожиданно широко для финки улыбнулась, прежде чем засыпать Магду градинами слов. — Когда они вышли на сцену, сверху был такой фиолетовый свет, это напоминало фильмы про инопланетян! Я чуть не оглохла, но старалась подпевать громче всех… И во время слэма, знаешь, это очень странное ощущение, когда ты не можешь не прыгать, потому что рядом и сзади прыгают все остальные! Это как будто большая волна! Я даже расплакалась от восторга! — прохрипела Кюликки севшим голосом и шмыгнула носом, возвращая Магде почти допитую бутылку. — Ну а как тебе Петер? Хорошо поёт? — спросила Магда, незаметно усмехнувшись. Кюликки, хоть и выглядела уставшей, бурлила эмоциями, и синие глаза светились остатками радостного волнения едва ли не ярче, чем выглядывавший из-за дерева фонарь. Черные ручейки потекшей туши на румяных щеках походили на сценический грим рокера, поющего про вампиров и оборотней. Один в один вулкан, который дремал тысячи лет, и однажды решил затопить кипящей лавой целую цивилизацию. — Ужасно! — горячо воскликнула она и громко рассмеялась, окончательно разрушив все представления Магды о финнах. — У меня уши чуть в трубочку не свернулись от этого «пения»! Я даже когда песням Pain в наушниках подпеваю, так не фальшивлю! — Возможно, он не успел распеться, — задумчиво предположила Магда, желая немного остудить Кюликки — девушка шла рядом с ней едва ли не вприпрыжку. — Ты как сейчас, — резко перевела она тему, — в свою деревню отправишься или будешь искать, где ночевать? Просто время сейчас уже позднее…       Магда с тревогой оглянулась на внезапно остывшую финку. Кончики растрепавшихся волос Кюликки были заплетены во множество тоненьких косичек — так она нервничала, стараясь пережить ожидание. — Нет, — она стремительно обернулась и сверкнула очами, — я остаюсь.