💕💕💕
Тэхён туго затягивает шнурки фигурных коньков, завязывает аккуратный бантик, после чего убирает мешающиеся его составляющие по бокам и тяжело вздыхает. Признаться честно, ему не кажется подобная конструкция достаточно устойчивой и надёжной, чтобы прямо сейчас подняться с лавочки. От великого сомнения он даже непроизвольно начинает жевать губу, рассматривая носки белоснежного снаряжения на собственных ногах и иногда посматривая на обстановку вокруг. Конечно, ледяное поле сейчас практически безлюдное — по всей видимости, большинство отдыхающих предпочитают что-то поэкстримальней. А впрочем, Тэхёну это только на руку. По крайней мере, ему будет не настолько стыдно падать на мягкое место посреди поля, ведь увидят это грандиозное представления а-ля «корова на льду» лишь меньшая часть присутствующих. И собравшись с этими мыслями, он пальцами хватается за скамейку, словно та является его смыслом жизни или же спасательным кругом, и нехотя отыскивает в небольшом скоплении людей Чонгука. Тот, кстати, на коньках стоит как на своих родных двух, что заставляет задуматься о загадочном приобретении подобного навыка, ведь парень ни разу не заводил разговор насчёт своей любви к катку. Хотя это кажется практически не важным, потому что Тэхён буквально залипает на уверенные движения Чонгука, что смотрится со стороны невероятно красиво и неописуемо. Складывается такое впечатление, словно юноша с самого детства проживает в местных заснеженных кругах, где каждую зиму можно позволить себе подобного рода удовольствие. Засунув руки в грудные карманы куртки, Чонгук сгибает одну ногу в колене, как бы приседая, а другую вытягивает перед собой и соприкасается задником конька со льдом, тем самым тормозя. С губ срываются еле заметные клубы пара из-за тяжелого дыхания, однако парень не обращает на это никакого внимания, гулко сглатывая, дабы следом окинуть взглядом небольшое количество народа и уверенно встать на свои две, плавно двинувшись в сторону хёна, что успел завязать шнурки и даже встать на ноги. Откровенно говоря, Чонгук умел и любил кататься на коньках. Он не часто посещал городские катки, но делал это каждую зиму, вовремя заметив в себе лёгкость сего учения. Ему просто с рождения давался этот спорт: он впитывал всё в себя, словно губка. Да, обучался Чонгук сам, но это не стало для него стоящей преградой. — Готов? — с лёгкой улыбкой на губах интересуется шатен, протягивая Тэхёну голые, но достаточно тёплые руки. Тэхён, будучи до сих пор в глубоком сомнении, окидывает взглядом просторный каток и останавливается на Чонгуке, который успевает остановиться перед ним. Он опускает взгляд на протянутые руки, подмечает полное отсутствие перчаток и в лёгкой манере хмурит брови, но всё равно вкладывает собственные ладони в чужие. — Где твои перчатки? — тонкие пальцы на каком-то машинальном уровне вцепляются в чонгуковы, что заставляет Тэхёна неустойчиво покачнуться и напрячь ноги, словно перепуганный до чёртиков кот, вцепившийся когтями в кору дерева. — Не волнуйся, мне не холодно, Тэхён-а, — издавая короткий смешок, произносит Чонгук, напрягаясь всем телом, дабы в следующий момент плавно двинуться задним ходом, не отпуская чужих рук и медленно утягивая брюнета за собой. — Хён, просто расслабься. Я не позволю тебе упасть, так что не бойся, хорошо? — прекрасно замечая чужую неуверенность в собственной неустойчивости, по-доброму улыбается Чонгук и бросает короткий взгляд себе за спину, осторожно останавливаясь около бортика. «Лучше держаться около барьера и не лезть в середину ледяного поля, дабы избежать каких-либо стычек», думает про себя младший и кивает чему-то своему, поднимая на Тэхёна мягкий взгляд влюблённых глаз. — Просто скользи зигзагом и не бойся отрывать коньки от земли. Согни ноги в коленях и оттолкнись; сначала правой ногой, а потом левой, — решая побыть своего рода учителем, чеканит Чонгук, всё ещё оставаясь для Тэхёна крепкой опорой, не позволяющей ему свалиться и удариться об лёд. А вот Тэхён, если говорить начистоту, терпеливо ожидает того момента, когда парень одумается и предпочтёт покататься один. Однако ничего подобного с кукольных губ, увы, не срывается, отчего Тэхён непроизвольно прикусывает щёку изнутри и, вцепившись пальцами в чужой пуховик, делает первое движение вперёд. Безусловно, у него не получается это от слова «совсем». В груди скапливается ощущение, словно парень прямо сейчас выглядит ничуть ни лучше маленького ребёнка, который впервые встаёт на коньки и пытается найти опору в родителях, что подбадривают его громкими возгласами и классическим: «у тебя получится, малыш!». Подобная мысль даже заставляет Тэхёна немного постыдиться самого себя, пускай здравый смысл принимается говорить об обратном, ведь учиться кататься на коньках в свои практически двадцать четыре — это абсолютно нормально. Нет ничего зазорного в том, чтобы бояться того, что ноги разъедутся в стороны, и Тэхён плавно сядет на идеальный шпагат. «Да… Ничего страшного», — гулко сглатывая, соглашается с самим собой юноша, несмотря на невообразимое чувство напряжения. — Смелее, — совсем тихо подбадривает хёна Чонгук, спокойно позволяя Тэхёну схватиться за грудки полиэстерной куртки, дабы в следующий момент накрыть худые руки собственными, сделав плавный толчок назад. — Не бойся, я уверен, у тебя получится, — наблюдая за неуверенными движениями чужих ног, произносит слова поддержки шатен, поджимая губы в тонкую линию, дабы следом бросить короткий взгляд себе за спину и плавно повернуть в сторону, пропустив мимо какую-то девушку, более-менее уверенно проехавшую около Чона. И ведь даже не повернула… Если бы Чонгук не отступил, она бы наверняка даже внимания не обратила, грубо врезавшись в чонгукову спину, дерзко выкрикнув что-то вроде: «вы тут не одни, не мешайтесь под ногами». В любом случае, младший заставляет себя избавиться от неприятных мыслей, вновь устремив свой взгляд на Тэхёна и его скованные, никак не разгибающиеся колени. — Согни ноги в коленях, и двигайся зигзагом. Не расставляй их далеко друг от друга, иначе потеряешь равновесие, — более коротко произносит Чонгук, продолжая держать Тэхёна на необходимом расстоянии для полного удобства во время «обучения». Тэхён вбирает в лёгкие больше воздуха и незамедлительно выдыхает, дабы заставить себя собраться и наконец-то выполнить наставление Чонгука. В скором времени ему удаётся более-менее расслабиться, собрать разъехавшиеся ноги вместе и двинутся немного вперёд, что выходит — Тэхён должен это отметить — получше первого раза. Сей факт позволяет ему даже ослабить хватку на чужих ладонях и в полной мере убедиться в том, что упасть ему сейчас не удастся. — Да-да, вот так, — слабо кивая, улыбается Чонгук, невольно оголяя свои кроличьи зубки, а следом поднимает влюблённый взгляд на хёна, таким образом выражая собственное согласие. Тэхён уже начал скользить увереннее, а это не могло не радовать, ведь первые шаги уже сделаны, а дальше будет легче. — Не отвлекайся и продолжай контролировать движение ног, — вновь опуская взгляд на чужие коньки белоснежного цвета, произносит шатен, плавно поворачивая в сторону, дабы следом слегка ускориться и усилить хватку собственных рук. — П-подожди! — успевает рявкнуть Тэхён точно трёхмесячный щенок, не поспевающий за хозяином из-за чересчур коротких лапок. Ему лишь чудом удаётся выровняться с заданным темпом Чонгука, пускай от этого легче практически не становится. Сердце словно замирает от уверенных и быстрых движений парня напротив, за руки которого Тэхён вцепляется скорее машинально, ведь ослаблять хватку прямо сейчас безумно страшно — вероятность отбить пятую точку от приземления на ледяную поверхность довольно-таки внушительная. — Не бойся, Тэхён-а. Продолжай двигать ногами, — совсем немного сбавляя собственный темп, указывает Чонгук, замечая на дне карамельных ирисов самый настоящий страх, с лёгкостью сравнимый с животным. Однако шатен решает, что будет лучше показать, что такое катание на коньках в деталях, ведь вся прелесть этого времяпровождения состояла в скорости; в юрком рассечении острым лезвием толстой кромки льда; в пропадающем за спиной ледяном поле и открытой местности, состоящей из огромных гор, зелёных ель и пихт. — Всё будет хорошо, хён, ты не упадёшь. Посмотри на меня, — слегка наклоняя голову вбок, просит Чонгук, делая плавный толчок назад, дабы следом еле заметно улыбнуться и аккуратно переплести собственные пальцы с чужими. Спустя долгое время Тэхён впервые поднимает на Чонгука взгляд, будучи до этого увлечённым рассматриванием собственных ног, точнее, правильности их расстановки, если так можно выразиться. И всматриваясь в тёмно-карие ирисы перед собой с полной растерянностью, Тэхён облизывает внезапно высохшие губы. — Ничего страшного, видишь? — не отрывая взгляда влюблённых глаз от предмета своего обожания, красиво улыбается Чонгук, расправляя плечи, дабы следом плавно повернуть в сторону и на секунду бросить короткий взгляд себе за спину, тем самым проверив наличие каких-либо препятствий впереди. И на удивление, дорога оказывается свободной, потому парень позволяет себя ехидно ухмыльнуться и, еле заметно нахмурившись, начать постепенно набирать разгон. — Что ты делаешь?! — густые брови поднимаются кверху, образуя на лбу глубокие морщины из-за настоящего удивления и неподдельного замешательства. Дыхание как будто перехватывает из-за морозного воздуха, что начинает обжигать щёки вместе с лёгкими. — Это не безопасно! — Хочешь, чтобы я остановился? — продолжая набирать разгон, интересуется Чонгук, всем своим видом излучая уверенность. В конце концов, парень держал ситуацию под контролем, потому беспокоиться было не о чем. Однако наблюдать за чужой растерянностью вперемешку со злостью было забавно. — Не доверяешь мне? — Чонгук, остановись! — будучи не в состоянии отвечать на глупые вопросы, которые сейчас абсолютно неуместны, приказывает Тэхён, предпочитая говорить кратко, но предельно ясно. — Уверен? — Блять, да! Чонгук резко соприкасается задником конька со льдом, тем самым тормозя и отступая в сторону, уверенно хватает Тэхёна за талию, из-за чего парень на секунду отрывается от земли из-за слишком неожиданного торможения, а следом за счёт внешней силы чужого тела разворачивается на триста шестьдесят градусов, невольно расплываясь в лёгкой улыбке. Шатен тихо смеётся себе под нос из-за комичности всей ситуации, любопытно окидывает взглядом полупустое ледяное поле, подмечая красоту природных пейзажей, а после прижимает Тэхёна к себе как можно плотнее, мысленно готовясь к самому яростному проявлению истинного возмущения. Тэхён в свою очередь, уткнувшийся в чужой пуховик носом, с невероятным облегчением вздыхает, словно впервые за долгое количество времени может ощутить устойчивую поверхность под ногами. Признаться честно, его даже не беспокоят коньки на ногах; после пережитого его уже вообще ничего не беспокоит, кроме злости. Тягучей злости или даже раздражения, что теплится в самой груди, словно вулкан, готовый взорваться. И с трудом просунув руки между их с Чонгуком телами, Тэхён из последних сил пытается выбраться из чужих объятий, недовольно бурча короткое: — Пусти меня! Чонгук любопытно вскидывает брови, когда чувствует сопротивление с чужой стороны, и невольно напрягается всем телом, улавливая некоторые нотки обиды в чужом голосе, которые, признаться честно, шатена совсем не радуют. — Хён… — протяжно тянет младший, настойчиво не отпуская возлюбленного из собственных объятий. — Неужели обиделся? — изламывая брови «домиком», с грустной улыбкой на кукольных губах интересуется Чонгук, слегка наклоняя голову вбок, таким образом предпринимая жалкую попытку посмотреть Тэхёну в глаза. А хён в свою очередь, прекрасно понимая то, что выбраться из цепких рук ему не удастся, практически сразу обращает внимание на Чонгука, стоит ему задаться очевидным вопросом, на который отвечать, если говорить начистоту, парню даже не хочется. Пожалуй, очевидно, что Тэхён не в восторге от произошедшего и именно поэтому сейчас он возмущается. Однако когда Чонгук ведёт себя подобным образом, парень просто-напросто не может позволять себе злиться. Потому даже сейчас Тэхён прикусывает кончик языка, внимательно рассматривая тёмно-карие ирисы перед собой, и остаётся в прежнем настороженном положении — с вытянутыми руками и невозмутимо хмурыми бровями. «Точно обиделся», думает Чонгук, как только парень поднимает на него недовольный взгляд. — Прости… — нервно поджимая губы в тонкую линию, извиняется шатен, предпринимая жалкую попытку объясниться. — Но с тобой бы ничего не случилось, правда! Я бы не позволил тебе упасть, ты же знаешь… — виновато опуская взгляд вниз, лепечет Чонгук, продолжая держать хёна за талию из-за очевидного страха чужого падения. Тэхён ведь на коньках еле стоит, а если младший его отпустит, то он может тут же поскользнуться и удариться, потому, дабы избежать неприятных ощущений, Чонгук продолжал терпеливо держать парня рядом, нагло игнорируя чужое желание отстраниться. Однако, несмотря на это, Чонгук всё-таки ослабляет хватку, просто-напросто увеличивая пространство между телами, но не смея отпускать. — Прости, что напугал… Я не хотел. В настоящую минуту Тэхён окончательно понимает, что не может злиться… Даже не так: он просто-напросто не имеет права злиться на Чонгука, когда он становится похожим на щенка с огромными бездонными зрачками, в глубине которых начинает сверкать целое созвездие. «Сама невинность собирается в одном человеке», — вдруг проносит мысль в голове, из-за чего Тэхён заставляет себя по щелчку пальцев отпустить глупую бурю эмоций, накопившуюся в груди. — Да всё-всё, я не злюсь, — чеканит юноша, осторожно снимая узловатые пальцы с собственных боков, дабы следом неуклюже подъехать к деревянному ограждению по всему периметру катка. — Тут же дети, чего вцепился в меня? — немного тише добавляет он, чувствуя долю беспричинного смущения (с Чонгуком всегда так). — Прости… — вновь виновато хрипит Чонгук, отталкиваясь задником коньком от ледяной поверхности катка, дабы следом аккуратно подъехать к бортику и слегка наклонить голову вбок. — Просто не хотел, чтобы ты упал, — всё-таки отвечает на заданный вопрос шатен, запуская замёрзшие руки в грудные карманы. Наверное, Чонгук действительно переборщил. Ему не стоило разгоняться. В конце концов, Тэхён очень пугливый и хрупкий человек. Он не особый любитель риска и скорости. Хотя тут дело было скорее в неумении, ведь парень не контролировал ситуацию, а потому и до одури боялся, ведь вероятность того, что то-то пойдет не так, была равна девяноста девяти процентам. И Чонгук мог не спасти их обоих от падения. Страх Тэхёна был элементарной вещью. — Я не буду больше разгоняться, ладно? Обещаю! — искренне надеясь на то, что хён не забросит катание на коньках из-за этой глупой ситуации, уверенно произносит младший, а следом аккуратно берёт Тэхёна за руку, мягко целуя брюнета в лоб. Тэхён задумчиво смотрит на Чонгука из-под чёлки, облизывает высохшие губы и поджимает их в аккуратный бантик, пока в голове возникает совершенно ожидаемое сравнение Чона с ребёнком. Безусловно, это не принимает значение чего-то негативного, ведь Чонгук в представлении Тэхёна выглядит совершенно невинным дитём, который хватается за тебя своими короткими пальчиками, стоит тебе немного убыстрить шаг или же проявить какие-никакие отрицательные эмоции. И именно из-за этого Тэхёна начинает грызть совесть, как будто вместо выражения уместного раздражения он совершил что-то намного ужаснее; что-то сравнимое с пинком в сторону беззащитного животного. — Может, выпьем горячего шоколада? — с улыбкой на губах интересуется Чонгук, кивая в сторону ближайшей кофейни, расположенной около катка. Тэхён без лишних слов соглашается на короткий перерыв, считая его совершенно уместным, ведь после морозного воздуха всегда хочется получить немного прогревающего изнутри тепла. Потому юноша легко приподнимает уголки губ и, крепко сжимая тёплую ладонь собственной, принимается двигаться в сторону пустой скамьи, стараясь ровно держаться на плотно затянутых коньках.💕💕💕
Юнги раскрывает створки шкафа, вынимает из него толстовку, снимает тёплую вещь с плечиков и аккуратно складывает, чтобы следом уместить её в небольшой чемодан. Таким образом он понемногу собирается в запланированную поездку домой — к матери, которой на днях удалось вернуться из командировки. И сказать, что подобной новости Юнги обрадовался точно как дитя, так это ничего не сказать. Поэтому прямо сейчас парень с усердием собирает необходимые вещи, включающие в себя сменную одежду, пару пижам и, конечно же, зубную щётку. Ему, в принципе, добираться до родительского дома недолго. По крайней мере, не придётся покупать билет на самолёт, ведь квартира матери располагается в Сеуле, недалеко от Мёндона. Именно поэтому Юнги сильно не торопится; собирается постепенно и без лишней беготни. Хосок сжимает красиво упакованную коробку в руках до обеления костяшек и делает глубокий вдох, мысленно пытаясь избавиться от непередаваемого волнения, что окутывает парня с головой, как только он поднимает взгляд на металлическую дверь. Красноволосый сам не понимает, почему настолько сильно нервничает, всё никак не решаясь постучать и просто-напросто вручить подарок Юнги в руки со словами: «с Наступающим Юнги-я, надеюсь, тебе понравится». Всё ведь так просто. Постучать, отдать, пожелать удачи в дороге и уйти. Однако сердце всё равно бьётся как бешеное, а глаза вновь и вновь возвращаются к коробке, пока в голове крутится ядовитое: «ему не понравится». Однако, несмотря на это, Хосок всё равно заставляет себя успокоиться, дабы следом быстро постучать несколько раз и вновь ухватить коробку двумя руками. Юнги в недоумении выпрямляется с пижамной рубашкой в руках и направляет удивлённый взгляд в сторону прихожей, откуда доносится характерный стук. Безусловно, сей факт заставляет его непроизвольно напрячься и, прежде чем двинуться в коридор, положить верхний комплект спальной одежды на застеленную постель. И совсем скоро парень открывает несколько замков, даже не посчитав нужным убедиться в незваном госте через встроенный экран в стену, служащий своеобразным домофоном. Потому при виде Хосока темноволосый успевает опешить, заострив своё внимание на неестественной копне волос. Конечно, блондинистый в сочетании с карамельной кожей тоже необычно смотрится, однако красный цвет ему ни за что не уступает. — С чего это ты вдруг?.. — еле заметно хмуря брови, произносит Юнги и неторопливо опускает взгляд на Хосока, принимаясь внимательно рассматривать черты чужого лица перед собой. Парень застывает в неком недоумении из-за заданного вопроса, который, признаться честно, заводит Хосока в тупик, однако красноволосый быстро понимает, что речь идёт о его новом образе. А точнее, о новом и достаточно ярком цвете волос, который невольно бросается в глаза, привлекая к себе большую часть чужого внимания. Потому старший позволяет себе слегка прокашляться в кулак, ненадолго увести взгляд в сторону, а следом спокойно произнести: — Я давно хотел покраситься в какой-то яркий цвет, — коротко приподнимая уголки губ, лепечет Хо, однако мысль свою закончить не спешит. — И решил остановиться на красном… Не нравится? — совершенно спокойно интересуется парень, вновь застревая взглядом на идеальном рельефе чужого лица. «Боже, только не зависай». Юнги с долей растерянности приподнимает брови: по крайней мере, потому что Хосоку не стоит спрашивать что-то подобное у него. Всё-таки, в первую очередь, желание перекраситься в красный — это его сугубо личное решение, поэтому кто Юнги такой, чтобы высказывать своё мнение на этот счет? И прикусив кончик языка из-за собственного бессмысленного потока мыслей, парень моргает несколько раз, молча пялясь на Хосока как дурак. — Тебе идёт, — озадаченно кивает Юнги, скорее всего, для самого себя, будучи абсолютным профаном в комплиментах. Хосок тепло улыбается. — Спасибо, — влюблённо рассматривая темно-карие вселенные перед собой, кивает парень, смущённо опуская задумчивый взгляд на коробку в собственных руках, которая и напоминает соседу о причине собственного прибытия. — Оу, я… Вообще я пришёл, чтобы поздравить тебя с наступающим и подарить это, — протягивая чёрную коробку с белым узором и небольшим бантом, спокойно произносит Хо, слегка наклоняя голову вбок, дабы следом весело улыбнуться и наконец расслабиться. Всё будет хорошо. Переживать не о чем. Юнги понравится. Юнги будет рад. И Юнги до безумия красив. Темноволосый опускает взгляд ниже, на протянутую коробку, отчего на долю секунды замирает. Признаться честно, он совсем не ожидал того, что Хосок к нему зайдет, чтобы отдать новогодний подарок. Наверное, поэтому парень нервно облизывает губы и всё-таки забирает симпатичную упаковку. — Что там? — юноша вновь поднимает на соседа заинтересованный взгляд. — Открой и узнаешь, — слегка пожимая плечами, произносит Хосок и расплывается в довольной улыбке, словно кот, готовый замурчать. Юнги вновь обращает внимание на коробку в собственных руках, которая по ощущениям кажется увесистой, и именно это непроизвольно наталкивает парня на мысль о чём-то громоздком внутри. И осторожно подцепив крышку упаковки, юноша приоткрывает её и удивлённо приподнимает брови при виде небольшого чемоданчика, по всей видимости, из тёмного дерева. — Ого, тебе не стоило, — он незамедлительно возвращается глазами к Хосоку, прекрасно понимая, что подобный подарок наверняка обошёл в большое количество денег, отчего темноволосому, признаться честно, становится неловко: всё же они не знают друг друга большое количество времени — всего, может быть, полгода, а то и меньше. — Да ладно, ты ведь даже не знаешь, что внутри, — на секунду закатывая глаза, с нетерпением произносит Хосок, вновь начиная переживать по поводу чужой реакции на достаточно интересный подарок, который Юнги пока не соизволил открыть, окинув взглядом лишь красивый чемоданчик, в котором хранилось кое-что действительно стоящее. — Ну же, просто открой, — аккуратно забирая из чужих рук коробку, просит красноволосый и опускает взгляд на подарок, как бы так не прозрачно намекая на то, чтобы Юнги вытащил его и заглянул внутрь. — Это необязательно, — малиновых губ касается добродушная улыбка, а сам парень становится похожим на солнце: такой же сверкающий радостью и дарующий уют. Всё же воспоминания из детства дают о себе знать. Именно в этот промежуток времени он стал проявлять какой-никакой интерес к рисованию, потому мама зачастую баловала его всяческими принадлежностями для художества, лишь бы поймать улыбку своего безумно любимого малыша. Помнится, это был тринадцатый день рождения. На улице лежал огромными шапками белоснежный снег — всё же февраль месяц — это Юнги помнит отчётливо. Мама тогда вернулась с очередной командировки и с настоящим предвкушением вручила мальчишке большую упаковку, терпеливо дожидаясь, пока мальчик расправится с красочной бумагой и, наконец, увидит дорогостоящий подарок. Реакция долго не заставила себя ждать: Юнги практически сразу накинулся на хрупкую женщину с самыми крепкими объятиями, которые мог только подарить одному-единственному человеку, стараясь вложить в них свою безграничную любовь. — Мама дарила мне нечто подобное, — юноша касается позолоченных застёжек аккуратного чемоданчика, легко надавливает на них, после чего деревянная крышка издаёт щелчок. — Я тогда… — он раскрывает крышку с прежней улыбкой на губах, но вдруг прерывается на полуслове, прикусив кончик языка из-за вовремя не произнесённого: «стал реабилитироваться с помощью рисования, оно меня расслабляло и позволяло не думать о прошлом, не вспоминать». По спине пробегаются мурашки, словно Юнги вновь оказывается в светлом кабинете детского психолога, обстановка в котором до того уютная и приятная, что запах больницы не заставляет чувствовать себя некомфортно. Мальчишка лет тринадцати сидит около большого окна, на его непривычно белоснежную кожу падает солнечный свет, отчего возникает иллюзия серебристости бледного лица. Он спокойно разговаривает с женщиной в халате (скорее отвечает на вопросы), оставляет жирные маски жёлтой краски на холсте, однако чувствует себя наблюдающим со стороны, ведь что-либо ни услышать ему не удаётся, словно в уши заливается вода, начиная давить на виски… — Тогда я был счастлив, — вернувшись в реалию, всё-таки заканчивает парень, очерчивая новые тюбики кончиками пальцев, пока его улыбка приобретает отблеск тоски. — Спасибо… Уголки губ невольно ползут вниз от неожиданного осознания горькой важности слова «тогда». Каждая эмоция, словно самое тонкое полотно из шёлка, плавно покрывает бархатную кожу идеального лица, очерчивая его изгибы. Хосок наблюдает, не отрывая глаз, и поверить не может в то, что видит. Безусловно, парень подозревал о том, что Юнги не был счастливым обладателем прекрасной жизни. Однако сейчас осознавать сей факт становится в несколько раз больней. Грудная клетка вздымается, внутри что-то взрывается, соединительная ткань расходится по швам. Смотреть на то, как парень выворачивается наизнанку, погружаясь на дно собственных воспоминаний, становится невыносимо, а короткая мысль о собственной бесполезности, словно удар под дых, добивает окончательно, начиная постепенно превращаться в голодного зверя, жадно впивающимся острыми клыками прямо в душу. Хосок, буквально переступая через себя, проглатывает горькие слова вместе с болью, ловя себя на странном ощущении полной диссоциации. С одной стороны, он был рад тому, что Юнги вспомнил о своих приятных начинаниях, окунувшись в водопад необратимого прошлого. Но с другой… Что-то было не так. Тогда точно что-то произошло, однако Хосок мог лишь предполагать и догадываться, продолжая тихо сдерживать рвущиеся наружу переживания. Ему было не столько интересно, сколько беспокойно, ведь всё сводилось к одному. — Мне не нравится слово «тогда», — с грустной улыбкой на губах произносит Хо, опуская взгляд на красивый набор с художественными принадлежностями. — Как насчёт… «сейчас»? «Сейчас я счастлив». Звучит здорово, — поднимая на Юнги влюблённый взгляд, тихо смеётся парень, начиная чувствовать себя поистине глупо. Юнги в свою очередь поднимает на Хосока взгляд полный растерянности, словно чужие слова являются для него чем-то несложным и абсолютно правильным; как что-то очевидное, но до того сложное, что додуматься без лишней помощи невозможно. Безусловно, Юнги не хочет сказать, что Хосок говорит какой-то бред. Однако нечто подобное, лично для юноши, является действительно ответственным шагом: назвать себя счастливым, объявить о собственном великом значении среди многих людей, улыбнуться наступившему солнечному утру или же пасмурным облакам, которые ничего хорошо не предвещают, кроме ливня и слякоти. Юнги наверняка невероятно далёк от понимания счастья, потому что день ото дня ему приходится ужасно тяжело. Бесспорно, каждый второй испытывает колоссальное количество проблем и подножек этой дерьмовой социальной жизни, однако является ли это причиной для того, чтобы обесценивать себя? О боже, кажется, Юнги начинает много думать об этом. Слишком не вовремя. Слишком не сейчас. — Не зайдёшь? — уголки аккуратных губ немного приподнимаются вверх, пока узловатые пальцы быстро управляются с чемоданчиком: закрывают застёжки, а затем и саму крышку симпатичной коробки. — У меня есть кое-что для тебя, — смотря на Хосока, по-доброму улыбается Юнги, дабы следом быстро развернуться на пятках и отнести подарок в спальню, оставив его на подоконнике. — Вау, серьёзно? — коротко усмехаясь, задаёт риторический вопрос красноволосый, дабы следом тепло улыбнуться и зайти внутрь квартиры, вслед за её хозяином, закрыв за собой тяжёлую, металлическую дверь. Да, парень уже бывал здесь раньше, однако это было всего один раз. Если Хосоку, конечно, не изменяет память. Юнги не так часто приглашал кого-либо к себе, потому побывать в его обители старший считал самой настоящей честью, никогда не упуская этого поистине редко выпадающего шанса. И дело было далеко не в любопытстве, а-ля, «я хочу исследовать каждый уголок этой квартиры, чтобы узнать об этом человек всё, выставив себя каким-то больным на голову человеком». Хосоку просто становилось неимоверно приятно от одной только мысли о том, что Юнги позволил ему зайти. Дурацкое сознание влюблённого человека приукрашивало каждое чужое слово. Однако Хосок не позволял себе тонуть в море несбыточных надежд. — И что же это? — скрещивая руки на груди, любопытно интересуется красноволосый, облокачиваясь плечом о дверной косяк. — Сейчас увидишь, — негромко произносит Юнги, дабы следом направиться к прикроватной тумбочке и достать оттуда подарочный пакет, прежде чем протянуть его Хосоку. Признаться честно, юноша был не до конца уверен в выбранном подарке: чёрном свитере с ярким радужным цветком. Однако и предположений о том, что может понравиться Хо, было не много. А вот Хосок в свою очередь любопытно вскидывает брови, застывая в неком ошеломлении, однако пакет из чужих рук всё-таки забирает, словно ребёнок принимаясь рассматривать его темное, но действительно приятное на ощупь содержимое. Впрочем, своего рода «исследование» длится недолго, потому что парень аккуратно цепляется пальцами за черную ткань мало понятной одёжки и тянет её вверх, не отрывая от неё удивленных глаз. Хосок спокойно кладёт пакет на рядом стоящую тумбочку, а следом расправляет тёмный свитер перед собой, осматривая небольшой, но действительно привлекательный рисунок в виде разноцветного цветочка прямо на груди. Признаться честно, такой подарок со стороны Юнги действительно радует юношу, потому он невольно расплывается в теплой улыбке, а после, наплевав на всё, аккуратно натягивает свитер на себя, позволяя себе сразу же примерить пушистый комплект одежды и повернуться в сторону Юнги, эфемерным движением пальцев поправив слегка наэлектризовавшиеся волосы. — Что думаешь? — натягивая рукава до шероховатых ладоней, интересуется парень, слегка наклоняя голову вбок. В первую секунду Юнги с лёгким непониманием смотрит на Хосока, ведь чужое желание примерить подаренную вещь немедленно кажется ему странным. Однако сказать что-либо юноша не торопится. Он лишь молча провожает чужие махинации взглядом, прежде чем оценивающе окинуть им чёрный свитер с непривычно ярким принтом в самом центре. Признаться честно, Юнги боялся прогадать с размером. Всё же в магазине ему пришлось ориентироваться на глаз, буквально заставив продавца-консультанта хорошенько забеспокоиться. — Хорошо, что подошёл, — честно признаётся парень вслух и, облегчённо выдыхая, делает небольшой шаг вперёд, дабы следом поправить оверсайзную кофту на плечах и еле заметно улыбнуться. — Но для начала её всё равно нужно постирать, — поднимая на Хосока ровный взгляд, произносит Юнги, невольно вынуждая студента закатить глаза и вновь расплыться во влюблённой улыбке, одарив парня взглядом поистине сверкающих омутов, до краёв заполненных откровенным чувством искренней благодарности. — Но для начала мне нужно сказать спасибо, — невольно сдирая кончиком ногтя болючий заусенец большого пальца, улыбается красноволосый, игнорируя неприятное жжение, дабы следом вновь обратить своё внимание на Юнги и поджать губы в тонкую линию, раскрыв руки для дружеских объятий. — Ты поверишь мне, если я скажу, что никогда не сниму этот свитер? — начиная тонуть в тепле подаренной вещицы, весело интересуется Хосок, дабы после тихо рассмеяться и слегка кивнуть в сторону собственных рук, как бы намекнув Юнги на то, что без объятий красноволосый отсюда не уйдет. В первую секунду на кончиках пальцев ощущается некое покалывание, хотя к подобного рода вещам пора привыкнуть. Не сказать, что Юнги с Хосоком часто обнимаются. Помниться, в последний раз инициатором тактильных прикосновениям являлся сам Юнги. У него попросту не было выбора. Хосок нуждался в какой-никакой поддержки из-за испорченного вечера благодаря группе идиотов, которые не понимают словосочетания «личное дело» и сам факт того, что они не являются близкими друзьями для каких-то замечаний или же советов. Однако то было несколькими днями назад, а сейчас парень перед ним буквально сияет от счастья. Это заставляет непроизвольно расслабиться и почувствовать необоснованное ощущение лёгкости, словно нечто подобное в их общении является нормой. Наверное, именно поэтому Юнги поддаётся навстречу другу, обвивает его талию обеими руками и умещает подбородок на чужом плече. — Рано или поздно он испачкается и тебе придётся его снять, — тихо посмеявшись, отвечает на скорее риторический вопрос юноша, наслаждаясь теплом чужого тела. Казалось, ещё чуть-чуть и он начнёт мурчать, конечно, будь он котом. — Бу-бу-бу, — тихо цокая, недовольно бубнит Хосок, еле заметно хмуря густые брови. Серьёзность этого парня не могла не удивлять поистине оптимистичного Чона, который хоть и выглядел холодно, но был не прочь порезвиться, с головой окунувшись в океан мечтаний об… Кхм, Юнги. В любом случае, красноволосый не мог назвать себя мечтателем. Он всегда был реалистом, никогда не прогибался под давлением пустых надежд и постоянно вынуждал себя открывать глаза на многие вещи, происходящие в его жизни. Он не мечтал, поднимая влюблённый взгляд в небо. Однако теперь в мягком силуэте облаков он видел то, что казалось ему недосягаемым. О да, он был чертовски влюблен. — Да вы посмотрите на это прекрасное личико, сама серьёзность, — расплываясь в кошачьей улыбке, щебечет Хо, окольцовывая руками шею парня, дабы следом вдохнуть запах его мягких волос и прикрыть глаза от наслаждения. Он бы с радостью провёл в этих объятиях остаток своей никчёмной жизни, однако чувство такта начало бить тревогу, а потому Хосок заставляет себя медленно отстраниться и вновь опустить взгляд на дорогой подарок, идеально сидящий на его худом теле. — Надеюсь, мне удастся увидеть пару твоих шедевров, — кивая в сторону художественного набора, что теперь официально принадлежал Юнги, улыбается красноволосый и легко взъерошивает волосы возлюбленного, начиная с некой гордостью смотреть тому в глаза. Объятия Хосока оказываются как никогда крепкими и тёплыми, отчего Юнги впервые ощущается себя по-настоящему жадным, стоит в голове возникнуть спонтанной мысли из ряда «не хочу его отпускать», но рамки приличия ещё никто не отменял. Возможно, именно этот факт заставляет парня всё-таки отстраниться и сделать небольшой шаг назад, взглянув в тёмно-карие ирисы перед собой. Те буквально светятся от счастья, и видеть эту радость оказывается не бывало приятно, вдруг понимает сам для себя Юнги. Кто бы мог подумать, что Хосок настолько воодушевится полученным подарком? При этой мысли юноша непроизвольно улыбается одними губами, а затем принимается пальцами поправлять взлохмаченные волосы, благодаря такому весёлому соседу. — Вообще-то, — от сказанного Хосоком Юнги вдруг вспоминает про картину, который несколькими месяцами ранее рисовал и на которой изобразил самого Хосока. Правда, лучшего момента отдать её никак найти не мог, да и неловко это. Но сегодня, по его мнению, выдаётся неплохой шанс, тем более на улице канун Нового года. — У меня ещё есть кое-что для тебя, — он подходит ко спинки кровати, за которой находит нужный холст и вскоре вытягивает его, чтобы поднести картину Хосоку. — Я давно её нарисовал, но никак не мог тебе отдать, — Юнги неловко приподнимает уголки губ и кончиком пальца чешет кончик носа. Красноволосый любопытно вскидывает брови, как только перед его глазами оказывается картина. Парень со светлыми волосами, что сидел на краю крыши, смотрел Хосоку прямо в душу. Нежный цвет кожи, содержащий в себе оттенки розового неба; кристально чистый цвет тёмных глаз, что блестел на поверхности холста; идеально переданная структура такой знакомой на вид одежды, что развевалась на ветру — всё это вызывало у Хосока неимоверно приятную бурю эмоций. Однако он что-то упускал… Что-то очень важное. Безусловно, старший Чон был рад любому подарку со стороны Юнги. И если тот хотел поделиться своим творчеством, то Хосок всегда был рядом, чтобы поддержать темноволосого и предоставить ему возможность услышать аргументированную критику со стороны эксперта. Хосок себя таковым, конечно же, не считал, но… Он просто был готов дать стоящую оценку и словесно выделить все прелести чужого труда. Однако старший никогда особо не увлекался искусством, а потому… зачем Юнги подарил ему это? Этот нарисованный парень выглядел неимоверно загадочно — это факт. Цветовая палитра этой картины поражала, ведь навевала тоску и отчаяние. Такие темные цвета наравне с яркими вспышками городских фонарей удивляли, да вот только… — Боже мой… — единственное, что срывается с алых губ, как только до парня наконец доходит чёткое осознание того, что на картине изображен он сам. Да, именно он. В момент, когда они с Юнги сидели на крыше и болтали о всякой ерунде. Руки сами тянутся к чужому шедевру искусства. Хосок нежно очерчивает химическое покрытие худыми и длинными пальцами, аккуратно скользит взглядом по каждой мелкой детали, а следом теряет связь с реальностью, позволяя себе немного помечтать. Юнги действительно нарисовал его. Он решил уделить ему время. Он наверняка думал о нем во время этого длительного процесса и правда старался сделать всё в лучшем виде. Боже, Юнги такой милый. Реакция Хосока кажется юноше очень трогательной и очаровательной. То с каким трепетом он принимается разглядывать мазки краски вызывает смущение, и Юнги начинает понемногу нервничать, пускай повода для этого ровным счётом нет. Он поджимает губы в аккуратный бантик, переступает с пятки на носок и принимается узловатыми пальцами перебирать короткие волосы на затылке, стараясь отвлечься. Юнги сам плохо понимает, почему столько радости на лице приятеля вызывает в нём целый фонтан эмоций. Быть может, причина кроется в том, что ему никогда ранее не приходилось дарить собственные картины? Предположение неплохое. В конце концов, Юнги большую часть своей никчёмной жизни рисовал исключительно для себя — это помогало ему расслабляться, не думать об ужасном и концентрироваться на одном. Однако теперь всё переворачивается с ног на голову благодаря Хосоку; благодаря парню, с которым они знакомы не больше года, но который уже смог стать кем-то невероятно близким. Их дружба ни за что не сравниться с дружбой с Тэхёном — ощущения такие, словно между ними что-то намного большее. И эта мысль заставляет напрячься: от страха или чего-то ещё — не понятно. Но что-то подозрительно приятное успевает кольнуть точно под дых, отчего дыхание спирает, и Юнги начинает ощущаться себя умалишённым. Только вот под дых бьют не глупые мысли, а слова Хосока… — Я люблю тебя, — не успев даже подумать, влюблённо произносит старший Чон, однако тут же приходит в себя, мысленно ударяя себя по лицу. — Твои картины! То есть… Я люблю твои картины! Да… Они просто замечательные, — прикрывая нервную улыбку кулаком, договаривает красноволосый и поднимает на Юнги смущённый взгляд, искренне надеясь на то, что парень не придаст этому особого значения и просто поблагодарит соседа за комплимент. «Это признание?» — проносится в голове в ту же секунду, на что Юнги прикусывает нижнюю губу, стараясь держать себя в руках. Однако следующее пояснение со стороны соседа делает всю работу за него, и парень почему-то вздыхает с облегчением. — Спасибо, — он улыбается одними губами, но не бывало искренне. — Я, кстати, уезжаю на праздничные выходные, — между делом добавляет Юнги, а затем поворачивается к почти собранному чемодану на кровати, почесав кончик носа. — Что? — совсем тихо переспрашивает Хосок, тут же меняясь во взгляде и, очевидно, в настроении. Всё счастье и смущение, мягко колышущееся в отражении карих глаз, пропадает, будто его и не было, оставляя после себя лишь мрачную пелену мертвой пустоты. — Уезжаешь? Куда? Надолго ли? Когда ты приедешь? — не веря собственным ушам, начинает заметно нервничать юноша, понятия не имея, что он теперь будет делать здесь… Совершенно один. Несмотря на то, что Хосок узнал о существовании Юнги меньше года назад, он успел привязаться к соседу и по уши в него влюбиться. Неожиданные встречи в подъезде стали чем-то поистине важным; чем-то, без чего Хосок теперь не мог прожить и дня. Теплые приветствия, пустые разговоры и мягкие касания… Хосок не был с этим знаком, а потому не придавал этому никакого значения. Он всегда держался на расстоянии, не позволяя людям овладевать его сознанием. Он всегда оставался равнодушным и холодным по отношению к кому-либо. Исключением была его семья и его единственный друг, ради которого он был готов горы свернуть. Но что-то вдруг изменилось. Хосок дал слабину и, признаться честно, успел очень сильно пожалеть об этом. Юнги в первую секунду даже не понимает, почему сосед реагирует настолько… остро? Ему действительно сложно описать промелькнувшие эмоции на чужом лице, но факт остаётся фактом — тот определённо чем-то расстроен. И это кажется странно милым, отчего Юнги улыбается от уха до уха и заглядывает в тёмные омуты перед собой, как будто пытается прочитать чужие мысли. Конечно, это невозможно, однако юноша всё равно по-настоящему задумывается над вопросом: «А почему же он так взволнован?». Тэхён обычно в такие ситуации, — когда Юнги предупреждает его об отъезде, — не задаётся никакими вопросами. Но вот Хосок совершенно другого поля ягода: его как будто даже интересует то, куда ж темноволосый собрался. — Хочу съездить к маме, — наконец отвечает Юнги, не считая нужным сохранять тайну. — Она собирается после праздников снова в командировку, поэтому хочу поймать свой шанс… — короткая пауза. — А что? Не хочешь, чтобы я уезжал? — он прищуривается точно хитрый лис, внимательно осматривая чужие черты лица. — А? — изламывая брови «домиком», возмущается красноволосый, буквально теряя дар речи. — Нет, не то, чтобы я… То есть… Я, конечно, не хочу этого, но… Я ведь не вправе запретить в конце концов… — нервно почесывая затылок, начинает паниковать Хосок, намеренно избегая взгляда Юнги, ведь… Боже он ввел его в ступор одним совершенно простым вопросом! Страшно представить, какой властью темноволосый над ним обладает, даже не подозревая об этом. В любом случае, Юнги прав. Хосок не хочет, чтобы он уезжал, однако сказать ему об этом в лицо он не спешит, ведь таким образом влюбленный по уши юноша точно выдаст себя. Покажет свои чувства, поделится переживаниями, над которыми лишь посмеются, не обратив должного внимания. Потому Хосок решает, что не время тут нюни распускать и, беря себя в руки, спокойно выдает: — Да ради Бога, тебя здесь никто не держит. Мне без разницы, где и как ты проводишь выходные… — Ох, это было слишком грубо. — Главное, чтобы ты был в целости и сохранности. Пиши мне, если тебе понадобится помощь, ладно? Я постараюсь быть рядом. Хосок не может. Просто не может быть мудаком, когда Юнги рядом. Он не может быть мудаком с Юнги, пусть и раньше ему было плевать на чувства людей и их жизни. Боже, ему было так плевать, и он так спокойно переживал это всё, концентрируясь лишь на себе и на своих проблемах! Однако этот Юнги… Хосок не может быть собой рядом с этим парнем. Хосок может быть лучше. Смущённый юноша выглядит довольно-таки очаровательно, в очередной раз убеждается Юнги, что продолжает наблюдать с улыбкой за чужими потугами связать более-менее устойчивую речь. Это кажется по-детски невинным, даже тогда, когда Хосок изначально хочет признаться в том, что будет скучать и не хочет расставаться, а потом выпаливает очевидное: «Мне всё равно!». В этот момент Юнги, всё-таки не сдержавшись, громко фыркает от смеха и прикрывает рот ладонью, метнув взгляд куда-то в сторону. — Конечно, я тебя понял, — он касается чужой руки чуть выше локтя, поглаживающим движением поднимается до плеча и несильно сжимает. — Я обязательно буду тебе писать.