💕💕💕
Возвращается Тэхён в номер никакой, отчего даже набирать ванную становится невыносимо лень. Хочется, наоборот, раздеться до трусов и забраться под одеяло, буквально оторвавшись от реального мира. Однако совсем скоро должен вернуться Чонгук — это становится своеобразным стимулом для Тэхёна, потому что показывать свои истинные эмоции ему не хочется от слова «совсем». Может быть, ему хочется побыть обиженкой… Разве он не имеет на это право? С таким настроением (читай: хуёвым) Тэхён набирает себе пенную ванну и незамедлительно погружается в неё. Только вот от огромной холмистой пены лучше не становится, что заставляет парня засопеть и прижать колени поближе к груди при очередной мысли о Чонгуке. Их последний разговор вышел довольно-таки спонтанным: будучи под влиянием неприятных впечатлений, Тэхён наговорил Чонгуку столько неприятных вещей, при мысли от которых глаза начинает пощипывать. Правда, он всё равно не позволяет себе плакать — совсем тут самоуничтожаться ему не хочется. Так, по крайней мере, думает здравый смысл, пускай сердце абсолютно другого мнения. В голове снова и снова прокручиваются чужие слова, что непроизвольно наталкивает на вполне логичную мысль: Чонгук его стесняется. Конечно, Тэхён сам понимает, что наговорил лишнего тому незнакомому мужчину, но тогда зачем было соглашаться с ним? Чонгук мог посмеяться и отшутиться — это в его стиле, избегать подобных ситуаций, даже его слова тому подтверждение: «В любом случае, тебе не стоит так заявлять о том, что мы занимаемся сексом». Может, ему просто мерзко говорить о том, что у него есть парень и они занимаются сексом? Но разве это не очевидно? Разве это не нормально? Тэхён совсем ничего не понимает… А пока Тэхён пытался убежать от мыслей о чужом презрении, Чонгук, чувствуя колющую боль в легких, продолжал бежать вперёд. Да, он безумно устал. Да, у него болели ноги. Но он должен был найти всё необходимое как можно раньше. Сердце билось в несколько раз сильнее и чаще. Глаза бегали от одного здания к другому в надежде обнаружить что-то полезное. В голове был план; четкий план того, что могло бы спасти сегодняшний вечер. Признаться честно, Чонгук мечтал провести его с кем-либо. И он так наивно верил в то, что сегодня его мечта исполнится, однако… Что-то вновь встало у него на пути. Однако играть в прятки с проблемами он больше не намерен. «Совершил ошибку — попроси прощения. А если подарил кому-то мечту — береги ее до последнего.» Чонгук резко тормозит около небольшого магазинчика с приятной на вид вывеской, подсвеченной красивыми фонарями. И совершенно не думая, он заходит внутрь, делая глубокий вдох. Всё будет хорошо. Он сможет всё исправить. Ещё не поздно. Черт возьми, я знаю, что не поздно. Откинувшись головой назад, Тэхён вбирает полные лёгкие тёплого воздуха, принимаясь рассматривать запотевшие кафельные стены. В голову продолжают прокрадываться не самые приятные мысли, которые начинают касаться совсем не сегодняшнего вечера. Тэхён, кажется, начинает понемногу сходить с ума, когда пытается вспомнить все добрые поступки, адресованные Чонгуку, но как назло на ум совсем ничего не приходит. Неужели ему ни разу не удалось осчастливить Чонгука? Неужели всё настолько плохо? Может быть, Хосок прав? Они совсем не пара. Точнее, Тэхён совсем не пара Чонгуку. Они столько раз ссорились. И каждый раз инициатором был Тэхён, даже сегодня. И мысль об этом заставляет неохотно согласиться — принять данный факт, как простейшую аксиому. Чонгук, жадно хватая ртом воздух, испытывая головокружение, останавливается у двери в номер, а следом, облокачиваясь на стену, медленно сползает по ней на пол. Действительно неприятная боль в районе грудной клетки, разрывающая её изнутри, бьёт по вискам. Нарушение ритма дыхания, неимоверная усталость и измотанность невольно вынуждают парня прикрыть глаза и, положив пакет рядом, переплести пальцы собственных рук. Выглядело так, будто прямо сейчас юноша собирался прочитать какую-то божью молитву, однако он лишь терпеливо ждал момента, когда его состояние наконец стабилизируется, и он сможет хотя бы встать на ноги. Времени было мало, потому Чонгук не потратил на это и минуты. Он, всё также тяжело дыша, достал ключ из кармана куртки, торопливо зашел в номер и закрыл за собой дверь, тут же сняв с себя промокшие насквозь вещи. Признаться честно, если бы на следующее утро он проснулся с температурой, то он бы даже не удивился. Однако это того стоило. Из мыслей Тэхёна выводит непонятный шум по ту сторону двери, что заставляет его навостриться и постараться прислушаться к обстановке снаружи. Но долго думать не приходится, ведь единственным человеком, который сейчас может вернуться, мог быть только Чонгук. Поэтому Тэхён ничуть не сомневается, когда в первую очередь задумывается о нём, правда сразу же назревает другой вопрос: «Почему он так задержался?». Впрочем, от Чонгука ожидать можно многое, потому рандомное предположение об его отсутствии из-за банальной прогулки не заставляет как-то усомниться, подытоживает Тэхён и больше не видит смысла засиживаться. В конце концов, Чонгуку наверняка тоже хочется принять поскорей ванную либо душ — тот сам об этом говорил, пока они спускались на подъёмнике. И с этой мыслью он вынимает пробку из слива, выбирается из ванной и по-быстрому принимает душ, после чего высушивает волосы при помощи фена и накидывает халат. Он давит на прохладную ручку двери, пальцами убирает мешающиеся пряди чёлки и останавливается прямо в проёме. Увиденное заставляет его с подозрением осмотреть комнату, в которой оказывается Чонгук. И теперь вопросы покидают забитую гнилью голову, потому что подготовленный стол для ужина и приглушённый свет в спальне заставляет юношу как-то неоднозначно вздохнуть. Признаться честно, Тэхёну сейчас было совсем не до этого. Портить Чонгуку настроение собственным ему не хотелось, он уже достаточно постарался несколькими часами ранее. Однако… — Хён! — вставая даже слишком резко, произносит Чон и даже не отдёргивает себя, делая пару шагов в сторону возлюбленного, дабы следом прикусить нижнюю губу и, поправив ворот футболки, продолжить. — Как ты? Тебе стало легче? Возможно, идея с романтическим ужином была очень… Неподходящей под ситуацию. Чонгук, конечно, не романтик, но он думал, что это смогло бы скрасить сегодня вечер и немного приободрить хёна, дабы помочь ему расслабиться и отдохнуть не только физически, но и морально. Наверное, Тэхён смотрит на Чонгука слишком пристально, вдруг задумывается об этом юноша и отдергивает себя, взглянув в тёмный угол комнаты. Отчего-то выражать собственные эмоции становится внезапно сложно, что заставляет ощущать себя оловянным солдатиком, другими словами, скованно. Только вот, несмотря ни на что, Тэхён не может проигнорировать Чонгука, ведь здесь всё очевидно… По аккуратному украшению на столе видно, что он действительно старался и даже смог отыскать где-то цветы, и это по-настоящему очаровательно. В этом весь Чонгук. — Да… немного, — негромко, практически шёпотом, отвечает Тэхён, кивнув в сторону стола, рассчитывая на объяснения. — Эм, а это…? — Это? — поворачиваясь в сторону красиво украшенного стола, переспрашивает Чонгук, облизывая внезапно высохшие губы. Что за режим дурачка? — Ах… Я… Просто… — искренне не понимая причину собственного волнения, лепечет Чон, однако следом делает глубокий вдох и, приобнимая себя за плечи, спокойно выдает: — Совсем скоро наступит ночь. Новогодняя ночь. И я подумал, что не могу оставить всё просто так, — озвучивая собственные мысли, произносит юноша и поворачивает голову в сторону Тэхёна, легко ему улыбаясь. — Я так хотел провести этот вечер с тобой, но в итоге испортил его, потому хотел бы попросить прощения, — смотря хёну прямо в глаза, с нотками сожаления в голосе говорит Чон и мягко берёт Тэхёна за руку, переплетая собственные пальцы с чужими. — Я правда не хотел быть причиной твоей грусти, но мне кажется, что ты… Мм… — задумчиво тянет шатен, в надежде подобрать что-то подходящее. — Мне кажется, что ты всё ещё зол. Или расстроен, — предполагает Чонгук, а следом, оголяя свои кроличьи зубки, расплывается во влюблённой улыбке, приглашая Тэхёна за стол. — Может, выпьем? Упоминание предстоящего Нового года вызывает странное ощущение понимания, точнее выразиться, неприятное чувство при мысли о встречи такого важного праздника в не самом лучшем расположении духа, к тому же в ссоре с Чонгуком. Хотя ссорой это сложно назвать, ведь они всего-то немного повздорили в лыжехранилище, ничего большего. Тэхён не говорил ему плохих слов, Чонгук — тоже. Тогда почему ему всё ещё паршиво? Тэхён тяжело вздыхает, разглядывая их переплетённые пальцы. Должно быть, завтрашним утром ему должно стать лучше, правильно? Пока рядом с ним Чонгук, пока он красиво ему улыбается и держит его за руку — всё в этой грёбанной жизни не кажется настолько удручающим. — Давай, — он поднимает взгляд на парня перед собой и через силу улыбается одними губами, после чего шагает в сторону стола, выпустив чужую ладонь из своей и присаживается на стул. — Ты из-за этого задержался? — Тэхён смотрит изначально на ужин и только потом на Чонгука. — Да. Просто хотел… Сделать всё красиво, — облегчённо вздыхает Чонгук и берёт в руки уже открытую бутылку подаренного вина, дабы следом аккуратно наполнить чужой стакан темно-алой жидкостью. Честно говоря, Чон был уверен в том, что Тэхён не согласится на это. Он был уверен в том, что Тэхён махнёт на него рукой и, сославшись на плохое настроение, пойдет спать, даже не попытавшись понять Чонгука и его чувства, которые бились о стенки груди, словно рыба о сушу. — И всё же, — не отрывая глаз от бокала, задумчиво начинает Чон, ставя бутылку на стол. — Что с тобой? Если ты думаешь, что я не вижу твоего отчаяния, то ты глубоко заблуждаешься, — легко улыбаясь, интересуется юноша, искренне надеясь на то, что он правда сможет помочь хёну прийти в себя и забыть о всех тяжелых мыслях, посещающих бедную голову. — На сегодня я твой психотерапевт, потому мне бы хотелось, чтобы ты поделился со мной самым сокровенным, — игриво подмигивая, тихо смеётся Чонгук, не отрывая от юноши добрых глаз. Ему было жизненно необходимо понять, что пошло не так. Почему Тэхён так поник? Что его ранило? И почему Тэхён старался держаться от него на расстоянии? На это ведь была веская причина, а значит, Чонгук должен был о ней узнать, чтобы такого больше не повторилось. Он ведь любит своего хёна. Любит каждую мелочь, связанную с ним. А потому он просто-напросто не может позволить Тэхёну грустить. Тэхён должен чувствовать себя любимым. И Чонгук готов на всё, чтобы добиться этой цели. Тэхён молча рассматривает Чонгука и залипает на ровную кожу в приглушённом свете одинокой свечи, что придаёт атмосфере некой романтики. Если так подумать, подобным образом они проводят время вместе впервые. Это чем-то напоминает свидание, на которые они ходят редко, ведь зачастую всё равно проводят время вместе, даже сегодня. Однако это… недо-свидание заставляет что-то в груди встрепенуться, из-за чего лёгкое смущение касается кончиков ушей. Чонгук всегда такой бережный. Несмотря ни на что, он всегда возвращается к Тэхёну и заставляет его чувствовать себя живым. При этой мысли в голову лезет воспоминания об их самой большой ссоре, когда Тэхён сорвался, а Чонгук ушёл к Хосоку, вернувшись лишь под утро. — У меня нет причин, — кивает чему-то своему юноша и пожимает плечами, коснувшись изящной ножки пузатого бокала. — Просто пропало настроение, — он немного склоняет голову вбок, как будто задумывается о чём-то, пока разглядывает своё любимое вино, от которого впервые готов отказаться. — Но спасибо, что ты… есть у меня. Чонгук невольно заливается лёгким румянцем. Искренность Тэхёна вызывает у юноши какое-то неимоверно тёплое чувство счастья. Образ возлюбленного буквально сводит с ума, а его бархатный голос ласкает слух. Этот момент, словно клеймо, больно отпечатывается на нежной поверхности чонгукового сознания. Наверное, он давит. Заставляет Тэхёна говорить тогда, когда ему этого совсем не хочется. — Когда мы уезжали на курорт, Хосок отдал мне кое-что, — поджимая губы в тонкую линию, задумчиво выдаёт Чонгук, доставая из кармана парные браслеты. — Он сказал, что… Очень погорячился насчет тебя. Даже извинился за то, что был не прав, представляешь? — легкий смешок касается кукольных губ. — Ты замечательный человек, хён. И я очень благодарен тебе за то, что ты делаешь меня счастливым, несмотря ни на что. Ты — причина моей улыбки, и я хочу, чтобы ты помнил об этом, — вставая со своего места, делится мыслями Чонгук и подходит к Тэхёну ближе, показывая ему чужое творение. — Позволишь надеть? — присаживаясь на одно колено, интересуется шатен, одаривая хёна влюблённой улыбкой. Тэхён совсем не понимает Чонгука. Точнее, всей этой официальности в его положение, когда он присаживается на одно колено. Это, безусловно, смущает, буквально заставляет зардеться и откинуть всяческое беспокойство на второй план, ведь сердце в груди стучится настолько быстро, что становится страшно за собственную грудную клетку. И легко коснувшись оголённой кожи на груди кончиками пальцев, Тэхён неловко облизывает губы, но не смеет отвести глаз от Чона. — Это обязательно…? — неуверенно спрашивает он и торопливо поясняет: — То есть… Тебе обязательно стоять так? Ты можешь надеть его стоя. — Да, обязательно. И я обязательно сделаю это снова, — хитро улыбаясь, по-детски смеётся Чонгук и аккуратно берёт Тэхёна за запястье, дабы следом осторожно закрепить застёжку и, с гордостью посмотрев на результат чужой проделанной работы, поднять на хёна уверенный взгляд. — Какие кольца ты предпочитаешь? На такой вопрос то ли заявление Тэхён, совсем растерявшись, прикусывает нижнюю губу и уводит взгляд куда-то в сторону. Этот Чонгук. Этот парень. Этот мужчина. Какого чёрта он вообще позволяет себе творить с его сердцем? Разве это законно? Неужели да? — Не мели чепуху, — цыкает в чужую сторону Тэхён, но всё равно возвращается глазами к возлюбленному. — Но я вполне серьёзно, — непоколебимо отзывается Чон, не отпуская чужой руки. — Тебе нравится чистое золото? Или, может, ты предпочитаешь красивый камень прямо в центре? Рубин? Бриллиант? Может, какая-то гравировка? — задумчиво уводя взгляд в сторону, предполагает юноша, вновь акцентируя всё свое внимание на Тэхёне и его милых щеках. Продолжать об этом говорить бессмысленно, думается Тэхёну, пускай на самом деле он дико смущён. Одна мысль об их помолвке вызывает необъяснимую тахикардию и бьёт точно под дых, отчего воздух незамедлительно покидает лёгкие. И пока Чонгук продолжает болтать об этом чёртовом кольце, Тэхён, будучи не в силах продолжать это слушать, хватается руками за чужое лицо, тем самым призывает заткнуться. — Дурак! — вскрикивает он и со стороны это выглядит комично. Только вот Тэхёну совсем не до шуток; он продолжает смотреть на Чонгука с некоторой серьезностью, пускай щёки, как и всё лицо, продолжает буквально пылать. Впрочем, думать об этом сейчас нет смысла, и юноша, не задумываясь, наклоняется к чужим губам. Он ловит теплое дыхание Чонгука и гулко сглатывает, прежде чем поцеловать его. В голове становится совсем пусто. Однако Чонгука это не пугает. Он лишь поддаётся навстречу чужим губам, мягко сминает их собственными, а следом тепло касается влажным языком. Температура тела повышается, подмечает парень про себя, как минимум на один градус, а стук сердца начинает эхом отдаваться по всему телу, требуя свободы. Руки сами поднимаются к тэхёновым запястьям; сами убирают чужие руки со своего лица и сами притягивают возлюбленного к себе за шею. — Хён… — еле слышимо шепчет Чонгук, останавливаясь в миллиметре от чужих губ. — Ты счастлив рядом со мной? Тэхён вместо слов принимается часто-часто кивать, как бы не позволяя Чонгуку даже сомневаться в подобном, ведь о каких сомнениях может идти речь? Он влюблён в него по уши не первый год и даже не второй! — Рядом с тобой я, как будто становлюсь самым счастливым человеком на Земле… — также, на грани шёпота, отвечает Тэхён, принимаясь эфемерно поглаживать кончиками пальцев чужую ладонь. Да, Тэхён, да… Когда ты рядом, я тоже, как будто становлюсь самым счастливым человеком на Земле.💕💕💕
Даон, пытаясь аккуратно пройтись красным карандашом по контуру распечатанного рисунка, сосредоточенно хмурит брови, не отрывая от яркой линии прищуренного взгляда тёмных глаз. Громкие голоса мало знакомых ей людей, лёгкие биты какой-то попсовой музыки и редкий звон стукающегося друг об друга стекла начинают постепенно сводить её с ума. Головная боль усиливается с каждым чужим смехом, который звучит заливисто, но совсем не заражает маленькую девочку чувством счастья. Она была бы рада уйти; покинуть этот дом хотя бы на пару часов, чтобы спокойно посидеть в тишине. В такой сладкой тишине, о которой сейчас ей приходится лишь мечтать, ведь все гости пришли чуть меньше двух часов назад. А значит, впереди ещё долгий вечер неописуемо раздражаемого шума, который успеет сдавить её хрупкую головушку, а следом и вовсе разорвать на куски, оставив на стене лишь жалкие ошметки её маленького мозга. Сейчас в их доме находилось примерно одиннадцать человек — не меньше, а после очередного звонка в дверь стало ясно, что теперь это количество возросло. Снова. Эти люди прямо как пчелы, вдруг увидевшие поле красивых, ароматных цветов. Даон боялась пчёл. Они казались ей непредсказуемыми, как и любые другие насекомые, кроме, пожалуй, бабочек. Или мотыльков. Она любила белых мотыльков. А бабочек просто обожала, неважно какой расцветкой те обладали. Например, красной. Красный очень красивый цвет. Такой яркий и энергичный, но в то же время такой опасный и загадочный… Хосок, отрываясь от экрана телефона, поднимает удивлённый взгляд на сестрёнку и еле заметно хмурит густые брови. — Что? — с нотками непонимания в голосе задает вопрос парень, на что Даон лишь слабо качает головой и тяжело вздыхает, отдёргивая себя. Наверное, её внимание привлёк цвет чужих волос, который выглядел достаточно броско. Мама говорила, что яркие цвета — это хорошо. Яркость подчёркивает индивидуальность человека, пусть и привлекает слишком много внимания. Но люди всегда смотрят на то, что пестро. На то, что сверкает, словно солнце; словно звёзды, вышитые на космическом покрывале нашей Вселенной. — В космосе, наверное, очень тихо, — бубнит себе под нос девочка, а затем, даже не успев взять в руки карандаш, зажмуривается из-за резкой боли в районе правого виска, будто кто-то невидимый ударил её по голове какой-нибудь железной бейсбольной битой. Хосок реагирует на это незамедлительно; откладывает телефон в сторону, подходит к Даон ближе и, присаживаясь на корточки, беспокойно произносит: — Что такое? Голова болит? — Угу… — совсем тихо отвечает девочка, с трудом разлепив склеенные слезами веки. — Может, выпьешь таблетку? Она должна помочь, — вставая на ноги, уверенно выдаёт красноволосый, однако Даон не даёт ему возможности принести лекарство, аккуратно хватая за ткань темного свитера. — Она горькая. Я не хочу её пить, — не поднимая взгляд, шепчет девочка, что заставляет Хосока остановиться и, поджав губы в тонкую линию, задуматься над тем, что могло бы помочь Дан-и унять боль. Но несмотря на это, юноша всё равно позволяет себе взять сестрёнку на руки, дабы следом начать мягко перебирать её шелковистые волосы пальцами, не забывая о нежном массаже кожи головы. В голову не приходит ничего стоящего. Кроме, пожалуй, прогулки по вечернему городу. Идея, к слову, крайне сомнительная. Даон в свою очередь крепко обнимает брата за шею, всем телом прижимаясь к нему, как к своему единственному источнику тепла и света. Она прячет лицо в районе чужой ключицы и сильно зажмуривается, принимаясь напрасно сдерживать слезы. Боль начинала становиться всё сильнее и сильнее. — Потерпи чуток, солнышко. Я обязательно что-нибудь придумаю, — начиная укачивать Даон, словно младенца, успокаивающе шепчет Хосок, дабы следом подойти к окну и слегка его приоткрыть в надежде проветрить комнату, тем самым позволив сестрёнке освежиться и прийти в себя, ослабив это отвратительное чувство боли. Она наверняка просто устала от постоянного шума. Это ведь не мигрень, верно? Она просто не привыкла к такому дискомфорту. Всегда, когда большое количество людей собиралось в доме семьи Чон, она где-то пряталась, либо старался уйти. Чаще всего она просила Хосока о том, чтобы он отвел её куда-либо, но… Юноша был занят тем, что помогал со столом, общался с родственниками и… Да, в такие моменты он был самым плохим старшим братом на Земле. Лёгкий стук в дверь невольно заставляет парня обернуться. В дверном проёме оказывается его мама, которая с улыбкой на губах заходит внутрь и закрывает дверь за собой, кладя телефон в карман своего милого белого фартучка. Постоянная радость с её темных глазах привлекает внимание Хо, однако спустя секунду весь её доброжелательный настрой исчезает будто по щелчку пальцев, как только она замечает Даон, прижавшуюся к своему брату, словно испуганный зверек к телу своей матери. — Что случилось? Что с ней? — подойдя чуть ближе, тревожно интересуется женщина, аккуратно забирая из чужих рук свою маленькую дочурку. — Дан-и, милая… — У неё очень сильно болит голова, — недовольно скрещивая руки на груди, хмурится Хосок, как бы намекая на то, что Даон совсем не нравится эта обстановка и ей бы следовало переместиться в более комфортное для неё место. — Хоби, солнышко, собери, пожалуйста, вещи. — А? Что? Какие вещи? — Мне позвонила моя сестра и сказала, что очень хочет вас увидеть, — осторожно укладывая ребёнка на кровать и присаживаясь рядом, начинает свой небольшой рассказ женщина, аккуратно укладывая голову девочки на собственные колени. — Так что сейчас вы собираете все необходимые вещи: одежду, домашние развлечения, зарядки и прочее. И едете к тёте, хорошо? — с легкой улыбкой на губах задаёт риторический вопрос брюнетка, дабы следом аккуратно провести кончиками пальцев по чувствительной коже чужой головы и с нотками сожаления в голосе продолжить: — Прости, что мы так шумим, дорогая. Мне правда жаль, что тебе приходится страдать от этой головной боли, но пожалуйста, потерпи еще немного. Совсем скоро ты окажешься у тёти и сможешь хорошенько отдохнуть. Ты же знаешь, как у тёти хорошо, верно? Даон не ответила. Однако эта новость очень её порадовала. А Хосока она порадовала настолько, что он успел собраться за пятнадцать минут и уже ближе к шести часам вечера они с Даон спокойно сидели на остановке в ожидании нужного автобуса. Девочка бесшумно ела приготовленное матерью печенье, а её старший брат сидел рядом, периодически поглядывая в сторону своей любимой сестрёнки. «По крайней мере, ей стало лучше», ловит себя на мысли Хо и поправляет ворот чёрного свитера с милым рисунком улыбающегося цветка прямо на груди.