— Тебе не кажется, что… — замявшись, Гермиона еще раз осмотрела себя в зеркале, переведя неуверенный, сильно смущенный взгляд, на меня, — ну, этот костюм получился очень откровенным?
Она покрутилась перед зеркалом, посмотрела на свое отражение и так и эдак, порозовела еще сильнее, чем прежде и, нервно потрогав подол платья, тихо хихикнула.
— Никогда бы не подумала, что надену нечто подобное…
Думаю, выгляди я, как настоящий парень, да хотя бы, смени я маскарадный костюм суккубы на нечто более нейтральное, вроде банальной повседневной одежды, стоящая перед зеркалом Гермиона почувствовала бы себя еще более взволнованной. Все же, крутиться перед каким-нибудь Роном перед зеркалом, и, с любопытством на лице, делиться с ним своими мыслями по поводу степени извращенности наряда, — это не то же самое, что делать это со мной.
А так… ее волнение больше походило на робость девушки сделавшей нечто не то перед своей подругой.
Трудно такое признавать, но в моей девичьей фигурке, разодетой в ничуть не менее раскрепощенный наряд, Гермиона не видела ничего такого, иначе говоря, под «ничего такого», подразумевалось индифферентное отношение ко мне, как к мужчине.
Она делилась переживаниями с другой девочкой, а не с парнем.
— Как бы тебе сказать… — я, выбросив из ума раздражение на этот неприятный факт, и осмотрев ту с ног до головы, на миг задумался.
Вообще, Хэллоуинский образ Гермионы действительно находился на грани распутства и разврата, ибо маг, некогда сделавший костюм, в том числе, для меня, к пожеланиям заказчиков относился немного по-своему. Когда я говорил по-своему, я имел в виду «никак».
Барнс, тот самый маг, видя возможность сделать заявленный наряд гораздо ярче, лучше и краше, умел придумать более подходящие к конкретному человеку образы, чем беззастенчиво пользовался. Говоря проще, он клал свой огромный «ху-дожески-й» болт вообще на все, изменяя тем самым изначальную идею костюма до неузнаваемости, переиначивая в ней вообще все.
И, несмотря на то, что за такой подход хотелось утопить Барнса в его же собственном дерьме, я уважал в нем все: как его навыки мастера, так и костюмы, которые тот успел для меня создать.
Тех было лишь два, однако, что наряд Гермионы, что мой собственный, получились на твердые двенадцать из десяти. Это с учетом отнятых десяти баллов за то, что старый ублюдок сделал мою «унисекс» версию демонического костюма похотливым женским нарядом извращенной суккубы, ныне, уже примеренным мной.
Взять, к примеру, меня.
Следуй мистер Барнс данным ему рекомендациям, используй он изначальный план на все сто процентов, я бы вряд ли получил в свои руки такую великолепную, несмотря на всю свою дурацкую женственность, мантию.
Да, первая версия, выйди та из рук Барнса, могла выглядеть красиво, все же, тот действительно был гением; да, «унисекс» манития смотрелась бы на моем хрупком девичьем тельце где-то на восемь из десяти, поскольку, что моя подтянутая попка, что приятная мужскому взгляду талия, что изящная спинка, могли поддерживать приятный образ в любой одежде…
Однако, версия «унисекс» не стала бы моей второй кожей, продолжением похотливого демонического тела, как это сделала созданная Барнсом тонкая короткая мантия. Это не столько умаляло мою злость в сторону дизайнера, из-за которого я расхаживал по всему Хогвартсу в блудливом наряде, сколько позволяло немного закрыть на подобную дерзость глаза.
В конце концов, слухи о моих с Габриэлем играх уже давно расползлись по всему Хогвартсу, об этом знала практическая каждая шавка. Так чем информация о моей мнимой любви к распутным переодеваниям сделает хуже?
По этой причине я, с удовольствием перевоплотившись в женское, смирился со своей участью, как минимум, на эти праздники, и внутренне зарекся больше не брать ни один заказ у мистера Барнса, по крайней мере, не делать этого конкретно для себя. Что до Гермионы…
Здесь выходила похожая картина. Слишком поздно придя к мысли купить себе костюм и добравшись к магазинчику Барнса лишь под вечер, Гермиона могла только дать закатившему глаза дизайнеру несколько рекомендаций, выделив основные моменты. Они звучали примерно так: «Хочу красивый наряд на Хэллоуин, который сможет поразить любого юношу наповал!»
Ну, смотря на этот наряд сейчас, я не мог не согласиться с фактом того, что тот действительно не мог не поразить любого уважающего себя парня. Более того, образ распутной церковницы не только имел все шансы украсть сегодня какого-нибудь мальчишку, особенно, не очень опытного в «таких делах», но и сделать член в его трусах намного тяжелее.
Что, собственно, и произошло.
Под мантией, из-за книги в моих руках, этого видно не было, однако, даже сидящие на мне трусики, не могли скрыть факта вставшего из-за распутного вида стоящей передо мной девушки, члена. И, убери я руки от паха, Гермиона бы непременно взглянула на меня по-новому. Просто потому, что лежащий на моем животе подозрительный бугорок будет отлично видно сквозь тонкую материю девичьей мантии.
И да, в интересе Джека-младшего к Гермионе не было ничего необычного. Все же, она была милой девушкой, имела неплохую, не идеальную, тем не менее, привлекательную фигуру. И если раньше ее скрывала совершенно обычная одежда; привлекательную мордашку портила вечная неряшливость каштановолосой ведьмочки, ныне, имеющую возможность похвастаться отличными выкрашенными в ярко-рыжий волосами, — а ее неумение показать свои женские черты все портило, то теперь… признаю, волшебник проделал настоящую работу, получив за это столько, сколько заслуживал.
Я еще раз окинул юную симпотяжку напротив оценивающим взглядом, на самом деле, маскирующим под собой откровенные похотливые нотки, и, медленно кивнув, весело произнес:
— Просто признай, Грейджер, тот исключительно положительный факт, что в этом костюме даже твоя серенькая внешность выглядит просто великолепно.
Гермиона, поджав от подобной грубости свои красные, манящие из-за дорогой помады губки, посмотрела на меня, как на врага народа, после чего тихо фыркнула и прошипела:
— Я даже не знаю, Джек, счесть ли мне это за комплимент, или за личное оскорбление. Спасибо, наверное. Но, просто знай, какой же ты редкостный урод.
— Без обид, — хохотнув, я поднял руки в защитном жесте, — но ты не умеешь выглядеть женственной. Умела бы, пожалуй, твой ненаглядный Поттер, обратил бы на тебя внимание гораздо раньше, чем мисс Гринграсс успела бы произнести слово «секс»…
Все же тело, как и мордашка, у нее что надо.
Пока мы с ней спорили на счет отсутствия среди ее личных навыков, такого полезного умения, как женское обольщение, я беззастенчиво любовался красивым заставляющим меня пускать слюнки видом. Было трудно признать возможность одной зануды выглядеть очень привлекательно, и столь же красиво, тем не менее, это так. Созданный мистером Барнсом образ падшей послушницы вышел что надо.
— Ты так об этом говоришь, будто сам умеешь «вдохновлять парней на подвиги», — раздраженно притопнув ножкой, воскликнула Гермиона.
Ее пальчики, вновь попытавшиеся закрыть прелестные ножки с надетыми на них черными чулочками коротким подолом платья, нервно задрожали. К сожалению для девушки, у нее не получалось, просто потянув ткань за края, сделать короткий подол облегающего монашеского платья немного длиннее, из-за чего при ходьбе, любому желающему почти открывался вид на внутреннюю сторону манящих бедер, а с нужного ракурса, например, если оказаться заметно ниже Гермионы, можно было увидеть облегающие ее упругую попку тонкие трусики.
Мне, из-за банального зеркала, это сделать удалось.
Между тем, пытаясь придумать какой-нибудь весомый аргумент против ее очередной нелепой шутки, нечто вроде: «Ха, да ты выглядишь как девочка, Джек!», — я успел подметить один неприятный факт.
Черт… знаете, какой бы занудой ни была Гермиона, я бы хотел оказаться между этими пышными бедрами, в особенности, пока сама Гермиона, наряженная в этот костюм, сидя на моем лице, попыталась бы придушить меня своей упругой задницей… картина странная. И ни за что в жизни я бы никому не признался, что хотел оказаться на месте главного героя с этой самой картины.
Но… все же… блин, да в ее ножках все было как надо! Не идеальные, не очень тонкие, но уж точно не толстые, поэтому те выглядели хорошенькими и по-своему привлекательными, а черные чулочки на кружевных подвязках лишь развратно подчеркивали подобную приковывающую к себе взгляд красоту.
Между тем, перепалка продолжилась…
— Да-да-да, женственный мальчик, да, встречаюсь с парнем, да, темный волшебник, ага, извращенный дрочила. Прямо таки, представь себе, наряжаюсь по ночам и, стоя перед зеркалом, сноровисто натираю свою блестящую анаконду, — закатив глаза к потолку, я с укоризной ткнул пальцем в сторону удивленной гриффиндорки, — Герми, я, блин, прикинь, все это уже слышал, так что у тебя нет ни единого шанса во всем этом меня укорить. Я привык ко всему этому дерьму. И, вообще, по крайней мере, каким бы ненормальным извратом в глазах других студентов я не выглядел, по крайней мере, те смотрят на меня без привычной для тебя брезгливости. Потому как я, в отличие от тебя, банально слежу за своей прической! Каждый день умываюсь! И пытаюсь выглядеть опрятно. Ясно?
Возможно, подобная реплика должна была принадлежать девушке, тем не менее, со всем присущим мне ехидством, произнес ее именно я.
— Я рада, Джек, что ты следишь за своими волосами. Это так в твоем духе, — Гермиона, понявшая всю ироничность ситуации, не сильно на меня обиделась за «брезгливость», успев привыкнуть к моим колким шуткам. Вместо этого она обличительно ткнула меня в бок, — Да и на правду, говорят, не обижаются, да? В следующий раз, перед тем, как накраситься, я обязательно попрошу у тебя совета. Хотя… — она внимательно присмотрелась к моему возмущенному лицу, — что-то не вижу на тебе ни капли косметики. Неужели с утра забыл «проследить за своей внешностью»?
Я поджал губы. А весело фыркнувший в голове Кей сделал одно веское замечание, к сожалению, Гермионой неслышимое.
Вообще-то, благодаря магии, косметику просто не видно, глупая маглорожденная…
Но, блин, это ее замечание немного раздражало! Ну и что, что я решил с утра воспользоваться выданной Барнсом волшебной косметикой? Мне и так было трудно на это пойти. Но, в конце концов, если ты хочешь выглядеть блестяще, ты это сделаешь, ясно?
И да, косметика — это не гейство.
Так сказал хмыкнувший из-за моих душевных терзаний Габриэль.
Я не стал опровергать глубокомысленные заблуждения Гермионы, вместо этого вывернув ее же шутку в свою пользу.
— Чтобы выглядеть блестяще, мне не нужно использовать косметику, — Кей на подобную ложь откровенно заржал, мрачный я его смех проигнорировал, веско продолжив, — А, вообще, я удивлен твоим познаниям в косметической индустрии. Честно сказать, не думал, что ты знаешь о таких продвинутых вещах, ибо каждый день, видя твое лицо, я представлял тебя умывающуюся обычным хозяйственным мылом…
Не выдержавшая потока ехидных комментариев девушка, видимо, не найдя, чем мне ответить, решила прервать мою глубокомысленную тираду звонким, как ей казалось, исключительным замечанием:
— В жизни гораздо больше важных вещей, чем косметика, Джек!
— Да? Например?
— Книги, — она уверенно усмехнулась. Судя по довольным глазам, та явно надеялась на мое понимание. В конце концов я проводил время в библиотеке никак не меньше, чем она, прослыв вторым книжным червем Хогвартса, — ты ведь сам должен понимать, сколько времени уходит на саморазвитие!
— Ага, но, видишь ли, я, конечно, не девушка, но могу уверенно сказать, что Поттера своими теоретическими знаниями, как бы ты ни хотела, в постель не затащишь… Так что, либо только книги, либо учеба и потрахушки, фифти-фифти, выбирай.
Ее ушки, услышав столь грязные слова, заметно покраснели, на серьезном миловидном личике расползлась алая клякса смущения, а сама Герми, никак не ожидавшая быть пойманной на своих же порочных желаниях, посмотрела на меня таким взглядом, каким разозленная самка смотрела на взявшего ее за задницу самца, взглядом, говорившим о желании придушить меня на месте, — и злость в ее карих глазах оказалась такой искренней, такой концентрированной, что я невольно отступил на пару шагов назад, спиной уткнувшись в холодную стену, после чего, выставив руки вперед, затараторил:
— Извини-извини…
— Я не пытаюсь затащить его в постель! — перебив меня, и, направив свой обрамленный полупрозрачной тканью пальчик прямо мне в нос, упрямо возразила гриффиндорка. После чего, совсем немного успокоившись, еще раз сердито сверкнула своими темными зенками. Веско добавила, — не сравнивай нас, хорошо? Гарри привлекает меня своей внутренней… скажем, красотой. И я, в отличие от таких извращенцев, как ты, ищу настоящей любви, а не… короче, не секс, окей?
Честно говоря, из-за ее раскрепощенного наряда, как-то с трудом в это верилось. Потому как черная ткань платья настолько гармонично обволакивала все ее прелести, начиная от привлекательной груди, где-то второго размера, заканчивая обрамленной тонкой материей попкой, с натянутой на нее короткой тканью, — что, увидь Гермиону некто незнающей о ее стопроцентной девственности, он бы счел ту самой развратной проституткой, посетившей сегодня Хогвартс.
— Как минимум, — уже полностью успокоившись и потеряв всю свою сердитость, Гермиона недружелюбно уставилась на меня, — я ни разу не ходила со своим одногруппником ни в какие развратные заведения!
— Да-да, скажи еще, что хочешь встречаться с Поттером исключительно из-за его внутреннего мира… ах да, ты уже это сказала! Ври больше. У тебя все на лице написано. Жаждущая потрахаться с успешным парнем девственница!
Подумав о том, что у меня наконец-то появилась возможность вплести в свою речь подобные обвинения, я позволил себе ядовитую ухмылку.
Знай, Грейнджер, между нами огромная пропасть в отношениях! И пусть за свою недолгую жизнь мне удалось лишь несколько раз прикоснуться к настоящей женщине, включая тот эпизод с Эмбер, с блондином мы успели знатно повеселиться. А трап — почти что девушка! Так что, тут со мной не поспоришь!
— Мечтай больше, голубок, — скопировав мою умхылку, парировала гриффиндорка.
Р-р-р, бесит!
И откуда в ней появилось это непреодолимое хамство?! Ведь была такой скромной девушкой…
***
Как я и думал, на людях Гермиона вела себе куда более неуверенно, нежели со мной. Пропала эта ее навеянная уверенность. Исчез скопированный с моего образа шипастый яд «колючего цветка».
Да и, вообще, все время находясь на людях, она невольно стягивала вниз подол своего сексуального платья, розовея при этом своим милым личиком. Кроме того, пока другие этого не видели, та, пытаясь определить реакцию людей на свой новый облик, бросала кроткие взгляды по сторонам. Чаще всего, на привлекательных парней. Еще чаще, на самого Гарри Поттера. При всем при этом, девушка едва не спотыкалась на каблуках, что говорило о ее неопытности носить подобный стиль обуви.
И, несмотря на расползшуюся по красивой мордешке хмурость, своего она добилась. Ну, почти.
Вообще, обычно я не следил за взаимоотношениями между людьми других факультетов, за исключением интересных лично для меня, однако, кое-что о жизни «за пределами гостиной Хаффлпаффа», я все же знал.
Например, предполагал маленькую популярность рыжей заучки среди мужчин своего же факультета, причем, не столько из-за образа серенькой мышки, сколько из-за характера. Та успела выбесить исключительно своим поведением однокашников настолько, насколько это вообще возможно, из-за чего, сыскала славу бесконечной зануды, и стала жертвой таких же бесконечных издевательств.
Справедливости ради, не таких жестоких, по аналогии с «Габриэльским инцидентом», но, согласитесь, и приятными они быть не могли. Более того, даже моя шутка с фоткой ее трусиков смотрелась на их фоне скорее похожей на детскую забаву. Так что, мне было даже немного жаль Гермиону.
По этим самым причинам с мальчиками у зануды было… почти никак. Один раз видел «сталкерившего» за ней студента. Толстого извращенца, известного всем из-за своей мнимой любви за кем-нибудь поухаживать. Тот, являясь страшным придурком, выбирал себе жертву и пытался, добиваясь ее признания, к этой самой жертве подкатывать. Иногда пугающими, иногда нелепыми, а, чаще всего, настолько тупыми способами, что та наша вчерашняя перепалка с Герми могла бы показаться эталоном диалогов из самой заумной художественной литературы.
Короче говоря, несмотря на то, что за два месяца в Хогвартсе Гермиона определенно поменялась в лучшую сторону, в том числе, из-за издевательств, позорное клеймо надоедливой зазнайки никуда не делось. А оно, в свою очередь, заставляло почти всех смотреть на нее не как на привлекательную девушку, а как люди смотрели бы на толстого подглядывающего за своей младшей сестренкой извращенца, заклейменного «лоликонщиком».
Заклейменные могли дружить только с заклейменными. Такой был дух у негласного правила в любом человеческом обществе.
Оттого кидаемые на разодетую в откровенный наряд Гермиону взгляды вызвали внутреннюю ухмылку. Их я и назвал ее маленькой победой. Успехом этого небольшого дельца.
Черт, да я сам, буквально неделю назад, не смог бы себя представить пускающим слюни на «знаменитого книжного червя». И это несмотря на то, что в отличие от других, никогда уродиной ту не считал…
Блин, да находись я на ее месте, сейчас думал бы о чем-нибудь вроде:
" — Выкусите, неудачники, вы потеряли свой шанс своим свинским отношением, так что теперь просто смотрите и завидуйте моей красоте!»
Немного по-женски, но суть я описал.
Эффект был достигнут. Эффект потрясал воображение. Эффект…
Впрочем, — отодвинув от лица стакан с тыквенным соком, я со смешком посмотрел в сторону одного из «нейтральных» праздничных столов, — достигнут, но не полностью.
Занятия уже успели подойти к своему логическому завершению, а все студенты, решившие покрасоваться своими костюмами в последний раз, заняли свои места в главном зале, где проходил завтрак, обед, ужин, все праздники, а еще нелогичные тупые выкрики одного сумасшедшего старика, который как-то раз, когда меня к нему вызвали по причине очередного прогула по уроку истории, предложил мне съесть лимонную дольку. Причем, сделал это с таким видом, словно хотел изнасиловать меня в рот огромным желтым лимоном, от которого эта долька и была некогда отрезана…
Ладно, оставим Дамблдора, вместе с его тараканами, в покое. Лучше вернемся к полезному делу, ленивому наблюдению за двумя цветастыми фигурками, то бишь, вернем взгляд к Поттеру и… барабанная дробь!.. к мисс Гринграсс.
Ага. Повзрослевший «малыш Потти», теперь не пускающий слюни на каждую мало-мальски привлекательную барышню, конечно, около часа назад похвалил наряд новоявленной строптивой церковницы, назвав Гермиону очень привлекательной, однако… знаете, этот придурок даже меня наградил более красивыми словами, осмотрев меня с ног до головы до раздражения заинтересованным взглядом, так что… чертов полупидор предпочел образ принцессы-вампира одной слизеринки, нежели не идеальную, но, сексуальную красоту Грейнджер.
И я даже мог его понять.
Мисс Гринграсс была очень хороша собой. Но это не умаляло того факта, что Грейнджер, потратившая на возможность заслужить внимание Гарри большое количество денег, нервов, даже стерпела унижения передо мной, ни на шаг не приблизившись к возможности поцеловать Поттера, фактически, осталась сидеть у ржавого корыта.
Кстати о Поттере. Тот нынче, попивая за нейтральным столиком какой-то напиток, использовал вторую руку в качестве поддержки для своей спутницы, иначе говоря, Гарри беззастенчиво лапал милую блондинку за ее маленькую попу.
Прости, Гермиона, у тебя с самого начала не было ни единого шанса. Вот если бы ты обратилась ко мне пару дней назад, пожалуй, я бы смог продать тебе несколько флакончиков специального афродизиака, и тогда…
Додумать я не успел. В зале, по щелчку пальцев, погасли все свечи. Потухли все люстры. Казалось, за столами стало настолько темно, насколько это вообще могло быть. Лично у меня от этого выскользнула из рук чашка и упала на стол.
Через миг та куда-то покатилась, попутно забрызгав ничего непонимающих хаффлпаффцев тыквенным соком, затем, судя по звону, явно во что-то тихо врезавшись, она упала «подъехала к самому краешку стола и, под конец путешествия, решив стать детонатором для огромной, спрятанной в душе каждого человека, бомбы, упав на пол, жестоко разорвала звенящую тишину громким своим оглушающим грохотом.
После этого все поехало по накатанной. Кто-то закричал. Кто-то, зачем-то залез на стол, опрокинув всю еду на своих соседей. Кто-то попытался зажечь свет с помощью банального заклинания «люмос», но, так и не достигнув в этом успеха, грязно выругался.
Воцарилась самая настоящая паника.
А я, ухватив Габриэля за руку, попытался понять, что же вокруг происхоидит…
***
— Если это устроили близнецы, я их натурально зарежу!
Откуда-то, по другую сторону зала, с гриффиндорского стола, выкрикнули:
— Ложь и провокация… — с обидой прокричал Джордж.
-… это были… — продолжил за него Фред.
-… Не мы! — закончили они оба.
Лучше бы я ничего не говорил! Ненавижу способ этих двух придурков переговариваться!
Однако, в их слова охотно верилось. Поскольку, присмотревшись, я заметил большой фингал на лице Фреда, и сломанный нос Джорджа… или наоборот, все же, отличить рыжих Уизли друг от друга могли только они сами.
Вообще, многие здесь, включая меня, не смогли избежать неприятных ощущений возникших по причине начавшейся после отключения света толкучки. Если быть совсем откровенным, какой-то урод за нашим столом, а может даже уроды, с появлением темноты, начали безбоязненно всех подстрекать, махая руками, ногами, больно швыряясь тарелками и обливая друг друга тыквенным соком.
Из-за чего, во время этого инцидента, практически каждый получил счастливую возможность дать по роже ближнему своему. И так, судя по растерянному, всклокоченному и агрессивному виду других студентов, происходило за каждым столом. Поэтому, зная нелюбовь Фреда и Джорджа привлекать кого-нибудь иного к своим идиотским шуткам, я сомневался в возможности устроенного ими демарша.
Сделай это они, все было бы совсем не так.
Так что, руководителем был кто-то другой. И, пожалуй, если бы не своевременно сообразивший использовать труднопроизносимое заклинание профессор Квирелл, вернувший нам возможность видеть, потасовка смогла бы перерасти в нечто похуже.
Смотря, как опечаленный испорченным платьем Габриэль вытирает с разбитой щеки кровь, возникшую после пореза кинутой ему в лицо тарелкой, внутри меня вспыхнула самая настоящая ярость.
Я внутренне обратился к невидимому противнику:
Знай, устроивший переполох сукин сын, если я до тебя доберусь, засунутым в твою задницу кактусом, как это случилось с одним злодеем малоизвестной книги, все это не закончится! Ты, бесчеловечная ты скотина, определенно будешь страдать в месть за испорченный людям праздник!
— Ты как, — обеспокоенно сверкая синими зенками, посмотрел на меня Габриэль, — выглядишь не очень…
В самом деле. Поддаваясь смотрящим в мою сторону красивым глазам, я осмотрел себя с ног до головы, насколько мне это позволяли собственные глаза, придя к неутешительному выводу испорченности дорогой сшитой на заказ одежды. Это не говоря уже о нескольких синяках, оставленных мне кем-то неизвестным!
Дьявол, да даже изуродованный едой стол выглядел не так плохо, как моя порванная, облитая и обляпанная грязная мантия!
Я был настолько опечален фактом раненного друга, ужасным видом моей одежды, а еще испорченным праздником, из-за чего не сумел соврать и выдавить из себя хоть что-нибудь позитивное, зло буркнув:
— Плохо, Габи, плохо. Хочу найти этого ублюдка и засунуть ему в жопу кактус. А лучше сразу два!
Несмотря на свой жалкий вид блондин весело захихикал.
— Знаешь, тебе лучше успокоиться. Ты так размахивал руками, что чуть не залепил Невиллу по морде.
Услышав подобную новость, я перевел растерянный взгляд на поднявшего перед собой руки Невилла.
— Ничего-ничего, — даже не позволив мне извиниться, глупо улыбнулся тот, — ты бы не попал по мне по лицу! Максимум по плечу…
Охотно верилось. Все же, мой рост как-то не дотягивает до Лонгботтома…
— В любом случае, извини, друг, как бы там ни было, ты точно не виноват в том, что произошло, поэтому… хорошо, что я не попал. Потому как, если бы попал, ты бы отлетел вон ту-у-у-да, за стол к грифам, — пошутил я, после чего, устало вздохнув и посмотрев в сторону выхода, тихо добавил, — и да, возможно мне действительно стоит немного развеяться. А то, в самом деле, начну заталкивать каждому надоедливому крикуну в жопу по кактусу. Благо трансфигурация позволяет сделать декоративный. Так что, всем чао, а я пойду в уборную! Умоюсь.
— Ага. Удачи! — взяв еще одну салфетку и вытерев ей кровь, Габриэль помахал мне рукой.
— Удачи, — повторили за ним Невилл и Том.
А я, костеря на чем свет стоит устроившего переполох идиота, направил свой шаг к выходу. Надо немного умыться. И, желательно, поменять одежду, а еще лучше найти какого-нибудь старшекурсника и попросить его использовать на мне заклинание очистки.
Блин, надеюсь, Мориц мне не откажет из-за той глупой ситуации, где я, постучавшись к нему в комнату, чтобы спросить на счет кружков, обломал тому секс с какой-то симпатичной слизериночкой.
***
Гарри, практически избежавший участь оказавшегося в переполненном вагоне раздавленного фрукта, подхватил мисс Гринграсс под локоток. Улыбнулся и, с заботливыми нотками в сильном голосе, тихо шепнул:
— Мисс Гринграсс, пойдем, я знаю, где можно вернуть вашей одежде подобающей аристократке образ.
Та слабо кивнула, как бы соглашаясь на ухаживания. После чего последовала за смелым ухажёром следом, как обычно в своей изящной аристократичной манере.
***
Сидящая в женской туалете Гермиона тихо всхлипывала.
Разочаровавшись в жизни. Разочаровавшись в «друзьях». И разочаровавшись в самой себе, она плакала. Плакала и даже не догадывалась о произошедшем в обеденном зале инциденте и, к ее глубокому несчастью, не могла предположить, что ждет конкретно ее, когда бродящий по подземельям Хогвартса Тролль учует ее приятный женский запах.
***
— Сука. Пидор. Гнида. Урод!.. — а это, вспыльчиво размахивая худыми ручками, брел по коридорам Джек Фишер, он же, гроза всех первокурсников, он же, самый жестокий, самый хитрый и самый надоедливый староста Хаффлпаффа, и он же, в своей жизни прошлой, самый неудачливый наемный убийца, Энтони Цвай, — не дай Мерлин те слова мистера Барнса о возможности чинить его костюмы с помощью магии окажутся неправдой и мою одежду не получится вернуть к ее первоначальному облику… Черт, в таком случае, неудачная шутка с кактусами примет совершенно новый вид!
Он, уподобляясь Гермионе, совершенно не догадывался о бредущей по академии огромной проблеме. При всем при этом, к своему несчастью, он шел именно туда, где в скором времени эта самая проблема и окажется.
***
Кем бы ни оказался кукловод, своими неосторожными действиями, своим невероятно продуманным отвлекающим маневром, сумевший приблизить «костлявую» сразу к двум студентам, — тот продолжал исполнять часть своего плана.
Однако, когда цель оказалась близка, как никогда, а замок заветной двери щелкнул, позволив отворить ту в сторону, кукловод обомлел.
Пожалуй, — с ужасом признался он сам себе, — Трехголовая огромная собака… никак не входила в его гениальные планы.
