Спорынья

      — «Карельский, у вас не стрелочки, а пики», — старческим писком пародировал Тим древнюю преподавательницу по начертательной геометрии. Зараза, опять не приняла чертеж из-за несоответствия госстандартам.              — Жесть, а у нас начерта не было, — отозвалась Василиса и подожгла на ходу сигарету.              Узкие улочки на пути от Пушкинской станции к булгаковским местам до чертиков напоминали Питер. Марк бы сюда не сунулся, если бы не приглашение Тима присоединиться к очередной вылазке для сверки таинственных фотографий с возможными реальными декорациями.              — Ты для Патриарших вырядилась? — спросил Марк.              Васечка покружилась в новом зимнем пальто без ворота, в вечерней тьме оно напоминало ведьминский плащ, если убрать заношенный блеклый малиновый шарф.              — «Я прекрасно понимаю, что меня подкупают и тянут в какую-то темную историю, за которую я очень поплачусь», — продекламировала Маргарита нижегородского разлива, идя спиной, долго затянулась дымом, запрокинула голову и выдохнула в небо.              — Ты прям наизусть помнишь? — изумился Тим.              — Я же говорила, что все помню, — сказала Вася, развернулась и поравнялась с парнями. — Ладно, чего-то помню оттуда, чего-то нет.              Полуперекресток возле трех невысоких зданий был похож на окрестности «Англетера». Разве что тротуары в северной столице, вроде бы, стлались пошире. Когда Маралин проходил мимо печально известного отеля, он никак не мог отделаться от всплывшего в памяти факта, что именно здесь встретило свою загадочную смерть солнце поэзии Серебряного века, хотя Есенина Марк не то чтобы жаловал.              — У нас игра на литре была по «Мастеру и Маргарите», — зачерпнул Тим капельку свежего прошлого. — Надо было по цитатам угадывать, кому они принадлежат, а я ниче не читал, только в инете глянул. Второе место занял, ага.              — «Человек смертен, а главное, смертен внезапно», — вольно пересказал Марк для проверки.              — У меня батя постоянно любит это повторять, — ответил Тим с улыбкой. — Воланд.              — «Помилуйте, королева! Позволил бы я себе налить даме водки? Это чистый спирт!» — воскликнула Васенька.              — Да вы самые заезженные предлагаете, — проворчал Тим. — Бегемот.              — Ща посложнее будет, — предупредил Марк. — «Вы мыслите, а значит, не можете быть мертвы».              — Блин... Мастер?              — Азазелло, — поправила Бестужева.              — Вы че, оба фанаты Булгакова?              — Еще скажи, что ты сын медиков и не читал «Записки юного врача», — усмехнулся Марк.              — Да я из школьного мало че читал. «Вишневый сад» в старших точно читал, остальное не помню.              — А «Записки» же не проходят? — спросила Василиса.              — Зря, классная вещь, — посетовал Марк. Он бы вообще подрихтовал программу по литературе как минимум наполовину — выкинул какую-нибудь унылую муть типа «Бедной Лизы» Карамзина и заменил чем-то повеселее. Да хоть тем же Чеховым разбавил, множество подходящих для подростков работ напрасно упустили составители учебников.              С правой стороны от дороги высился забавный темно-красный дом с разнобойными балконами и лепниной, будто украшенный несколькими архитекторами. До знаменитых прудов оставалось совсем ничего, пунктом назначения они не являлись, но мамкиным мажориком и официанткой-барменшей было принято решение непременно показать пермяку одну из главных достопримечательностей Москвы.              — Вот это! — Вася показала на причудливое здание, достала из рюкзака нужный снимок и протянула руку вверх.              — Хорош, — похвалил Тим и сделал заметку в телефоне. В этот раз фотография подошла идеально.              Карельский мог бы пойти на прогулку сегодня только вдвоем с Василисой, но Марк утром заверил, что уже нормально себя чувствует. На вопросы о том, что же случилось в понедельник, Маралин отвечал скупо и неохотно. Тим проглотил речь о легком недомогании, а Вася крепко держала язык за зубами, выпрямленными в средней школе. На их задней стороне до сих пор стояла проволока, удерживающая коренные, клыки и резцы вместе: ортодонт наказала носить долго, пока не прорежутся восьмерки. Символы мудрости неторопливо бередили десны внезапным желанием купить погрызушку, словно Вася опять Лисенок и качается на руках у матери.              — Сколько здесь стоят квартиры? — поинтересовался Тим, двинувшись с ребятами дальше. Здешняя обстановка в его картине мира перекликалась деталями вроде оформленных наличников окон с родной Сибирской, где сохранились дома, построенные аж в девятнадцатом веке.              — Лямов двадцать? — предположила Василиса.              — Больше, — возразил Марк. — Могут и за сотку выйти.              — Ниче се, — просипел Тим, а его финансовый недостижимый потолок взлетел с жалкого букетика до апартаментов в этих краях. — Можно дворик в Перми затарить.              — Москва — не Россия, — пояснил Маралин. — В том же Питере недвижимость должна быть намного дешевле.              Вася невольно покосилась на Марка. Дрогнул ли его голос на Санкт-Петербурге не случайно или это потому, что они втроем довольно быстро шагают?              Марк замер напротив одного ресторанчика, вгляделся в помещение за стеклом и вдруг скомандовал:              — Ща зайдем сюда, садимся за столик в углу.              — Зачем? — спросила Бестужева.              — Потом расскажу.              Не дожидаясь согласия, Марк повел внутрь, попросил у хостеса на входе примеченный стол. Сел за него так, чтобы решетчатая перегородка в зале и растения достаточно заслоняли от матери, которая ужинала здесь с каким-то мужчиной, но при этом позволяли рассмотреть любопытную сцену во всех подробностях. Хостес пообещал, что официант вскоре подойдет, оставил меню в кожаных обложках и засеменил обратно.              — Чай за полторы тыщи! — прошипела Вася. — Он че, с брилльянтами?              — Стейк за четыре кесика не хочешь? — тихо засмеялся Тим.              — Заказать все равно что-то надо, — пробормотал Марк, всматриваясь в живую мимику мамы. Она то радовалась и широко улыбалась, то грустила и будто промаргивала слезы, даже чему-то раздражалась и поджимала губы. Может, мама и выпила бокал-другой вина, и все же такой Марк не видел ее много лет, если вообще помнил, что она так умеет. — Берите там чай, десерты какие-то, я заплачу. И верхнюю одежду снимите.              Тим только сейчас заметил, что Марк когда-то успел снять пальто и повесить его на вешалку из темного дерева возле стола. Менее приспособленные к таким ловким фокусам, Тим и Вася послушно последовали примеру Маралина.              — Какая у тебя рубашка классненькая, — вернувшись на место вместе с Карельским, похвалила Василиса его наряд и погладила рукав с красными жирафами на голубом фоне. — А просто чай нельзя? — обратилась она к Марку.              — Мы тут можем и час проторчать… Короче, там моя мать сидит. Она вас знает, так что не высовывайтесь.              — Откуда она нас знает? — встревоженно спросил Тим. «Неужели спалила?» — перепугался он и подумал, как бы Марк не поэтому «плохо себя чувствовал» позавчера.              — Она утром приходила, когда вы у меня ночевали.              — Да ну? — удивилась Вася. — И че сказала?              — Да ниче. У нее тоже, оказывается, в молодости было такое. Может, поэтому не стала ругаться…              — Мои бы меня убили, — глухо произнес Тим и потупил глаза.              — Она тоже с двумя парнями встречалась? — уточнила Василиса.              — Да, но у них это, типа, на лето было. Потом перестали общаться. Якобы…              — Ты думаешь, это один из них? — громко прошептала она и уставилась на красивую женщину в черной одежде. Прямой нос, очерченная челюсть, высокие скулы, несколько впалые щеки, пухлые губы, разрез глаз с приподнятым внешним уголком, родимое пятно у виска — все как вторая капля воды из одной наблюдаемой пары.              — Не знаю, — засомневался Марк и пробежал взглядом по меню. Буквы издевательски потеряли смысл, и сознание едва сообразило, что же такое ненавистный «кофе» или любимый «шоколадный фондан». — Она мне в то утро сказала, что хочет разводиться.              — Опять?              — У меня мать в третий раз замужем, бывает, — прозевал Тим и заложил пальцами страницу с выбранным десертом.              — Она сказала, у нее нет никого. Типа, просто развестись хочет. А тут этот человек… Не знаю, кто он, но вроде у мамы не было никаких друзей-мужчин.              — А где тогда второй, если это один из тех парней? — заметила Вася.              — Не дожил.              — Молодым умер, — вздохнул Тим. Память прошибли надрывные плачи и обмороки над холодным телом двадцатипятилетнего брата матери, работавшего электриком, стук топора на даче в руках сына крестной — двоюродного дяди, — горький запах его дешевых сигарет и ее, «Витенька-Витенька, дурачок такой».              — В кустах лежал, в крови героин нашли. Никто ничего не замечал раньше, попробовать решил, видать, на свою голову…              Тезке отца на тот момент тоже тридцати не было.              Разговор и мрачные мысли прервались на озвучивание заказа официанту. Как только он исчез, Марк вновь принялся за слежку, а ребята сохранили натянутое молчание.              — Тим, ты билет мне не скинул, — спустя минуту подала голос Василиса.              — Блять, — выругался он и уткнулся в телефон, чтобы отправить электронные посадочные талоны новогодним попутчикам. — Марк… а ты реально Маратович?              — Реально.              — Погоди, ты Маралин Марк Маратович? — засмеялась Вася.              — Маратович, — буркнул Марк, уставший за всю жизнь от подобных вопросов.              — Родители бати, походу, приколисты, — с улыбкой сказал Тим. — Маралин Марат, у него отчество, случаем, не на «Мар-»?              — Скорее мои на приколе. Фамилия мамина, — расстроил Марк.              — Они не были женаты? — спросила Вася.              — Были… Это какая-то херня у нас в семье, фамилию по женской линии передают. У двоюродного брата теткина фамилия, бабушка тоже девичью оставляла, прабабка, дальше не знаю. У Ники и Саши почему-то отчима дали, но мама себе свою оставила.              — Странная хрень, — согласился Тим и нахмурился.              — Мне иногда кажется, меня специально на «В» назвали. Чтобы было «Б», «В», «Г» в инициалах, как по алфавиту.              — Блин, у меня одного такой параши с именем нет? «КТВ», имя как имя.              — А у нас из первых букв получается «MTV», отвал башки, — сложил Марк.              — Символичненька-а, — пропела Васечка, а Тим поежился, когда в сознании всплыли эпизоды из передач названного телеканала вроде поедания тухлых яиц за деньги. Помимо прочего, старый MTV насчитывал море подходящих фразочек в программе: «Школа приколов», «Трудности любви», «Точка кипения», «Любить или забить?», «Жеееееесть!»              — А че тебе этот мужик сдался?              — Я не хочу, чтобы она разводилась, — признался Марк и зацарапал шероховатую страницу меню под рукой. — Я проезжал этот пиздец, и если она снова скинет детей на Машу… в смысле, бабушку, то они тоже вырастут без мамы и папы. Не, ну, отчим хороший, но работает много, двоих мелких не потянет.              — А если ей плохо с ним? — вступилась Василиса. — Что, если так будет лучше для нее?              — Ей не двадцать, — отрезал Марк и замер. — Ей сорок три. Она должна думать о детях, как будет лучше для них. Им нужна полная семья, а не ебнутая старуха, которая им все мозги прокурит.              — Я думал, у вас с бабушкой все збс, — сказал Тим. В ответ Марк коротко помотал головой.              — Она заставляла делать все по дому, таскала без спроса во всякие театры и галереи, и ей похуй, что ты не хочешь или у тебя планы другие, — говорил он негромко, пока смотрел на мать и потирал одно серебряное звено черненого подарка за другим. Верхняя губа то и дело подрагивала и взметалась, будто для грамотного звукоизвлечения на занятии по хору. — Курила постоянно прям в доме и выпивала с утра до вечера. Не бухала, но все равно. Еще она к каждому слову и движению придирается, все должно быть так, как ей надо. И это я молчу про миллионы заскоков типа того, что надо называть ее по имени-отчеству, нельзя срываться, даже если она или чет еще достало, мол, держи себя в руках. Талдычит всякое: «Ты родителям не сдался, ты никому, кроме себя, не нужен, учись быть один, ты всегда будешь один».              — Но это же неправда? Хата родительская, они тебя содержат, — поспорила Вася.              — А они хоть раз вовремя поздравили меня с днем рождения, не вспоминая об этом через две недели?              — Она же необязательно сплавит их ей, — прибавил Тим. — Может, в этот раз все будет не так.              — У нас всегда все было «не так», что должно измениться?              Мама рассмеялась.              Официант в два быстрых захода принес чайник и кружки, приборы, фисташковую меренгу с малиной, тирамису и шоколадный фондан с голубикой, и удалился с пожеланием приятного аппетита.              — Не спросил, надо ли чет еще, — поругала Вася и взяла из корзинки маленькую вилку. — Марк, — позвала она, погладив подсолнух на пальцах. — Нам ты нужен, — заверила она с набитым ртом.              — Нём ти нюжин, — передразнил с улыбкой Маралин и убрал руку. — Или мои деньги за чай с брилльянтами, да.              — Да че сразу деньги, — проворчал Тим и помассировал веки под очками до возникновения сферообразных бликов.              — Подождите меня здесь, — бросил Марк и встал из-за стола.              — Ты че, к ним пошел? — громко прошептала Василиса.              — Скоро вернусь.              Марк распрямился, пересек небольшой зал и остановился на расстоянии в пару шагов от пункта назначения. На бежевой плотной скатерти лежала папка с чеком, возле нее простаивал одинокий бокал белого вина.              — Марк? — воскликнула Таисия и размяла мимические морщинки вновь. Она похлопала по подлокотнику свободного стула-кресла, обивка которого могла бы соревноваться по нежности с теплой стороной мать-и-мачехи. — Присядешь? Что-нибудь будешь?              Марк опустился на сидение и перебрал во внутреннем стратегическом центре ворох схем дальнейшего разговора.              — Не, спасибо. Да я тут мимо проходил, увидел вас и решил зайти.              Марк протянул ладонь незнакомцу и представился.              — Назар, очень приятно, — разлился до мурашек на затылке глубокий голос в пору какому-нибудь Шаляпину. На ощупь рука была, однако, вовсе не певческой, грубой и лишь местами мягкой. — Копия, копия, — обрадованно заметил Назар, и проседь в его вороных зачесанных волосах на мгновение окрасилась основным цветом. Словно то не серебристые тонкие мазки долгой жизни, а так, игра торшера напротив.              — Только глаза папины, — поправил Марк. Землистая теплая радужка вкрапилась в мраморную синь разве что ничтожными золотистыми осколками. Он с ухмылкой изучил строгую монотонность в чужой и собственной одежде. — А мы тут поминаем кого-то?              — Свои восемнадцать-девятнадцать лет, — просипела мама после глотка полусухого.              — А вы… — не договорил Марк и провел пальцем в воздухе короткую линию, параллельную неразрывной нити далекого прошлого.              — Нет, мы сейчас просто… — замялась Тася и опять пригубила бокал.              — Мы редко видимся, — сказал Назар. — Я вообще из Прокопьевска, там семья и работа.              — А здесь первая любовь, — закончил Марк мысль.              — Марк, ну ты ляпнешь тоже, — одернула мама.              — Первая, зато какая, — мелодично произнес Назар. С его лица не сползала улыбка, она грела не меньше, чем двадцать четыре года назад.              — Вы на гастролях? — предположил Марк. — Мама рассказывала что-то про актерское.              — Значит, мама уже представила, — подловил Назар, и в зелени его ясного взгляда заискрились огоньки ресторана.              — Да я так, чуть-чуть, — заоправдывалась Тасенька.              — Если бы гастроли… В Москву и Питер не прошел, отучился в Новосибирске, играл в театре какое-то время, да. Потом дети появились, зарплата была неважнецкая, друг отца на завод устроил. В инженерке заочное отбегал, и все.              — С театром прям завязали?              — С концами.              — Марк тоже на инженера пошел, — вставила Таисия.              — Авиастроение, — дополнил Марк.              — Не скучно там? — усмехнулся Назар.              — Всю жизнь мечтал самолеты проектировать, да.              — Как тебя на Патриаршие-то занесло? — спросила мама и откинулась на спинку стула.              — А я не один, — сознался Марк и указал большим пальцем в сторону ребят, уплетавших за обе щеки десерты. Назар обернулся, профиль раскрыл крючковатый нос с изломами горбинки. Не такой острый, он не резался и не совался куда не надо.              — Познакомишь меня как-нибудь? — поинтересовалась Таисия.              — Все так серьезно? — сказал Марк и заерзал на сидении.              — А куда еще серьезнее? — Она коварно разулыбалась, склонилась над столом и потрепала рукав Назара. Он выжидающе кивнул. — Я в ноябре к Марку заезжала, прихожу и там с порога такой видок на гостиную замечательный: втроем лежат, посапывают сладенько.              Назар вскинул брови и засмеялся в унисон с Тасенькой.              — Мам… — взмолился Марк, в итоге сдался и тоже присоединился к давно постаревшим подросткам.              — Ладно, ход событий предвосхищать не будем, — пообещал Назар и вложил несколько купюр номиналом в сотню внутрь кожаной расчетницы.              — Откуда это? — спросил Марк. — Как будто где-то слышал…              — «Но кончу тем, откуда начал речь», — раздался поставленный дикторский голос и продолжил:              Не может жизнь по нашей воле течь.       Мы, может статься, лучшего хотим,       Но ход событий не предвосхитим.              — «Гамлет», — вспомнил Марк.              — Так точно. А нам пора бы, — поторопил Назар, посмотрев на стену с круглыми часами и болтающимся под ним длинным маятником.              — Мы в Булгаковский дом на «Мастера и Маргариту», — пояснила Таисия старшему сыну и взглянула на циферблат на запястье. — Ты с бабушкой вроде там был, да?              — Мы чисто в музее были, спектакль не видел, — ответил Марк и поднялся из-за стола следом за бывшими любовниками.              — Когда там вы в Пермь уезжаете? — спросила мама и поправила складки ткани на предплечье Марка.              — Тридцатого ближе к вечеру.              — Котика кормить не надо?              — Да я с Машей договорился, она у меня поживет.              — Это хорошо, — заключила мама. — Ну, мы пойдем, солнце. — Она погладила воротник, легонько поцеловала в родимое пятно и отошла назад. — Веди себя прилично, как там Мария Эратовна у нас говорит, — процитировала Таисия, состроив низкий назидательный тон.              — Обязательно.              — Удачи вам, — пожелал Назар и крепко пожал руку на прощание.              Марк не сразу возвратился на место после ухода пары гостей, подышал шлейфом нового парфюма матери, о котором так и забыл разузнать, проводил глазами за окном две черные фигуры, на миг освещенные пламенем зажигалки. Вытащил из папки для чаевых и счета чек, закусил язык от скромного набора позиций в нем и крупной четырехзначной суммы, наконец вернулся в угол зала. На столе остались к тому моменту лишь чай да тарелка с остывшим фонданом.              — Че там, че там? — напала Василиса и похлопала вразнобой по своим коленям.              — Ниче, все норм, — сказал Марк и принялся за десерт. — И да, это был один из тех парней.              — Прикол, — оживился Тим. — А ты говорил, мы тут час зависать будем.              — Да я не думал, что подойду к ним. Потом чет захотелось.              — Нас, кстати, рассчитали, я попросила, — сообщила Вася. — Мы же не будем больше ниче заказывать?.. Ля, я вот год в Москве живу, в жизни такие цены не видела. Как мы вообще это место откопали?              — Ты в толкане не была, там полотенца! — восхитился Тим. — Типа, настоящие нормальные полотенца, еще так сложены трубочками. И унитаз такой белый, жесть.              — Скок вышло? — промямлил Марк.              — Четверочка, — объявил Тим.              — Блять… — Маралин отложил вилку и потер ямочку над губами. — У вас взаймы не будет до завтра? У меня ща не хватит.              — У тебя-то и нет денег? — фыркнула Бестужева.              — Не смешно, надо же заплатить как-то. Я вчера продуктами затаривался, прямо сейчас мне никто бабки не вышлет.              — Блин, у меня ток две сотки на карте, пришлют ток в пятницу, — сказал Тим.              — У меня тридцать рублей и семьдесят копеек, а нала ща нет, — переиграла Вася. — Марк, тебе реально платить нечем?              — Нет, блять, нереально, — пробормотал он.              — Да ты не кипишуй, я разрулю… Короче, давай доедай, чай допивайте с Тимом и на улице меня ждите.              — Че ты хочешь сделать? — спросил Тим и нахмурился.              — Ниче, просто доверьтесь мне. Я же офиком работаю, кое-чего тут понимаю, ага. Давай-давай, Марк, кушай быстрее.              — Нас училка по МХК всегда поправляла, мол, надо говорить не «кушать», а «есть», — вспомнил Карельский. — Типа, кушают только младенцы.              Заслуженная педагогиня РСФСР участвовала в эксперименте по введению «Мировой художественной литературы» в школьную программу, а чаще всего Тим от Ольги Аркадьевны слышал, что ее подопечным воспрещается говорить: «Я знаю». Она также завещала как можно реже произносить «я»:              — Обратите внимание, сколько всего было сказано и ни разу, — она выделила «ни разу» режущим акцентом, — не прозвучало «я».              — А Марк и так самый младший, — подметила Васечка, наполнила пустые кружки прохладным улуном и под взором напротив обратилась в пепел.              За рекордные несколько минут с остатками заказа было покончено, парни по плану бесовки покинули заведение, а она вышла немногим позже и понеслась по Малой Бронной. Тим ринулся за Василисой, Марк выругался и побежал за ним. Она затерялась в толпе возле заснеженной кованой ограды Патриарших прудов, нужная макушка выплыла среди деревьев. Тим лавировал между прохожими в погоне за беглянкой, Марк запыхался и побрел спокойным шагом. Благо, рыжие кудри подобно маяку не пропадали из поля зрения, а вскоре с ними рядом заколыхались на ветру и черные локоны Лжемаргариты.              — Я напиздела, что мы тайники, — довольно объявила она, когда Марк поравнялся с ней. — Это гости, которые приходят в случайный день и проверяют качество сервиса. Я сказала, мол, а вас не предупредили, а вот, надо погасить счет и ля-ля-ля. Ты, главное, больше не появляйся там!              — И тебе поверили? — прохрипел Тим на ходу.              — А там пацан был стажер, видно. Я свалила, пока менеджер не пришел… Но, вообще, тайников как огня боятся. Не знаю, везде ли, у нас на Арбате было с ними люто. Завалишь — ползарплаты не выплатят. Видимо, тут такая же фигня.              — Погоди, ты хочешь сказать, мы их обокрали? — уточнил Марк и замедлился.              — Ага.              — И часто ты крадешь что-то? — спросил он следом.              — Ну, так, по мелочи. Шоколадки, батончики, иногда маленькие бутылочки пива или вроде того.              — Ты серьезно? — поморщился Маралин.              — А че? Меня наебывают, я не могу наебывать?              — Тебя же не в магазине наебывают, а на работе, — возразил он. — Из-за тебя потом других работников оштрафуют за недостачу.              — У меня уходили столы на тысячи, и крыть приходилось их мне из своего кошелька, и всем было похуй, что у меня нет на руках шести косарей. Так что мне тоже похуй на людей, ладно?              — Странная логика, — согласился Тим с Марком. — Меня поймали в тринадцать лет с этой хуйней, я больше не воровал. Зассал тогда, думал, меня в ментуру ща заберут. В итоге попросили косарь заплатить и отпустили. Тебя не ловили?              — Не-а.              — Вот поймают и зассышь, отвечаю.              — Я предлагаю уже сейчас перестать воровать, — настоял Марк. — В карму ты тоже не веришь?              Василиса прыснула, с лукавой улыбкой посмотрела на Маралина, рассмеялась на всю Москву и оторвалась на несколько шагов вперед.              — Марк, а сколько ты жил с бабушкой? — спросил Тим, оценивая масштабы катастрофы.              — Лет семь, получается.