Больше Тысячи Лет Назад...
Воздух был наполнен смесью невыразимой радости и непостижимой печали, когда принцесса аликорн прижала младенца к груди, нежно уткнувшись носом в щеки крошечного существа, и была вознаграждена довольным воркованием младенца. Прошла всего неделя с тех пор, как Селестия родила свою дочь, шестнадцатичасовой процесс, который, как она была уверена, должен был убить ее из-за того, как маленький единорог, казалось, высасывал из нее саму жизнь. Понятно, что врач и акушерки заботились о здоровье матери и ребенка, но почувствовали облегчение, когда оба вышли из него совершенно здоровыми. Поначалу, лежа там в ужасе и агонии, переплёв потное копыто с копытом Луны, Селестия боялась, что ее ребенок будет умбром, как её отец, но успокоилась, когда родила нормальную кобылку. — Это девочка, Ваше Величество. Поздравляю! Слова доктора прозвучали в голове Селестии, когда она посмотрела вниз, чтобы увидеть лицо своего первенца. Как ни странно, судьба распорядилась так, что она не будет похожа ни на одного из своих родителей, а будет похожа на свою покойную бабушку королеву Конкордию, которая умерла много лет назад. Шерсть того же цвета, почти такая же грива. Только вместо золотых глаз на Селестию смотрели светло-фиолетовые. "Она так прекрасна, как самая прекрасная мелодия в мире." — Она вспомнила, о чем думала, когда впервые взяла дочь на передние копыта и решила назвать ее Каденс, имя которое, без сомнения, одобрил бы ее старый учитель музыки. — Моя маленькая Каденс. Я люблю тебя, — прошептала Селестия хихикающему младенцу, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Пройдя через потайной вход позади трона и спустившись по нескольким туннелям, Селестия прижала недельную кобылку к груди, останавливаясь так часто, чтобы убедиться, что за ней не следят. С тех пор как они с Луной обнаружили, что она беременна, они оба были на грани одержимости, удвоив количество королевских гвардейцев и увеличив число активных агентов королевской разведки. Без сомнения, будут жалобы на сверхурочные и дополнительные расходы на оплату труда персонала, но чтобы сохранить существование Каденс в тайне, Селестия отдаст все, что есть в королевской казне, если это означает, что её дочь будет в безопасности. Она отрепетировала реплики, которые скажет Сомбре в следующий раз, когда они заговорят, но все равно почувствовала тошноту под ложечкой. Даже намек на такой отвратительный поступок вызывал у нее стыд, но если Луна была права, это могло обойти эмпатические способности Сомбры и отвлечь его от поисков их ребенка. Повернув налево, Селестия вошла в десятиугольный вестибюль, где Луна терпеливо ждала у люльки, сделанной из небесно-голубых кристаллов. — С тобой все в порядке, сестра? Всматриваясь в спящее лицо Каденс, она остановилась, чтобы рассмотреть каждую черточку, ее копыто поглаживало розовую щеку и чувствовало, как поднимается и опускается ее маленькая грудь. Часть Селестии хотела крикнуть Луне, что это ее дочь и что она никуда не пойдет, но более сильная, более разумная часть сказала принцессе, что это единственный выход. Она медленно кивнула, ее копыта были твердыми и тяжелыми, когда они несли ее к колыбели. Она держала жеребенка над ним, но обнаружила, что не может отпустить. — Селестия, мы уже говорили об этом. Если придворные узнают, что ты зачала ребенка от одного из наших заклятых врагов, они могут расценить это как измену государству и потребовать твоего смещения с трона. Через несколько столетий мы пробудим Каденс от ее зачарованного сна и отдадим ее на удочерение. Ни одному пони никогда не понадобится знать правду. — Я... - да, ты права... — Селестия согласилась и медленно опустила Каденс в колыбель, её маленькое тело погрузилось в темно-синюю бархатную подушку, а одеяло было натянуто до подбородка. Жеребенок тихонько заскулил, но продолжал спать, пребывая в блаженном неведении о том, что происходит вокруг. — А я нет... Я не хочу этого делать, — шмыгнула носом старший аликорн, нежно поглаживая мягкую, как хлопок, челку Каденс. — Я не хочу с тобой прощаться. Луна положила копыто на плечо сестры. — Я знаю, но это не навсегда. Ты скоро увидишь ее снова. Она шагнула вперед и зажгла свой рог, опуская светящиеся голубое свечение к золотой медали на передней части колыбели. — П-подожди! — Селестия собралась с духом, вытирая слезы с лица. — Это... это должна быть я. Понимающе кивнув, Луна подняла свой рог и почтительно отошла в сторону. Селестия бросила последний страдальческий взгляд на Каденс, прежде чем ее рог засветился, и с глубоким вздохом опустила его к медали, наполняя своей магией. Зазубренные, прозрачно-голубые кристаллические осколки появились из края колыбели, создавая более мелкие кристаллы, которые скользили вверх от следующего, пока не образовали продолговатый купол над колыбелью. Внутри мирно спала маленькая Каденс. Выполнив свою ужасную задачу, Селестия рухнула на живот и испустила вопль боли.Сейчас...
Селестия вгляделась в полные слез глаза юного аликорна, который смотрел на свою "тетю" с таким выражением, словно хотел услышать ответы, но в то же время боялся того, что они могут повлечь за собой. "Она действительно похожа на мать." Воздух был густ от напряжения, хотя ни один из пони не говорил; было ясно, что они все это знали. В этот момент Селестия почувствовала, как столетия давят на ее плечи, и теперь она чувствовала себя старой кобылой, которой, как она знала, была. Она вздохнула и отвернулась, слова, наконец, слетели с ее губ после тысячи лет секретности. — Это правда. Когда она снова посмотрела вперед, Каденс медленно кивала, закусив губу, позволяя признанию проникнуть внутрь. Еще больше слез присоединились к своим сородичам и покатились по её щекам. —И... ты... ты м-моя мать? Теперь пути назад не было. — Да, это так. Селестия повернулась к Сомбре, ожидая увидеть самодовольную ухмылку или садистскую ухмылку. Вместо этого его лицо было искажено печалью и яростью, его глаза сверлили её, как будто это была её вина! — Теперь ты счастлив, Сомбра? А? — Нет, — последовал простой ответ. — Ты действительно собираешься обвинять меня в этом? — А кто же еще?! Ты не имел права! — Не имел права? Я её отец! — Взревел Сомбра, его глаза горели от отвращения. — Нет, это не так! Может быть, ты и помог зачать ее, но ты не её отец! — О, и это автоматически делает тебя ее матерью? Меня не было рядом, потому что ты и твоя мерзкая сестра держали меня взаперти под землей тысячу лет! Ты бросила её и игнорировала, пока она не заработала свои крылья! Селестия развернулась, расправив крылья и приготовившись к атаке. — Я защищала ее! — Защищала ее, — фыркнул Сомбра — ... или себя? Ты больше заботилась о своей репутации среди подданных, чем о собственной плоти и крови! Я был более открытым и честным с Каденс за один час, чем ты за всю ее жизнь! — Прекратите, вы оба! — Каденс закричала, пурпурный дым клубился из ее пылающих зеленых глаз. Они оба закрыли рты, когда Принцесса Любви сделала несколько глубоких вдохов. — Вы оба ошибались, — наконец произнесла она, прежде чем повернуться к Селестии. — Ты лгала мне с самого первого дня. Ты заставила меня поверить, что моя жизнь принадлежит мне. Все это время ты могла сказать мне правду, но не сказала: либо ты чувствовала, что я не выдержу, либо тебе было слишком больно. Это моя жизнь, и я заслуживаю права знать! Затем она повернулась к Сомбре. — Это было не твое решение и не твое право говорить мне. Так почему же ты здесь? Почему ты вернулся? Неужели только для того, чтобы отомстить Селестии? Для тебя это просто игра? Плечи Сомбры опустились, взгляд был полон боли и отчаяния. — Каденс... Я знаю, что я чудовище... но я клянусь тебе, что никогда не сделаю тебе ничего плохого. Неужели ты не понимаешь? Я пришел сюда ради тебя. — Сомбра, — прорычала Селестия, и ее рог засветился золотым свечением. — Не смей!... Черные кристальные колонны вылетели из пола, опутав ее конечности и заставив встать на задние копыта. Она закричала от боли, когда несколько маленьких черных кристаллов вонзились в ее рог, уничтожая золотой свет и блокируя ее магию. — Селестия! Сомбра был уже в футе от неё, его собственный рог пульсировал зеленой магией. — Не надо... угрожать... мне — прорычал он, подчеркивая каждое слово оскалом своих клыков. — А теперь больше никаких помех. Моя дочь задала мне вопрос. Он снова сосредоточился на Каденс, которая стояла, дрожа от страха, у колоны. — Я уже сказал тебе, что никогда не причиню тебе вреда, и это правда. Ты моя дочь, моя плоть и кровь. А теперь вы спросили меня, зачем я пришел сюда. Видите ли, когда я вернулся к жизни, я был вне себя от ярости и готов отомстить тем, кто причинил мне зло. Селестия была первой в моем списке за то, что я считал убийством моего нерожденного ребенка. Когда я стоял над её спящей фигурой, мне захотелось перерезать ей горло. Его тон стал более обнадеживающим, лицо-веселым. — А потом я узнал правду. Мой ребенок жил и был все еще рядом все эти годы спустя! И тут я понял, что уже не последний в своем роде. Я больше не был один! Голос Сомбры гремел по всей комнате, его копыта были подняты к небесам, когда он торжествующе стоял на задних копытах. Затем он успокоился и снова опустился на копыта. — Все эти годы вдали от тебя. Я пропустил твое рождение, не услышал твои первые слова, не отвел тебя в школу. И тут меня осенило! Я мог бы помочь вам в расширении вашего королевства! Зачем низводить себя до уровня принцессы, когда можно быть королевой? — Обе кобылы видели безумие в этих алых глазах. — Вся Эквестрия будет у твоих копыт, и земли за её пределами! Сколько родителей могут сказать, что они могут буквально подарить своему ребенку весь мир? Мы можем свергнуть Селестию и Луну, ты и я, покончить с их тиранией и исправить зло, причиненное аликорнами. Там может быть истинный мир и процветание, и это может быть из-за вас. Они будут собираться поклоняться тебе. Сомбра положил легкое, как перышко, копыто на переднюю копыто Каденс. — Пожалуйста, Каденс. Позволь мне наверстать упущенное. Позволь мне быть тем отцом, каким я должен был быть для тебя. Я... я люблю тебя. Зелень и пурпур исчезли из глаз Каденс, ее естественные розовые глаза недоверчиво уставились на единорога перед ней. В этот момент она уже не видела злого тирана или злого колдуна, а видела печального жеребца, который хотел воссоединиться с единственной семьей, которая у него осталась. Она чувствовала искренность в его голосе и, несмотря на кажущееся безумие, верила каждому его слову. Но это был не тот путь, по которому она могла пойти. Отведя переднюю копыто назад, Каденс медленно попятилась. — Я не могу, я не помогу тебе захватить Эквестрию. Я этого не хочу! Мне очень жаль, но я не стану тем пони, которого мои подданные будут бояться и ненавидеть. Я не стану тобой. Сомбра опустил голову, на его изможденном лице отразилась боль. —Понимаю. Я... глупо было так думать... что ты захочешь иметь со мной дело. Я думал, ты прислушаешься к голосу разума. Я думал, ты поймешь. — Он выпрямился, и глаза его наполнились злыми слезами. — Но ты этого не делаешь, ты предпочитаешь жить в ложной утопии, которую они создали! — Он ткнул копытом в сторону Селестии. — В исторических книгах говорится, что умбры вторглись в Эквестрию, но правда в том, что мы жили в поселениях задолго до того, как появились другие расы пони. "Святая" мать Селестии приказала казнить нас, забив бесчисленное множество жеребцов, кобыл и жеребят! Летучие пони-мыши? Изгнаны с родины, чтобы Кантерлот мог быть построен на фундаменте их предков! Оборотни? Загнанны в пустошь, чтобы умереть с голоду! Ваша утопия построена на крови и лжи! Он прекратил свою тираду, чтобы убрать внезапный пульсирующий красный свет своего рога. На его губах появилась недовольная усмешка. — А, прибыли еще гости. Извините меня. — Черные кристальный двери на мгновение распахнулись, позволив Сомбре проскользнуть внутрь, прежде чем они захлопнулись. — Я скоро вернусь.