Ах, юность!

Вообще-то, обычно Шан Хуа занимался документацией. Гонг Хаоцин искренне считала, что дети, способные разбираться в важных бумагах, встречаются реже, чем двухвостые огненные дятлы, потому цепляться за них надо крепко, чтобы ещё, не дай бог, не убежали на какой-нибудь Байчжань. Но так же женщина почему-то была страшно озабочена сидячим образом жизни Шан Хуа, поэтому изредка он подрабатывал почтальоном, потому что «телеса иногда и растрясать надо, сидишь сиднем целыми днями, совсем располнел». «С возрастом вытянусь!» — робко противостоял ученик, но выполнять поручение всё равно шёл, даже когда его меч удивительным образом где-то терялся или пропадал. Обычно шицзунь делала вид, что она вообще не при делах, и ни в коем случае нельзя хозяйку пика в таком подозревать. Шан Хуа бодро семенил по радужному мосту, тихо радуясь тому, как просто оставлять письма на Ванцзянь. Там совершенно удивительным образом соорудили приёмную, в которой можно оставлять почту и посылки, что облегчало задачу в тысячу раз. В конце концов, что старый, что новый, главы Ванцзянь вечно пропадали чёрт-те пойми где, а бегать за ними и крепкий Чу Сюань умается, не то что один маленький пухлый хомячок. Показалось, будто что-то белое пронеслось вдалеке. Шан Хуа прищурился, прибавив шагу. Конечно, призраки тут не водились… Хотя нет, на самом деле, в Цан Цюн можно было найти много странных и страшных вещей, так что стоило быть осторожным. Наконец белая фигура приблизилась, и Шан Хуа признал в ней быстро (насколько это возможно на этих коротких ножках) бегущего куда-то Лю Минъгэ. — Эй! — помахал рукой ученик Аньдин. — Лю-шиди! Минъгэ обернулся на голос Шан Хуа и помчался к нему, подозрительно прихрамывая. — Д-доброе утро, Шан-шисюн! Остановившись, Лю Минъгэ чуть было не плюхнулся на землю. Шан Хуа придержал его, покачав головой, и подозрительно оглядел с ног до головы. — Что с тобой случилось, шиди? Минъгэ неловко потёр затылок и отвёл взгляд. — Я просто… Ш-шицзунь, он… — Ты, шицзунь. Что? — выдохнул Шан Хуа. — Ш-шицзунь провёл урок… — О как, — присвистнул шисюн, мигом всё поняв. Оттого у Лю Минъгэ и был такой потрёпанный вид. Очевидно, его избили. И, по меркам Байчжань, очень даже нежно. — Он ск-казал мне п-пойти на Цяньц-цяо… И не п-попадаться ему на глаза… — Ну с кем не бывает, — пожал плечами Шан Хуа и хлопнул пискнувшего Минъгэ по плечу. — Ну что ты так расстроился? Традиционное пиковое воспитание… А вообще, это он не со зла тебе сказал. Правильно же, иди подлечись, а потом он и не вспомнит, что сказал, будто не хочет тебя видеть. Лорд Байчжань всё-таки воин, а не воспитатель. Лю Минъгэ всхлипнул и кивнул, потянувшись рукавом к носу. — Ты такой мудрый, шисю-юн… — А то, кладезь знаний прям, — фыркнул Шан Хуа, перехватывая детскую руку. — Дать тебе платок? Шан Хуа подозревал, что что-то он сделал не так. Но даже несмотря на то, что нечто оттягивало полы его одежд, топая позади, он всё равно не мог понять, что именно. Для начала, на Цянцяо их встретил измученный Жун Хаосин. Впрочем, даже явная близость к смерти от переутомления не стёрла добрую улыбку с его лица. Тем не менее, очевидно, что-то мучило его, и очень скоро это что-то вцепилось в Шан Хуа, как маленький кусачий клещ похлеще тех, что водятся в демонических лесах. Можно было прийти к выводу, что добрые адепты Цяньцяо (которые будто бы постоянно были под чем-то, учитывая их вечное спокойствие и образ жизни) с воспитанием бойкого вредного ребёнка решительно не справлялись, и под каким-то непонятным предлогом сплавили его на первых людей, к которым этот самый ребёнок прилип. Шан Хуа был решительно не согласен с этим решением. Трудные дети — это к «Ци Гэ». Или к Шэнь Цинцю. Да хоть к Лингуан-цзюню — он-то очень даже неплохо справлялся с Мобэем, пока не… Пока не. По крайней мере, Му Фан очень даже напоминал мелкого демонёнка, от которого даже Лю Минъгэ старался держаться подальше. В свете этих странных событий Шан Хуа даже не понял, как они оказались перед его ученическим домиком. Юноша оглянулся. Лю Минъгэ жался, как девица, и чувствовал себя не в своей тарелке, но он делал это постоянно. А вот уходить он решительно не собирался. С другой стороны был Му Фан, который ещё более решительно прирос к нему, и явно чувствовал себя так, будто это естественно, и так всегда и было. «Интересно, я могу оставить их здесь и сбежать?» — пронеслось в хомячьей голове, стоило Шан Хуа открыть дверь. И изумлённо застыть в проходе, глядя на незваного гостя. — Утро доброе, — помахал рукой Шэнь Юань, сидя за низким столиком посреди комнаты. — Я думал, ты вернёшься раньше. Шан Хуа скорбно проморгался, но братан-Огурец никуда не делся. Напротив, он выделялся бело-зелёным пятном, зарывшись в какие-то бумажки. Лю Минъгэ вошёл в комнату, робко извинившись, и его лицо посветлело при виде Шэнь-шисюна. Му Фан же, напротив, злобно ощетинился, прячась за светло-голубым ханьфу Шан Хуа. — Ты, — дёрнулась бровь ученика Аньдин. — Что ты тут делаешь? — А, да ничего особенного, просто я наказан, вот и переписываю учебник, — беззаботно отозвался Шэнь «Цзю». — Мне нужно было где-нибудь спрятаться. Я полночи бегал по всему пику, а утром решил, что могу… немного сменить обстановку. — Да? — переспросил Шан Хуа. — А разве ты знал, где моя комната? Кто вообще пустил тебя? — Я встретил госпожу Гонг, она такая добрая! — хихикнул Огурец. — Я просто сказал, что я твой друг и пришёл навестить тебя, и она сама привела меня сюда и сказала, что ты скоро отнесёшь какое-то письмо и вернёшься. — Должно быть, леди Гонг очень великодушна, — благоговейно кивнул Лю Минъгэ. — Ага, — буркнул Шан Хуа, усаживаясь и утягивая Му Фана за собой. — Очень, просто невообразимо. Итак, от чего ты прячешься, братец Шэнь? Шэнь Юань сглотнул. Шан Хуа гаденько хихикнул (конечно же, не вслух), отодвигая от Му Фана чернильный камень и выуживая из-под стола припрятанные сладости. По крайней мере, это должно быть весело.