Если не боишься

Головная боль. Какаши списывает на бессонную ночь и бесконечные качели. А еще на климат, еду и жесткую кровать. Списывает, не заботясь о том, чтобы рассказать хоть кому-то, что третий раз за два дня его накрывает внезапным приступом. Когда Сакура уходит, за окном уже вовсю жарит солнце и живет город. Крики, стуки, шепот ветерка в еще густой кроне растущего недалеко клена. Какаши собирается на автомате: умывается, чистит зубы, долго и придирчиво смывает с себя следы проведенной вместе с Сакурой ночи. Смывает, хотя ужасно хочет оставить. Теплое, щекочущее ощущение ее губ на своей шее. Ее рук, полосующих короткими ноготками его поясницу. Цветочный запах ее волос на своем плече. Навсегда оставить. Но вместо этого он лишь сильнее взбивает пену для бритья. Кажется, сегодня он не судействует. Уточнить бы, вдруг еще за кого-то поставят. Оправдывайся потом перед страшной в гневе Мизукаге, что не знал, не хотел, не мог. Она любит разбираться после. Не стоит зазря рисковать хорошими отношениями. Первый удар в висок останавливает на пороге. Дверь уже открыта, ключи в руках, пальцами расправляет завернувшийся край маски. И вдруг — тюк, острый, глубокий, такой, что в глазах темнеет. Секунда — и проходит. Какаши прислушивается, ожидая возвращения боли, но голова в порядке. Если не считать последствия очередного недосыпа. Замечает серый комок в уголке рядом с дверью. Кто-то так боялся опоздать на смену, что упустил маленькую важную деталь? Хм… Какаши вспоминает, как резко проснулась Сакура, посмотрела на него мгновенье, а потом вскочила, быстро натянула бриджи и тунику, сунула в карман топ, покрутилась в поисках трусиков, пробормотала «Извините» и выбежала. Кажется, уложилась в минуту. Складывая нечаянный подарок в карман форменных штанов, Какаши наконец выходит на улицу. Встреча с дайме Огня, намеченная по плану, проходит успешно. Удается договориться насчет продления миссии по изучению целебных источников в принадлежащих дайме владениях. Встреча с Казекаге, приехавшим на день раньше, проходит успешно. В благодарность за удачные поиски пропавшего шиноби, Гаара обещает всяческую поддержку на совете, что пригодится, да еще как, когда Какаши придется говорить о необходимости реформирования системы шиноби. Встреча с Мизукаге… встреча с Мизукаге оканчивается в больнице. Разгневанная Мэй тянет его, чтобы посмотреть на тех проигравших, кто, не получив серьезных повреждений, продолжают занимать места, симулируя головную боль и слабость. — Наши медики отсканировали их от и до, никакой причины для боли! Циркуляция чакры идеальная, все органы работают исправно. Но эти прохвосты продолжают утверждать, что им плохо. Некоторые даже обморок изображают. Я… я прошу тебя, Какаши, поговори с ними. Потому что я… в общем, я одного чуть не сожгла, пока он врал мне про боль. — Надеюсь, несчастный остался жив? — Да-да… Им сейчас занимаются медики. Говорят, поражение тканей не смертельное. Турнирные бои уже идут. Пока Какаши неспешной походкой движется по улице в направлении госпиталя, мимо дважды пробегают с носилками. — Хокаге-сама? Голос девушки-администратора даже не удивленный — испуганный. Видимо, второй каге за день, да еще и после того, что устроил предыдущий, дают о себе знать. Какаши улыбается, надеясь успокоить, и в привычной манере заводит разговор о пострадавшем от Мэй шиноби. Он не допрашивает — он спрашивает, и совсем скоро Юки — девушка-администратор — расслабляется и рассказывает ему все в мельчайших подробностях. А затем вызывается проводить до нужной палаты. — Спасибо, Юки, ты мне очень помогла. Он просто улыбнулся. Ничего такого. Он ведь всегда так улыбается, чтобы люди не чувствовали себя неловко в его присутствии. Тогда почему взгляд Сакуры, пойманный им случайно, был таким… таким… Господи, она злится что ли? — Я сама провожу Хокаге, Юки. Кладет стопку папок на стол администратору, лишь на мгновение дольше задерживая тонкие пальцы поверх серого картона, поворачивается, демонстрируя привычную улыбку, и первая идет по коридору в сторону правого крыла. Какаши вглядывается в напряженную спину, в бьющие шею от резкой походки розовые прядки, в сжатые кулачки… кажется, она и впрямь зла на что-то. Или на кого-то. Уж не на него ли? Он улыбается, чуть крепче сжимая в кулаке свой недавний трофей, представляя, как взорвется Сакура, когда он отдаст ей пропажу. Это будет почище бомбы хвостатых. — Эээ, извини, если отвлекаю. Я могу попросить кого-нибудь из младших медиков… — Пришли! Она перебивает, указывая рукой на прозрачную дверь. Не дожидаясь, заходит, оставляя ему решать — пойдет следом или останется. Кажется, у нее тоже недомогание после бессонной ночи. Иначе откуда столько скрытой агрессии. Какаши встряхивает головой, пытаясь сосредоточиться. Все эти мысли о том, что между ними было, только мешают. Он шагает следом, оставляя личное в коридоре. Лежащий в палате шиноби кажется смутно знакомым. — Мы нарастили новую кожу, сняли отек, устранили внутренние повреждения… Сакура перечисляет выполненные операции, но Какаши слушает краем уха. Смутное беспокойство не отпускает: он точно знает этого небольшого, замотанного почти целиком бинтами, мужчину. — Как его зовут? Сакура шелестит листами, несколько раз проверяет карту пациента и вдруг смотрит на Какаши недоверчиво-испуганным взглядом. — Тут не указано. Очень странно. Как такое могли пропустить? Какаши подходит к лежащему без сознания шиноби и осторожно сдвигает край бинта с ладони. Чисто. Хм. — Узнай, как его зовут. А пока, покажи мне остальных пациентов, жалующихся на головную боль. Они обходят палаты еще четверых человек. Все пострадавшие говорят об одном и том же: резкая боль, тяжесть в затылке, головокружение. Сомнения в их честности быстро отпадают. Какаши хмурится, выходя из госпиталя. Перед ним явно настоящая проблема, а не групповая симуляция. И решить ее нужно… тюк. Боль напоминает о себе в тот самый момент, когда Сакура прощается, собираясь вернуться к своим делам, а Какаши провожает ее задумчивым взглядом. За все время вместе они ни разу не вспомнили о том, что теперь их связывают новые отношения. Сакура ни разу не смутилась, не запнулась, не… словно ничего и не было. Тюк. Какаши падает на одно колено, пытаясь вынырнуть из резко пикирующего чувства равновесия. Голова кружится, наливается свинцовой тяжестью затылок, в горле снова этот странный привкус… набирающая обороты боль и сильные руки, подхватывающие его в нескольких сантиметрах от земли растворяются в накрывающей темноте. Он приходит в сознание на кушетке в какой-то комнате. Осматривается, замечая, что снова лежит на коленях у Сакуры, продолжающей вливать в него целительную чакру. Улыбается, очарованный ее хмуро сдивнутыми бровями и таким серьезным выражением лица. — Вы в порядке? Какаши-сенсей! Хочется протянуть руку и коснуться ее щеки, почему-то кажется, что на бледной коже следы слез. Неужели Сакура плакала? — Ну, вроде жив. Она не сталкивает его с колен, не просит встать, только всматривается в его лицо, словно ищет ответ. Ее ладошка, приглаживающая седые волосы, убирающая непокорные пряди со лба, раз за разом задевает ухо, вызывая легкую щекотку в животе. Если бы все было по-настоящему, он бы сейчас потянулся к ней рукой и сблизил их лица для поцелуя. Но у них ничего нет. Молчание затягивается. Такое неловкое, неуютное молчание, когда хочется сказать о многом, но говорить боишься. Слишком хрупко, опасно. — Хокаге-сама! Что с вами? Мне передали, что вы упали в обморок! В кабинете становится слишком тесно. За несколько секунд в него набиваются Мизукаге, Казекаге и целая толпа помощников. Они стоят в полушаге от кушетки, где Какаши все еще лежит на коленях у Сакуры… у стремительно краснеющей Сакуры, явно застигнутой врасплох незванными гостями. Деликатность их положения заставляет всех замолчать. Застыть, поражаясь увиденному. — Простите. Сакура пытается встать, чтобы уйти, но Какаши умело сжимает голову руками, имитируя сильный приступ головной боли, и Сакура остается. Снова мерцает зеленое свечение, по телу расползается тепло. Прибывшая делегация дружно выдыхает — все нормально, просто человеку стало плохо, с кем не бывает. Надо же было подумать такие глупости, что эти двое тут… Всеобщее облегчение почти осязаемо. — Какаши-сама, у вас тоже болит голова? Мизукаге все еще недоверчиво смотрит на парочку на кушетке. Интересно, о чем сейчас думает эта взрывоопасная женщина? — Как видите. Он складывает руки на груди, закрывает глаза, намекая, что беспокоить больного во время важных процедур, не совсем вежливо. Но в этой комнате намеков не понимают. — Что вам удалось узнать о случаях среди других шиноби? — Казекаге стоит в своей привычной манере, скрестив руки на груди. Взгляд бледно-голубых глаз все так же серьезен. Какаши шумно выдыхает, выпуская раздражение. Кажется, все-таки придется встать. — Ну, пока что я могу сказать точно только одно: они не симулируют. Симптомы у всех одинаковые. Вероятность сговора отпадает, так как это шиноби из разных деревень, к тому же все они пострадали в разные дни и лежат в разных палатах. Поэтому… Пытаясь встать, он чувствует прикосновение тонких пальчиков к своей ладони. Задевает их нечаянно, когда опирается на правую руку, усаживаясь поудобнее. Рука сидящей слева Сакуры — чуть отставлена у него за спиной, там, куда она убрала ее, когда перестала вливать чакру. Какаши колеблется лишь мгновенье, делая вид, что не замечает, как вздрагивает, замирая в испуганном осознании Сакура — убрать свою незаметно не получится. В груди горит. Так горит, хоть снимай маску да качай холодный воздух, пока не погаснет. На кончиках пальцев слабость и страх. — Это похоже на диверсию, мы должны докопаться до причин и установить того, кто стоит за всем этим… Обсуждение начинается с ходу. Мизукаге чуть разворачивается к своим помощникам, отвлекая на себя всеобщее внимания, и Какаши решается. Медленно проводит большим пальцем по основанию ладони, замирая на запястье. Ловит боковым зрением, как задерживает дыхание Сакура, как сжимает другой рукой ткань своего халата. От этой картины в горле комком азарт, предвкушение запретного. Смелость окутывает непробиваемым желанием скользить вдоль тонких вен, раз за разом поднимаясь все выше… В груди закипает огонь. — В каком бою пострадал тот шиноби, которого я сегодня слегка напугала? — вопрос обращен к Сакуре, но она вряд ли слышит его. Какаши приходит на помощь. — Он выступал в первый день, судя по дате поступления, но в карте не указано его имя. Либо оплошность перегруженного персонала, либо это шпион. Нужно проверить. Сакура вздрагивает и благодарно сжимает его пальцы в ответ. Какаши переворачивает ее ладонь, прижимаясь своей внутренней к ее тыльной, и проводит большим пальцем по тонким линиям. Надавливает, словно втирает в кожу какую-то мазь, в самую середку, еще раз, еще… отпускает, услышав выпущенный сквозь зубы выдох Сакуры. Словно она молит или кричит о пощаде. Просит остановиться. Но Какаши уже несет. Впервые он радуется тому, что второй рукой догадался прикрыть стремительно эрегирующий член. Стоящие рядом люди о чем-то говорят, хмурят брови и жестикулируют, делают записи и сверяют факты, но все это так далеко от него сейчас, так неважно. Важна только ладошка у него за спиной. — Мы можем допросить пострадавших? Они в состоянии разговаривать? — снова вопрос к Сакуре. Неужели никто не видит, какого ярко-алого цвета ее щеки? — Дда… я думаю… Хм, она правда слышала, о чем ее спрашивал помощник Мизукаге? Потрясающее хладнокровие, так может добавить огня? Какаши выпускает ее ладонь, чтобы взять в щепотку мизинец у основания, задевая чувствительную перепонку и проводя по всей поверхности до самого кончика. Выпустить, перемещаясь к безымянному, повторить. Средний. Указательный. С последним прикосновением, он чувствует, как Сакура сама раскрывает ему ладонь, подставляясь под ласку. И от этого едва заметного движения становится больно. Сердце подпрыгивает прямо в глотку, мечется меж узких стенок, бьет диким пульсом в голову. Сакура отвечает ему. Ему. Замирает, скатывается подушечкой большого пальца по фалангам указательного, задевает мягкую и податливую кожу между большим и поглаживает пульсирующую тонкость. Слегка вжимается, отпускает. Упирается в одну точку и начинает придавливать, растирая кругами. Растирает, еще и еще, пока ее рука не начинает дрожать. Он и сам на пределе. Стараясь не выдать себя, ловит лишь обрывки разговора: — Нужно провести проверку всех шиноби из других деревень… — Я распоряжусь, чтобы у вас был круглосуточный доступ… — Мы не должны допустить повторения… — Это явная провокация против Альянса… — Нам нужна помощь Конохи в этом вопросе, лучше если Наруто приедет… — Вызовите всех сенсоров… Чувствует, как рядом вздрагивает Сакура, как говорит о чем-то, потом поворачивается к нему и снова говорит что-то… говорит… — …помните? Как только она умудряется выглядеть такой спокойной? Какаши кивает в ответ на ее вопрос, даже не удосужившись переспросить. Какая к черту разница, если Сакура вдруг проводит пальцем по его запястью, забирается за край перчатки и делает первое движение внутри. Возвращает легкое поглаживание в самую середку, обводит ладонь по дуге от мизинца до большого и тянется выше. Какаши отворачивается, слушая затихающий разговор. Замечает, что люди из кабинета начинают выходить. Последними уходят помощники двух каге, закрывая за собой дверь. Несколько секунд и больше никого нет. — Что ты им сказала? — Что вам пора на осмотр… А сама смотрит на его губы, скрытые маской. Дышит часто-часто, видно, как на груди расходятся края туники. Словно решившись на что-то, вытаскивает свою ладошку из сладкого плена, приподнимается с кушетки и отходит к двери кабинета. Какаши молча провожает ее взглядом. Возможно, зря он так. Ведь это было слишком на грани. Это было почти по-настоящему. Сакура открывает дверь, но прежде чем выйти, поворачивается, обжигая взглядом, и просит: — Не опаздывайте сегодня, — добавляя пару секунд спустя, — пожалуйста.