Если не боишься

«Не может быть»… Какаши нервно сглатывает, замерев у двери в собственный номер. Стоит, молчит, стараясь успокоиться, уже минут пять. С каждым новым вдохом пытается побороть в себе вспыхивающие то бледно-гневным, то кристально-безнадежным чувства. Злость, надежда, раздражение, тоска. Пять минут в коридоре, даже не переминаясь с ноги на ногу, остолбенев от ощущения присутствия человека по ту сторону хлипкой преграды. Ощущения чужой чакры. Именно оно мешает сделать последнее движение и войти. Чакра Сакуры, сидящей на его кровати. Зачем она пришла? За последние три часа, с тех пор как беспокойство из-за отсутствия Сакуры завладело им окончательно, Какаши только что шею себе не сломал, пытаясь высмотреть хоть где-нибудь розовую макушку. Бросал взгляды на дверь во время совета каге, стоило кому-то войти, обшаривал глазами турнирное поле, надеясь узнать в одном из медиков свою бывшую ученицу, дергался на каждый женский голос. Постоянно сканировал окружающее пространство, все больше напрягаясь с каждой неудачной попыткой. Под конец дня даже усталость шейных мышц, на которую он без конца сваливал желание покрутить головой, стала казаться окружающим очень неубедительной. И Какаши, махнув рукой на десяток дел, дожидающихся его пристального внимания, отправился спать. Он очень надеялся, что сможет заснуть. В конце концов, если бы с Сакурой что-то случилось, именно ему доложили в первую очередь. А значит, все дело в том, что она не хочет его видеть и потому искусно избегает встреч. Нужно признать, уклоняться у нее получается с ювелирной точностью. Прекрасная ученица. В груди безобразно ныло, стекая от сердца резью в низ живота. «Не хочет видеть. Все правильно. Хм… наверное, нужно как-то привыкать к этому». Он плутал по старым улочкам Амэгакуре, поглядывая на затянувшееся тяжелыми тучами небо, обращал внимание на планировку жилых кварталов, базарной площади, на расположение больницы и школы. Но чаще всего поглядывал на небо. Видимо, даже Мизукаге не подвластна погода. Среди мыслей об архитектуре старой части города, назойливо свербила еще одна: лишь бы не сорвалось два последних турнирных дня. Задерживаться сверх положенного в деревне Дождя совсем не хотелось. Редкие поздние прохожие почтительно кланялись, уступая дорогу Шестому Хокаге, двое лавочников насильно впихнули ему пакет с булочками и порцию жареной рыбы. Какаши уже не пытался вспомнить, ел ли что-нибудь за сегодня, признаков аппетита так и не наблюдалось. Нес подаренное машинально, даже не подумав выкинуть. В самом конце торгового ряда все еще светилось приглашающе вывеской «Открыто» небольшое кафе. Три бутылочки саке в одиночестве под настороженным взглядом хозяйки заведения были выпиты максимально быстро. Улыбаясь, Какаши подумал, что завтра же поползут слухи о пристрастии Шестого хокаге к алкоголю. Не обойдется без попыток связать его пагубную привычку с Цунаде… в общем, пищи для сплетен хватит на полгода, не меньше. Увлеченный хмельными теориями, Какаши совсем забыл про свои пакеты, но заботливая хозяйка догнала его и всучила их с пожеланием хорошей ночи. Правда, кажется, пакетов стало четыре. Или у него просто в глазах задвоилось от выпитого. Давненько он так не набирался. По крайней мере путь до гостиницы показался намного короче. За прошедшие три часа Какаши изо всех сил пытался хоть мельком увидеть Сакуру. Сначала ужасно хотел поговорить, объяснить как-то, извиниться, предложить помощь. Потом просто удостовериться, что с ней все в порядке. Искал, высматривал, прислушивался. И каждый раз безрезультатно. А сейчас… сейчас она сидит на его кровати, и эти самые чертовы пакеты слишком громко хрустят в его руках, пока он застывает недвижимо, стоя перед дверью собственного номера, совершенно не представляя, о чем говорить, как смотреть. Как после всего что было, удержаться от желания прикоснуться к ней. Сказать, что Какаши не ожидал найти Сакуру здесь, — ничего не сказать. Это было, пожалуй, последнее место на земле, где он стал бы искать ее после случившегося утром. И все же — сомнений нет — именно ее чакра, теплая, мягкая, изученная до мельчайшего витка циркуляции, беспокойно отзывалась по ту сторону двери. Может, она уснула, не дождавшись его? Может, еще есть шанс незаметно… — И долго вы будете там стоять, сенсей? Он слышит, как звенит в тихом голосе раздражение, как напряженно она бьет интонацией по гласным в привычном вежливом обращении. Наверное, сама Сакура стоит сейчас, притоптывая ножкой и скрестив на груди руки. Концентрирует в своем смертоносном кулачке чакру, которая так и горит ясным голубым светом, потрескивая от скопившегося напряжения. Понятное желание для того, кому пришлось слишком долго ждать возвращения непутевого учителя, чтобы устроить ему взбучку. Что ни говори, а он снова опоздал. Какаши улыбается — нарисованная картинка кажется настолько живой, почти домашней, что хочется проверить, — и толкает дверь. Выходит немного неловко: опьяневшее тело плохо слушается, и плечо впивается в косяк, обещая на утро огромный синяк. — О! Сакура! Какая приятная неожиданность! Какими судьбами? Забыла что-то? Хмель помогает говорить шутливо, подняв в приветствии руку и держа пакеты на весу. В комнате темно, тусклый свет из коридора разбавляет густой мрак. Какаши всматривается в тот угол, где стоит кровать. Придуманный образ разлетается на кусочки — Сакура не стоит в ожидании, не скрещивает рук и не притоптывает ножкой. Она сидит на краю постели, упершись ладонями в матрас, смотрит куда-то в пол. И почему-то намеренно игнорирует его вопрос. А может, и его самого тоже. Избавляет от необходимости смотреть ей в глаза. — Ты уж прости, я тут немного выпил, день выдался… трудный… Ему должно стать легче, ведь должно же? Тогда почему так тяжело продолжать улыбаться? Какаши останавливается, едва закрыв за собой дверь, прижимается к ней спиной. Выдыхает сквозь маску накопившееся напряжение. Сакура рядом. Как он и хотел. Они снова одни. Вдвоем. В этой самой комнате. Если бы он не переступил грань утром — не предал ее доверие, не перечеркнул их многолетнюю дружбу своей похотью, — сейчас у него была бы еще одна возможность любить ее. Он мог бы прикоснуться, поцеловать, обнять, держать ее в своих руках до самой последней отведенной им секунды. И делать вид, что ему этого достаточно. Что он способен легко отпустить ее к другому мужчине. Что он ни о чем не жалеет. Но он больше не может. Сбившееся от волнения и выпитого саке дыхание да хруст пакетов нарушают полное тишины пространство. Какаши достаточно одного взгляда на Сакуру, чтобы понять — снова она ничего не ела.Так ведь и уморить себя недолго. — Ты, наверное, голодная? У меня тут есть… — Да… Она так неожиданно отвечает, что тонкая нить разговора обрывается одним словом. В голове сумбурно попытки связать концы, но замутненное алкоголем сознание опережает: — Что «да»? Словно только и ждала этого вопроса, она встает, в три шага сокращает между ними дистанцию. Забирает одной рукой пакеты, кидает их куда-то за спину, не обращая внимания на звон керамических бутылочек, другой рукой стягивает маску и только тут отвечает: — Да, забыла… — целует, едва прижимаясь к губам, обхватывает ладошкой его затылок и притягивает ближе, — и да, голодная! А глаза горят! Так ярко и дико, что не будь за спиной двери, Какаши сделал бы шаг назад. Сакура смотрит несколько секунд темным, почти безумным взглядом, переводит внимание на его рот и медленно тянется к нему. Касается горячей мягкостью своих искусанных губ — солоноватая слюна мешается с послевкусием от саке. Замирает. Дышит короткими, ресницы вздрагивают, перескакивая с глаз на губы, — высматривает его реакцию. Не отводя взгляда, приподнимается на носочках и снова горячим по рту — едва успевают губы сомкнуться, как тут же начинает играться с нижней, быстро втягивает, резко отпускает, прихватывает ее открытым ртом и отстраняется, не давая ответить на поцелуй. Дразнит. Ускользает. Снова и снова. Вот только... странное ощущение не отпускает. Что-то не так… — Вообще-то, в тех пакетах как раз была еда. Какаши приподнимает голову, упирается пальцами в шершавую поверхность двери за спиной. Ловит момент, когда Сакура пристально осматривает его лицо, и уточняет свое предложение покормить, чтобы вывести разговор в безопасное русло. Чертовы руки так и тянутся к спрятанной под легкой белой кофточкой тонкой спине — трогать, трогать, трогать ее всю… но Сакура не дает ему сменить тему. — Потом поем. Прижимается к нему всем телом, легонько потираясь о пах, и наконец-то отдается поцелую целиком. Обхватывает его голову ладонями. Позволяет прорваться нежности, признаться в том, как ей нравится целоваться с ним. На секунду одурманить сильнее крепкого алкоголя. Неужели она пришла к нему? Пришла потому что… — Что ты делаешь? Он ловит ее руку на пуговице своих штанов, обхватывает запястье и отводит в сторону. Неестественность поведения Сакуры чувствуется песком на коже. Грубым, корябающим нежное, резким. Это совершенно на нее не похоже — быть настолько раскованной. Это… — Это нужно объяснять? Она хмыкает недовольно и отступает на шаг. Ее рука висит между ними, зажатая в тиски его ладонью. Какаши держит крепко, не отпускает, и строгий взгляд серых глаз, скрестившийся с зеленой злобой, постепенно трезвеет. Ощущение неправильности происходящего лишь усиливается. Но понять, в чем причина, — не получается. — Зачем ты пришла? Сакура резко дергает руку вниз и освобождается из захвата. Отступает к окну, обхватывает себя руками, отворачивает голову к стенке. Закрывается от него. — Я пришла… Я пришла, чтобы еще… — она подбирает слова, сжимаясь все сильнее и сильнее, пока наконец не выстреливает нечто очень странное: — потренироваться. Разве вы не должны мне… еще одну ночь до приезда Саске… по нашему договору? Говорит быстро, тихо, запинаясь на слове «еще». Какаши смотрит неверяще. В голове сумятица мыслей — ни быстрых решений, ни точных ответов — ничего. Пустота и хаос из звуков, в которых главную скрипку играет именно это «еще». Еще? Она пришла, чтобы потренироваться? До приезда… Саске?.. — Я не проститутка, Сакура. Ты явно ошиблась дверью. Говорит резко, отрывисто. Выталкивает намеренно грубо последние два слова. Делает шаг вперед, задыхаясь от закипающего в груди гнева. От сказанного нестерпимо зудит желание выгнать ее, ответить что-то такое болючее, чтобы ушла сама и больше никогда не приходила. Стереть этот взгляд с ее лица. Стоящая перед ним Сакура — это кто-то незнакомый, чужой. Неприятный человек. Хотя… …разве он имеет право ее упрекать? Разве он сам не воспользовался ситуацией? Разве ему это мешало раньше? — Нет, я не это!.. Она обрывается взглядом, фразой, руками. Тянется к нему одно короткое мгновенье, а потом оседает на пол и закрывает лицо ладонями. Острые плечи вздрагивают, сквозь шумное дыхание не разобрать слов. Сакура что-то шепчет и шепчет в тугую мякоть сбивчиво. — Вот я непутевая… Поднимает голову и смотрит. Смотрит прожигающе, поднимается и подходит к двери. — Не получается у меня соблазнять мужчин, сенсей… простите, но даже вы не способны обучить такую, как я. Наверное, мне просто не хотелось признавать, а сейчас я все поняла. Дело во мне. И всегда было… и Саске… его вины нет. Это все я… я даже вас не смогла соблазнить, а ведь мне казалось, что вы… черт! Неважно. Она держится за дверную ручку, говорит глухо, почти уткнувшись лбом в косяк, стоит всего в полушаге, но кажется, что неизмеримо далеко. Саске. Снова он между ними. Всегда он. Какаши сжимает кулаки, пытаясь сдержаться. Странно, но всего два дня назад ему было не так больно слышать это имя. И тихий огонек ревности не раздувался в пожирающее его целиком пламя. Всего два дня назад он с легкостью стерпел бы любой разговор о нем. Но сейчас… Понимание, что Сакура пришла, чтобы убедиться в своей готовности к приезду любимого, сдать чертов экзамен на соблазнительность, проверить себя перед главным событием, — душит. Не соскучилась по нему, Какаши. Не воспылала внезапно любовью. Пришла проверить — готова ли к завтрашнему свиданию. Вот почему ее поведение было таким… странным! Вот почему все казалось неестественным! Челюсти сжимаются до зубовного скрежета. Для Сакуры это лишь тренировки, а он сам — не более чем снаряд для отработки нужных навыков. И… так будет всегда! Не думать, не думать, не думать об этом. Не думать… не сейчас. Пусть уходит. Нет! Стой! Не смей! — Так значит, еще одна ночь, Сакура? Еще один урок, чтобы стать неотразимой для Саске? Чтобы он увидел в тебе то, чего ты сама не видишь? Хватает десятой доли секунды, чтобы переместиться и стать прямо у нее за спиной. Положить одну ладонь на приоткрытую створку двери, захлопнув ее с глухим стуком, второй приобнять застывшую Сакуру за талию. Потереться носом, провести губами по выступающему у основания шеи позвонку, лизнуть раз, другой. Почувствовать, как вздрагивает и расслабляется в его руках ее тело. «К черту любовь, надежду! Все к черту! Не хочу больше…»