Если не боишься

Штаб напоминает гудящий улей: шумно, суетно, тревожно. Какаши неторопливо обходит все помещения, выслушивает доклады, успокаивает испуганных гражданских. В его собственном кабинете слишком много шиноби. Большинство из них воинственно настроены, требуют ответов на свои вполне закономерные вопросы. Помощники Мизукаге изо всех сил стараются успокоить взбудораженных неожиданным несчастьем людей. Но тщетно. В творящемся хаосе ни анализировать ситуацию, ни собирать информацию не представляется возможным. — Когда они умерли? Какаши быстро осматривается и выходит на улицу, широким шагом направляясь к госпиталю. Небольшой городской морг рядом. Предназначенный на прием всего десяти умерших в сутки, он не в состоянии вместить больше сотни погибших шиноби. Носилки с трупами лежат вдоль тропинки, ведущей ко входу, в коридоре, на лестничных пролетах, и в большой комнате с холодильными камерами, где на трех столах спешно проводят вскрытие, чтобы успеть закончить до обеда, когда из-за жары начнут разлагаться тела. — Примерно с часу до трех ночи. Эксперты говорят, что из них словно выкачали всю чакру разом. Никто не успел даже пикнуть. Какаши ищет глазами розовую макушку и находит ее, склонившейся над одним из столов. Подходит сбоку, чтобы не мешать. Как бы ни хотелось взять Сакуру за руку и увести в безопасное укрытие, понимает, что ей самое место здесь — среди тех, кто нуждается в ее навыках и умении. Да она и сама не уйдет. Чувство долга для нее не просто слова. Чуть откашливается — трупный запах забивается даже сквозь плотную ткань маски. — Что у нас есть по умершим? Сакура едва заметно вздрагивает, услышав его голос, поворачивается, пытаясь сгибом локтя утереть пот со лба и обеспокоенно хмурится. — Пути, точки, вся система чакры — ее словно измельчили в порошок и стряхнули на пол. Или лучше сказать, высосали до капли. Это уже пятый шиноби на моем столе и у него то же самое, что у предыдущих четверых. И… Сакура запинается, обводит взглядом стоящих рядом, занятых взвешиванием органов медиков и делает Какаши знак, что не хочет говорить при них. Он медленно разворачивается, кладет руку ей на плечо и уходит к дверям, бросая на ходу: — Мне нужны все отчеты, срочно. Это беспрецендентное чп, нужно принять меры, пока не началась паника среди гостей турнира. Госпожа Харуно, как закончите здесь, принесите мне бумаги в штаб. Я должен выяснить, в чем причина такого количества смертей. Сакура кивает благодарно и вновь погружается в работу. Какаши выходит на улицу. Что-то беспокоит его. Что-то непонятное. Что-то, чему стоит уделить внимание, но как, если сам не понимаешь, чему? — Хокаге-сама, вас срочно вызывают к Мизукаге! Один из АНБУ приземляется рядом и протягивает свиток. Какаши бегло просматривает написанное, цепляется за фразу «явиться немедленно с объяснениями», кивает агенту, отпуская. Тот мгновенье мнется, словно выбирает: подчиниться или нет, но исчезает в дымке печатей перемещения. Сакура выходит минуту спустя. Сразу находит его глазами, скрывая нетерпение устремляется к нему, в ее руках целая кипа бумаг, торчащих во все стороны из картонных папок — отчеты о вскрытиях. — Почему ты не хотела говорить там? — У них те же симптомы, что и у тебя! Они начинают одновременно. От слов Сакуры Какаши бросает в холодный пот. Что значит симптомы, как у него? — Ночью, когда я вернулась, ты лежал на полу, без дыхания, без признаков жизни. Но на тебе не было ран, и все, что я чувствовала, как твоя чакра исчезает, словно ее затягивает в какую-то воронку. Я села рядом, вливала свою, пока хватало, но мне пришлось активировать печать бьякуго, чтобы восстановить твой запас и не умереть самой. Когда я только приступила, твоя система чакры была точно такой же истонченной, как у всех, кого я сегодня вскрывала! Понимаешь?! Ты тоже должен был умереть! Предположение кажется чудовищным. Кому могло прийти в голову желание убить одного из каге? За прошедшие после войны годы Какаши старался для деревни и Альянса изо всех сил, тянул на себе большую часть занудной рутины и всегда приходил на помощь. За все это время, конечно, возникали конфликты, но их решение не требовало таких жертвоприношений! И все же, все же… Сведения Сакуры не подвергались сомнению. Ей нет смысла обманывать. К тому же беспокойство в зеленых глазах выдавало ее внутреннюю панику, страх за него. — Хорошо, что ты была рядом, правда? Вот дурак! Нашел время шутить! У Сакуры явно был заготовлен ответ, но она давится им, едва осознав смысл сказанного. Округляет глаза, осененная какой-то догадкой, и начинает судорожно открывать папки, искать что-то. — Где же это… где-то тут видела… черт… твою ж… нашла! Она протягивает листок с описанием вскрытия одного из первых, умершего от той же причины. Это пропавший шиноби Песка. Тот самый, кого искали несколько дней и нашли с частичной потерей памяти. — Смотри! — она указывает пальцем на оборот первого листа. Два предпоследних столбика: «В крови обнаружены следы Галотана, действующего вещества, использумого для введения в наркоз». — Но этому шиноби не делали анастезию! Он все время был в сознании. А значит наркоз ему делал тот, кто его похитил. Понимаешь, что это значит? «Злой умысел». Какаши кивает. Эти сведения нужно рассказать Мизукаге. Возможно, сами по себе они не дают полной картины, но вкупе с чем-то, что есть у них, получится сложить мозаику и понять, кто стоит за всем этим и в чем его цель. — Я должен идти, Сакура, — он заправляет ей за ухо выбившийся локон и быстро отводит руку. Ему так хочется обнять ее, прижать к себе, погладить по спине, успокаивая. Ему безумно хочется спустить маску и поцеловать ее… но вокруг слишком много людей, а между ними еще так много неясного… — Меня вызывают к Мизукаге с докладом. Нужно рассказать им то, что ты выяснила. — Да, хорошо. Только будь осторожен… пожалуйста. Я еще не скоро освобожусь здесь… Сакура обхватывает двумя пальцами ту самую прядку, которую он только что заправил, и поглаживает ее. Смотрит, не скрывая мыслей, смотрит то в глаза, то на губы под маской. Какаши улыбается, представляя, как бы она сейчас засмущалась, поцелуй он ее на прощанье. Чуть позже. Вечером в номере он расцелует ее всю. Каждый кусочек гладкой кожи. Обязательно. — Я загляну после совета. Принесу тебе поесть, ты же наверняка снова забудешь. Как насчет данго? Он подмигивает, складывает печати и исчезает. А Сакура чувствует, как растягивает губы глупой улыбкой, такой невозможной сейчас, как радостно стучит сердце, услышавшее обещание чего-то большего в желании накормить ее. Пальцы сами тянутся к губами, поглаживают нижнюю, чуть оттягивая вниз, смыкаются на первой фаланге большого, глаза закрываются… — Эй, Сакура! Не видела Какаши? Саске оказывается рядом неожиданно. Растрепанный, на лице темные пятна то ли грязи, то ли засохшей крови, плащ на плече разодран, в глазу до сих пор активированный шаринган. — Его вызвали к Мизукаге. — Дьявол! Давно он ушел? — Минуту назад. — Проводи меня к Мизукаге. У нас теперь каждая секунда на счету. — Саске, что происходит? Сакура хватает его за рукав, чувствуя, как колет сердце. Опасность и страх в глазах Учихи заставляют желудок болезненно сжаться. Голос срывается на последнем вопросе. Только не Какаши! — На него готовят покушение. Все эти шиноби были отравлены для того, чтобы обвинить во всем Хокаге. Удивляться, расспрашивать, уточнять — все потом. Сакура срывается с места и бежит, ускоряя движение чакрой, прямо к резиденции Мизукаге. Саске рядом, по правое плечо. Ветром сдувает длинную челку и видно сиреневый блеск риннегана. Паника, страх, ужасное предчувствие подавляются верой в его могущество. Он обязательно спасет Какаши. Он не даст ему погибнуть. Только не теперь! — Саске, ты должен знать… Сакура останавливается у дверей и замирает на последней ступеньке длинной лестницы. В резиденции темно и тихо, словно тут и нет никого, и это ощущение придает ей смелости. Нужно рассказать Саске о Какаши. Нужно признаться. Сказать, чтобы снять дурацкий груз ответственности и вины, чтобы освободить его от глупой жертвенности. Но Саске тут же отмахивается, делая первые шаги к двери. — Давай позже, мы еще успеем поговорить. Показывай дорогу! — они не успевают. Не успевают сделать и шага, как слышат гул и грохот, Саске оборачивается, хватает Сакуру за руку и спрыгивает вниз через боковые перила за секунду до открытия дверей. — Опоздали. Дьявол! Сакура смотрит во все глаза, задавливая рвущийся из горла крик ужаса кулаком. В самом низу лестницы толпа — каге, шиноби, анбу, а в ее центре связанный тонкой леской Какаши, безвольный и ослабленный, двое шиноби волокут его, придерживая под мышки. Видно, как леска впивается в кожу у локтей, когда его стражники выворачивают ему руки, чтобы ухватиться поудобнее. Тащат, словно какого-то воришку. Унизительно! Невозможно! В чем бы его не подозревали, но так обращаться с Хокаге Конохи — это настоящее оскорбление. — Отведите его в тюрьму, пусть его охраняют там до конца расследования. Голос Мизукаге перекрывает толпу. Мэй смотрит почти испуганно на беснующихся шиноби, жаждущих крови любого, кто вызывает хоть малейшее подозрение. Но ситуация пока еще под контролем. — Это он виноват! — Он отвечает за нашу безопасность! — Где был Хокаге, когда умирали раненые? — Почему он тоже не умер? — Почему его не пытают? — Дайте его нам! Мы сами разберемся! Сакура и Саске сидят тихо, вслушиваясь в злые разговоры и выкрики. Градус злости в толпе настолько высок, что опасения за жизнь Какаши продирают морозом по коже. Кажется, будто его разорвут на части прямо здесь и сейчас. — Приготовься, Сакура. По моей команде, складывай печати и уноси его отсюда. С этими я сам справлюсь. Он активирует риннеган и замещает собой Какаши. Мгновенье и обессиливший сенсей заваливается ей на руки. Дрожащие пальцы быстро складывают печати и легкая дымка развеивается за перилами лестницы незаметно для остальной толпы. Отчего-то Сакура совсем не переживает за Саске. Не потому, что он ей безразличен. Нет. Просто он точно сможет одолеть всех. А вот Какаши… Лежащий на холодной после ночи земле, на берегу реки, под раскидистым деревом, он выглядит странно безжизненно. Сакура активирует ирьениндзюцу и начинает сканировать его. Ничего. Ни одной травмы, перелома, течение чакры идеальное. — Какаши… — шепчет, не замечая слез. — Что с тобой? Я не понимаю… Очнись, пожалуйста… Она льет в него чакру, но все бесполезно, дело не в этом. Пытается развеять гендзюцу, снова мимо. С Какаши что-то происходит. Что-то страшное, а она совсем никак не может ему помочь. Его дыхание слабеет, пульс почти неразличим, кожа бледнеет, становясь почти серой. — Пожалуйста… пожалуйста… Отчаянная молитва о помощи кому угодно. — Пожалуйста! Ками, не отбирай его! Я умоляю тебя! Прошу! Если это из-за меня, если виновата я, если он умирает сейчас по моей вине, я не смогу себя простить. Я прошу тебя, спаси его! Спаси! Я клянусь, что больше никогда, я больше никогда… никогда… я не могу его потерять… Прошу тебя! Пожалуйста… пожалуйста… я готова на все ради него… Саске появляется рядом почти сразу. — Быстро, влей ему это. Небольшой пузырек с алой жидкостью мелькает в его пальцах, и Сакура без раздумий берет его в руки. Открывает крышку, льет густую теплую жидкость между таких ужасающе холодных губ. — Оживай, оживай, пожалуйста! — Успокойся, не тереби его. Это противоядие, подействует через пару минут. Дай ему время. — Саске-кун! Сакура бросается к нему, обнимая, чтобы выплеснуть весь ужас, пережитый мгновенье назад, чувство беспомощности, сковавшее грудь, и благодарность, затопившую ее при мысли, что Какаши будет жить. И не видит, как открываются серые глаза, как внимательно с легким прищуром смотрят на сидящую рядом пару. Как снова закрываются, словно гаснут звезды.