***
– У тебя есть цель? – спросил Лань Цицю у Мэн Яо, когда они оба начали готовить обед. Цинхэн-цзюнь чистил картофель, а Мэн Яо нарезал его. Лань Сичэнь развешивал белье для сушки во дворе. Мэн Яо взглянул на Лань Цицю. Хотя старший мужчина, вероятно, просто пытался поддержать разговор, он все же честно ответил: – Это не очень интересно. – Нет целей, которые были бы неинтересны, – слегка искривил губы Лань Цицю, – есть только те, которых сложно достичь. – Эта цель определённо сложна, – улыбнулся Мэн Яо. После небольшой паузы он решил ответить на вопрос. – …Я хочу заслужить признание своего отца. – Это цель многих детей, – кивнул Лань Цицю. – Но не стоит слишком беспокоиться, если родители любят тебя. Мэн Яо, однако, вспомнил слова молодых господ, которых он встретил в Юньмэне, ответив: – Тогда ситуация хуже, чем я думал. Я пытаюсь заслужить его признание, чтобы заслужить его любовь. – …Я, наверное, меньше всех подхожу, чтобы говорить подобное, но я знаю лишь нескольких отцов, которые не любят своих детей. – Вы не считаете себя подходящим из-за своего уединения? – спросил Мэн Яо, слегка раздражённый, но затем опустил голову. – Это было не вежливо. Прошу прощения. – Нет, ты прав, – улыбнулся Лань Цицю. – Я ушёл в уединение и оставил брата растить детей. Я не видел своих детей много лет, пока А-Хуань не ворвался в моё жилище и не потребовал аудиенции. Он так вырос, что я его едва узнал. Мой младший сын А-Чжань более спокойный и в детстве никогда не устраивал истерик. Я только мельком увидел его, когда мы сбегали из Облачных Глубин. Он также вырос прекрасным молодым юношей. – Вы сожалеете о своём уединении, – сказал Мэн Яо. – В то время я никогда об этом не думал, – голос Лань Цицю слегка дрожал. – Я был молод и влюбился… она убила моего любимого наставника. Несмотря на это… Я не мог вынести того, что она предстанет перед судом, но я не мог вынести и смерти моего учителя. Итак, я женился на ней, чтобы обезопасить её, а затем позаботился о том, чтобы мы оба понесли наказание. Были времена, когда я её ненавидел. – Вы все ещё любите её? – Она умерла очень давно, – ответил глава клана Лань, – но с каждым днём я люблю её все больше. А иногда бывает и так. Мы можем быть обижены или ошибаться, но сердце не может помочь себе. И теперь я ничего не могу поделать, кроме как чувствовать сожаление. Из-за того, что я не мог должным образом выполнять свои обязательства и из-за того, что не видел, как растут мои сыновья. Мэн Яо сглотнул и погрузился в себя, нагревая масло на сковороде. Со всем, что раскрыл отец Лань Сичэня, он чувствовал, что не может дать этому человеку ничего, кроме высочайшей степени уважения. Было непросто так сильно кого-то любить. И поскольку Лань Цицю совершал такие поступки, не соответствующие своему положению, Мэн Яо также чувствовал, что может сказать правду. – Моя мама работала в борделе, – начал Мэн Яо медленно, но мягко. – Я там вырос. Часто это было очень неприятно, но у меня остались хорошие воспоминания. В основном потому, что моя мама любила меня, и её подруга всегда поддерживала нас. Мэн Яо не смотрел на Лань Цицю, когда говорил. – Я научился улыбаться, когда был там. Даже если это неприятно, я могу улыбаться. Если кому-то не нравится, как я действую, я могу изменить себя. Иногда даже я не знаю, кто я, но если мой отец примет меня, я подумал, что это того стоит. Теперь мне интересно, так ли это на самом деле. – …Что за человек твой отец? – через некоторое время задал вопрос Лань Цицю. – …Цзинь Гуаншань, – ответил Мэн Яо, поджав губы. Так открыв своё сердце, Мэн Яо внезапно испугался. Теперь он не смел смотреть на Лань Цицю. Один человек был любим многими людьми, несмотря на все его грехи. Мэн Яо никто не любил, хотя его единственный грех был в том, что он был просто рождён. Это были разные люди. На мгновение от собеседника не доносилось ни звука, и беспокойство Мэн Яо росло. Потом послышался скрип пола и несколько приближающихся мягких шагов. Мэн Яо обернулся, только когда почувствовал руку на своей голове, замирая на месте. Лань Цицю встретился взглядом с Мэн Яо. Его взгляд был мягким и добрым. – Мэн Яо, твой отец не заслуживает тебя. Конечно, он слышал эти слова раньше. Когда он встретил молодого господина Не и его друзей в Юньмэне, они сказали ему примерно то же самое, хотя и в другой форме. Даже после того, как его отец три года назад приказал сбросить его с лестницы, он все ещё думал, что Цзинь Гуаншань – это все, что у него осталось. Что он ничего не стоит, если он не является сыном главы клана. Не является чьим-то сыном. И все же, исходящие от известного Цинхэн-цзюня, человека примерно того же возраста, что и его отец, и у которого было двое собственных детей, эти слова значили гораздо больше для Мэн Яо. На этот раз он почувствовал, что это правда. Что он чего-то стоит. Что это Цзинь Гуаншань не заслуживает его. Лань Цицю успокаивающе погладил Мэн Яо по голове. Для молодого человека это было прикосновение, которого он никогда в жизни не испытывал. Прикосновение отца. Слезы начали собираться в уголках его глаз, но Мэн Яо сморгнул, не позволяя им упасть. Впервые в жизни он почувствовал, что с ним все будет в порядке.***
Прошло два дня с тех пор, как они застряли в пещере. За последние два дня ничего не происходило, что позволило сохранить энергию, и в результате рана на ноге Лань Ванцзи не усугубилась и медленно заживала. Вскоре после этого он смог сесть в позу лотоса и медитировать. Вэй Усянь был очень осторожен и не дразнил Лань Чжаня. Взаимодействие этих двоих было вялым, но мирным. За это время они пару раз обошли бассейн. Черепаха-Губительница Сюань У уже затащила все трупы в свой панцирь. Большой чёрный корпус плыл по воде, как огромный непробиваемый военный корабль. Вначале изнутри часто доносились громкие чавкающие звуки. Позже, однако, они прекратились, сменившись звуками, похожими на сон и храп. Они также собрали все стрелы, луки и тавро, разбросанные по берегу, и отнесли их обратно для подсчёта. Было более сотни стрел, около тридцати луков и чуть более десяти тавро. Если вдруг им понадобится что-то, они должны были иметь это под рукой. Они думали о поиске прохода, о котором упоминал Цзян Чэн, но поискав только один раз, Вэй Усянь понял, что он, вероятно, был уже перекрыт. Согласно видениям, они оставались в пещере семь дней. Конечно, если бы они смогли найти проход, они бы его нашли. О чем постановил Вэй Усянь на третий день. – Мы можем только ждать, – сказал он Лань Ванцзи. Он только что вышел из бассейна и снова одевался. Когда он это сделал, из одежды выпал предмет. Глаза Лань Ванцзи проследили за ним. Объект был покрыт чёрной тканью, которая слегка отрывалась, открывая полоску чего-то, что выглядело весьма волшебным. Чувствуя, что форма ему знакома, Лань Ванцзи поднял предмет. Чёрная ткань упала. Глаза Лань Ванцзи расширились. – Откуда у тебя это? Вэй Усянь, закончивший одеваться, посмотрел на Лань Ванцзи. Его лицо застилал ужас, когда он узнал артефакт. – …Верни обратно. Это моё, – сказал Вэй Усянь. Лицо Лань Ванцзи было холодным: – Если это твоё, почему оно похоже на входные жетоны клана Гусу Лань? – Это должно быть твоим, потому что оно похоже на входной жетон? – спросил Вэй Усянь с таким же холодным лицом. – Какой из ваших жетонов так светится, скажи мне? И хотя он похож на жетон Гусу Лань, он мой. На этом Лань Ванцзи заколебался. Это правда, что ни один из их жетонов не будет светиться таким ярким золотым цветом. Если бы он вообще должен был светиться, это был бы традиционный мягкий синий свет, который олицетворяет их клан. Но тот факт, что он вообще светился, был достаточно подозрительным. – Я должен вернуть это в клан, – сказал Лань Ванцзи вместо того, чтобы отдать его обратно, но не засунул его в карман, как будто все ещё обдумывая, что ему следует делать. Вэй Усянь скрипнул зубами, прежде чем податься к Лань Ванцзи, схватив его за запястье. – Верни. Это. Обратно. – Проскрежетал Вэй Усянь. Лань Ванцзи, поразившись такому поведению, инстинктивно начал отдёргивать руку. К сожалению, его сила была в пять раз больше, чем сила Вэй Усяня, и это лёгкое движение заставило их обоих потерять равновесие и свалиться бесформенной кучей. В тот момент, когда Вэй Усянь начал падать на Лань Ванцзи, он понял, что это плохо. Когда они упали на землю, золотой свет жетона вспыхнул над пещерой, и тогда он осознал, что полностью обречён. Когда жетон вспыхнул, Вэй Усянь попытался думать о чем-нибудь ещё, кроме Лань Ванцзи, но чем больше он пытался отогнать от себя эти мысли, тем больше они закреплялись в его голове. Затем тьма пещеры растворилась, уступив место новой сцене.***
Они стояли в комнате, светлой и чистой. Полной противоположности пещере, в которой они только что находились. Вэй Усянь узнал в этой комнате ту самую, в которой он видел себя с Лань Ванцзи в предыдущих видениях жетона. Солнечные лучи проникали внутрь и яркость комнаты почти ослепила двоих юношей, которые были погружены в темноту в течение трёх дней подряд. – …Цзинши? – спросил Лань Ванцзи, медленно моргая. Вэй Усянь не смотрел на него. Цзинши. Покои Лань Ванцзи. Конечно, так оно и было. – Лань Чжань… мне очень жаль, – сказал Вэй Усянь, не отвечая на его вопрос. Лань Ванцзи только молча смотрел на Вэй Усяня. Затем они услышали новый голос. – Ванцзи. Лань Ванцзи увидел, как его брат входит в комнату, и только тогда он заметил, что в комнате на кровати был и он сам. Его версия, которая была на кровати, лежала лицом вниз, в одних брюках и бинтах, покрывающих всю верхнюю часть тела. – Призрак? – спросил Лань Ванцзи медленно, как будто горло перехватило. Вэй Усянь взглянул на своего спутника: – Ты быстро понял. Хотя я не должен удивляться. Но Вэй Усяня больше заботило не это. Он хотел знать, почему в будущем Лань Ванцзи был так ранен. Лань Сичэнь двинулся к своему брату. – Ванцзи, как ты себя чувствуешь? Лань Ванцзи ничего не сказал. Он только пытался сесть. Лань Сичэнь двинулся, чтобы помочь своему брату подняться. – Мы должны сменить твои повязки, – сказал он мрачно. – По словам целителя, даже с помощью медитации на заживление твоих травм потребуется как минимум год или два. – Это не имеет значения, – наконец сказал Лань Ванцзи. Его лицо было усталым и выглядело измождённым своим ужасным состоянием. Его глаза были налитыми кровью и опухшими. – А-Юань? Вэй Усянь вздрогнул, услышав имя А-Юаня. Он был так встревожен из-за ужасного состояния Лань Ванцзи, что услышать это имя, произнесённое им, было своего рода шоком. – О мальчике позаботятся. Я поговорю с дядей об этом, – мягко сказал Лань Сичэнь. – Ванцзи, я… мне искренне жаль молодого господина Вэя. Я должен был знать, что ты чувствовал… Казалось, слышать это имя было слишком больно для Лань Ванцзи. Следующие его слова прозвучали в прерывистом вздохе. – Не стоит больше говорить о мёртвых, – произнёс он, но казалось, что его собственные слова врезались в его сердце, и слезы катились по его щёкам; священные и печальные. – Пусть празднуют. – О, Ванцзи, – сердце Лань Сичэня обливалось кровью, глядя на брата. – Да. Пусть празднуют. Даже если мир запомнит его как монстра, молодой господин Вэй верил, что ты запомнишь его настоящим. Лицо Лань Ванцзи стало более бесстрастным, несмотря на то, что слезы все ещё текли. – Но он не ответил взаимностью. Пока они говорили, Лань Сичэнь разворачивал повязки Лань Ванцзи. Повязки, расположенные ближе к коже, становились все более окрашенными в кровь. Сердце Вэй Усяня упало, когда под ним открылись раны. Хотя раны выглядели заживающими, они все ещё были открыты, и большинство из них все ещё кровоточило. Плоть под кожей была видна в ярких красных полосах. Некоторые из них были даже пурпурными. Это были раны от дисциплинарного кнута. Почему? Единственными людьми, которые могли сделать это с Лань Ванцзи, были его брат и его дядя. Что он мог сделать, чтобы заслужить столько ударов кнутом от двух людей, которые так его любили? За что такое жестокое наказание? Но даже думая об этом, Вэй Усянь знал, что так или иначе это связано с ним. – Он был не в состоянии ответить взаимностью, – сказал Лань Сичэнь. – Он лучше всех знал свои грехи. – У Вэй Ина не было грехов, – немедленно возразил Лань Ванцзи. – Он никогда не… – Я понимаю, – посочувствовал Лань Сичэнь. – Ты думаешь, что с ним обошлись несправедливо. Все слишком поспешили со своими суждениями. Лань Ванцзи больше ничего не говорил. Понимая это, Лань Сичэнь тоже больше не разговаривал. Он только ещё раз перевязал раны брату. Видение растаяло.***
Лань Ванцзи и Вэй Усянь вернулись в пещеру, тьма, в которой они снова оказались, несколько сбивала с толку. Первый ученик клана Цзян лежал на втором нефрите клана Лань, их руки были сплетены на жетоне. – Вэй Ин… – раздался голос Лань Ванцзи. Глаза Вэй Усяня расширились, когда он понял, что они вернулись из видения, и немедленно сел, схватив жетон. Но хватка Лань Ванцзи была не такой слабой, и артефакт, на мгновение покачнувшись между их руками, выскользнул. Вэй Усянь безнадёжно наблюдал, как жетон отскочил от небольшого уклона пещеры, кувыркаясь то тут, то там по нескольким камням. Прежде чем он даже успел слезть с Лань Ванцзи, он услышал мягкий звук. Небольшая круглая рябь, расползающаяся по поверхности воды, очень ясно описала «хлюп». Жетон упал в бассейн. О нет. – Бл*дь, – выругался Вэй Усянь.