Потухший огонёк

      Когда Дазай сказал Гоголю, что хочет поговорить с Чуей, но рыжий даже под предлогом жизни и смерти не согласится поболтать с глазу на глаз без применения физической силы (на то есть причины, и Осаму сам в этом виноват), он не ожидал, что его друг предложит, нет, даже не так — воплотит в реальность без предупреждения и согласования с кем-либо настолько абсурдную идею. Николаю показалось, что единственный способ помочь горе-товарищу — «обезвредить» Накахару во избежание травм шатена, и не придумал ничего лучше, чем отправить того на больничную койку. О том, что можно было воспользоваться специальным заклинанием обездвиживания или чем-то подобным для более безопасных переговоров, он подумал уже после того, как Дазай тактично намекнул на это, отчитывая друга за дурацкую идею и за то, что Николай, в своей манере, сначала делает что-то уму непостижимое, а потом уже думает о последствиях. Иногда староста всерьёз задумывался о наличии функции «думать» у блондина. Серьёзно, он порой ведёт себя так, будто мозг — это не самый развитый инструмент человеческого организма, а обыкновенный наполнитель, заполняющий черепную коробку, лишь бы место не пустовало.       Однако что-либо менять было поздно. Чуя уже несколько часов лежал без сознания в больничном крыле с травмой головы и, как выяснилось позже, ещё и переломом руки. Исцеляющее зелье, конечно, в скором времени вернёт его в строй в полной боевой готовности (Гоголь сильно переживал по поводу последнего), однако с силой Николай всё же переборщил. Это Дазай отметил, когда вместе с Куникидой-правила-нарушать-нельзя-Доппо проник за ширму, отделяющую общую приёмную от более тяжёлых пациентов, вглядываясь в расцарапанное от падения лицо Чуи. То, хоть и выглядело помято, было таким умиротворенным, что возникали сомнения, действительно ли перед ними тот самый Накахара Чуя, о котором слагают пугающие легенды. Куникида, в отличие от Дазая, привык видеть его таким и, хуже того, он знал, насколько громко он храпит, когда болеет.       — Не боишься, что нас застукают, мистер прилежный ученик? — ядовито усмехнулся Осаму, наблюдая за тем, как спутник неуверенно мнётся на месте, то и дело выглядывая за угол, а сам опустился на край кровати у ног Накахары. — Если что, тебя никто не держит.       — Ещё чего? — пропыхтел тот в ответ и, сложив руки на груди, более уверенно прошел внутрь. — Я не доверяю ни тебе, ни любому другому слизеринцу, да и вообще я мало кому доверяю, поэтому…       — …Не позволишь мне остаться наедине со своим дорогим соседом по комнате, — закончил за него Дазай и поднял насмешливый взгляд на хмурое лицо. — Не притворяйся, что просто исполняешь обязанности старосты. Я давно заметил, что ты ненавязчиво заботишься о нём, хоть и пытаешься это скрыть.       Куникида и не отрицал этого. Глупо было бы, учитывая как он подскочил на трибуне после того, как рыжего сбили. Эти отношения сложно назвать дружескими, романтическими — тем более, даже язык не поворачивается. Они словно… братья? Да, братья, которые на дух друг друга не переносят по глупым причинам, но при этом заботятся и помогают друг другу, делая вид, что ищут в этом выгоду лишь для себя. Глупо, однако их отношения так и строятся: «Если не сбить температуру ты так и будешь ворочаться всю ночь, мешая мне спать, поэтому выпей пока чаю, а я быстро сбегаю к мисс Йосано!», или «На собрании старост говорили, что ночью по замку какой-то тролль ходил, но я тебя не выдал. Серьёзно, прекращай свои ночные похождения, иначе очки отнимут!»…       — Ты так вообще ему злейший враг, — выдвинул своё слово Доппо, складывая на тумбочку рядом с кроватью принесённую для Чуи одежду. Завтра он будет занят и вряд ли сможет прийти после занятий или во время обеда, поэтому принёс всё необходимое заранее. — Что ты тут забыл? Неужто решил положить конец вашей войне и убить Накахару собственноручно, прямо как…       — На счёт окончания войны ты угадал, — вновь перебил Дазай, не желая выслушивать то, что вечно выставляло его кровожадным монстром в глазах других. Он и так этого не отрицал, но терпеть не мог, когда его лицом тыкали в эти воспоминания. — Но убивать я никого не собираюсь. Так что волноваться тебе не о чем.       Как-то всё это подозрительно. Даже Акутагава и Накаджима, сидящие по ту сторону ширмы где-то в противоположном конце лазарета, обратились в слух, пытаясь понять, не послышалось ли им это. Благо помимо двух пострадавших и их посетителей в комнате больше никого не наблюдалось, и было достаточно тихо, чтобы услышать разговоры других.       — Только не говори, что желаешь подружиться с ним — в жизни не поверю! — Куникида готов был рассмеяться, если вдруг Дазай ответил бы именно так, но лишь удивлённо округлил глаза, когда тот спокойно кивнул. — Ты серьёзно?!       — Абсолютно.       — Да что с тобой не так в этом году?!       — Тише, Куникидушка, не разбуди спящую красавицу. — Осаму поднялся на ноги и положил рядом со стопкой одежды золотой снитч, пойманный Чуей во время игры (он долго упрашивал судью отдать его ему). — Ну что, ты убедился наконец, что он здесь и с ним более-менее всё в порядке?       — Убедился. — Гриффиндорец немного нахмурился и отвернулся, выдавливая из себя слова: — С-спасибо, Дазай.       Как же это унизительно. Победная и самодовольная улыбка на лице слизеринца словно беззлобно насмехалась над Доппо за проявленную благодарность. Нечасто они благодарили друг друга, если это вообще не первый раз.       — Не за что, Куникидушка.       — Хватит меня так называть!       — А как мне тебя называть, скажи?       — Так же, как и все меня называют, Куникида!       — Я не привык быть как все, ты же знаешь это.       — Ага. А ещё я знаю, что ты просто сказочный дол…       — Хватит орать, придурки! — появившийся из-за ширмы Акутагава одним пинком отправил старшекурсников в коридор. — Проведали, теперь проваливайте! Завтра прийдёте. — и захлопнул дверь.       — Акутагава-кун, подожди, я же Ацуши-куна забыл, — опомнился Дазай, подходя к двери, но та неожиданно распахнулась, и в руки растерявшегося старосты прилетел кулёк с мандаринами.       — Рю не любит мандарины. — Ацуши высунулся наружу лишь на секунду, а после нырнул обратно в лазарет, захлопнув дверь.       Куникида ещё ни разу в жизни не видел такого яркого удивления на лицах людей. А если учесть, что он ещё ни разу не видел удивлённого Осаму, сам удивился. У шатена даже челюсть отвисла, а карие глаза стали настолько широкими, что казалось будто они вот-вот лопнут.       — Рю?!

***

      За то короткое время, которое старосты провели, нарушая завет лекаря Йосано, Накаджиме удалось разболтать немногословного Акутагаву. Тот поначалу хоть и был сух и скуп на ответы, но всё же поддержал беседу. Исцеляющее зелье работало довольно болезненно, но зато быстро восстанавливало повреждённые клетки и ткани. Из-за неприятных ощущений Рюноске забавно морщил нос, отчего становился похож на обиженного ребёнка, а Ацуши тихо хихикал от этого зрелища, прикрываясь ладонью.       — Не пойму, что в этом смешного? Мне вообще-то больно.       — Не обижайся, Рюноске, но с таким выражением лица ты выглядишь очень мило.       Слизеринец нервно прокашлялся в кулак, а первогодка смущённо уставился в пол, осознавая, что сказал это вслух. Неловко вышло, но ничего уже не исправить. К тому же Акутагава решил не заострять на этом внимания и перевёл тему:       — Слушай, это ведь Дазай предложил принести мандарины? Можешь сделать мне одно одолжение? Швырни их ему в лицо, ведь этот гад лучше всех знает, что я терпеть не могу мандарины!       — Хорошо, — расхохотался Ацуши и достал из кармана пару завалявшихся конфет, протягивая их Рюноске. — На вот, хотя бы этим угостись. А можно я буду называть тебя Рю?       Немного странный вопрос, но слизеринец ничего против сокращения собственного имени не имел, поэтому кивнул. На самом деле ему даже стало приятно.       После того, как Осаму и Куникида начали превышать звуковое ограничение, а Акутагава без зазрения совести перед старшими выпнул их за дверь, в лазарет заглянула невысокая темноволосая девушка, как выяснилось позже, сестра Акутагавы — Гин. В отличие от брата та училась на Когтевране и оказалась более разговорчивой и общительной, быстро сдружилась с Накаджимой, чему Рюноске даже немного позавидовал: ему пришлось потратить больше двух недель, чтобы сейчас спокойно разговаривать с ним на любые темы. После того дня, как Ацуши узнал о Двойном Чёрном, они начали здороваться в коридорах, свободнее общаться и порой даже вместе прогуливались на больших переменах, но первогодку сильно напрягал Дазай, который будто следил за ними с непонятной ухмылкой на лице, вот только шпион из него так себе — то из-за угла вывалится, то слишком громко чихнёт… На вопросы о том, зачем он скрывается, если может просто подойти и поговорить с ними, отшучивался, что спешил по делам и увидел знакомые лица, вот и решил присмотреться — не обознался ли? У Рюноске же на это имелся один железный аргумент: «Дазай придурок, вот и всё. Не стоит удивляться такому поведению с его стороны. Для него быть странным в порядке вещей». А ведь и не поспоришь, ведь Акутагава дольше с ним знаком и лучше знает все его «странности».       — Рю, твоя сова снова ошиблась адресатом. — Голос у Гин тихий, словно застенчивый, но при этом будто слегка насмешливый.       — Ничего не могу с ней поделать, — её брат раздражённо цикнул. — И поменять на другую не могу. От неё одни проблемы.       Ацуши почему-то вспомнился момент, когда на днях во время обеда разносилась почта, и сова Акутагавы удачно рухнула в тарелку с супом, забрызгав не только хозяина и сидящих поблизости ребят, а ещё и утопив в этом супе письмо. Рюноске тогда с абсолютно спокойным выражением лица поднялся из-за стола, вытянул за лапы свою птицу из испорченного обеда и скрылся в коридоре. Как выяснилось позже, он отмывал её в раковине уборной, едва не утопив бедную сову от злости и стыда.       — А у меня есть кот. Его зовут Клевер, но мой сосед по комнате, Джуничиро, вечно ругает его по утрам, обзывая петушарой.       С Ацуши Рюноске легко общался, это заметила даже Гин, когда увидела едва заметную улыбку на губах брата. Та улыбка, которую она не видела уже очень долгое время. Этот первогодка явно хорошо влияет на него, и глупо это отрицать.       За обсуждением чего-то весёлого ребят прервал звук, словно что-то с грохотом упало со стороны ширмы. Накахара очнулся? Ацуши быстро прошёлся по комнате заглядывая к тяжёлому пациенту, но тот неподвижно лежал на кровати с закрытыми глазами. Подоспевшие следом Рю и Гин были в не меньшем замешательстве. На полу лежала небольшая тарелка с разбросанными вокруг неё нарезанными фруктами. Здесь явно творилось что-то странное.       — Привидение? — испуганно поинтересовался Накаджима, глядя на сосредоточенных на чём-то третьекурсников.       — Сомневаюсь, — шепнула Гин и вдруг сделала резкий выпад вперёд, хватаясь за… Воздух?! Ацуши чуть не завопил, когда перед ними резко из ниоткуда появился высокий рыжий парень с пластырем на носу.       — Какого хре… мгх…! — Рюноске вовремя успел закрыть Накаджиме рот рукой. Не хватало ещё, чтобы на крики прибежала лекарь и вытурила всех отсюда пинками под задницы. Если Дазаю и Куникиде удалось незаметно побывать здесь, то это не значит, что и их похождение закончится удачно.       — Мантия-невидимка. — Гин внимательно осмотрела вещь в своих руках. — Довольно редкая и очень полезная вещица, вот только толку от неё не будет, если твои ноги будут торчать из-под неё как из-под одеяла.       Незнакомый парень лишь что-то прошипел в ответ, вырывая свою мантию из рук девушки и складывая её на стуле. Обычно так и бывает, когда хочешь быть невидимкой-неуловимкой, — всегда что-то пойдёт не по плану и тебя обязательно обнаружат. И это довольно поганое чувство, будто тебя поймали за чем-то неприличным. Чёрт, как можно было так оплошать?! Вроде ровно поставил тарелку, а она взяла и сорвалась. Ладно хоть не разбилась.       — Кто ты и что здесь делаешь? — голос Рюноске звучал слегка грубовато, что не очень разумно, ведь рыжий парень явно был старше них года на два минимум. Ацуши так вообще на четыре.       Незнакомец присел на корточки, собирая испачканные фрукты с полу, при этом показывая своим молчанием, что не хочет отвечать на вопросы. Хмурый, резкий, немного грубый… Этот парень показался Ацуши смутно знакомым.       — Ты ведь Тачихара Ми… Миси…       — Мичизу! — не позволив первогодке исковеркать своё имя, прервал парень. — Да, и что?       — Ты его знаешь? — спросил Рюноске у Накаджимы, запоздало замечая эмблему Гриффиндора на тёмном свитере рыжего.       — Вроде того. Я запомнил его, когда наш староста за что-то отчитывал его в гостиной.       — Понятно. Переходим ко второму вопросу, Мичизу Тачихара. — Рюноске сделал шаг вперёд, присаживаясь рядом с неожиданным гостем, помогая ему с фруктами. — Что ты здесь делаешь?       — У меня тот же самый вопрос ко всем вам! — грубый, но сдержанный женский голос со спины заставил Гин и Ацуши отпрыгнуть в сторону от неожиданности. Видимо, звук упавшей тарелки был слышен и в соседней комнате. Акико Йосано выглядела рассерженной. — Мне стоило бы доложить на вас директору, но боюсь, что он спустит вам это с рук, поэтому…       — Прошу прощения, мисс Йосано, эти ребята здесь ни при чём. — Тачихара резво подскачил на ноги и коротко поклонился лекарю. — Они бы и не зашли сюда, будь я более аккуратен и не урони посуду. Они просто решили проверить, всё ли здесь в порядке.       — Хорошо, поверю на слово, но что ты здесь делал? — женщина подошла к койке, осмотрела повреждённую руку Чуи и жестом показала всем выйти из-за ширмы, вскоре выходя следом. Через пару дней Накахара будет хоть на руках бегать. — Я всё ещё жду объяснений.       — Я просто ждал пока он очнётся. — выдавил сквозь зубы Мичизу, кося хмурый взгляд на Рюноске. Тот всё же получил ответ на заданный ранее вопрос. — Я его друг и имею право находиться рядом, когда это необходимо.       Друг.       Друг?!       Ацуши выглядел удивлённым. Он никогда не замечал никого рядом с Чуей и не подумал бы, что у того вообще может быть друг, а тут «Бац» и вот он, друг, объявился. Интересно, а он точно правду говорит? Стоп, а сколько он уже тут сидит? Он слышал диалог Куникиды и Дазая? Если всё же слышал и вправду является другом Чуи, у старост могут возникнуть либо проблемы, либо реальные шансы в дружбе с Накахарой. Всё зависит только от отношения Мичизу к этому и от того, как он преподнесёт эту информацию Чуе. Если приподнесёт.       — Хорошо, «Друг», можешь остаться, но только до отбоя, — лекарь оказалась понимающей, тем более она знала историю Чуи и отношение учеников к нему. Возможно, у него и вправду наконец появился друг, который даже схитрил, пренебрегая правилами, чтобы побыть рядом с ним. — А вы, все трое… — она оглядела Гин, Ацуши, заостряя взгляд на Рюноске, — Свободны.