***
— Дазай! — Ода застал друга, сидящего за одним из столиков в «Трёх мётлах», и решил окликнуть его, подходя ближе вместе с Анго. — Не помешаем? — А, это вы. — Осаму явно воодушевился при виде друзей, искренне улыбаясь им. — Присаживайтесь! Вашей компании я всегда рад. — Не часто можно встретить тебя в баре, в одиночестве попивающего сливочное пиво. Что-то случилось? — Сакагучи устало опустился на деревянный стул и заказал два пива у подоспевшей официантки. — Со мной всё как обычно, — отмахнулся Осаму. — Лучше расскажите как там ваш совместный проект по травологии? После слов «как обычно» Ода лишь обречённо вздохнул. С вероятностью восемьдесят процентов это значило, что у шатена не всё так гладко и ему, скорее всего, нужно выговориться, но он тот ещё упрямый осёл и лучше предпочтёт разбираться со своими проблемами самостоятельно, нежели выслушивать советы даже от такого близкого человека, как Сакуноске. Остальные двадцать могли означать, что Дазай вновь копался в прошлом, а теперь сидел и страдал, ругая себя за то, каким же идиотом он был, раз так поступил. Наверное, каждый человек жалеет хотя бы об одном поступке из прошлого, но Осаму всегда был слишком жесток к себе из-за этого. В этот раз Ода больше склонялся к тем двадцати процентам, учитывая как слизеринец старался поладить с Чуей. — Это довольно сложно, когда мы состоим на разных факультетах, но не так ужасно, как ожидалось. Если честно, то я даже и не знал, что Анго так хорошо разбирается в этом предмете. — Это сейчас была похвала или оскорбление? — Сакагучи недоверчиво покосился на гриффиндорца, а тот в свою очередь поднял руки ладонями вперёд, мол, не горячись. — Похвала. Но, признаюсь честно, поначалу я тебя недооценил. — Сакуноске тихо рассмеялся и ткнул Осаму в бок, который уже начал краснеть и трястись от попытки подавить приступ хохота. Смотреть на злого Анго та ещё умора. — Но признаю, был не прав. Заказ был готов уже через две минуты, и старший слизеринец недовольно запыхтел, попивая пиво, при этом смотря на двух идиотов, хохочущих с вида его обиженного лица. Он едва подавил в себе желание выплеснуть на них напиток, вместо этого хорошенько пнув их под столом. — А на вид взрослые, адекватные люди, — тихо прокомментировал Сакагучи, отпив ещё один глоток. Парни напротив начали понемногу успокаиваться. — Слушай, Дазай, у меня к тебе просьба. — Одасаку повернулся к старосте, при этом выглядя крайне серьёзным. — Перестань караулить Накахару у нашей гостиной, иначе он либо тебя порвёт, либо меня. — успокаивать этих двоих всегда было трудно, а порой даже опасно для жизни. — А ты сперва вычеркни его из списка подозреваемых. — Осаму сделал большой глоток, глядя на собеседника, чьё лицо вмиг превратилось в один сплошной вопросительный знак. Чуя занимал первое место в этом списке, и просто так вычеркнуть его было невозможно. О рыжем гриффиндорце Одасаку знал только то, что знали и все остальные ученики Хогвартса: агрессивный сын убийцы с невероятной силой внутри, и всё это автоматически приковывало к нему подозрения. — На то есть причины? — Ода тоже попробовал напиток, слизывая пену с верхней губы. Глупый вопрос. Если Осаму попросил это сделать, значит причина точно есть, но пока он не убедился в этом. Дазай молчал. Наверное, он один из немногих, кто теперь верил, что Чуя хороший, но и то это случилось после того, как Мори в попытке выяснить о внутренней сущности Осаму затронул тему об Артуре. И это перевернуло мир слизеринца с ног на голову, заставляя его жалеть о всём содеянном. — Ты изменился, Осаму, — прокомментировал Анго, опустошая кружку в несколько глотков и отставляя её в сторону, туда, где уже стояла одна пустая кружка. На эти слова староста лишь тихо пропел: «Да-да, где-то я уже сегодня слышал подобное». — За это лето ты, должно быть, многое усвоил, поменял взгляды на жизнь по особым на то причинам, но я — нет. Я по-прежнему считаю Накахару опасным, и те события прошлого года порой напоминают о себе в моих кошмарах. Его сила устрашает, ты же сам видел её мощь, а теперь просишь Оду о таком? «Зачистка» — это тебе не шутка. — В таком случае вам стоит и меня внести в список, поскольку вы знаете, что Чуя не единственный со странной способностью внутри. Вам ли не знать, на что я способен в гневе. И к тому же когда это вы успели объединить усилия в этом деле? — Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что это точно не ты убиваешь первогодок, к тому же во время убийства тебя не было на территории школы. Не смотри так, мне Ацуши рассказал. — Одасаку вздохнул и потёр переносицу. — Давайте сменим тему, хорошо? — Погоди, ещё вопрос. — Дазай думал об этом последние несколько дней. — Когда действие заклинания пройдёт? — Оно уже прошло…#9. Какой ценой?
27 сентября 2020 г. в 21:59
Фёдор никогда не был заучкой или прилежным учеником, однако отметки у него всегда были выше среднего. Пусть он и частенько прогуливал занятия на пару с Николаем, спал на лекциях и зачастую не выполнял заданий, ему всё же удавалось зарабатывать очки для своего факультета недюжинными знаниями во многих направлениях. Он был своего рода гением, который не желал выделяться из общей серой массы, казаться выскочкой в глазах других ребят и именно поэтому всегда был сдержан в проявлении знаний, отвечая лишь тогда, когда его просил профессор. Дазай часто смеялся над ним: «Дурак ты, Федя! У тебя столько возможностей стать лучшим учеником факультета, возможно, даже школы, а ты хернёй страдаешь. Будь я таким умным, не прятался бы на задних партах». На что тот лишь отвечал, что ему ничего из этого не нужно: ни звание лучшего ученика, ни учёба в Хогвартсе в общем, и вообще он планировал уйти после окончания пятого курса, как только сдаст экзамен СОВ*, и вернуться в Россию.
Достоевский всегда казался мрачным, задумчивым, в какой-то степени загадочным и даже устрашающим. Его чёрная крыса с коротко обрубленным хвостом любила частенько сидеть на плече хозяина, и не дай Боже увидеть эту картину ночью, ибо глаза зверя в темноте горели ярко-красным, чем-то отдалённо напоминающими тёмно-фиолетовый оттенок глаз самого Фёдора. Такое увидишь и не только креститься научишься — молитвы на старославянском читать начнёшь, даже не зная этого языка. Но Осаму привык к этому, а Гоголя это никогда не напрягало. Он считал это в какой-то степени эстетичным, а крысы ему самому нравились, поэтому он частенько составлял компанию другу, сидя посреди ночи в гостиной Слизерина и изредка ведя какую-нибудь непринуждённую беседу. Также довольно часто к ним присоединялся Дазай, и тогда разговоры становились уже более оживлёнными. Гнать надо его с должности старосты за такое поведение и несоблюдение правил, по которым он должен был разогнать полуночников по комнатам, а не присоединяться к ним, однако Фукузава Юкичи самолично назначил его на эту должность, но не понятно только, что его подтолкнуло на эту идею. Осаму умный, бесспорно, и на этом, скорее всего, плюсы закончились. Поведение, ответственность и серьёзность в его понятии не играли важной роли.
С блондином он мог общаться на абсолютно любые темы, начиная с чего-нибудь философского по типу «смысла жизни и смерти» (о, да, Дазай в этом шарил), а уже через пару минут обсуждая почему мужчинам не принято носить платья, ведь им тоже хочется почувствовать свободу той частью тела, на которую обычно давит ширинка. В компании этих двоих Фёдор считал себя подкидышем, искренне не понимая, как он сюда попал и как вообще его угораздило связаться с этими придурками. Когда разговор между теми в очередной раз перешёл в бессмысленный спор на тему для чего единорогу нужен рог, он наконец решился задать интересующий его вопрос, чтобы хоть как-то сменить тему разговора:
— Дазай, скажи мне вот что, — Фёдор наклонился вперёд, опираясь локтями на колени и сцепляя пальцы в замок, при этом смотря на старосту так, как обычно смотрят на пленника во время допроса. — Тебе за летние каникулы мозги прочистили?
— А? С чего ты это взял?
— С одной стороны ты ни капельки не изменился — всё такой же болтливый и самоуверенный дурак, которого я знаю, — Осаму на это протянул обиженное «Эй!», а Гоголь прыснул в кулак со смеху, в который раз поражаясь прямолинейности Фёдора. — Но вот то, как ты теперь относишься к некоторым людям, меня настораживает. Взять к примеру того же Акутагаву-куна…
— А что не так между мной и Рюноске теперь? — Осаму искренне не понимал проблемы, смотря почему-то не на Достоевского, а на его крысу, которая удобно устроилась на колене Николая, сидящего в кресле напротив. — Ничего.
— Вот именно, что ничего. — Фёдор глянул в сторону камина, пламя в котором на мгновение вспыхнуло сильнее. — Не странно ли это? Кто в прошлом году искал повод только чтобы докопаться до бедного мальчишки? Не ты ли часом? А в этом году ты уже ведёшь себя с ним как с давним другом.
— Точно ведь! — Гоголь, видимо, понял, что хочет выяснить Фёдор, решая тоже подключиться к разговору. — Стоит ли говорить о Чуе-куне, которому ты ни с того ни с сего вернул метлу? А твоё неожиданное желание подружиться с ним?
— Всё это указывает на некоторые изменения в тебе. С чего бы? — Достоевский вперился взглядом в огонь, выжидая ответа.
Дазай в самом деле почувствовал себя как на допросе, но при этом оставался спокойным и уверенным. Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана, закидывая на неё голову и смотря в потолок. Сказать? Не сказать?
Осаму молчал какое-то время, вглядываясь в тени от огня, играющие под высоким потолком. Гоголь хотел уже окликнуть его, но староста его опередил.
Сказать.
— Мори рассказал мне кое-что.
Фёдор выглядел заинтересованно, а блондин так вообще сидел как на иголках от нетерпения. Крыса предпочла перебраться к тому, кто не тряс коленкой от нервов, и вернулась к хозяину.
— Это связано со мной, со смертью моих родителей, со странной способностью, которую я получил в день их гибели, с Артуром, с его бывшей работой и семьёй. — староста оглядел гостиную перед тем как продолжить. — Рембо был ликвидатором заклятий и лет так восемь назад отправился на очередную миссию со своим отрядом, вот только он оказался единственным, кто выжил после этого. Когда они пытались снять заклятие, произошёл взрыв, огромный выброс магической энергии, уничтоживший несколько сотен гектаров вблизи Лондона. Артур потерял память, но всё же вернулся и, как оказалось позже, стал одержимым неизвестной магией. Порой он не контролировал себя, не мог даже вспомнить, что он делал в это время, но последствия были налицо. Первые, кто случайно попали под его влияние, были жена и восьмилетний сын, после чего Чуя… — Дазай умолк на время. И так понятно, что он имел в виду, поэтому не стал размышлять об этом вслух. — А вот его матери повезло гораздо меньше. Насколько я знаю, она магл и до сих пор с того самого дня борется за жизнь.
— То есть Накахара-кун полукровка? — Николай склонил голову к плечу. Его почему-то удивило это, ведь он всегда считал рыжего чистокровным волшебником, но ответ Осаму был положительным.
— Спустя два года он убил мою семью. Мне удалось выжить, но такой же ценой, как и Чуе. Артура поместили в Азкабан, место, которое Министерство Магии посчитало, что удержит его, и поначалу так и было. Но все мы помним, что произошло в прошлом году.
Достоевский снова над чем-то задумался, а Дазай не видел смысла вдаваться в подробности. Он лишь перевёл взгляд на Гоголя и безмолвно приподнял бровь, будто спрашивая «Понятно?». Тот наклонился вперёд и полушёпотом произнёс:
— И сейчас ты считаешь себя полнейшей скотиной за издевательства над невинным Чуей-куном, — утверждение нежели вопрос. — Что ж, в таком случае ты просто гений, раз при первой вашей встрече в этом году спровоцировал драку. — он расхохотался, в открытую издеваясь над Осаму, но был прав.
Драка как раз-таки была ошибкой — Дазай хотел спокойно начать разговор, но что-то пошло не так с самой первой секунды, как только он заприметил знакомую рыжую макушку в толпе, заставляя его по старой привычке грубить и обзываться. Возможно, сумей он тогда сдержать себя от этого порыва, сейчас было бы куда проще наладить общение. В золотом снитче, оставленном на тумбочке у кровати Накахары в лазарете, была небольшая записка с предложением мира, но оно было отвергнуто. Чуя тактично намекнул на это, запустив этот самый снитч прямиком Осаму в голову, как только его выписали. Другими словами — план Гоголя провалился. Огромная шишка ещё больше недели напоминала о нежелании Накахары зарывать топор войны, но разве Дазай-не-остановлюсь-пока-не-добьюсь-своей-цели-Осаму когда-нибудь пасовал перед трудностями? Настырность — неотъемлемая составляющая его характера и, наверное, самая раздражающая. Чуя, откровенно говоря, замучился каждый день видеть в коридоре ждущего его слизеринца с очередным предложением дружбы, устал слышать это ноющее «Ну прости, Чуя!», будто он не отца его убил прямо на его глазах, а случайно сломал коллекционную фигурку или что-то в этом роде.
— Ты поэтому в последнее время так бегаешь за ним? — Фёдор скептически приподнял бровь. — Пытаешься добиться прощения за всё то, что делал с ним в течение четырёх лет? Не слишком ли самонадеянно? Ставлю сотку, что он не простит тебя, даже под предлогом жизни и смерти.
— Сотня на то, что всё-таки простит. — Гоголь всегда был азартным, поэтому не упустил возможности спора.
Они пожали руки, заключая пари, а староста разбил их.
— Он простит, вот увидите! Когда-нибудь ему надоест моя настойчивость, и он сдастся.
Осаму сам не был уверен в своих же словах, но отступать был не намерен. В мыслях он уже давно отметил, что это похоже на иронию судьбы — придумал для Рюноске довольно сложный план, а теперь будто жизнь решила наказать его за это и за многие другие грехи прошлого, заставляя Дазая следовать тому же плану. Акутагава неплохо продвинулся, уже в открытую общаясь с Накаджимой и перестав быть тем бесчувственным парнем, которого все знали год назад, а вот у Дазая серьёзные проблемы — он самолично задел чувства Накахары, возвёл между ними высокую крепкую стену и запер сердце Чуи на прочный замок, потеряв где-то ключи и застряв из-за этого на втором пункте. Легко не будет, но Осаму знал, на что шёл.
— А тебе вообще обязательно становиться ему другом? Можешь просто перестать вести себя как козёл в его присутствии, и конец вашей войне сам настанет. — Достоевский сделал первый шаг к победе в споре, при этом глядя на то, как Николай усмехнулся, мол, зря стараешься.
Осаму лишь продолжил смотреть в фиолетовые глаза напротив, не смея сказать и слова. Он и сам это прекрасно понимал, но расставить всё по полочкам в собственной голове было сложно.
— Втюрился? — неожиданно выдал Гоголь, одним единственным словом развеивая мрачную атмосферу, царящую в гостиной. Напряжение между Достоевским и Дазаем резко испарилось, и парни одновременно перевели недоумевающие взгляды на блондина. — А что такого? Вы бы неплохо смотрелись вместе, как по мне.
Фёдор приподнял одну бровь, косо глянув на Осаму, пытаясь представить его в паре с Накахарой. Высокий шатен слизеринец, чутка придурковатый и совершенно несерьёзный с низким, агрессивным рыжим гриффиндорцем. У Гоголя довольно странные предпочтения в составлении пар, но звание лучшей свахи всего Хогвартса за ним закреплено было не просто так. И снова ирония судьбы — удачно сводил всех и вся, создавая крепкие союзы и помогая найти свою вторую половинку, но так до сих пор и не нашёл в себе силы признаться Достоевскому. Жизнь — боль.
— Прошу, только не пытайся нас свести! — взмолился Дазай, но на лице Николая уже сияла улыбка предвкушения. — Ты меня слышал? Я ведь даже не сказал «да»!
— Похоже, добром это не кончится. — Федор страдальчески вздохнул и прикрыл лицо ладонью. Почему-то, когда он произнес эти слова, в голове всплыл образ Куникиды, сидящего на каменном полу рядом с раскрытым блокнотом, станицы которого были окрашены кровью. «Добром это тебе не кончится!» — дрожащий голос, полный ненависти, и потухший взгляд зеленоватых глаз из-под очков.
С того самого дня между ними не проскочило ни единого слова или ответного действия для мести: одни короткие гневные взгляды и многозначительные толчки плечом в коридоре. Их война не закончена, но на время сбавила обороты, чтобы подготовиться к новой атаке, залатать раны и придумать план мщения. Этакое затишье перед бурей.
Фёдора сильно удивило то, что примерно неделю назад к нему подошёл Чуя. Он даже сначала подумал, что Доппо и вправду проболтался кому-то о своих проблемах со слизеринцем, но Накахара лишь прижал его к стене со словами: «Не знаю, что ты сделал нашему старосте, но, если ещё хоть раз осмелишься сделать ему или другому гриффиндорцу что-нибудь плохое, будешь иметь дело со мной!». Достоевский тогда не понял такого рвения Накахары защитить кого-то из тех, кто его презирает, но ведь за такое не осуждают, верно? Он лишь ухмыльнулся в ответ и сказал: «Не оставляешь надежд, что люди поверят в твое доброе сердце, после того, как ты показал свою внутреннюю сущность? Похвально, но не слишком ли самонадеянно?». Чуя ушёл, понуро опустив голову вниз и запустив руки в карманы мантии, бросив через плечо, что никакой он не монстр. Понятно, значит тоже желает изменить о себе мнение во всей школе. В этом они с Дазаем похожи, а также в них обоих есть ещё одна схожая деталь — неконтролируемая сила, запечатанная в их телах вот только Осаму от этого ни жарко, ни холодно, а Чуя порой сам себя боялся, задаваясь вопросом, а человек ли он вообще.
Этот же самый вопрос Фёдор часто задавал и себе.
Примечания:
*Экзамен СОВ - Стандарты Обучения Волшебству, проверка знаний по всем предметам после окончания пятого курса.
Ребят, не игнорируйте внизу кнопочку "Жду продолжения"!