Сложности субординации и деонтологии

      Голова шла кругом который месяц. Генерал-лейтенант Лебедев устало потер глаза, в сутках не хватало часов на всё благополучно на него возложенное Сергеем Ивановичем.       Если уж на военных объектах за восстановлением нужен глаз да глаз, то что творится на гражданских, он даже представлять не хотел.       Ворох бумаг на согласование, переполненная личная почта и звонки один за другим. То тюлень позвонит, то олень. Дребедень, как в детской Юлькиной книжке. Юлька. Как она там с этим своим?       Лебедев глубоко вздохнул, выдохнул и внимательно вчитался в очередной доклад. Глеб пунктуально и мелочно излагал все свои наблюдения и предложения в еженедельном докладе. Умный мальчишка. Лебедев ни разу не пожалел, что протежировал его Леониду после скандала с Ростелекомом. Но эти его личные доклады утомляли, тем более что объект изучения никаких открытий так и не принес, только хлопоты, но ученые не теряли надежды, раз за разом проводя на нем опыты и продолжая наблюдать. А его поставили курировать этот проект как опытного уже координатора. Опытного, конечно, три года так же над собственной дочерью опыты наблюдал. Теперь вот пришел черед «чертановскому чегеваре» подопытным кроликом во благо науки и Родины побыть.       Земле уже ничего не угрожало, кроме самих землян, а эта угроза реальнее и существеннее любого иноземного протокола. Но у ученых своих интересы, и спорить с этим бесполезно.       Когда Артема перевели на долечивание в НИИ, Лебедеву было не до того. Он дочь «хоронил» и подведомственные структуры ставил на сбитые потопом ноги. А затем уже его догнал приказ принять под контроль проект и обеспечить максимальную продуктивность для изучения. Сначала это вызвало только раздражение — мало ему уже имеющихся забот, так ещё этого на него скинули. Пусть узнает, каково Юле было после его выходки в костюме инопланетчиков. Затем, ознакомившись с чем Артёму уже пришлось столкнуться, Юлины водные процедуры значительно померкли. Ткачёву примерно раз в две недели прицельно влияли на различные участки мозга, а затем пристально наблюдали за результатами воздействия и скоростью регенерации. После вмешательства Хэкона в организм Артема, регенерация ускорилась во много раз. Простые порезы исчезали за пару часов, более глубокие вмешательства — за несколько часов или дней. Воздействия на головной или спинной мозг компенсировались от пары дней до двух недель. Где-то глубоко в душе Лебедев даже считал эти исследования бесчеловечными, но слишком глубоко, чтобы мешать приказам свыше.       Зато и Глеба пристроил к делу, и вот сейчас предстояло решить судьбу двух неприкаянных бунтарей. Держать на Ивана зло не получалось, слишком ясно он после, вспоминая и обдумывая произошедшее, осознал свой промах, свой недогляд за мальчишкой. Но решать с ним что-то надо было. А Глеб уже не первый раз просил разрешения забрать объект изучения в домашнюю обстановку. Дескать, и для опыта полезно и гуманно опять же. И Лебедев пошёл на поводу у смешного Юлькиного Гугла и решил всё-таки уточнить у Леонида возможность вывести объект за пределы лаборатории. Дело решил не откладывать в долгий ящик, а отправиться сейчас же. Всё равно домой не хотелось. Если раньше можно было хотя бы перекинуться с Юлькой парой слов, то теперь одиночество наваливалось, окружало, и сопротивляться ему становилось всё сложнее, особенно дома. Просторная, когда-то с любовью обустроенная квартира стала пустой, холодной и безмолвной.       Может быть поэтому Лебедев и не отдал под трибунал Коробанова, а вовсе не потому, что тот был его правой рукой, левой ногой и прочими атрибутами безотказного подчиненного. К тому же, тому теперь тоже не к кому было возвращаться. Жена его выставила за дверь сразу, как только над ним нависли тучи военного трибунала, он ещё даже не успел из госпиталя выйти. В итоге Ивана понизили в звании и выделили ему даже не служебную комнату, а койку в общежитии. Жизнь его и так наказала дальше некуда. Да и всё он осознал, вытащил же собственноручно подстреленного Артема, дотащил до госпиталя, хотя знал наверняка, что за огнестрел в мирное население ответит. Так, лежащих под капельницами валетом на одной койке в переполненном госпитале, их и нашли по приказу Лебедева.       Жизнь учит, но уроки её часто кровью и болью даются. Что ж, натворил делов, пусть видит, к чему это может привести, пусть чужая сломанная жизнь у него перед глазами будет. И Лебедев подмахнул приказ о прикомандировании Ивана к объекту в Центральном НИИ Министерства обороны РФ. Пробежал ещё раз глазами по тексту и задумался, правильно ли сделал выбор. Но выбор сделан, и точка.       Домой не хотелось, и хотя сны, в которых Юля тонет, снились всё реже, он решил, не откладывая в долгий ящик, съездить в НИИ.       В лаборатории было тихо, белые халаты шмыгали туда-сюда, занятые каждый своим делом. Лебедев подошел к знакомой палате и заглянул — Артём спал, рядом сидел Глеб, что-то быстро набирая в планшете. Немного подумав, Лебедев толкнул дверь и вошел. Глеб вскинул голову и резво подскочил навстречу.       — Валентин Юрьевич, здравствуйте, — зашипел обрадованно. — А я как раз вам письмо отправить хотел.       — Здравствуй, Глеб. Слушаю тебя.       — Вы представляете, Валентин Юрьевич, у меня родители на все выходные уезжают на дачу. И бабушка тоже.       — И?..       — И я хочу забрать Артёма к себе домой, — счастливо заулыбался Глеб. — Психологи Калифорнийского университета провели исследования и считают…        — Отставить. Мы не в Америке.       Опять двадцать пять. Видимо, Юля и друзей себе подбирала таких же настырных и упёртых. Или это теперь вся молодежь такая? И Лебедев приготовился к очередному мозговому штурму подросшего поколения. Ничего, и не таких спускали с небес.       — …Ну, Валентин Юрьевич, он же живой человек. Ему же тоже тяжело. Он же сейчас совсем беспомощный.       — Не более чем всегда.       — А если ему ночью что-то нужно будет?       — Вызовет дежурного по смене.       — Вы серьёзно? Вы видели, как эти дежурные работают?       — Глеб, если сотрудники проявляют в работе халатность, я жду от тебя докладную записку о нарушениях, а не попытки забрать объект из лаборатории.       — Да при чем тут халатность, они же, ну… бесцеремонные, будто не с человеком, а с куклой обращаются, Валентин Юрьевич.       — Это называется — субординация и медицинская деонтология, Глеб.       — Валентин Юрьевич, — продолжал жалостливо шипеть Гугл, — я дома за ним круглые сутки присматривать буду. Я же не навсегда прошу, на выходные только, пока мои на даче. В понедельник верну его обратно. А там, может, зрение уже восстанавливаться начнёт, ему легче будет. Ну, поговорите с Леонидом Евгеньевичем.       — Я подумаю, — пресек Лебедев дальнейшие дебаты и направился-таки к Леониду.       Тот уставился в окуляр микроскопа, параллельно внося данные в ноутбук. Монотонно гудели работающие анализаторы. На вопрос Лебедева лишь отмахнулся:       — Как скажете, Валентин Юрьевич. Хочет Караханов — пусть забирает под свою ответственность, тем более с приставленной к ним охраной, меньше хлопот с обслуживанием объекта и без того перегруженным сотрудникам.       — А разве так можно? — на всякий случай уточнил Лебедев.       Тот недоуменно пожал плечами:       — Конечно, он же не в тюрьме, и состояние здоровья у него удовлетворительное.       — Тогда почему его круглые сутки держат в институте?       — А куда нам его девать? Родни нет, ухаживать за ним некому. Постинсультные изменения инопланетчик ему сгладил, но совсем не убрал, и нам заниматься этим некогда, мы не реабилитационный центр. Да и где его искать, чтобы каждый день исследования проводить. Вряд ли он сможет сам, как на работу, приезжать. Сами видите, какие побочки бывают.       Да уж, побочки были одна другой круче. За разговором они дошли до надзорной палаты и встали у окна, наблюдая за работой Глеба, заставляющего своего в этот раз ослепшего пациента, увешанного датчиками, как новогодняя ёлка, делать физические упражнения. Слепого парня покачивало из стороны в сторону, он периодически беспомощно размахивал руками в попытке осознать себя в пространстве. Первые опыты Лебедев не застал, хотя отчёты и просматривал потом, а вот в прошлый раз у Ткачёва в мозгу что-то переклинило и он впал в детство. Не деменция, не идиотизм, а самое настоящее детское восприятие и уровень развития пятилетнего мальчишки. Глеб несколько дней напролет читал ему книжки и таскал игрушки, они рисовали карандашами машинки, причём у Артёма машинки были определенно лучше, но абсолютно все он выводил черным карандашом. Серьёзное грустное лицо с оттопыренной от старания нижней губой, настороженный взгляд, брошенные без дела цветные карандаши и десятки монохромных машин на листах А4, разложенных по палате. Вот и сейчас, когда парень ослеп, нормальная реакция — беспокойство и даже гнев. А ему всё равно, он унылой выцветшей картинкой себя прошлого равнодушно выполняет указания своего болтливого надсмотрщика. И при этом Леонид говорил, что до прихода Глеба Артема вообще невозможно было растормошить, а теперь даже подшучивает над Глебом и криво улыбается иногда. Восстановить работу мимических мышц Хэкон не успел или не смог, и улыбка у Ткачёва больше напоминает ехидную ухмылку. А по ночам Ткачева частенько мучили кошмары, дотошный Глеб в каждом отчете это зачем-то упоминал.       И Лебедев договаривается о проживании Ткачева с ним. А затем на удивленный взгляд Гугла отвечает:       — А когда твои домашние приедут, ты его обратно сдашь, как вещь в камеру хранения?       Гугл возмущенно засопел, вытаращил глаза, но промолчал.        — Значит так, от наблюдения за объектом Леонид Евгеньевич тебя не освобождал. Будешь в домашних условиях вести дневник наблюдения, сдавать отчёты. А охраной и водителем я обеспечу. Приказ понятен? Приступай.       Как и планировал, он приставил к ним Коробанова. И вроде всё продумал, кроме одного — ему теперь с этим человеком под одной крышей жить придётся.