Сложности субординации и деонтологии

      Лебедева Иван знал очень давно. Слишком давно, чтобы спокойно сейчас ехать за документами и ни о чём не беспокоиться. Слишком давно и слишком хорошо. Лебедев, наверное, и не догадывался, что когда-то, недолгое время подрабатывая в военной академии, стоя у кафедры и читая лекции лупоглазым и лопоухим курсантам, референтным божеством впитался в кровь и мозг одного из них. И остался там навсегда. Идолом, эталоном, авторитетом, образцом, теми ведущими вперед и вверх абсциссой и ординатой, на которые он ориентировался в самые черные периоды своей жизни. И никогда ни на что не надеялся, ни на что не претендовал, безликой тенью стараясь просто не исчезать с орбиты своего кумира.       У Лебедева была семья, и у Ивана были Лена с Ромкой. Лебедев жил работой, и Иван жил работой и Лебедевым.       Только вот он для Лебедева всегда был и остается подчиненным, одним из многих. И это можно понять, а как понять, что сейчас тот в постели с парнем? А он, Иван, им гандоны со смазкой поставляет. Всё для вас, товарищ генерал, наслаждайтесь. Моя семья, моя карьера, моя жизнь, моя душа — всё вдребезги. А я пока тут у ваших ног Родине служить буду… Любовника буду вашего катать… Которого сам и подстрелил, идиот. И чего ты хочешь после этого, солдат? Чтобы Лебедев тебя за плечи обнимал, после того, как ты его любовника чуть не пристрелил и дочь собирался убить? Да какое за плечи, об этом Иван и мечтать не смел, просто посмотрел бы одобрительно, просто похвалил бы хоть раз.       И он сжал крепче руль, а в голове тихо, но чётко и жестко звучала речитативом любимая Ленкина песня:       Люб-ви мо-ей ты боял-ся зря,       Не так я стра-шно люб-лю.       Мне бы-ло доволь-но ви-деть тебя,       Встре-чать у-лыб-ку тво-ю.       Возможно, потому и любимая, что мужа месяцами дома на видела. Пока он за своим Лебедевым долететь стремился.       Папки были на месте. Он перекинулся приветствием с Андреем, от него же узнал, что Лебедев взял отгулы, и поехал обратно в Чертаново.       И если ты уходил к другой       И просто был неизвестно где…       Мне было довольно того, что твой       Плащ висел на гвозде…       Лебедев молча забрал папку, поблагодарив быстрым кивком головы, и отпустил его на все выходные: «Отдыхай до понедельника».       Иван так же молча принял указание и зарулил в супермаркет за водкой. Отдыхать.       Теченье дней, шелестенье лет,       Туман, ветер и дождь.       А в доме событья страшнее нет —       Из стенки вырвали гвоздь…*       Вот и ему надо бы вырвать этот гвоздь.       В общаге, как всегда, было тихо, темно и тоскливо. Обшарпанная дверь с оборванным местами дерматином скрипнула за спиной. Сосед по комнате собирался на дежурство, завистливо глянув на содержимое Ваниных пакетов. Иван предложил составить ему компанию, тот отказался и свалил. Тем лучше, он и имя-то его не помнил. Бросив на стол буханку и упаковку мясной нарезки, достал из шкафа стакан. Гранёный, ещё советских времён, с засаленным дном и мелким сколом по краю. Промыл и поставил на такой же побитый жизнью стол. Первый стакан горькой пошёл тяжело, неохотно бухнувшись в желудок. Иван запил водой из чайника и налил второй. Дальше пошло легче. Мысли потянулись тяжёлым густым киселем.       Память, как кривое зеркало, показывало не то, что хотелось, а то, что сама решила — как мальчишка, выращенный на идеалах прошлого века, но видевший их лишь в семейном фотоальбоме и старых кинофильмах, встретил живое воплощение и взял на него курс. Первые уроки, радость оттого, что Лебедев его заметил, выделил. Чистая, искренняя, почти ещё детская радость.       Он знал про жену и дочку, но это было в другом мире, мире за ширмой защитного цвета. В параллельном мире, не пересекающимся с его реальностью. Просто ещё одна галочка в списке качеств его эталона. Память сохранила первое задание под началом Лебедева, совсем простое, в общем-то, и мотивацию — не подвести оказанное доверие, триумф после успешно проведенной операции.       Иван хотел налить ещё, в бутылке оказалось пусто. Он и не заметил, когда стемнело за окном. Табуретка под ним слегка шаталась, то ли ножки раскрутились, то ли пол кривой. То ли жизнь кривая. Иван поставил пустую бутылку на пол и достал из пакета следующую.       Когда он свернул не туда? Когда детское восхищение переросло во что-то больше? В академии? После? Память напомнила, как его, совсем птенца, направили служить в Н-ск, а там он обнаружил отлаженный трафик поставок военного оборудования и боеприпасов в Сирию. И он четко сработал, сообщив не куда попало, а человеку, в которого верил. Но не хватило скорости и опыта, и прикладом по голове он получил от того, кого считал товарищем. И свои же сослуживцы полировали кирзу о его лицо и ребра, делая из него фарш. И он прощался с жизнью за Родину, за Лебедева с чувством выполненного долга — успел. И Лебедев успел: когда Иван не вышел на связь, поднял всех на ноги в Москве и Н-ске — его нашли полуживого на одном из складов части. А Лебедев прилетел за ним, забрал из местной маленькой больнички в Москву и сразу на операционный стол — срочно! Экстренно! Cito! Иван потер шрамы под носом и на лбу, много их по телу разбежалось рваной паутиной, и в тот раз и после. А бабушка тогда так и не узнала, что чуть было внука не пережила, как и сына когда-то. И Лебедев не позволил никому ей рассказать, пока Иван не восстановил голос и сам не позвонил сказать, что всё в порядке, но задержится, а не звонил — так в поход ходили, а в лесу мобила разрядилась. Чертова память! Лучшее бы напомнила, как ему было больно и страшно, когда Лена плакала и кричала в трубку, и он не знал, что с Ромкой, что с его сыном. И незнакомое чувство — паника — накрывало темной волной. И рвали душу страх за сына и долг перед Лебедевым. И разорвали. И никто, кроме него самого, в этом не виноват.       Он сидел за столом всю ночь, наливал, пил, снова наливал, снова выпивал. Давно такого не делал, а может, и никогда. Семья, работа, Валентин Юрьевич — всё осталось позади. Впереди… Лебедев приказал отдыхать — он отдыхает. Под столом рос стеклянный строй. Время будто замерло, пойманное в ловушку алкоголя и повисшее лампой Ильича над бритой Ваниной макушкой. Но за пределами обшарпанных стен кончалась его власть, за окном светало. Там, в другой вселенной, жизнь продолжалась. Вернулся с дежурства безымянный сосед, плеснул себе рюмку и стал жарить яичницу. Было тошно от жизни, стало тошно от запаха яиц.       Неожиданно пришло на ум, что завтра же в ресторане собираются его одноклассники. И ему уже пару раз девчонки звонили, напоминали. Он считал все эти встречи тратой времени и ни разу на них не ходил, даже когда его находили через жену, и Лена удивленно спрашивала: «Почему нет?». Вот возьмет и пойдет завтра. Или это уже сегодня? Шкворчала яичница. Слонялась туда-сюда соседская задница в линялых семейниках. Лебедев приказал отдыхать. Иван встал из-за стола, время не хотело идти, как ему положено, оно мягко обтекало его, сбивая и путая. Он залез под холодный душ, смывая прошедший день, соскабливая с себя как жирную нефтяную пленку. Часы на мобиле показали, что все-таки время не стоит, движется вперёд. Он оделся в гражданское, собрался и вызвал такси до ресторана. Всё же лучше, чем безымянный соседский зад.       В ресторане он равнодушно смотрел на бывших одноклассников, пафосно расписывающих, какие они крутые перцы, и подливал водку. Когда его унесло окончательно и тело стало заваливаться на бок, его стали выгонять домой. Дом для него был недоступен, а обратно в общагу ему совершенно не хотелось. И он пьяно отнекивался, отмахивался и только чудом не полез с кулаками, но вовремя сработал предохранитель — вокруг мирное население, достойных ему соперников нет. В результате одноклассники загрузили его сами и, узнав у организаторов адрес, повезли домой. А он, откинувшись и прикрыв глаза, в пьяном полузабытьи слушал, о чём они переговаривались.        — Хиленькие чёт у нашей страны защитники. С нескольких стопок улетел.        — Какая страна, такие и защитники.        — Так как же Вано до своего звания дослужился, если ни пить, ни драться не умеет.        — У них, вроде, за выслугу лет звания дают. Делов-то.        — Может, писарем где в штабе сидит, листочки с места на место перекладывает, да кофе генералам варит. Вот и весь защитник. Где он служит-то, говорил?        — Не говорил.        — Вот-вот.        — А может, и не кофе он генералам делает, — потянуло пафосных идиотов на пошлости. — Может, подсасывает кому, вот и растут звездочки на погонах.       Все заржали. А Иван вдруг взбесился. Что эти придурки про генералов знать могут? Что он вообще делает среди этих пустых выпендрежников? Они в школьные-то времена не лучше были, а теперь и вовсе обесцветились. Там, в школе, воспитываемый бабушкой сирота из военной династии был им не ровня. А здесь и сейчас они пытались втоптать его в грязь, чтобы снова казаться самим себе важными и значимыми. Как убого! Зачем его понесло на встречу с чужими, не нужными ему людьми? В общаге тошно? Значит, пора встретиться с Леной, расставить точки, и, если она настроена решительно, найти уже себе нормальное жильё. Куда он Ромку забирать будет, в общагу, что ли?        Иван незаметно потрогал замок двери и, убедившись, что дверь не заблокирована, приготовился. Приоткрыв один глаз, скосил его в окно, сконцентрировался, высматривая подходящий момент. Всё равно в таком виде показываться на глаза Лене он точно не собирался. На одном из поворотов направо с крайней полосы он резко открыл дверь и выпрыгнул на ходу из машины. Быстро сгруппировался, откатившись с дороги, чтобы не попасть под едущих следом, и рванул бегом во дворы.       Что его гнало вперёд — он не знал, алкоголь ли, выброс ли кортизола или адреналина, но ему определенно стало легче. У ближайших попавшихся на пути мусорных контейнеров, он остановился и выблевал содержимое желудка чуть ли не до кишок. Сплюнув горечь желчи в тот же бак, он снова пустился бежать. Тело радовалось, получив знакомую нагрузку и оставив позади темные ночные мысли под тусклой лампой накаливания. Оставались позади дома, прохожие, огни машин и окон домов. Лебедев приказал отдыхать. И Иван отдыхал.       Как он оказался перед дверью квартиры Гугла, он вспомнить уже не смог бы. Тот был дома, сразу открыв дверь и остолбенев при виде помятого, исцарапанного Ивана с перегаром, синяками под глазами и взмыленного, будто от своры собак бежал.        — Можно?        — М… М-можно.        — Я ненадолго.        — Да без проблем. Мои на даче. Тебе бы в душ, а я пока чайник поставлю. Ты есть хочешь?        — Нет.        — А что хо…        — Спать, — отрезал Иван и закрылся в ванной.       Гугл почесал макушку и вместо чайника пошел расстилать свою кровать. Как-то слова «спать» и «ненадолго» вместе не связывались, но он решил на это забить.       Иван вышел из душа минут через пять, Глеб мог только позавидовать про себя его армейской выучке. И не только ей. Украдкой поглядывая на тренированное поджарое тело Ивана, прикрытое лишь полотенцем на бедрах, Глеб встретил свое отражение на дверце шкафа и подумал, что зря он тогда вместе с Юлькой не бегал по утрам. А Иван тем временем скинул полотенце и рухнул на кровать.        — Спасибо, — выдохнул благодарно и уткнулся лицом в подушку.        — Пожалуйста. Я так-то не против, да. Только ты в следующий раз позвони, что ли…       И тут Иван понял, что просрал телефон, хорошо — личный, а не служебный.        — Не мог я позвонить, мобилу потерял.        — А-а, — понятливо кивнул Гугл. — Давно?        — Нет. Вот как к тебе собрался, так и потерял.       Глеб не нашелся, что на это ответить, и пока собирался с мыслями, понял, что Иван уже уснул. Так и не укрывшись, выставив на обозрение красивое тренированное тело. Глеб залип взглядом на упругих изгибах ягодиц, на ямочках над ними. На белесых шрамах, раскиданных по всему телу. И в смятении зажмурился. Больше нет рядом Юльки, влюбленностью в которую можно было прикрываться перед всеми и даже перед самим собой. И Харритон, мягко указавший Глебу на его особенность и объяснивший, что не видит в этом ничего неординарного, но поддержать не может, так как любит Юлю, тоже далеко. А вот это вот всё сейчас лежит у него на кровати и сопит в его, Глеба, подушку. Только руку протяни. Рука потянулась сама, и Глеб схватил покрывало, накинул на Ивана и рванул из комнаты.       На кухне заняться было совсем нечем, уныло позалипав в телефон, Глеб неожиданно вспомнил про слова Ивана о потере и набрал его номер. К его удивлению, гудки пошли, а через несколько секунд и соединение. На той стороне телефона было шумно, звучала музыка и кто-то смеялся.        — Алло?        — Слышь, девчат, тут нашему Вано Гугл звонит, — в трубке послышался чужой смех и пресловутое: — Окей, Гугл! Ты что такое?       Глеб понял, что телефон у знакомых Ивана и его вполне реально вернуть владельцу. А следом вспомнил измученное лицо Коробанова и решил ему помочь хоть с этим.       Он поехал за мобилой в ресторан. Там пьяные одноклассники стали стебаться над напившимся в зюзю и вывалившимся из машины Вано. Но телефон отдали. Глебу стало обидно за Ивана. За себя-то он давно привык и не обращал внимания. А за Ивана — сильного, смелого, решительного… красивого. И Гугла понесло. Даже музыка и вопли тамады не помешали всем узнать, что Иван правая рука генерала Лебедева, что тот без него и шагу не ступит. Что сейчас Иван на секретном задании, а будто бы напился он для прикрытия. Алиби у него такое. А телефон оставил специально, чтобы его по нему не вычислили. А Глеб его личный помощник, поэтому и приехал забрать мобилу, а Гугл — его позывной для своих.        — Знаем мы таких помощников, — не прониклись речью пьяные идиоты. — Значит, как мы и думали, Коробанов сосет генералу, а ты ему.       Глеб аж онемел в шоке.        — Чё, помощник, не ожидал? Твой Иван на какое звание хоть насосал? — скалил зубы один из них.       И Глеба понесло дальше. И про заслуги перед Родиной, и про субординацию, и про отсталых ограниченных индивидов, судящих по себе и подозрительно хорошо знающих как сосать генералам. После этого он, гордо подняв голову, удалился из ресторана. Очень гордо и очень быстро — благо таксист ещё не уехал, рассчитывая на злачное место у ресторана. И глядя в зеркало заднего вида на машущих вслед кулаками пьяных мужиков, гордо подумал, что не посрамил, и вообще, знай наших! Но азарт быстро сошел на нет при мысли, что теперь надо будет обо всем этом рассказать Ивану и тот вряд ли будет в восторге.       А потом, уже дома, он смотрел на спящего Ивана совсем другими глазами. Что он на самом деле знал об армии и Минобороны — да ничего. Он долгое время, кроме Лебедева, и военных-то не знал. И хоть работает теперь в ведомственном НИИ, но там больше с медиками дело имеет. А внутренние их взаимоотношения, невидимые посторонним, для него закрыты. Что если Иван и тот же Валентин Юрьевич, например… Нет. Не может этого быть. Лебедев, он же… благородный, что ли. Да и вообще, где Валентин Юрьевич, а где неуставные отношения? Не стал бы он заставлять. А если и заставлять не надо? Глеб стал вспоминать, как Иван обращался к генералу, как смотрел на него.       А Иван проснулся от чужого взгляда, но не подавал вида и пытался проанализировать, что произошло, где он, и почему этот смешной пацан на него уставился. Вариантов было немного, и Гугл опасности не представлял.        — Нравлюсь?        — Да, — опешил не ожидавший вопроса Глеб. — То есть… Ну…        — Я понял, — Иван перевернулся и уселся на край кровати, по-прежнему обнаженный.       Глеб мазнул взглядом по нему и, покраснев, отвернулся.        — Я твой мобильный привез.        — Спасибо. Я сам мог, но спасибо тебе.        — Мне несложно. Только знаешь, твои одноклассники такие придурки…        — Знаю. Тебя кто-то обидел? — нахмурился Иван.        — Нет. На мудаков не обижаются, — улыбнулся Глеб.       И тут зазвонил телефон, а на дисплее отобразился номер Лебедева. _______________________ * Новелла Матвеева «Баллада о гвозде».