Дочь ничья, под горькой и злой луной,
Выросла и стала ничьей женой
Сны Лань Чжань слишком путанные и странные для понимания. Она может различать только неясные силуэты деревьев, которые окружают ее со всех сторон. Темнота сгущается, и Лань Ванцзи чувствует себя слишком маленькой и беспомощной перед ее гнетом. Она слышит тихий шелест голосов, которые недовольно шипят и перебивают друг друга. Гул нарастает, становясь слишком навязчивым и громким. Лань Чжань закрывает уши руками и зажмуривает глаза до боли. Она хочет проснуться, но путы сна не желают отпускать ее, царапая когтистыми ветками нежную кожу лица и лишая ее рассудка своими безумными речами. Хаос прорезают ноты флейты. Незнакомая мелодия льется ручьем, перекрывая все посторонние звуки. Лань Чжань убирает руки и поднимает голову. Она жадно впитывает звуки, как если бы те были оазисом в пустыне. Песня флейты кажется красной путеводной нитью, искрами вьющейся сквозь мрак призрачного лабиринта. Лань Ванцзи позволяет себе следовать за ней. Темнота недовольно шипит, расступаясь перед ней. Лань Чжань этого не замечает, слишком увлеченная чарующей мелодией, которая звучит всё громче. Смутно она думает о том, кто мог бы играть ее. Наконец ужасный лес заканчивается, и босые ступни Лань Ванцзи касаются мягкого ворса луговой травы. Лань Чжань почти срывается на бег, петляя меж знакомых деревьев и валунов. Она останавливается только тогда, когда настигает озера. Полная луна отражается в его зеркальной поверхности. Музыка умолкает, и Лань Ванцзи оглядывается в поисках музыканта, но не находит никого. Она позволяет своей интуиции направлять себя, когда неспешно движется к берегу озера. В какой-то момент ей кажется, что в развернувшейся перед ней картине чего-то не хватает, но эта мысль быстро ускользает от нее. У самой кромки воды Лань Чжань опускается на колени и зарывается пальцами в холодный песок. Краем глаза она замечает движение, и следует за ним, склоняясь над прозрачной водой. Оттуда на нее смотрит знакомое с детства лицо: правильные черты, розоватые губы и светлые глаза. Всё так же, как и прежде, но в то же время — совершенно иначе. Молодая женщина в отражении красива, как лунный свет. Её лицо не искажает пустое холодное выражение, какое привыкла носить сама Лань Ванцзи. Нет, оно словно сияет в ореоле чернильных волос и белого шелка. Невыразительные обычно глаза лучатся нежностью и довольством, а в мягком изгибе губ можно легко прочесть улыбку. Лань Чжань смотрит на легкий розовый румянец на щеках прекрасной незнакомки в отражении, и не может разглядеть в ней себя. Даже в том, как розовеют ее аккуратные уши, нет ничего знакомого. Лань Ванцзи при всем желании не смогла бы приблизиться к ее очарованию, даже если их черты и были схожи. — Помнишь, что я рассказала тебе, когда привела сюда впервые? — раздается за спиной знакомый голос. Лань Чжань оборачивается и видит Вэй Ин, одетую только в ее нижний халат. Она тоже босая, и ее волосы ничем не связаны. Лань Ванцзи думает, что ей снится хороший сон, если в нем есть Вэй Ин. В последнее время та часто наведывается в ее грезы, поэтому очередная встреча не становится неожиданностью. Вэй Ин опускается на колени рядом с Лань Чжань, и какое-то время они просто смотрят друг на друга. Лань Ванцзи не знает, как долго это длится, так как во сне время течет иначе. Всё кажется слишком далеким и неважным, когда Вэй Ин так смотрит на нее. Нежно, жарко и восхищенно, как если бы Лань Чжань была единственным, что она хотела видеть в этой жизни. Как если бы она хотела её с той же страстью, с какой дети мечтают о звездах. Это такой хороший сон. Лань Чжань благодарна. В какой-то момент Вэй Ин вздрагивает и переводит рассеянный взгляд на небо. Она хмурится и поджимает губы, словно принимает сложное решение, но уже через мгновение её глаза вспыхивают твердой и мрачной решимостью. Её непроницаемый взгляд теперь сосредоточен на озере. — Так ты помнишь, Лань Чжань? — спрашивает она, указывая рукой на воду. — Ничего страшного, если нет. — Я помню, — возражает Лань Ванцзи. Она помнит все, что говорила ей Вэй Ин, даже если это откровенные глупости или нелепые комплименты. — Отражение души. — Верно, — Вэй Ин улыбается, но эта улыбка полна печали. — Ты знаешь, люди придумывают все эти байки о том, что, увидав меня воочию, можно умереть от разрыва сердца, так я уродлива в истинном обличье. На самом деле, все те несчастные видели свое собственное отражение, и их сердце попросту не выдержало. Лань Чжань снова смотрит в воду, но не видит там ничего ужасного. Только прекрасная незнакомка, укравшая ее лицо. Она тянется руками к своей лобной ленте, и красавица повторяет этот жест. — Ты так же прекрасна внутри, как и снаружи, цзе-цзе, — говорит Вэй Ин, и ее голос полон невысказанной нежности. — Я думаю, что ты самый красивый цветок, какой только видел этот сад. Я была бы счастлива просто любоваться тобой со стороны до конца своих дней. — Вэй Ин красивее, — шепчет Лань Чжань, позволяя себе это отчаянное откровение только потому, что осознает его незначительность в очередной игре своего сознания. — Добрая, милая, умная. Так красиво улыбается и смеется. Как солнце. Это правда. Она не смогла бы смотреть долго. Она бы сгорела. Это стало бы прекрасным концом. — Цзе-цзе, не говори так, — лицо Вэй Ин искажает гримаса боли, и Лань Чжань пугается. Почему она делает любимых ею людей несчастными даже в своих собственных сновидениях? Неужели она не может сказать что-то правильное хотя бы здесь? — Каким бы прекрасным ни был цветок, он умрет без благоприятной почвы и солнечного света, — говорит Вэй Ин после долгого и тяжелого молчания, полного сожалений и невысказанных откровений. — Человеческой душе требуется куда больше, чем это. Она гибнет взаперти, смятенная и полная бессильной злости. Лань Чжань думает, что Вэй Ин говорит о себе. Она чувствует, как сожаление и боль переполняют все ее существо. Если бы только ее жизнь была достаточной платой за счастье Вэй Ин, Лань Ванцзи бы заплатила ее, не задумавшись. К сожалению, того, что она может предложить, никогда не было достаточно. — Я дам тебе кое-что, прежде чем покину тебя, — обещает Вэй Ин и вытаскивает из рукава маленькую деревянную шкатулку, украшенную затейливой резьбой. — Используй его, если я понадоблюсь тебе. Я приду по первому твоему зову, Лань Чжань. Пальцы Лань Ванцзи обхватывают шкатулку, в то время как она сама с легким недоумением вглядывается в лицо Вэй Ин. Смысл сказанного медленно доходит до нее, но сознание отказывается его воспринимать. — Береги себя, цзе-цзе. В один момент Лань Чжань чувствует едва ощутимое касание губ на своем лбу, поверх тонкого шелка ленты, а в другой — она остается в абсолютном одиночестве на берегу озера. Лань Ванцзи думает о молодой девчушке с взъерошенными волосами, беспорядочно украшенными цветами, которую видела в отражении рядом с собой всего несколько мгновений назад. Цветочная дева, лишенная воды и света, оставленная на смерть в проклятом богами месте. Если она и плачет в ту ночь, никто этого не видит.***
Лань Чжань просыпается позже обычного, когда солнечные зайчики начинают скакать по ее векам. Она хмурится, не открывая глаз, и пытаясь разобраться в причине охвативших ее беспокойства и дискомфорта. Наконец, осознание приходит: Лань Ванцзи уже очень долгое время не видела солнца по утрам. Лань Чжань распахивает глаза и рывком поднимается на постели. Комната ей незнакома, но в то же время несложно догадаться, где она находится. Во время Ночных охот ей не раз приходилось останавливаться в гостиничных комнатах, и это, очевидно, одна из них. Лань Ванцзи растерянно разглядывает окно напротив кровати, за которым ярко светит солнце. Она откидывает одеяло в сторону, и чувствует грубость накрахмаленной ткани под пальцами. Её взгляд рассеянно скользит по деревянному полу, на котором лежат её гуцинь и меч, а после падает на прикроватную тумбочку и остается там. Лань Чжань чувствует, как панический страх сдавливает ее горло. Она вскакивает на ноги и подбегает к окну. Ставни распахиваются с неприятным скрежетом, и шум улицы врывается в комнату. Рыночная площадь Цайи как всегда оживленна и полна народу. Уличные артисты разыгрывают какую-то глупую буффонаду, собирая вокруг себя толпу зевак, но Лань Ванцзи не слышит их песен. Она выбегает из комнаты, едва помня себя, и почти сразу же сталкивается с низенькой девушкой в простых одеждах. — Ох, госпожа! — она потирает ушибленное плечо и растерянно смотрит на нее. — Вы наконец-то проснулись. Почему вы вышли в таком виде? Вас что-то напугало? Лань Чжань с трудом осмысливает ее слова и смотрит вниз. Она выбежала из комнаты только в своих нижних одеждах, что, конечно же, было позором. К счастью, этаж пуст, и служанка спешит проводить ее обратно в комнату. — Как я?.. — начинает Лань Ванцзи, но замолкает на полуслове. — Как вы — что, госпожа? — интересуется девушка, закрывая за ними дверь. — Как я оказалась здесь? Лань Чжань уверена, что засыпала в комнатах Вэй Ин, за много ли отсюда, от Облачных Глубин. — Вы не помните? — удивляется служанка, принимаясь заправлять постель. — Вы сняли здесь комнату вчера, в ночь. — Я была одна? — Одна, госпожа. Вы и словом лишним не обмолвились. Отказались от ужина и сразу же поднялись в комнату. Лань Чжань чувствует, как слезы подступают к глазам, и спешно отворачивается, чтобы скрыть это от посторонней. Служанка этого не замечает, осматривая заправленную постель. Она удовлетворительно кивает, а потом спешно говорит: — Молодая госпожа, какие красивые цветы! Никогда таких не видела! Должна ли я принести для них вазу с водой? — Не нужно. Ты можешь идти. Девушка уходит, и Лань Чжань наконец может дать волю чувствам. Слезы катятся по ее щекам, когда она откладывает в сторону букет алых лотосов и берет в руки маленькую резную шкатулку. Воспоминания о странном сновидении медленно возвращаются к ней, и от этого боль становится еще невыносимее. Почему Вэй Ин поступила с ней подобным образом? Даже не попрощалась, как следует, просто испарившись из ее жизни. Очевидно, виной всему была несдержанность Лань Чжань в прошлом. Должно быть, Вэй Ин теперь испытывала к ней отвращение и, конечно, больше не хотела иметь с ней ничего общего. Их сделка даже не была завершена, но Вэй Усянь, вероятно, больше не могла выносить присутствия Лань Ванцзи рядом с собой, зная о ее тайных желаниях. У нее было полно своих проблем, к которым прибавилась еще и слабая и беспомощная Лань Чжань, которая не могла предложить ничего больше своего музыкального образования и умения декларировать правила. Конечно, Вэй Ин, увидев, что Лань Чжань не способна справиться со своей частью сделки, просто избавилась от нее. Она была так добра к ней, отдав то, что стояло на кону, просто так. Лань Ванцзи не смогла бы получить это честно. Поступок Вэй Ин — милость. Лань Чжань повторяет себе это как мантру, собираясь в дорогу. Слезы катятся по ее щекам, пока она одевается и убирает лотосы и шкатулку в свой мешочек-цянкунь. Она поправляет свою лобную ленту и вытирает лицо белоснежным платком, спрятанным в мантии. Гуцинь и Бичень — знакомый с детства вес за ее спиной, что ощущается почти утешающе. Покидая гостиницу, Лань Чжань вспоминает немного больше о своем ушедшем сне. Она помнит отражение луны на гладкой поверхности озера и то, как ее не оставляло неясное чувство неправильности при взгляде на него. Как если бы чего-то не хватало в картине, которая несколько лет висела над твоей кроватью. Теперь она поняла. Лотосы. Центр озера не пестрил алым в ту ночь. Он был пуст.***
Дядя выглядит хуже, чем несколько месяцев назад. Теперь он легко может зайти за мертвеца, если не прислушиваться к звуку его тяжелого дыхания. Лань Ванцзи помнила его другим: строгим, стойким и непоколебимым, как скала. Как он поглаживал свою бородку, удовлетворительно кивая, когда маленькая Лань Чжань повторяла идеально заученные тексты или показывала свои свитки с идеально выполненной каллиграфией. Как спорил с её наставницами, когда те наказывали Лань Ванцзи за то, что так никак не могла улыбнуться так, как того требовал этикет. Дядя никогда не говорил ей, что она не состоится как жена и мать. Что она выглядит нелепо, когда пытается танцевать. Что веер в ее руках больше напоминает дисциплинарную линейку, чем украшение. Что она должна приветливо улыбаться и старательнее учиться поддерживать праздную беседу, чтобы в будущем успешно выйти замуж. Вместо этого Лань Цижень вручил ей меч, как только ей исполнилось одиннадцать. Он учил ее медитации и игре на Цинь. Говорил, что ученица ордена Лань должна быть в первую очередь совершенствующейся, а уже потом — женщиной. Что в мире нет добродетелей важнее верности, храбрости и честности. Человек, заменивший ей отца, теперь нуждался в ее помощи. — Молодая госпожа Лань, ты нашла их! Лань Сюй, пожилая женщина, в прошлом главная целительница ордена, была одной из приближенный семьи Лань. По просьбе Лань Ванцзи она укрыла Лань Циженя в своём доме и заботилась о нем все время ее отсутствия. Именно она рассказала Лань Чжань о цветах и предупредила ее о заговоре старейшин, готовящих для молодой госпожи подходящий брак. — Будет ли этого достаточно? — спрашивает Лань Ванцзи, опускаясь на стул у постели больного. — Я никогда не видела этих цветов и не использовала их, — говорит Лань Сюй в ответ, раскладывая на столе нужные для приготовления отвара инструменты. — Только читала. Если верить записям моей покойной матери, то алые лотосы могут поставить на ноги любого, кроме мертвого. — Не было ли вестей от моего брата? — тихо спрашивает Лань Чжань. — Ничего, дорогая, — брови Лань Сюй сходятся на переносице. — О нем ничего не слышно вот уже полгода. После твоего ухода ситуация обострилась. Я не уверена, что тебе стоит сейчас возвращаться. Лань Чжань не может продолжить прятаться. Она пошла на это только в надежде найти лекарство для дяди, никак не для того, чтобы избежать своей участи. Как бы ни обстояли дела в ордене, на данный момент Лань Ванцзи остается единственной дееспособной представительницей своего клана, и она должна вернуться и взять на себя ответственность. Это ее дом, ее клан и ее орден. Она не будет прятаться от собственной семьи, как крыса по углам. Дядя был бы разочарован. Попрощавшись с Лань Сюй, Лань Чжань направляется в Облачные Глубины. У ворот ее встречает небольшой отряд старших учеников. Ни один из них по какой-то причине не решается поднять на нее глаз, и Су Миньшань остается единственным, кто встречает ее с нарочитым благодушием. — Молодая госпожа Лань, в Зале Предков вас ожидают старейшины, — говорит он, и Лань Чжань замечает маленький жест рукой, после которого ученики неловко окружают ее. Видя, что действие не укрылось от нее, Су Шэ добавляет: — Мы здесь, чтобы сопровождать вас. Лань Ванцзи не противится, молча следуя за ними. Она ощущает напряжение и нарастающую тревогу. Очевидно, ее накажут за побег, но с какой суровостью? Прежде Лань Чжань никогда не нарушала никаких правил. Если ее и хотели наказать, то из-за ее неудач в обучении некоторым особенностям этикета, но дядя и брат никогда не позволяли этого. Теперь же некому было защитить ее. Двери в нужную залу распахиваются, и Лань Чжань практически вталкивают внутрь. Старейшины гордо восседают на своих местах, но Лань Ванцзи замечает, что несколько из них отсутствуют. Приближенных к ее семье людей нет на этом собрании. Никто не окажет ей поддержку. Лань Ванцзи заставляет себя дышать правильно, расправляет плечи и уважительно кланяется старейшинам. Она опускается на колени в центре зала, крепче сжимая свой меч. — Молодая госпожа Лань наконец-то явила нам свой светлый лик, — фыркает старейшина Су почти сразу же, стоит ей занять свое место. — Дитя, которое мы вырастили, посмело опозорить свою семью, свой клан и свой орден столь бесстыдным поведением! — Она всегда была такой, — вторит ему одна из пожилых наставниц Лань Чжань. — Своенравной и бестолковой. Никогда не знаешь, что у нее в голове. Я всегда говорила Лань Циженю, что он поступает неправильно, потакая ей. И вот, что мы видим теперь. — Где ты была, девочка? — обращается к ней один из старейшин. — Где скрывалась все эти месяцы? — Я странствовала, — бесцветным голосом отвечает Лань Ванцзи, глядя прямо перед собой. — Странствовала! — повторяет наставница. — Только послушайте ее! Она странствовала! Бесстыжая девчонка! Будет чудом, если она не принесла в подоле. Лань Чжань холодеет от ужаса, стоит смыслу этих резких слов дойти до нее. Её несовершенства оставались бы поводом для насмешек всю ее жизнь, но за бесчестье полагалось совершенно другое наказание. Если не казнь, то дисциплинарный кнут. — Лекари осмотрят ее после, — презрительно выплевывает старейшина Су. — Так или иначе, зачем молодой женщине бежать из собственного дома, где ей ничего не угрожает? Ей была подобрана прекрасная партия, но она посмела так опозорить и себя, и своего жениха. — Признаешь ли ты свою вину, дитя? — спрашивает незнакомый ей старейшина. — Моя вина только в том, что я покинула орден без дозволения старейшин, — холодно говорит она, поднимая голову. — Больше ни в чем. — С этим нам еще предстоит разобраться, — едко отвечает наставница. — А пока нам следует определиться с наказанием. — Что ж, — говорит старейшина Су. — Верным наказанием был бы дисциплинарный кнут, но едва ли женщина способна пережить такое. К тому же нам все еще необходимо выдать ее замуж. Я предлагаю триста ударов дисциплинарной линейкой и дальнейшее уединение. Мы заберем ее меч и запечатаем духовные каналы, чтобы она больше не пыталась сбежать. После этого мы сможем обсудить предложения о браке. — Наказание способствует раскаянию, — удовлетворительно кивает наставница. Остальные старейшины ожидаемо поддерживают предложенное наказание, и Лань Чжань слишком растеряна, чтобы в полной мере осознать, что ее ждет. Она не успевает прийти в себя, когда старшие ученики снова входят в залу и подхватывают ее под руки. Это неприятно. Никто никогда прежде не хватал ее подобным образом. Лань Чжань пытается стряхнуть с себя руки, но это только дает ученикам повод применить еще больше силы, чтобы удержать ее. Гуцинь стаскивают с ее спины, а меч — отбирают. Лань Ванцзи чувствует, как паника парализует ее тело. Меч не могут отрывать от заклинателя. Часть ее души заключена в этом мече. Как ее могут лишить этого в Облачных Глубинах, в стенах ее родного дома? Дорожки, по которым ее ведут в Зал Наказаний, пусты и редко используются учениками. Если бы старейшины хотели сделать ее наказание публичным, они бы это сделали. Очевидно, судьба самой Лань Чжань их не волнует вовсе, но если они хотят сохранить ее репутацию, значит, планируют использовать ее в своих целях в будущем. Выгодное замужество, которое позволит им осуществить переворот и сохранить видимую правомерность своих действий. Один из учеников сильно давит на ее плечи, и она почти падает на колени. Каждое их прикосновение ощущается чужеродным и отвратительным. Она знает, что не слаба физически, но, окруженная людьми своего ордена, в месте, которое привыкла считать своим домом, Лань Чжань чувствует себя слишком испуганной и растерянной, чтобы защищаться. Первый удар ощущается, как ведро ледяной воды. Это больно, но душевное потрясение сильнее физических ощущений. Она понимала, что нарушила правила, и была уверена, что готова к наказанию. Однако то, что происходит сейчас, кажется слишком унизительным и незаслуженным. Лань Чжань пытается перечислять в уме те правила, которые нарушила своим побегом, но это не помогает. Она знает, что ее побег заслуживает наказания, но она также знает, что старейшины злоупотребили своими полномочиями, не выслушав ее и не разобравшись в произошедшем до конца. Кем бы они ни считали ее теперь, Лань Ванцзи оставалась наследницей крови Лань Аня. Никто не смел поднимать на нее руку, если на это не было дано позволение главы ордена. Никто не мог и пальцем до нее дотронуться в ином случае, будь ее преступление хоть в тысячу раз тяжелее. Тем не менее, это больше не считалось важным. Удар за ударом опускается на ее спину и плечи. Лань Чжань старается сидеть ровно, сжав зубы так сильно, что у нее ноют челюсти. Унижение и боль пронизывают ее до костей, когда один из старейшин начинает зачитывать перечень нарушенных ею правил. Распутство. Бесчестье. Позор. Лань Ванцзи вспоминает о том, как дрожала под руками Вэй Ин, полностью обнаженная, позволяя себе непристойные мысли. О том, как она не спала ночами, мучимая жаждой близости женщины, которая была слишком добра, чтобы отвергнуть ее прямо. О том, как она не смогла выполнить условия их договора, но все равно получила свою награду. Слишком слабая, чтобы заслужить ее честно. Эти мысли помогают ей смириться с болью. Она думает, что действительно лишилась всякой чести, позволяя себе все это безумие. Теперь Лань Чжань согласна с тем, что заслужила наказание. Удары обрушиваются на нее нескончаемым потоком. К сотому удару спина ощущается пульсирующим островом боли, которая вспыхивает все ярче всякий раз, когда опускается дисциплинарная линейка. В голове мутится от боли, а перед глазами темнеет. Лань Чжань опускает веки и видит картину многолетней давности. Как они с братом ухаживали за садом матери, и Лань Ванцзи обожглась листьями крапивы. Лань Хуань переживал так сильно, что отвел ее к лекарю и самолично проверял, чтобы она наносила мазь на поврежденную кожу каждый день до полного выздоровления. Всего лишь крапива. Ласковый и тихий голос брата звучит в ее голове, как теплый весенний ветерок: «Больно, А-Чжань? Больно?» Лань Чжань хочет ответить, что больно. Ей кажется, что она видит перед собой обеспокоенное лицо юного Лань Сиченя, но ее зрение затуманено. Еще один удар, и сознание покидает ее. Она снова падает. Темно и холодно. Полет ощущается бесконечным, а падение — болезненным. Лань Чжань знает, что больше некому её ловить.***
Лань Чжань просыпается от неприятных ощущений. Всё её тело горит от боли, но ощущение давления извне пугает сильнее всего. Она распахивает глаза и дергается, задыхаясь от паники. — Держи ноги неподвижными, — приказывает женский голос, и из-под подола ее нижних одеяний показывается одна из целительниц ордена. — Я всего-лишь осматривала тебя. Лань Чжань не слушается. Она сжимает ноги и прижимается к спинке кровати. Ее глаза мечутся по комнате в поисках меча или хотя бы ее гуциня, но ничего не находят. Тело горит от боли, и Лань Чжань едва может дышать от страха и шока. Стыд затапливает ее, когда она смотри на свои плотно сжатые ноги. Её касались там, осматривали без ее ведома и разрешения, пока она была без сознания. — Не стоит так сильно убиваться из-за этого, — недовольно качает головой целительница. — Чего ты ожидала, когда сбегала? — она оборачивается к одной из учениц, стоящих в углу комнаты, и обращается уже к ней: — Девственница. Сообщи это старейшине Су, и скажи Лань Ван принести немного успокоительного бальзама, пока ее не хватил припадок. — Ума не приложу, зачем тебе было убегать, — говорит она, когда ученица покидает комнату. — Но ты сама навлекла это на себя. Нам запрещено давать тебе обезболивающую настойку, так что не пытайся просить ее у кого-нибудь. Ты останешься под моим присмотром на несколько дней, пока не сможешь передвигаться самостоятельно, а после тебе отправят в уединение. Лань Чжань трясет, но она не замечает этого и почти не слышит слов. Её глаза сосредоточены в одной точке, а руки обхватывают колени. Она начинает дышать. Легкие дыхательные упражнения, изученные еще в детстве. Она говорит себе принять правильную позу для медитации, игнорируя острую боль в спине, от которой у нее белеет перед глазами. Она приказывает себе сосредоточиться на течении духовной силы по своим меридианам, но вместо согревающего потока ощущает только зияющую пустоту. Её глаза в ужасе распахиваются. Лань Чжань бесконтрольно ощупывает свои запястье и солнечное сплетение, но не может почувствовать ничего, кроме липкой от холодного пота кожи. — Твои духовные каналы были запечатаны, — замечая ее движения, говорит целительница, не отвлекаясь от пересчета трав. — Тебе не разрешено использовать свое совершенствование до тех пор, пока Совет не сочтет это приемлимым. Рука Лань Чжань непроизвольно скребет ногтями над местом, где сейчас заковано, как в темнице, ее Золотое ядро, взращенное годами стараний и труда. Единственное, чем она могла гордиться. Единственное, чего она достигла собственными усилиями. Её единственная ценность и опора были запечатаны против ее воли. Она чувствует, как ее собственная кожа собирается под ногтями, а солнечное сплетение горит от боли. Хорошо, думает она. Хорошо.***
За ней действительно приходят через несколько дней. За это время её успели множество раз отругать за отказ от еды и вынудить переписать «Добродетель» больше десяти раз. Вместо того, чтобы переписывать все правила из раздела, она пишет только три из них. «Насилие в любом виде запрещено». «Злоупотребление властью и положением запрещено». «Оскорбление чести и достоинства запрещено». Её бранят еще пуще прежнего, но больше не бьют. Когда за ней приходят, Лань Чжань послушно одевается и следует за учениками, зная, что если не пойдет по собственной воле, то ее просто потащат. Беспокойство вспыхивает в ней, когда их процессия не сворачивает в сторону Цзинши, а идет дальше, минуя основные постройки. Лань Ванцзи слишком хорошо знает эту дорогу. Вид старого домика матери вынуждает ее остолбенеть. Она стоит на месте и не может заставить себя ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Одна из учениц раздражается и подгоняет её. Когда Лань Чжань никак не реагирует, она просто хватает ее за локоть и тащит. Если бы она позволила себе это раньше, ее руки отхлестали бы розгой. Домик не прибран и скудно обставлен. Лань Ванцзи видит свои вещи, скинутые в кучу в углу комнаты. Её дом был разорен, а вещи — перерыты. Она утратила возможность удивляться еще несколько унижений назад. Ученицы вручают ей ведро и тряпки и заявляют, что она будет прибираться самостоятельно, если не хочет жить в пыли и грязи. Они выглядят довольными, и Лань Чжань не удивлена, что для надзора за ней выбрали самых завистливых и злобных девушек из всех. Лань Ванцзи никак не реагирует на это заявление, потому что уборка никогда не была для нее проблемой. Она всегда самостоятельно поддерживала чистоту в Цзинши, так как ей не нравилась идея присутствия посторонних в ее личном пространстве. Это всего-лишь очередная попытка уязвить ее гордость и унизить достоинство. Заставить ее выполнять работу слуг, чтобы сломить окончательно. Лань Чжань думает об этом, вытряхивая покрывало. Её спина саднит от каждого движения, но за прошедшие дни она успела свыкнуться с этой болью. Лань Ванцзи не может понять, какой смысл в том, чтобы унижать ее подобным образом, но не придавать это огласке. Селить ее в доме ее умершей матери, так грязно манипулируя ее старыми травмами. Такая чрезмерная жестокость кажется неоправданной. Всё проясняется на следующий день. Старейшина Су лично наведывается в место ее заключения и торжественно объявляет о том, что днем ранее была заключена помолвка между ней, Лань Ванцзи, и его дражайшим старшим сыном, Су Миньшанем. О, теперь Лань Чжань понимает. Чтобы не просто получить власть над орденом, но и удержать ее, им необходим не только выгодный брачный союз, но и покорность Лань Ванцзи. Её молчаливое согласие сыграть свою партию в этой игре. Все эти унижения были попыткой сломить ее до такой степени, что возвращение к прежним условиям показалось бы ей милостью. Чем-то, что показалось бы достойной наградой за покорность. Лань Чжань ничего не говорит. Её глаза холодны и невыразительны, как и прежде. Её рот плотно сжат, а спина выпрямлена. Она берет в руки дымящийся чайник и наливает себе немного чая, игнорируя чашку своего незваного гостя, впрочем, как и его самого. Этим же вечером одна из учениц выливает ей на колени горячий суп, когда Лань Чжань в очередной раз отказывается от еды. Что ж, для нее не проблема переодеться. Стерпеть пощечину труднее, но она сжимает зубы и приказывает себе бездействовать. Лань Ванцзи знает, что ее лицо не отражает ничего из того, что она на самом деле чувствует. Она также знает, что для ее надзирательниц нет ничего более досадного, чем безразличие в глазах их жертвы. Их бессильная ярость дарит Лань Чжань немного удовлетворения. В конце концов, как бы озлоблены ни были собаки, на их шеях все еще остается цепь. Они заставляют ее работать в саду. Лань Ванцзи вынуждена плотно сжать губы, чтобы не позволить им расплыться в торжествующей и слегка безумной улыбке. Вместо этого она нарочно вымазывается в грязи настолько, что ученицы смеются над этим до самого вечера, отвлекаясь от нее. Когда ровно через неделю в дверях домика появляется портниха, Лань Чжань не удивляется. Конечно, свадьбу ускорили. Было бы глупостью ждать дольше необходимого. Ни один мускул на лице Лань Ванцзи не дергается, пока она выслушивает все глумливые насмешки, которыми ученицы перебрасываются с портнихой, снимающей мерки. Она не слышит ничего нового. Это почти не задевает ее, потому что все, что льется из уст этих женщин — яд. Когда Лань Чжань была младше, она читала о тайной практике выработки иммунитета к яду. Если принимать его маленькими дозами в течении долгого времени, то можно минимизировать губительный эффект. День, когда ее облачают в красное, отпечатывается в ее памяти на всю оставшуюся жизнь. Осень рыдает за окном, и это помогает ей самой сдержать подступающие к глазам слезы. Это еще не закончено. Она не закончит так. Моя милую, красивую девочку ждет счастливая жизнь, — шептала ей мама, прижимая ее к груди так крепко, что становилось трудно дышать. Честь и благородство — это то, что никто никогда не сможет отобрать у тебя. Твое наследие. То, что течет в твоей крови, — наставлял дядя, мягко сжимая ее плечи. Твоя ценность неоспорима, А-Чжань, — говорил ей брат всякий раз, когда находил ее расстроенной и дрожащей после очередной нотации наставниц. Ты же такая сильная, Лань Чжань. Кто бы еще справился так хорошо на твоем месте? — спрашивала ее самая прекрасная женщина из всех, что ей доводилось встречать, трепетно сжимая ее ладонь в своей. На ее голову накидывают вуаль, и мир окрашивается в кроваво-красный.***
Церемония пролетает незаметно. Лань Чжань послушно кланяется земле и небу, зная, что те были свидетелями всей греховности и неправильности этого союза. Она совершила поклон семье своего жениха, концентрируясь на том, чтобы унять дрожь в руках. Приняв все поздравления, они удаляются с банкета, как того требуют традиции Облачных Глубин. Дом Горечавки встречает их обилием красного и цветочным запахом благовоний. Когда Су Миньшань скидывает с ее головы ткань, Лань Ванцзи приходится сдерживать приступы тошноты. Она находит его довольное и предвкушающее лицо самым отвратительным зрелищем в своей жизни. Когда он тянет к ней руки, Лань Чжань уклоняется. — Вино, — напоминает она ровным голосом. — Ох, верно, — бормочет Су Ше, очевидно недовольный ее вмешательством, но признающий необходимость соблюсти традицию, связанную с очередным нарушением правил. — Чашки здесь, но я не вижу сосуда, — ворчит он. — Служанка оставила его там, — Лань Чжань указывает на столик в задней части комнаты. Су Миньшань ругается и собирается подняться, но Лань Ванцзи останавливает его, мягко касаясь предплечья. Тот очевидно теряется от физического контакта, что дает Лань Чжань преимущество. Она заставляет себя скромно потупить взгляд, чтобы скрыть его ледяную холодность, и говорит как можно мягче и почтительнее: — Позволь мне служить тебе, муж. Это срабатывает, потому что рот Су Шэ приоткрывается от удивления, а в следующее мгновение его губы расплываются в довольной усмешке. Она видит, как уродливый румянец ползет по его бледным щекам, как его зрачки затапливают радужку. Лань Чжань не уверена, что именно очаровывает его: сама Лань Ванцзи или идея подчинить ее. На самом деле, она и не задумывается об этом. Идиот, хочется сказать ей. Получив согласие, она поднимается и неспешно идет в конец комнаты. Как прилежная жена она услужливо разливает вино по чашкам и усаживается напротив мужа. Лань Ванцзи позволяет нетерпению мелькнуть в глубине ее зрачков, когда Су Миньшань подносит чашку ко рту и осушает ее одним глотком. Её лицо не выражает ничего, когда из пальцев Су Шэ выпадает чашка, а сам он падает на пол и начинает корчиться от боли. Она не может заставить его замолчать заклинанием, поэтому комкает свою красную вуаль и запихивает ему в рот, чтобы никто из слуг не прибежал на шум. К сожалению, из них двоих только у нее одной выработался иммунитет к ядам. Лань Чжань не испытывает чувства вины и не терзается ничем, когда укладывает полумертвого Су Миньшаня на их так и не использованное по назначению брачное ложе. Она укладывает его самого и одеяла рядом с ним так, чтобы со стороны это можно было принять за двух спящих людей. Её пальцы ловко скользят по завязкам свадебных одеяний и наконец стягивают их. Она достает из-под половиц свой спрятанный мешочек-цянькунь, и вытаскивает оттуда темный утепленный плащ, который зачем-то оставила там Вэй Ин. Быть может, она беспокоилась о том, что Лань Ванцзи может замерзнуть без её объятий? Что ж, в таком случае она была права. Лань Чжань продрогла до костей. Её немного потряхивает, когда она покидает домик своей матери через широко открытое окно, минуя оставленных у входной двери слуг. Лань Чжань бросает последний взгляд на материнский сад, прежде чем поспешить в пролесок, отделяющий уединенный дом от других жилых построек. Только она знает, что среди синих соцветий горечавок прячутся кустики аконита.***
Отсутствие её духовных сил — все еще основная проблема. У нее нет ни меча, ни гуциня, и её план не заходил дальше побега из Облачных Глубин. Она не может найти укрытие в Гусу или Цайи, так как это будут первые места, где ее станут искать. Вместо этого она бежит через знакомый ей с детства лес, не позволяя себе останавливаться ни на минуту. Её ноги цепляются за корни деревьев, а колючие кустарники и ветки царапают ее лицо и руки. Сердце колотится так быстро, что в какой-то момент Лань Чжань чувствует, как ее грудь начинает болеть. К счастью или сожалению, за последние недели она научилась игнорировать увечия разной степени тяжести. Она знает, что движется правильно. Всю прошлую ночь она не спала, молясь всем мыслимым и немыслимым богам о ясном небе. Это может быть удачей, а может — милостью, но звезды служат ей надежным ориентиром в этом хаосе. Через час или два Лань Чжань оказывается на берегу озера Билин, немного западнее Цайи. Лань Ванцзи знает, что рыбаки часто используют это место, потому что однажды уже спасла здесь нескольких от нападения речных гулей. Удача не подводит ее и теперь, когда она замечает привязанную к валуну рыбацкую лодку, вытащенную на берег. Она маленькая и очевидно старая. У Лань Чжань нет альтернативы и нет времени, чтобы искать другие варианты. Она спускает лодку на воду и, подхватив с ее днища бамбуковое весло, начинает грести. Еще никогда она не была так благодарна стойкам на руках, как в эту ночь. Лодка движется по спокойной глади озера так скоро, как Лань Ванцзи может ее заставить. Несколько раз она почти переворачивается, и это вынуждает Лань Чжань быть осторожнее. Абстрагироваться от мыслей о том, что с ней сделают, если поймают — откровенно сложно. С беспокойством она думает о своем дяде, от которого не получала вестей с момента своего последнего визита. Её прямолинейный и строгий дядя наверняка поспешит в Облачные Глубины, как только встанет на ноги. Сможет ли он справиться с тем, с чем не смогла Лань Чжань? Ей остается надеяться, что да. Следующие дни для нее проходят, как во сне. От лодки пришлось отказаться, когда ту чуть не разбило о камни сильное речное течение. Вместо этого она шла через лес, голодная и уставшая. Скудная пища, отложенная ею ранее, быстро кончилась, а никаких других запасов под надзором учениц ей собрать не удалось. К третьему дню без еды, отдыха и своих духовных сил Лань Чжань начала терять сознание. В какой-то момент она пробиралась через очередную лесную чащу, а в другой — уже лежала на земле, глядя на потемневшее небо. Её ноги и руки дрожали от усталости, и она больше физически не могла подняться с земли и продолжить идти. Боль оставалась единственным, за что она могла цепляться, чтобы снова не потерять сознание. Возможно, навсегда. Когда Лань Чжань переворачивается на бок, чтобы попытаться подняться, она чувствует, как что-то маленькое и твердое впивается ей в бедро. Рефлекторно потянувшись к карману плаща, её рука нащупывает незнакомый предмет и вытаскивает его. Шкатулка. Она совсем забыла о ней. Сон, в котором Вэй Ин навестила ее в последний раз, оставался размытым пятном в ее сознании. Лань Чжань помнила, что они говорили о чем-то, и была уверена, что шкатулку ей дала Вэй Ин, но так и не нашла времени ее открыть. Сначала это было слишком болезненно, а после — рискованно. Лань Ванцзи прослеживает пальцами замысловатую резьбу шкатулки, и думает о саде. О том, как в окружении деревьев Вэй Ин поцеловала её в щеку, когда Лань Чжань вручила ей новую алую ленту с вышитыми на ней символами. Как звучал ее радостный смех, отражаясь от мрачных стен дворца. Как она дразнила маленького А-Юаня, щипая его пухлые щечки, и как мальчик обиженно сопел, перебираясь на колени Лань Ванцзи. Лань Чжань впервые за долгое время улыбается. Кажется, это было целую жизнь назад. Она открывает шкатулку и видит в ней маленький колокольчик, обернутый в белоснежный шелк. Колокольчик имеет форму девятилепесткового лотоса, и Лань Ванцзи поднимает его из шкатулки, трепетно оглаживая своими грязными и исцарапанными пальцами. Такая красивая вещь теперь выглядит неуместно в ее руках. Это больше не важно. Лань Чжань думает о том, будет ли он звучать так же красиво и переливчато, как смех Вэй Ин? Она хотела бы услышать это, прежде чем позволить смерти забрать себя. Мелодичный и чистый звон колокольчика прорезает тишину. Лань Ванцзи печально улыбается этому звуку и прижимает подарок к груди. Поток холодного воздуха вынуждает ее поежиться, а в следующее мгновение она слышит тихий шелест шагов. — Лань Чжань?