«Девочка влюбилась в море
Оно звало ее за собой»
Сначала нет ничего. Тихо и темно. Лань Чжань не может сказать, где она. Не понимает, что случилось. Она не может вспомнить даже своего имени. Пустота нематериальна, и её ноги не могут коснуться земной тверди. Это кажется тревожным и неясным, а потом наступает боль. Каждый цунь ее тела пронизывают острые неконтролируемые спазмы. Лань Чжань все еще совершенно не осознает пространство вокруг себя, но теперь ее тело ощущается материальным. Всё оно горит от боли, словно чьи-то безжалостные когти рвут его на части. Она не знает, как справиться с этим. Слишком темно и пусто. Ей не за что и не за кого цепляться в этом водовороте мучений. Неспособная потушить очаг боли, Лань Чжань может только ждать, когда это закончится. Смерть кажется благословением. Она хочет умереть, чтобы больше никогда не ощущать этой агонии. Всё прекращается так же внезапно, как и началось. В какой-то момент, как по мановению руки, все ее тело омывает приятная прохлада, а сознание уносится далеко и быстро, словно вольная птица, выпущенная из клетки. Возможно, боги сжалились над ней. Возможно, это только небольшая передышка перед новым приступом чудовищной боли. Ей видится море. Беспокойное, оно бушует у ее босых ног, яростно врезаясь в скалы. Его шум звучит тревожно и зловеще. Она может чувствовать его бесконтрольную силу в каждом новом ударе волн о камни. Это кажется знакомым, когда ветер треплет волосы, и капли соленых брызг стекают по ее щекам. Лань Чжань всегда мечтала увидеть море. Она не желала признавать этого, подавленная правилами ордена, но иногда ей в руки попадались книги и небольшие дорожные дневники. В некоторых из них морская стихия описывалась ничем непримечательным явлением, в других — превозносилась выше всего земного. В памяти Лань Ванцзи навсегда останутся только обрывки маминых рассказов о море, старых песен на незнакомом диалекте, смысл которых маленькая А-Чжань могла уловить только интуитивно. То, как мамины светлые глаза полнились бесконечной тоской и нежностью, когда она говорила о приливе. О том, что в летние вечера морская вода теплее парного молока. Лань Чжань всегда хотела ощутить это тепло на себе, чтобы лучше понять тоску родного, но едва знакомого ей человека. Она так и не успела. Лань Ванцзи с сожалением думает об этом. Шторм становится все яростнее и беспощаднее. Лань Чжань вспоминает свою жизнь, но не может ухватиться ни за что примечательное. Только полузабытые образы, в основном из раннего детства, где она была свободнее и счастливее, чем когда-либо. Где она еще не была сломана, испорчена. Прозрачные капли оседают на губах неприятным соленым привкусом. Лань Чжань смотрит вниз, на то, как беснуются волны, и ей мерещится голос. Громкий и отчаянный, он сливается с надрывным воем бури. Она не видит смысла противиться чему-то столь же сильному и неукротимому, как стихия. Ребра в последний раз болезненно сдавливают ледяные тиски, когда Лань Чжань делает последний шаг. Её белые одеяния, вымазанные в крови, развеваются на ветру, когда она летит вниз.***
Когда Лань Чжань приходит в себя в первый раз, это кажется странным и нереальным. Веки слишком тяжелые, чтобы пытаться поднять их, а мысли разбегаются от нее, как дикие кролики от лисицы. Она не может ни за что ухватиться, но её тело ощущается вполне реальным. Оно придавлено легким весом одеяла и покрыто тонкой хлопковой тканью, мягкой и нежно прилегающей к чувствительной коже. Её слух тревожит тихий жужжащий гул. Лань Чжань морщится и прислушивается, с трудом осознавая, что этот раздражающий шум — человеческие голоса. Значение слов проходит сквозь нее, как вода через сито, не задерживаясь и не осмысливаясь. С пересохших губ срывается разочарованный вздох, когда она ощущает чрезмерную усталость от приложенных впустую усилий. От этого в голове мутится еще сильнее. Шум становится громче, и Лань Чжань может почувствовать прикосновение чего-то холодного и слегка дрожащего сначала к своему лбу, а после — к щекам. Лань Ванцзи знакомо это прикосновение, и эти руки — тоже. Она не уверена, кому именно они принадлежат, но знает точно, что не против их утешительной ласки. Лань Чжань немного поворачивает голову, чтобы уткнуться носом в прохладную ладонь. Она позволяет слабому запаху дыма и трав убаюкать себя.***
Ей снится ясная тихая ночь. Полная луна высоко в небе, промозглый осенний воздух, холодящий непокрытые руки и щеки. Сердце колотится быстро и неровно, а тело, не подчиненное скованному ужасом разуму, движется только в силу инстинктов и животного страха быть пойманной. Ночь, в которую она навсегда отринула правила своей семьи и ордена, перестала быть примерной сестрой, племянницей и госпожой. Ночь, когда ее бледные руки и белоснежная одежда окрасились в красный. Ночь, в которую она хладнокровно отравила собственного мужа и покинула стены родного дома, чтобы больше никогда не вернуться. Чтобы трагическая история покойной мадам Лань больше никогда не повторилась. Один неясный образ сменяет другой. Лань Чжань видит собственные руки, перепачканные в земле. Маленькие синие цветы, способные унести десяток жизней, спрятаны в ее широких рукавах. Злорадный смех учениц льется за ее спиной, как отрава в горный ручей. Тени сгущаются над ее головой. Лань Чжань больше не может им противостоять. Она хочет сдаться. Хочет, чтобы все закончилось. Ничто больше не держит ее в этой кромешной темноте. То, что раньше казалось ей светом, что служило ориентиром на развилке, сгнило и осыпалось пеплом у ее ног. Тени кружат вокруг проклятым роем. Они замедляются, когда Лань Чжань падает на колени и обхватывает себя руками. Несколько из них медленно скользят к ней, но вместо того, чтобы обвиться удавкой вокруг ее шеи, начинают ластиться к ней, как кошки. Лань Ванцзи позволяет им укутать себя, как темное шелковое одеяло. Сжимаясь вокруг нее, тени издают довольное ворчание, и это могло бы показаться жутким, если бы восприятие Лань Чжань не было так сильно искажено. Она позволяет тьме успокоить себя, приласкать. Её прикосновения нежны, а присутствие — утешительно. Страшные сны больше не беспокоят ее. Лань Чжань может слышать тихий скрежет их когтей, их недовольное рычание, но тени только обнимают ее плотнее и воркуют что-то мелодичное и совершенно бессвязное. Она проваливается глубже в их объятия, благодарная за подаренные моменты покоя.***
— Лань Чжань. Это звучит знакомо. К ней так давно никто не обращался по имени рождения, но этот голос почему-то зовет ее именно так. Лань Ванцзи не хочет открывать глаза, она хочет проспать еще сотню лет, если ей будет позволено. Она не уверена, что вообще хочет просыпаться. Но голос зовет, нежный и настойчивый: — Лань Чжань. Она издает ворчание и недовольно хмурится. Раздается легкий смешок, а после маленькую складку между ее бровей разглаживают ласковым прикосновением и медленно скользят ниже, мягко обхватывая ладонями щеки. Это приятно и тепло. Лань Чжань нехотя разлепляет веки. Полупрозрачный бардовый полог — это первое, что она видит. Цвет, преследовавший ее по пятам вот уже несколько недель, как проклятая метка, пугает. Она вздрагивает всем телом, игнорируя слабость в мышцах, и жмется к изголовью кровати. Из ее рта вылетает что-то среднее между всхлипом и стоном. Пробуждение было ошибкой. Лань Чжань снова в этом кошмаре. — Цзе-цзе? — тихий вкрадчивый голос отвлекает ее внимание от панических мыслей. С другой стороны постели, усевшись на колени, на нее пристально смотрит женщина с выразительными серыми глазами. Её волосы в абсолютном беспорядке: часть из них подвязана красной лентой, а остальная — выпала из прически и теперь торчит во все стороны. На красивом, но изможденном лице выделяются только алые обкусанные губы и глубокие омуты глаз, затянутые грозовыми облаками. Она бледна и едва одета. Даже со своего места Лань Ванцзи может чувствовать исходящий от нее тонкий запах цветочных масел, специй и мускуса, который окружал Лань Чжань все то время, что она спала. Её позвоночник покрывается мурашками, когда их взгляды встречаются. — Лань Чжань, — голос звучит негромко и размеренно, как если бы ее боялись испугать излишней громкостью или экспрессивностью. — Я не наврежу тебе. Ты в безопасности сейчас. — Так ли это? — шепчет Лань Ванцзи, непроизвольно обхватив себя руками. Время, когда она могла чувствовать себя в безопасности, безвозвратно ушло. На свете не было места, где ей нашелся бы приют после того, что она сделала. — Это так, — голос звенит, как фарфор, разбившийся о камень. Серебро глаз, мутное и темное, как бушующее море, полнится отчаянием и виной. Сердце Лань Чжань сжимается от боли, когда она заглядывает в него. — Ты не должна верить мне, я могу это понять, но позволь мне позаботиться о тебе. Никто не обидит тебя больше. Я никогда не думала… Я… Лань Чжань видит, как на длинный изогнутых ресницах замирают прозрачные капли слёз. По ее собственным щекам стекает влага, но она игнорирует это, сосредотачиваясь на том, как чужие дрожащие руки до побеления стискивают простыни. — Я не должна была отпускать тебя. Это моя вина, это всё моя вина… — бормочет она, и со злостью трет свои покрасневшие глаза. — Ты, наверное, ненавидишь меня теперь. Но я не могла оставить тебя там. Я хочу помочь, позволь мне помочь тебе, цзе-цзе. Я сделаю всё, что пожелаешь, только позволь мне. Можешь ругаться, можешь ударить меня или даже убить, только не проси меня оставить тебя. Я… Ты… Лань Чжань видит, как она пытается совладать с крупной дрожью, которая пронизывает ее тело. Как она злится на то, что не может держать себя в руках. Как ее глаза излучают горе и тоску. Сожаление. Лань Чжань не может думать связно, слишком разбитая и потрясенная, но она осознает движение своих рук и тела, когда тянется к надломленной фигуре на другой стороне постели. Она обхватывает дрожащие плечи руками и прижимает оцепеневшую женщину к себе. Её окутывает знакомый запах лотосов и дыма, который пропитал взъерошенные волосы. — Лань Чжань… — всхлипывает она, все еще неподвижная и дрожащая, как лист на ветру. — Лань Чжань… — Вэй Ин, — зовет Лань Ванцзи и утыкается носом в ее плечо. — Вэй Ин. Наконец, ее обнимают в ответ. Вэй Ин прижимает ее к себе с такой силой, словно хочет слиться с ней воедино. Лань Чжань не против этого. Она думает, что это было бы прекрасно. — Я здесь, Лань Чжань. Я здесь, — бормочет она ей в висок, прижавшись к нему губами. — Мне так жаль. Я должна была утешать тебя, а не наоборот, но я снова всё сделала неправильно. Я такая глупая, такая глупая… — Не глупая, — шепчет Лань Чжань, греясь в потоках тепла, растекающихся по телу от места, где губы Вэй Ин соприкасаются с ее кожей. Она так долго была в холоде, так замерзла. — Останься со мной, — просит она, когда нежные руки начинают ласкать ее волосы. — Не прогоняй меня снова. Вэй Ин издает раненый звук, от которого Лань Чжань недовольно хмурится. Она жмется к ней теснее, вдыхая глубже аромат ее кожи. — Я не буду, — обещает Вэй Ин, сжимая в ответ. — Никогда больше, если ты не захочешь. — Обещание? — Обещание. Лань Чжань удовлетворенно ворчит и касается губами яремной впадинки в разрезе ее ворота. Она может чувствовать, как под чувственным бархатом кожи заполошно колотится пульс. Вэй Ин говорит что-то еще, но Лань Ванцзи не может разобрать. Ей хочется укутаться поглубже в это тепло и поспать еще немного. Вэй Ин сказала, что позаботится о ней, что не прогонит ее снова. Её пальцы заботливо стирают с щек Лань Ванцзи слезы, и от них исходит успокаивающий аромат целебных трав. Лань Чжань недовольно хнычет, не открывая глаз, когда ее укладывают на постель и лишают уютного тепла, но в следующее мгновение ее снова крепко обнимают, обвивая руками и ногами. Впервые за долгое время животный страх уступает место усталости, и Лань Чжань засыпает под тихие слова незнакомой колыбели.***
Лань Чжань приходит в себя постепенно. Это одно из тех пробуждений, которые приходят плавно и медленно, позволяя тебе нежиться в постели еще некоторое время, прежде чем отправиться по рутинным делам. Её ноги скользят по приятному текучему шелку простыней, а легкие наполняются знакомыми ароматами лотосов и мускуса. Колено Лань Чжань сталкивается с чем-то твердым, а в следующее мгновение это что-то шевелится и заключает ее в ловушку под своим весом. Лань Ванцзи распахивает глаза и видит полоску обнаженной кожи, к которой прижималась носом все то время, что спала. Она приподнимается на локтях и с недоверием смотрит на открывшуюся ей картину. Вэй Ин растрепана и не одета. Её тонкий спальный халат весь перекручен, почти полностью обнажая округлую грудь и бледные бедра. Часть ее живота также обнажена, и, очевидно, именно она служила временной подушкой для Лань Ванцзи. Одна из рук Вэй Ин все еще лежит на спине Лань Чжань, а стройное бедро перекинуто через ее ноги. Лань Чжань обернута ее жаром и ароматом ее кожи, но завершающим ударом становится то, что Вэй Ин начинает ерзать от смены положения, и ее темный сосок выскальзывает из складок халата. Лань Ванцзи чувствует, как низ ее живота тут же скручивает легкой приятной судорогой от этого зрелища, и не может сдержать глубокого прерывистого вздоха. Вэй Ин снова начинает ерзать, и ее лицо очаровательно морщится из-за нежелания просыпаться. Лань Чжань с легким испугом и предвкушением наблюдает, как веки Вэй Ин трепещут, прежде чем она наконец открывает глаза и начинает осоловело моргать. Серые глаза мутные и сонные, но в момент, когда они фокусируются на Лань Чжань, их выражение меняется. — Лань Чжань! — восклицает Вэй Ин и остервенело трет глаза, принимая сидячее положение. — Ты проснулась! Горячая рука соскальзывает со спины Лань Ванцзи, и та с трудом сдерживается, чтобы не вернуть ее на место. Вместо этого она с ужасом наблюдает, как из-за смены положения халат Вэй Ин соскальзывает с одного ее плеча, полностью обнажая грудь. Этого слишком много. Лань Чжань закрывает свое пылающее лицо руками и пытается вспомнить, как дышать. — Цзе-цзе, ты в порядке? Что…? — обеспокоенно начинает Вэй Усянь, но в следующее мгновение, вероятно, понимает в чем дело. — Ой! Прости-прости, я сейчас это поправлю! Лань Чжань пытается сосредоточиться на шорохе ткани, но не может слышать ничего, кроме рева крови в ушах. Она так смущена, что ее сердце может не выдержать. — Ты можешь посмотреть, цзе-цзе. Я всё поправила, — обещает Вэй Ин, и ее голос звенит в голове, как тысяча маленьких колокольчиков. Лань Чжань медленно убирает руки от своего запыхавшегося лица, и с постыдным разочарованием видит, что Вэй Ин действительно поправила свой халат, и больше ни одна смущающая часть ее тела не обнажена. На самом деле, если бы Лань Чжань спросили, то она бы ответила, что даже запястья этой женщины способны выглядеть развратнее, чем все порнографические картинки, которые она видела мельком у своих сверстниц в юности, вместе взятые. К счастью, у нее никто не спрашивает, и Лань Ванцзи может держать все эти недостойные мысли при себе. — Лань Чжань, как ты себя чувствуешь? — спрашивает Вэй Ин и осторожно касается рукой ее лба и щек. — Твои щеки очень горячие, но я не думаю, что это лихорадка. Возможно, дело в том, что ты только что проснулась. Я приглашу Вэнь Цин, чтобы она осмотрела тебя, если ты не против? — Не против, — бормочет Лань Чжань, способная сосредоточиться только на нежных руках, ласкающих ее лицо. Вэй Ин выскальзывает из постели, и Лань Ванцзи уже жалеет о том, что согласилась. Однако, к ее удовольствию, постель все еще пропитана запахом волос Вэй Ин и ее кожи, так что это помогает обуздать разочарование. Лань Чжань рассеянно наблюдает, как Вэй Усянь накидывает темный верхний слой и быстро расписывает маленький талисман, который вырывается из-под ее пальцев и вылетает в приоткрытое окно. После этого она снова возвращается к Лань Чжань и помогает ей принять удобное сидячее положение на постели. — Твоя прическа в таком очаровательном беспорядке, цзе-цзе, — дразнится, рассеяно скользя ладонью по чужим волосам. Уши Лань Ванцзи вспыхивают стыдливым румянцем, и она тянется руками вверх, чтобы поправить прическу, но Вэй Ин мягко перехватывает ее запястья и качает головой. — Мы позаботимся об этом позже, хорошо? — говорит она с ободряющей улыбкой, и Лань Чжань робко кивает в ответ. Пока они ждут, Вэй Ин усаживается на краю постели и молча разглядывает свои руки. Её задумчивый взгляд то и дело сосредотачивается на Лань Ванцзи, но когда их глаза встречаются, она спешит растянуть губы в неловкой улыбке и отвернуться. Лань Чжань чувствует, как тревога начинает зудеть у нее под кожей. Наконец, резные двери распахиваются, и Вэнь Цин уверенной походкой пересекает комнату, останавливаясь у постели. Её лицо такое же серьезное и строгое, каким его запомнила Лань Чжань. — Ты проснулась, — она не спрашивает, а констатирует очевидное, прежде чем приблизиться к ней. Лань Ванцзи никогда не была хорошо знакома с этой женщиной, и от ее близкого присутствия теперь кожа Лань Чжань покрывается неприятными мурашками. Ее тело напрягается и деревенеет, но она заставляет себя оставаться неподвижной. Все ее восприятие сосредотачивается на Вэнь Цин, сильной и суровой, которая могла бы избавиться от Лань Чжань одним нажатием на нужную акупунктурную точку. Вэнь Цин не обращает на нее внимания, выкладывая нужные ей травы на прикроватном столике, уже заставленном различными склянками и чашами с компрессами. Вэй Ин остается неподвижной на своем месте, тихо переговариваясь с ней о чем-то, но Лань Чжань не слышит. Вместо этого ее внимание снова переключается на холод в ее меридианах и даньтяне. Она могла отвлечься от этого, пока грелась в теплых объятьях Вэй Ин или сгорала от смущения при виде ее полуобнаженного тела, но теперь она холоднее льда. Её руки мелко дрожат, и Лань Чжань сжимает в пальцах одеяло, чтобы скрыть это. Это место больше не кажется безопасным, больше не кажется надежным. Всё происходит слишком быстро. В один момент Вэнь Цин хватает ее запястье, а в следующее — уже потирает свою покрасневшую от удара руку. Она выглядит потрясенной и растерянной, и Лань Чжань с трудом осознает, что сама послужила этому причиной. Она смотрит на свою дрожащую ладонь, застывшую в воздухе, с недоверием и страхом, словно впервые ее видит. Её мировосприятие сужается настолько, что становится трудно дышать. — Лань Чжань, Лань Чжань! — это разбивается, когда из оцепенения ее вырывает звенящий беспокойством голос. — Посмотри на меня, слышишь? Смотри на меня, только на меня. Она смотрит. Видит, как на красивом лице Вэй Ин сияет очевидной тревогой серебро ее глаз. Как ее руки тянутся к Лань Чжань, но замирают на полпути, опускаясь по бокам рваным движением. Она слышит, как ее нежный голос твердит что-то успокаивающее и бессмысленное, отчего железные тиски паники медленно ослабляются, и Лань Ванцзи снова может дышать. — Я… — начинает она, переводя виноватый взгляд на Вэнь Цин, которая больше не выглядит потрясенной или обиженной, только обеспокоенной. — Я не хотела. Я не специально. Мне жаль. — Нет, — женщина качает головой и твердо поясняет: — Ты не сделала ничего плохого. Я не должна была хватать тебя так бесцеремонно, это была моя ошибка. Лань Чжань хочет поспорить, но Вэнь Цин не дает ей такой возможности. — Мне нужно твое запястье, чтобы понять твое общее состояние, — объясняет она. — Также необходимо проверить твое золотое ядро. Когда я проверяла его в последний раз, оно было стабильно, но, чтобы освободить его и духовные потоки, мне нужна ты, в сознании и относительном душевном равновесии. Лань Чжань неосознанно тянется к своему солнечному сплетению и привычно скребет по нему ногтями. Пока она находилась в заточении, небольшая боль помогала ей оставаться в здравом уме и сосредотачиваться на чем-то абстрактном, вместо того чтобы убиваться из-за своей беспомощности. — Лань Чжань! — голос Вэй Ин снова отрезвляет ее, когда она смотрит вниз и замечает покраснение на своей коже, оставленное ногтями. — Я… — Лань Ванцзи переводит взгляд на Вэй Усянь, которая сидит на коленях у постели, гораздо ближе, чем прежде, и до побелевших костяшек сжимает перину. Она выглядит взволнованной и почти отчаявшейся, а ее глаза снова влажные. Лань Чжань не может продолжать смотреть на нее, потому что это слишком больно. Это ее вина, что всегда веселая и жизнерадостная Вэй Ин выглядит вот так. Складка между бровей Вэнь Цин углубилась, а её губы плотно сжаты, но она никак не комментирует увиденное, за что Лань Чжань ей безмерно благодарна. Вместо этого спрашивает: — Как давно это было сделано? Лань Ванцзи пытается подсчитать. Она провела в Облачных Глубинах чуть больше трех недель, после чего несколько дней скиталась по необитаемой местности. Воспоминания об этом слишком размыты, поэтому Лань Чжань не может сказать точно, сколько времени провела в этом сумбуре. Тогда она выбирает более простой вариант. — С первого дня, когда меня… — она пытается подобрать слово, но не находит нужного. — Отослали. Краем глаза Лань Чжань замечает, как Вэй Ин вздрагивает от этой формулировки, и, от злости на саму себя, она прикусывает язык. Слова никогда не были ее сильной стороной. Теперь Вэнь Цин выглядит злой и расстроенной. Она встряхивает головой, как если бы хотела избавиться от наваждения, и ее лицо снова принимает непроницаемое выражение. — Это долго. Чудо, что твое ядро еще держится. Чудо, что ты еще не сошла с ума, — она не говорит, не это буквально повисает в воздухе. — Мы начнем освобождать его сейчас, но понемногу, — продолжает Вэнь Цин. — Это поможет твоему телу поправляться быстрее и не повредит твои духовные каналы слишком мощным потоком Ци. Лань Чжань рассеянно кивает. Вэнь Цин приближается к постели и становится рядом с Вэй Ин. — Мне нужно твое запястье, — говорит она и терпеливо дожидается, пока Лань Чжань не протянет ей руку. Контакт все еще ощущается не очень приятно, но и не пугает так сильно, как раньше. В конце-концов, она никогда не любила прикосновений. Это не было чем-то новым или нормальным. Это просто было. Сначала ничего не происходит, но через некоторое время в её грудь начинают просачиваться тонкие струйки тепла, которые плавно растекаются по всему ее телу. Духовная энергия наполняет ее постепенно и неторопливо. Лань Чжань может чувствовать, как холод рассеивается, словно лавина, сходящая с горы. Она позволяет волнам жара омывать себя с головы до ног, как если бы это было то самое море из маминых рассказов. Теплое, после жаркого дня. Красное, в лучах закатного солнца. Когда они заканчивают, Лань Чжань откидывается на подушки, слишком разомлевшая и довольная, чтобы оставаться в прежнем положении. Беспомощность и страх больше не сковывают ее, когда она наконец может ощущать силу своего золотого ядра, пусть и не восстановившуюся до конца. Вэй Ин тоже выглядит лучше. Её выражение лица больше не так болезненно, как прежде, а на губах мелькает легкая улыбка, когда она смотрит на Лань Чжань. — Хорошо, я вижу, что это помогло, — Вэнь Цин тоже выглядит более расслабленной, чем прежде. Она берет с полки небольшую склянку и передает ее Вэй Ин. — Это мазь. Она для твоей спины. Духовная энергия поможет ей исцелиться быстрее, но это все равно не будет лишним. Кости не были повреждены, но гематомы выглядят ужасно. У нее ничего не спрашивают, но Лань Чжань видит, как мгновенно мрачнеют обе женщины. Воспоминания о физических наказаниях слишком болезненны, и она не уверена, что хочет освежать их в памяти и говорить о них сейчас, поэтому молчит. — Я ухожу сейчас, — говорит Вэнь Цин. — Если ты почувствуешь недомогание, то немедленно сообщи об этом. Скоро придет Вэнь Нин, я попросила его принести для тебя немного легкой еды. Твой организм истощен, и тебе придется поработать над его восстановлением. Лань Чжань мычит в согласии, и Вэнь Цин удовлетворенно кивает. У самых дверей она оборачивается и негромко добавляет: — Я оставила немного снотворного на случай кошмаров или бессонницы. Не принимай больше нескольких капель. С этими словами она уходит, оставляя их с Вэй Ин наедине. Напряженная тишина висит в воздухе, и это снова пробуждает в Лань Чжань беспокойство. Она знает, что Вэй Ин не в порядке. У нее остались смутные воспоминания о том, что произошло после прошлого ее пробуждения. — Вэй Ин, — тихо зовет она, и Вэй Усянь тут же вскидывает голову, обеспокоенно глядя на нее. — Цзе-цзе, что-то не так? — взволнованно спрашивает она, подскакивая на ноги, но Лань Чжань отрицательно качает головой и тянется к рукаву ее верхних одеяний. — Расскажи мне… — неловко начинает Лань Ванцзи, слишком непривычная к тому, чтобы заводить непринужденную беседу. — Расскажи мне об А-Юане. Вэй Ин замирает на несколько секунд, внимательно вглядываясь в ее лицо, а после, вероятно, найдя то, что искала, начинает говорить. Лань Чжань внимательно слушает, с удовольствием наблюдая, как напряженная линия плеч Вэй Усянь опадает. Как она начинает улыбаться и хихикать, описывая забавный эпизод из жизни маленького Вэнь Юаня. Это хорошо. Это расслабляет. Лань Чжань практически дремлет, когда в дверь робко стучат. Вэнь Нин неуверенно застывает на пороге, и Вэй Ин снова напрягается, глядя на Лань Чжань. Некоторое время никто не двигается, и Лань Ванцзи ощущает себя странно. Она робко смотрит на смущенного юношу в конце комнаты, и слегка приподнимает бровь. Атмосфера снова меняется, когда Вэй Ин радушно приветствует Вэнь Нина, словно напряженного промедления и вовсе не существовало, после чего принимает из его рук поднос с несколькими дымящимися чашами. — С-сестра с-сказала, что вам нельзя ничего с-слишком с-сытного, — лепечет юноша, уставившись на свои руки. — Поэтому б-бабушка приготовила овощной бульон. Она с-сказала, что этот н-нравился вам б-больше всего. Лань Чжань чувствует смущение и благодарность. Приятно было знать, что кто-то заботился о ней даже после того, как она ушла, так и не справившись со своей задачей. — Это очень мило с её стороны, — говорит Лань Чжань, ощущая редкую необходимость сказать хоть что-то. — Спасибо, Вэнь Нин. Вэнь Нин становится ярко-красным от смущения и бормочет что-то невнятное в ответ. Он почти вылетает из комнаты, что вынуждает Лань Ванцзи смутиться, а Вэй Усянь — рассмеяться. — Я сказала что-то не то? — Лань Чжань чувствует беспокойство из-за того, что любые ее слова вызывают такую негативную ракцию. — Ты всё сказала так, цзе-цзе, — хихикает Вэй Ин и усаживается на постель рядом с ней. — Просто ты слишком мила, даже если не стараешься. В этот раз ее снова кормят с ложки, как маленькую, но Лань Чжань не возражает. Она внезапно осознает степень своего голода, и даже такая пустая еда из рук Вэй Ин кажется благословением. Когда они заканчивают, Вэй Ин убирает тарелки и дает ей лекарство. После этого она берет с полки простой деревянный гребень и махает им перед носом Лань Ванцзи. — Разве ты не переживала о своих волосах, Лань Чжань? — весело спрашивает она. — Позволь Вэй-цзе позаботиться о тебе. Если бы Лань Ванцзи имела хоть какой-то контроль над своими решениями, когда Вэй Ин так взмахивает ресницами, то, вероятно, отказалась бы. Расчесывание волос — один из самых интимных жестов, который только можно представить, а она не способна держать себя в руках, даже когда лицо Вэй Ин перемазано чернилами, и она пытается его вытереть, пачкаясь еще сильнее. Иными словами, она безнадежна. Именно поэтому Лань Чжань соглашается. Она усаживается на колени, спиной к Вэй Ин, и по привычке тянется руками к лобной ленте, чтобы снять ее на время, но не находит ее. Ох, верно. Лань Ванцзи осознанно оставила ее в Доме Горечавки в ночь, когда сбежала. Она больше не заслуживает носить на себе символ чистоты, праведности и дисциплины. Она больше не госпожа своего ордена, не гордость своего дяди и брата. Если она вернется сейчас, ее присудят к казни. Вэй Ин каким-то образом чувствует перемену в ее настроении, потому что робко касается ее плеча и заглядывает в лицо. — Ты в порядке, цзе-цзе? Лань Чжань смотрит в ее полные нежности и искреннего беспокойства глаза и не может солгать. Но если она скажет правду, то Вэй Ин снова будет подавлена. Вместо этого Лань Ванцзи тянется рукой к ладони Вэй Усянь, сжимающей гребень, и мягко направляет ее к своим волосам. Она хочет отвлечься, хочет насладиться тем, что ей позволено иметь, пока Вэй Ин не откажется от нее снова. Гребень медленно прочесывает ее спутавшиеся пряди. Вэй Ин бережно обходится с каждой, не дергая и не ругаясь, даже когда попадаются узлы. Лань Чжань никогда не думала, что Вэй Усянь способна так долго оставаться на месте, выполняя такую монотонную и кропотливую работу. Она думает об этом какое-то время, а потом чуткие пальцы начинают массировать кожу ее головы, и всё мгновенно уходит на второй план. Лань Чжань приходится бороться с постыдным желанием начать ластиться к рукам Вэй Ин, как кошка, выпрашивающая ласки у любимой хозяйки. По мнению Лань Чжань, всё прекращается слишком быстро. Навряд ли можно считать эту оценку объективной, потому что ей не хватило бы и жизни. Она чувствует себя слишком разнеженной и жалкой в степени своей привязанности. — Ты не против, если я заплету твои волосы в косу, цзе-цзе? — вкрадчивым шепотом спрашивает Вэй Ин, наклонившись к ее уху. Лань Чжань слишком потеряна в ощущениях, чтобы говорить. Она просто качает головой и слышит смешок за своей спиной. — Это да или нет, Лань-цзе? Я не понимаю, — ее руки мягко обхватывают плечи Лань Ванцзи, а тело льнет к ее спине. — Используй свои слова, дорогая. — Не против, — выдыхает Лань Чжань, и чувствует себя слишком одурманенной этой близостью, чтобы мыслить здраво. — Хорошая девочка, — Лань Ванцзи чувствует легкий поцелуй в макушку, после чего Вэй Ин снова принимается за дело. Сердце Лань Чжань такое большое и горячее в ее груди, что оно могло бы лопнуть. Оно, вероятно, так и сделает, если Вэй Ин продолжит эту сладкую и жестокую игру.***
Когда волосы Лань Чжань заплетены в свободную косу, Вэй Усянь тянется к мази и переводит неуверенный взгляд с нее на Лань Ванцзи. — Нам нужно позаботиться о твоих синяках, — наконец, говорит она. Лань Чжань думает об этом. Она думает о том, как, должно быть, выглядит ее спина теперь. О том, что Вэй Ин придется прикасаться к ее избитому телу и гадать о том, что еще сделали с Лань Ванцзи. Что сама Лань Ванцзи сделала, чтобы спастись. Она вспоминает о том, что случилось в прошлый раз, когда Вэй Ин видела ее обнаженной. Когда Лань Чжань подпустила ее к себе так близко, что была разоблачена в самом сокровенном и в конечном итоге брошена. Потом она думает о том, как Вэй Ин заботилась о ней все это время. О том, что она каким-то образом нашла и спасла Лань Чжань. Никто никогда не делал для нее ничего подобного. Возможно ли, что Вэй Ин больше не испытывает к ней того отвращения, раз продолжает прикасаться и баловать вниманием? Это жалость и вина, Лань Чжань понимает. Она так же понимает, что слишком слаба перед лицом всего, что готова предложить ей Вэй Ин. Перед лицом всего, что та захочет от нее получить. Лань Ванцзи молча развязывает пояс халата и позволяет ему стечь с плеч, обнажив спину. Она скрещивает руки на груди, прикрывая ее, и терпеливо ждет. Вэй Ин шумно втягивает воздух, но ничего не говорит. Когда ее скользкие и холодные от мази пальцы касаются спины, Лань Чжань вздрагивает. Боль, терзавшая спину, стала привычной и одной из самых мучительных за то время, что она провела в заточении. Без помощи лекарств и духовных сил ушибы заживали крайне медленно и тяжело. К тому же почти все время ее принуждали к физическому труду или наказывали, что никак не способствовало выздоровлению. Когда Лань Ванцзи впервые увидела свою спину после наказания, это выглядело ужасно. Сейчас должно быть лучше, думает она. А потом пальцы Вэй Ин начинают дрожать, и Лань Чжань болезненно морщится. Похоже, это всё еще некрасиво. Вэй Усянь чувствует отвращение или жалость? Наверное, и то, и другое, раз продолжает это делать. Лань Ванцзи чувствует себя отвратительно из-за того, что так обременяет Вэй Ин. Та обычно выглядела очень довольной тем, что возилась с Лань Чжань, поэтому подобные мысли не тревожили ее слишком часто. Сейчас же, очевидно, Вэй Ин не была рада тому, что ей приходилось этим заниматься. Когда она заканчивает, Лань Чжань спешно натягивает халат, прикрывая спину и грудь. Не глядя на Вэй Ин, она возвращается под одеяло и кутается в него с головой. — Цзе-цзе? — теплая рука утешительно скользит по ее волосам, и глаза Лань Ванцзи наполняются влагой. — Милая, не прячься от меня. Лань Чжань утыкается носом в наволочку, пропахшую лотосами, и позволяет запаху окутать себя. Она все еще дрожит, не способная сдержать слез, причин для которых слишком много, чтобы назвать только одну. — Лань Чжань, — голос Вэй Ин звучит, как мольба, но Лань Ванцзи может только всхлипнуть в ответ. — Лань Чжань, это ничего, если ты хочешь плакать. Это нормально. Позволь мне быть рядом. Она ложится рядом и нежно гладит спину Лань Чжань поверх одеяла. Лань Ванцзи тянется к ней, как растение к солнцу, позволяя уложить себя на теплую мягкую грудь. Вэй Ин обхватывает ее руками и не прекращает гладить ее спину и волосы, повторяя слова утешения, пока тело Лань Чжань содрогается в рыданиях. Когда всё заканчивается, она просит ее выпить немного воды, прежде чем снова вернуться в постель. — Мне жаль, — говорит Лань Ванцзи, не зная, что конкретно имеет в виду. Ей действительно жаль, и она не знает, как дальше жить с этими сожалениями. — Мне тоже, — отвечает Вэй Ин, касаясь губами ее виска и оставаясь в таком положении на некоторое время. — Мне так жаль, цзе-цзе. Я не знаю, как много тебе пришлось пережить за то время, что меня не было рядом, но я точно знаю, что ни в чем из этого не было твоей вины. Этого никогда не должно было случиться с тобой, и это никогда больше не повторится. Я только хотела для тебя счастья. Я думала, что знаю, что для этого нужно. Её голос тихий, почти шепот, но Лань Чжань может слышать пронизывающую его боль. Ноющую и постоянную, которую она сама испытывает всякий раз, когда думает о том, что не смогла уберечь дядю, не смогла убедить брата остаться в Гусу, что не смогла быть достаточно сильной, чтобы отстоять свои права наследницы, как в свое время сделал Лань И. — Я ошиблась, слышишь? — шепчет Вэй Ин. — Это была я, а не ты. Я больше не повторю этой ошибки. Я сделаю всё, что пожелаешь. Всё, что ты хотела, хочешь или будешь хотеть. Это будет только твое решение, а не чье-то еще. Лань Чжань не до конца понимает, о чем именно говорит Вэй Ин. Она так же не уверена, что та не откажется от своих слов, когда поймет, чего именно хочет Лань Чжань. Хотела, хочет и всегда будет хотеть. Как болезнь, зависимость, как одержимость. Но сейчас Вэй Ин здесь. Держит ее в своих руках, как самый красивый храм, как самая надежная крепость. Её руки горячие и нежные на ее теле, а их ноги переплетены. Лань Чжань может слышать, как бьется ее сердце, и чувствовать, как от дыхания вздымается ее грудь. Она думает, что могла бы попросить остаться. Просто остаться в этом моменте навсегда.