9.1
19 сентября 2020 г. в 22:30
Данте точит ножом на полу огромную девятку и заливает ее собственной кровью.
Отрешенно смотрит на заживающие пальцы. Те все в занозах, и они впиваются сильнее. Откусывает через раз подушечку, и вновь смотрит.
Чей ты выродок? — спрашивают и пишут гвоздями на двери, смакуют боль на детском лице, невидимые слезы и горечь, которой хотелось удавиться.
И Данте пытался.
Лежал на земле и ел ее. Хоронил окончательно надежду. Никому не нужен.
— С днем рождения меня, — шепчет надрывно, — с днем случайного и ненужного рождения…
— Поздравляю.
Тихо. Совсем рядом прозвучал знакомый голос.
И Данте бы убил — ножом по вене на шее не глядя. Но кому это нужно?
Безнадежно и бессмысленно мычит:
— Заткнись, — и все также терзает собственные руки, — внизу пусто — этот мудила мертв, так что вали обратно.
Но остается ни с чем. Молчание нервирует.
— Закрой глаза, ты раздражаешь.
— Что у тебя на спине? — едва заметное касание к тому, что сам объяснить не может, но все еще бездействует, позволяя связному шепоту продолжать давить на тяжелую голову. — Ты странный, знаешь? Все время здесь. Они ненавидят тебя. Почему?
— За то, кто я есть, — поводит плечом и все-таки смотрит. Пронзительно, неправильно открыто. И задушено смеется.
— Но кто ты? — и внутри все падает.
Он не знает.
Он боится, что один из них. Тварь, которую растят, прививают привычки, обычаи. Делают себе подобным. Щенок бродяги — без дома, но на цепи.
Данте чувствует узлы на шее. Но назло всем дышит:
— Исчезни, — отпихивает тело, еще грубее бормочет, скрывает озабоченность ее присутствием, — сколько еще?
— Они сегодня быстро обещали.
— Ты и правда просто мясо, — отвращением пропиталось все нутро, и Данте сжимает ледяные пальцы, старается не сломать их. — Ты безнадежна.
— Знаю, — улыбается сломано, — но я рада, что до завтра ничего уже не будет.
— Жалкая, — тянет и скалится — еще хуже, еще один плевок и ломать, он уверен, будет больше нечего, — ты сдохнешь. Подавишься и сдохнешь. Сломаешься. И будешь гнить.
— Я знаю, Данте, — и смеется надрывно и отчего-то счастливо — вновь тает, растворяется пылью в грязной комнате, — я буду очень рада этому, правда.
Обязательно будет. Ждет. Ожидает. Он знает.
И поэтому непроизвольно тянется ближе к костлявому телу:
— Тупая дура, — рычит и желает выдавить огромные, непозволительно стеклянные, глаза, — нахрен ты им нужна?
Дрожит. Сам и его комната, а затем зажмуривает глаза от яркой вспышки.
В комнате снова лишь он один. В руках целое ничего. Спина воет дикой болью.
Кричит громко и надрывно, срываясь на хрипы.
Как же, блять, больно.
Открывает глаза на третий день.
Вокруг надписи в полу — его кровь.
Под ним — порванные тряпки.
В руках — фантомная видимость меча.
В голове — мятеж.