From the ashes

      Неосознанное осознание, что ты растешь очень быстро, действительно коробит. В тебе никто из нормальных семей — очень редких — не заинтересован, и единственное, что их волнует — это твой взгляд. В нем понимание — и чуточку печали. Мы ведь никому и не нужны, так ведь? Мы когда-либо были кому-то нужны?       Данте смотрит, как ему на прощание машет мелкий бывший детдомовец. Где-то глубоко внутри кроется успокоительная мысль, что так было задумано: малыш здесь был лишь для передержки. Этой отъевшееся заднице не было места среди них. Как и Кэт, которую сегодня внезапно за руки увели наверх. Вниз исполосованные морды даже не смотрели. И вернули — одетую с иголочки и поддельно румяную. — Что за херня на твоих щеках? — тычет пальцем и отскакивает, когда Кэт шипит и хватается за голову. Странное молчание, повисшее между ними, никак не способствует и так мертвому аппетиту. Данте, гложимый любопытством, все же подсиживается еще ближе и горячо шепчет: — Кэт, это молчанка, или они… — Мне болит шея, Данте, — надрывно ему отвечает, — они сказали, что сегодня придут люди за мной. Они сказали, — срывается и тянутся ближе к малому телу напротив, — что если я им понравлюсь, то больше не вернусь сюда. Она хочет сказать что-то еще, но замолкает и ошарашенно хлопает глазами, когда чужая тарелка похлебки разбивается о стену: на нее смотрят яростные и обиженные светлые глаза. — Охренительно, Кэт, — как бы ни старался держать голос, тот все равно срывается. — Просто замечательно, что ты можешь свалить… — Данте, послушай… — … свалить и попасть к таким же ублюдкам. Ты просто доверчивая дура! И уходит. Спешно. Срываясь и раскидывая соседние столы. Рычит в лицо воспитателю, толкает младших детдомовцев. Кому ты нахер сдалась, Кэт? Серьезно? Фыркает и бурчит ругательства под нос, пока карабкается на крышу. Сидит там, наблюдает, как уходящее солнце не сменяется россыпью звезд, и он, ведомый усталостью, уже плетется по коридору. Да, конечно, вали на все четыре стороны… Шаркает возле двери, тянется к ручке. Кому-то здесь есть вообще дело до тебя, Кэт? Медленно открывает — слышит чутким слухом шумное дыхание внутри комнаты. Заходит. — И почему ты здесь? Издевается, пока сам выдохнуть от облегчения не может. А еще — потому что напротив сидит та самая Кэт, которую обещали забрать, и рыдает.       Малодушная мысль — ее увидели и отказались. — Я, Данте, - шепчет так, будто мысли читать научилась. — Они хуже их. Сказали, что я не стою таких денег, сказали, что… Плачет. Данте вслушивается в отчаянные хрипы и стоны и скрипит зубами. Смотрит пред собой на убитое болью и отверженное миром тело и идет. К ней. Медленной поступью.       Эгоистичная мысль — она все еще в том же аду, что и он. Данте прячет алеющие щеки в грязной старой толстовке и растирает губы пальцами. Кэт держится руками за щеку и тупит взор.       Странная мысль — это было приятно.