From the ashes

      Данте считает минуты до своего дня рождения. На шаг ближе к свободе — на шаг дальше от страха. — С днем рождения, сукин сын, — уже не трогают, а судорожно дышат, стараясь не соприкасаться кожей горла с половинчатым лезвием меча. Смотрят на темную рукоять — видят в мальчике напротив кого-то сильнее — тот бы и в сторону свою таким низшим демонам посмотреть не дал. Пойдет ли сын по стопам отца? Данте не умеет читать мысли. Поэтому без жалости заносит оружие. Не может понять чужую дрожь и ужас, направленный не в его сторону. Крепче сжимает рукоять, с криком несется на толпу. Охренительное чувство. Его боятся. Сейчас — только низшая падаль. Но уже легче. Вот так — шире в плечах, уверенность в глазах. Кровь в волосах. Ему скоро одиннадцать. Больше не семь.       В комнате холодно — сломанное окно никак не чинится. Не хотят прикасаться к охраняемому. На полу зажжены украденные с кухни свечи и рассыпаны подушки — пустых комнат становится все больше. Голые стены позволяют скрыть трещины нелепыми постерами. Данте смотрит на Кэт, укутанную в плед: — В честь чего? — борется с губами, которые норовят растянуться в улыбку. — Я тебя со вчерашнего вечера не видел. — Прости, — улыбается слабо, устало, старательно прячет в глазах непонятную, забытую боль. — Поздравляю, Данте. И встает, на дрожащих ногах подходит и обнимает – чувствуются лишь холодные ладони на плечах. Отходит — не дает прийти в себя — и садится. — У меня для тебя подарок, — плохо скрывает неловкость, сожалеет о порыве — в голове выходило куда лучше. Протягивает коробку — странно выделяющуюся, неподходящую для них и их жизни. Но Данте не может устоять. Хватается пальцами и смотрит. Дорогая бумага. Неровный, старательно завязанный бант, который меньше всего хочется трогать. Данте смотрит на подарок в дрожащих руках и давится вздохами.       Свет свечи находит отражение в красноте кристалла. Забудь про этот мусор, кусок дерьма. Забудь, что у тебя здесь вообще что-то есть свое, отродье.       Молчит. Не может выдавить из себя благодарность.       А Кэт все понимает. Терпит агонию меж бедер. Чувствует синяки на скрытом одеждой теле. Закрывает глаза. Ради него? Этого ублюдка? Сжимается в комок. Херова шлюха.