Friday evening

Дышать все еще трудно, губы быстро сохнут, не решаясь сомкнуться, а взгляд не может отпустить взгляд Гука, находящегося все еще очень близко. Парень застыл надо мной, все так же опираясь коленом о кровать у самого ее края и локтями по сторонам от моей головы, чтобы губы находились всего в двух сантиметрах от моих распухших губ. Эта близость кажется такой прекрасной и такой волнующей, но этого кажется чертовски мало… наверное, человеческая натура никогда не насытится, не научится довольствоваться тем, что имеет, как бы много у нее ни было, всегда нужно больше, она всегда жаждет чего-то еще. — Теперь… — шепчу я, облизывая губы и с усилием вздыхая, пока руки обнимают Чонгука за шею и гладят его мягкую кожу, словно так я смогу собраться и прийти в себя. — … моя очередь. — Что? — немного потерянно переспрашивает парень, не понимая меня или попросту не слушая… он просто смотрит на меня так, словно думает о многих вещах в этот самый момент, а еще так, словно совсем ни о чем не думает… как будто не способен на это. — Моя очередь раздевать тебя. — Хочешь сделать это сама? — хмыкает он и улыбается слабо, перенося вес тела на одну руку и слегка отстраняясь, чтобы ладонью другой руки коснуться моей щеки и спуститься пальцами по шее к ключицам, а затем провести линию меж грудей и намеренно зацепиться за край ткани бюстгальтера, все это время сопровождая движение пальцев взглядом. — Но я еще не до конца раздел тебя… Его глаза снова смотрят прямо мои, и Чонгук улыбается сильнее, смещая улыбку на бок, ближе к одному уголку губ, наклоняется ближе и практически целует, но вместо того, чтобы коснуться моих губ, хитро хмыкает и целует шею, а я… я снова тяжело вздыхаю, еле сдерживая себя от того, чтобы позволить векам сомкнуться, а телу разрешить утонуть в приятных ласках, вместо этого упираясь в обнаженную грудь Чонгука ладонями, чтобы тот отстранился. Парень возвышается надо мною, теперь только коленом упираясь в край кровати, а я слишком быстро оказываясь к нему ближе, становясь на колени рядом с ним, чтобы быть наравне, чтобы видеть его лицо прямо напротив, чтобы очень просто было до его губ дотянуться. — Плевать… — шепчу я в его уста, обнимая своего лучшего друга за шею, а затем целую, целую и не могу насытиться этим поцелуем, сколько бы он ни длился. Язык быстро и стремительно проник в чужой рот и очертил ротовую полость Гука собственническими движениями, ладошки не смогли оставаться на месте и пустились в путешествие по обнаженной коже его прекрасного торса. Кончики пальцев сводило от красивых прикосновений к рельефу тела, губы жгло от страстных поцелуев, кожа спины сгорала под прикосновением рук Гука, а сердце очень хотело вырваться из грудной клетки и открыть парню всю правду о моих чувствах, которую я все еще не хотела принимать. Когда прикосновений рук стало мало, я разорвала поцелуй, но не дала Чонгуку утащить меня в новый, пристраиваясь губами под углом его нижней челюсти. Намеренно медленные и влажные поцелуи украсили красивую шею парня под аккомпанемент его тихих вздохов, но не оставили следов, доказывающих произошедшее секундами ранее. Руки гладили, а губы целовали смуглую кожу, коснуться которой мечтали многие, и я в том числе. Кажется, некоторые мечты и правда сбываются… Чон заставляет меня выпрямиться и снова поцеловать его губы, что, кажется, очень соскучились за моими. Он целует глубоко и очень чувственно, слишком умопомрачительно, чтобы игнорировать курсирующие по сосудам сладкие потоки электричества, рождающиеся в тот самый миг, когда губы соприкасаются вновь и вновь. — Я и сам мог раздеться. — где-то между поцелуями теряется с языка Чонгука, растворяясь в небольшом пространстве между наших губ. Я тоже могла раздеться сама, но разве тебя это остановило? Я тоже, тоже хочу так… даже если одежды на нем не так много, как было на мне, одни лишь джинсы и то, что под ними, я хотела насладиться процессом избавления от этих вещей, хотела сделать это, но признаться в этом ему не могла. Я не могла сказать о том, что сама хочу сделать это, но было кое-что, что освободило меня от признания моей слабости и неправильных желаний, которые к лучшему другу появляться не должно. — Это часть сценария, разве нет? — очень красивая и правдоподобная отмазка, которая в себе совсем не несет ни правды, ни смысла. Но разве это важно? Кому нужна правда? Мне точно не нужна. Мне только нужно касаться его кожи, целовать ее нужно… не имеет значения, какие именно слова развеют какие-то сомнения Чонгука, в каких именно словах он найдет ответы на свои вопросы. Мне все равно, если только мне не придется остановиться… Я делаю это не потому, что мне так хочется, все это — всего лишь часть глупого сценария. Я просто делаю то, что делала девушка из кино, точно так же, как и ты делаешь то, что делал тот парень. Совсем не важно, что я желаю этого больше всего в этом чертовом мире, тебе не нужно этого знать, а я не могу сказать об этом. Я не хочу быть глупой, даже если это чертовски нелепо. Но я ничего не могу изменить, понимаешь? Ничего не могу поделать со своими чувствами, не могу исправить желания… не все в человеке ему подвластно, не всем он может управлять. По крайней мере, я не могу. Если бы могла, я бы, наверное, никогда не позволила себе полюбить тебя, Чонгук… Это слишком глупо и слишком больно, если честно. Даже если я самой себе все еще в этой любви не признаюсь, мне все равно больно. Это так глупо… Главная героиня фильма просто расстегнула джинсы своего парня и избавилась от них, а я снова покрывала поцелуями смуглую шею, вновь изучала губами ключицы и мужественную грудь… Уста случайно задели поцелуем сосок парня, а тот тихо простонал, дав мне понять кое-что очень важное и заставив целовать небольшие горошины снова и снова, раня кончики пальцев об острые углы кубиков на его животе, чтобы совсем скоро пройтись по их очертанием поцелуями, которые из груди Чонгука вырывали нервные вздохи с примесью стонов. — Разве там было такое? — он отчего-то ухмыляется, я слышу эту ухмылку в его голосе, и мое сердце замирает. Там и правда такого не было, но разве все должно быть только как там? Совсем ничего нельзя изменить? Я не поняла, что Гук задал это вопрос только чтобы спародировать меня и подшутить, поэтому испугалась до чертиков, поднимая на него растерянный взгляд. — Тебе не нравится? Я могу… — я запнулась, смутившись того, что могла даже в поцелуях сделать что-то не так, и опустила глаза на полуслове. — … могу прекратить. — Нет, мне очень нравится. Сколько бы я ни оттягивала момент, он когда-нибудь наступит, и мне придется остановиться выцеловывать тело Чонгука, хоть останавливаться мне совсем не хотелось. Хотелось всегда целовать его кожу, чувствовать слегка солоноватый привкус на языке, всегда слышать то, как трудно ему дышится, чувствовать жар, растекающийся по его телу… Пальцы слишком быстро справились с пуговицей и молнией джинсов парня, спустить их вниз не составило труда… Отстранившись совсем немного, я вздохнула, глядя на возбужденный половой орган Гука, пока еще спрятанный за черной тканью боксеров. Я знала, что должна сделать дальше, ведь девушка из кино, не медля ни секунды, спустила боксеры своего парня вслед за джинсами и принялась его удовлетворять, а я не могла решиться на это, немного нервно сглатывая. Мне не было противно или страшно, я просто очень нервничала, переживала, что сделаю что-то не так и все испорчу. Я делала это лишь однажды, но Чонгук не тот идиот, на которого мне было плевать, как потом оказалось, все должно быть не так… все ведь должно быть идеально? Всего несколько секунд прошло, не было никакой неловкой паузы, даже я сама не до конца поняла, что замешкалась, но вот пальцы цепляют резинку нижнего белья Чонгука и тянут ее вниз, когда их накрывают его руки, останавливая довольно уверенное движение дрожащих от переизбытка чувств пальцев. — Это лишнее. — шепчет он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в губы и потребовать на этот поцелуй незамедлительного ответа, который я не могу не дать… — Но там было… — не понимая, почему парень остановил меня, говорю я, стоит ему слегка отстраниться, но меня тут же прерывают, снова затыкая мой рот глубоким поцелуем. — Плевать. Руки Чонгука легли на мою талию и надавили на нее, заставляя отодвинуться ближе к центру кровати, освобождая место для парня, который теперь тоже стоит на ней на коленях, обвивает мое тело руками и не может сдержать желания коснуться каждого миллиметра моей кожи, поэтому руки плавно исследуют тело. А я даже представить не могу, как много Чонгук думал об этом моменте. Быть может, он думал об этом даже больше меня… Я не заметила, как застежка между лопаток расстегнулась, как черное кружево оставило мое тело, теперь обнаженное полностью, ничем не прикрытое, кроме тела Чонгука, что тесно прижималось к моему, и длинных волос, спадающих на спину тяжелым каскадом. Гук снова смотрит мне в глаза, а я снова не могу понять значение его взгляда, но распухшие губы распахиваются и парень роняет вздох, а вместе с ним нежный шепот. — Могу я посмотреть? Краткий кивок служит ему ответом, и грудь парня отрывается от моей, а руки не обнимают больше так тесно, от чего между нами создается достаточно пространства для того, чтобы Чонгук мог окинуть меня взглядом, а я могла вновь изучить взглядом его и зардеться ощутимее. Не до конца понятна этиология моего румянца… я смущена из-за вида его почти что обнаженного тела, или от того, что сама полностью обнажена под его взглядом? Губы вновь встречают губы поцелуем, еще одним и еще, руки бережно укладывают на прохладные простыни и тут же пускаются в путешествие по горячей коже, а вслед за ними по телу рассыпаются сотни поцелуев. В этот раз Чонгуку открыто больше, чем в прошлый, когда его уста исследовали мое тело, и хоть я молилась, чтобы он не уделял моей груди особого внимания, нехотя вспоминая то, что он творил с моим телом меньше двадцати минут назад, и зная, что не переживу чего-то подобного снова, Чонгук сделал все в точности наоборот. Ладони гладили чувствительные полушария, губы покрывали их кожу влажными поцелуями и несильно посасывали чувствительные горошины сосков, словно парень на самом деле решительно хотел свести меня с ума. Оставаться безразличной, спокойной или тихой в такой ситуации было попросту невозможно, от чего тело выгибалось в позвоночнике, прогибаясь в пояснице, ноги сгибались в коленях с обеих сторон от тела Чона, которого мои движения совсем не интересовали, кажется. Вместо этого он был сосредоточен на других вещах, слушал внимательно звуки, срывающиеся с моих губ, и старался сделать так, чтобы они срывались чаще, чтобы громче были, чтобы не замолкали… — Чонгук… все не так… не так должно быть. — говорю я, точно зная, что все было не так в том глупом фильме. Не было ничего из того, что мы делали, даже если мы оба прикрывались его сценарием, мы оба знали, что в нем не было ни этих движений, ни этих чувств. Там не было нежности, не было ласки, никто не растягивал момент, мечтая в нем остаться подольше. Все было не так… сцены, которые мы согласились повторить, были полны страсти и животного желания, в них совсем не было ничего из того, что заставлял меня испытывать Чонгук. Все было не так. Герои того фильма просто сошли с ума от страсти и занялись очень ярким и жарким сексом, но мы… «Все должно быть не так» — сказала я вслух, но в моей голове звучало совсем другое: «Нет, именно так все быть и должно.» Все это правильно, все это кажется самым настоящим во всем мире, но никто из нас не может этого понять: ни я, ни Чонгук. Мы и дальше отчаянно ищем в каждом движении другого всего лишь качественную актерскую игру, не допуская мыслей о том, что все это — реальность, что это искренне. — Все будет как там… — шепчет Чон, поднимаясь поцелуями вверх по шее к моим губам и сладко целуя их. — … обещаю, что будет, но не сейчас. — он качает головой и ловит мой взгляд, вглядываясь в глаза как-то сломанно. — Я не могу сейчас. Уже второй раз этим вечером Чонгук говорит, что не может чего-то сделать, и уже второй раз за этот вечер я не могу понять этих слов, пропуская их мимо своего слуха. Губы вновь смешались и запутались друг в друге, рассеивая мое внимание и заставляя обо всем забыть, так что я не сразу поняла, что происходит, когда сильные руки Гука приподняли слегка мое тело, когда ножки раздвинули немного шире… Я простонала сладко и очень несдержанно, когда Чон коснулся моей пульсирующей возбуждением промежности своим возбуждением, а он потерял такой же сладкий стон в мои губы, а затем мы оба перестали дышать и разорвали поцелуй, сильно зажмуриваясь и распахивая пульсирующие губы, чтобы тут же простонать громче, когда Гук оказался внутри меня. Это было… не могу описать то, что произошло. Мне не было больно, пусть даже последний половой акт у меня был очень давно. Я испытывала дискомфорт от непривычки и по причине того, что Чонгук все же оказался слишком большим, но не он вышел на первый план моих ощущений. Совсем другие чувства заполнили меня прямо в этот момент, и стало очевидно даже мне, что я насовсем потеряна для человечества. Моей душе нет спасения от Чонгука, от любви к нему, даже безответной. Я никогда ничего не смогу с ней сделать, как бы сильно мне этого ни хотелось и как бы больно мне от моих чувств ни было, я никогда не смогу от них отказаться. Гуку было во мне очень узко, было тесно, хотя не настолько, как было бы, будь он моим первым мужчиной. Он тоже испытывал дискомфорт, но не это было самым главным, не это вышло на первый план его ощущений… Он тоже многое понял в этот момент, понял то, чего, возможно, как и я, не мог понять долгое время. Ему тоже открылась тайна и она сулила ему надежду и чувство отчаяния. Было трудно решить, стал ли он счастлив или же понял, что обречен на несчастие, а никто не мог подсказать, что именно происходит. Нас обоих захлестнули разные чувства и откровения, мы оба испытали одно и то же… но мы не могли знать об этом: ни я, ни он. Только я чувствую это… — в унисон звучало в мыслях обоих и отравляло красоту момента. Но никто не слышал второго голоса, а во взгляде напротив этих слов невозможно было разглядеть из-за белой дымки перед глазами. Не было надобности в том, чтобы выдержать какую-то паузу, когда тела впервые соединились. Чонгуку не нужно было осторожничать, чтобы облегчить мою боль, не нужно было давать мне время. Но он все равно замер надо мной, все равно был осторожен, был невероятно ласков и до бесконечности нежен, даже не двигаясь, просто глядя мне в глаза и продолжая лихорадочно глотать ртом воздух, который только что покинул мои легкие. — Я в порядке. — прошептала я, зная, что должна сказать об этом, даже если он замер совсем не из страха, что сделает мне больно, а потому что ему так же, как и мне, было неожиданно хорошо, и к этому невозможно было привыкнуть. Именно для этого нам обоим нужно было время, по этой причине мы не двигались и только смотрели в глаза друг другу обезумевшими взглядами, переполненными нежностью и любовью, которые никак не могли разглядеть в них. Я первая поцеловала его, разорвав слишком интимный контакт глаз, крепко обняла за плечи, вынуждая наклониться ниже, и поцеловала лениво, сладко, так, как всегда мечтала поцеловать… Плевать, что я не должна так целовать Чонгука, плевать, что этого не было в том фильме. Не хочу думать о том, что не имеет значения. Я просто хочу быть с ним, с Чонгуком. Не с тем парнем из кино, с Гуком, которому еще больше плевать на то, что мы делаем что-то не по плану, который даже не сами составили. Медленные и глубокие толчки сбивали и без того рваное дыхание, заставляли сердца останавливаться, а зубы время от времени задевать губы напротив. Веки слишком тяжелыми были, чтобы держать глаза открытыми, а вздохи полные удовольствия срывались с влажных губ синхронно, чередуясь с несдержанными стонами, от которых только приятнее становились движения рук и бедер, поцелуи казались ценнее и искреннее. Тела слишком эстетично выгибались друг другу навстречу, пальцы сильнее сжимали пальцы чужой ладони, с которыми переплелись в замках где-то рядом с моей головой и утонули в одеялах от силы, с которой Чонгук опирался на них, надо мной возвышаясь. Было слишком волшебно, и с каждым мгновением, с каждым новым движением двух разгоряченных тел, налившихся нежностью друг к другу и странно-приятной ленью, это волшебство становилось все более ощутимым, реальным. Я потерялась во времени и пространстве, потеряла способность думать, но научилась кое-чему очень важному: я могла полностью сосредоточиться только на одной вещи в этом мире, и я сделала правильный выбор, сосредоточившись на Гуке, позволив ему поглотить мое внимание, мои чувства, полностью и без остатка. Слишком жарко и слишком душно, а тела движутся друг к другу все так же медленно и томно, губы целуют лениво и нежно, не могут надолго оставаться одинокими и по этой причине сходят с ума от играющих на них разрядах электричества, когда поцелуи разрываются, а Чонгук отдаляется на чуть-чуть, чтобы взглянуть в мои глаза и позволить мне в его глазах утонуть и захлебнуться любовью к нему. — Мне безумно… — шепчет парень, задыхаясь, от чего приходится делать паузы между словами. — безумно хорошо… нет, это больше, чем хорошо, это… — … прекрасно? — решаюсь дополнить я и облизнуть распахнутые губы. Тело сводит в момент, когда Чонгук вновь проникает слишком глубоко, и приходится прикусить губу, чтобы лицо парня перед глазами не расплылось от нового всплеска эмоций. — Волшебно? — Прекрасно… — соглашает он и подается бедрами вперед вновь, от чего мы сильнее сжимаем ладони друг друга и вздыхаем восторженное «ах». — Волшебно… Толчок, а за ним еще один, еще более медленный и затрудненный, но от этого только более волнующий и мое сердце и сердце Чонгука, заставляющий тела практически воспламениться и налиться томной тяготой. А за новым толчком следует еще один и еще один, и мы оба понимаем, что следующий не вынесет никто из нас… ни за что не вынесем, поэтому того, что должен быть за ним, уже не будет. — Смотри на меня, слышишь? — замерев, шепчет Гук умоляюще, ища взглядом мой немного отстраненный взгляд. — Ни за что… ни за что не закрывай глаза… Я киваю, лишь слегка качнув головой, и сильнее сжимаю руки Чонгука. Я знаю, что не смогу закрыть глаза, потому что должна увидеть то, как Гук дойдет до высшей точки наслаждения. Мы дойдем до нее вместе в наш первый и последний раз, крепко держа друг друга за руку и глядя друг другу в глаза. — И ты… не отпускай мой взгляд, ладно? Ни за что не отпускай… Чонгук кивнул, обещая, что ни за что не отведет своего взгляда, и подался вперед в последний раз. Мое тело первым сдалось в плен наслаждению, не выдержало напора и приняло поражение, вначале сковываясь в каждой мышце, словно та стала свинцовой, а затем незамедлительно расслабляясь и сковываясь вновь. Молниеносные чередования расслабления и попыток мускулатуры стать сильной, отражающиеся сладостными судорогами в моем теле, которые невозможно было стерпеть, захлестнули и Чонгука, утягивая его вслед за мной. Мы оба не дышали больше, пока тела брались крупной дрожью, пока губы роняли счастливые стоны, обнажающие наши души; ничего не слышали кроме стонов друг друга и собственного пульса, добравшегося до запредельных цифр; ни о чем не могли думать; ни на что не были способны, кроме как смотреть в глаза напротив, выполнив обещание, данное друг другу, ни за что на свете не разорвать зрительный контакт. Дрожь не прошла, но уменьшилась ее интенсивность, удовольствие все так же лениво курсировало с кровотоком по организму, пальцы, что сжимали пальцы, онемели, начав покалывать, а губы обрушились на губы, даря сладкие неторопливые поцелуи. Его губы такие сладкие… Мои руки оказались свободны, чувствуя себя при этом очень некомфортно, словно чего-то не хватает им, чтобы быть счастливыми, поэтому они последовали примеру Чонгука и потянулись к нему так же, как его руки потянулись ко мне. Его пальцы очень осторожно, едва ощутимо прошлись по контурам тела, оставляя за собой на коже табуны мурашек, что тут же ловили волны сотрясаний все так же окрыленного тела и дополняли ощущения новыми оттенками волнения. Гук отстранился, только когда мы могли достаточно спокойно дышать. Приподнялся надо мною и расплылся в ленивой улыбке, рассматривая мое раскрасневшееся, но безумно счастливое лицо, выглядя не менее счастливо. — А теперь можем пройтись по сценарию. — заявляет он, ухмыляясь шире, а я несколько раз моргаю, стараясь разобрать то, что он говорит, и понять смысл этого. Парень не дожидается проблеска понимания в моих глазах и наклоняется ближе, с той же ухмылкой на губах цепляя зубами мочку моего уха и слабо оттягивая ее вниз, вынудив задержать дыхание. — Пропустим часть с раздеванием, или начнем с самого начала? — допытывается он, забавляясь чем-то, а я просто стараюсь не умереть от удовольствия, когда его губы касаются шеи и оставляют на ней будоражащий еще не остывшую кровь поцелуй. Все, что я могу — вздохнуть немного жалобно, прикрыв глаза, и повернуть голову в сторону, чтобы открыть больше чувствительной кожи взору парня, надеясь, что и ее он украсит своими поцелуями. — Я тоже думаю, что не стоит тратить время и силы на то, чтобы одеться. — приняв мой жест за согласие, шепчет он и оставляет еще один поцелуй на коже, а за ним еще и еще. — Где мы должны начать? Кухня? Первой же была кухня? — М-г…