Ненавижу опаздывать!
Доброе утро, кстати.
И дело не в том, что я большой любитель поспать, просто наше свидание с Харрис закончилось далеко за полночь. Кажется я даже в колледже столько не целовался. Она так вкусно пахла кофе, мёдом и карамелью, что я едва ли мог оторваться от неё. Искренне удивлён тому, что вечер не продолжился в горизонтальном положении, под соблазнительную мелодию её сладких стонов. Я всего лишь отвёз Агату к её дому, у подъезда которого мы вновь целовались еще с добрых полчаса, пока бдительная старушка с первого этажа не сделала нам пару десятков замечаний. И вот, вновь от воспоминаний прошлого вечера вся кровь отлила от моей головы. Да, вы правильно понимаете, куда она прилила.Животное.
Стоило мне лишь единожды поступиться собственными принципами, как я попал в липкие сети самой опасной, но чертовски очаровательной ведьмы. Лишь один взгляд глаз дьявольского цвета - и я, будто цепной пёс, готов лечь к её ногам и охранять хрупкий покой своей королевы. Дело не в соблазнительно сладких, как нектар, губах, вздёрнутом носике или россыпи веснушек на её лице. Не в молодом упругом теле и горящей под моими пальцами бархатной коже с ароматом спелых персиков и томлёного молока.Она построила для меня свой личный хтонический ад, выход откуда не предусмотрен проектом.
Я с головой погружаюсь в мысли о приторно-сладком плене лесной нимфы, даже не заметив, как уже заезжаю на подземную парковку бизнес-центра, в котором расположен офис компании Джонса. Знаете, что я делал после свидания с Харрис? Если думаете, что неистово дрочил на ещё свежие, сочные воспоминания о прошедшем вечере, то спешу расстроить: я работал. Я не мог до конца понять то, почему фирма, с которой работал Джонс, предложила ему идти на сделку со следствием, тем более, такую неприятную, как год заключения и штраф в двести восемьдесят тысяч долларов, хотя повсеместно распространена иная практика. Я уже имел дело с уклонистами, которые не желали отстёгивать кругленькую сумму государству, все они заканчивали одинаково: штраф в крупном размере и не более трёхсот часов исправительных работ. Моё чутьё (читайте как опыт) подсказывает мне, что Джонс проводил некоторые сделки через «полки», обходя контракт с фирмой, и фирма решила его наказать, пригрозив более серьёзным иском и разрушительными для его бизнеса последствиями. Только я не в силах понять одного: почему они предложили своему клиенту год за решёткой, если это наверняка приведёт к краху его бизнеса и, соответсвенно, потере клиента? У меня есть свои подозрения на этот счёт, но подтвердить я их смогу, лишь когда тот самый адресат назначит мне место встречи. Дорога к офису занимает считанные минуты, и вот, я уже сижу в кресле генерального директора группы компаний «HotWhiskey» и наблюдаю, как мои помощники штудируют папки с налоговыми отчётами за последние пять лет. Что же, для начала нам следует подготовить кристально-чистую базу для суда.Не всегда на судей срабатывает моя очаровательная улыбка - иногда приходится и работать.
— Мистер Нильсен, — окликает Макото, - все компании, которые несколько раз «обновлялись», тем самым, уходя от налогов, занесены в эту базу. Ничего не понимаю, неужели мистер Джонс не следил за безопасностью сделок? — Верно недоумевает мой помощник, а мне остаётся лишь подхватить его мысль и продолжать раскручивать на гончарном круге многолетнего опыта. — Мистер Джонс, — Агата поднимает глаза на притихшего в углу мужчину, с интересом наблюдающего за нами, — вы сотрудничаете с юридическими фирмами? Может, закрываете с ними сделки… Моя девочка. — Да, у меня заключён контракт с одной из фирм. — Вы уходили от уплаты комиссионных путём проведения сделок через собственные левые компании? — Да, мисс Агата. Мы уходили от уплаты комиссионных. — Тогда, — тонкую логическую нить, сотканную Харрис, подхватывает Сэм, — я думаю, что вам предложили сделку в обмен на то, что не будут подавать на вас разгромный иск в суд. На какую сумму в таком случае вы попадаете? Два миллиона, три? — Нет, Сэм, речь идёт о гораздо большей сумме. Иначе мистер Джонс точно бы послал их к чертям. Провести год за решеткой за два-три миллиона? Нет, — довольно тяну я, наблюдая за мрачнеющим лицом друга, — мистер Джонс так не продешевил бы. Я прав? — Прав, — откликается Брэндон. — Я плачу тебе десять тысяч, если ты вытащишь меня. — Джонс, мой час стоит восемьсот пятьдесят долларов. Дело не одного дня. Хочешь меня мотивировать финансово? Плати полный счёт. И нет, я не полный кретин, который отказывается от своих слов. Не люблю, когда в меня кидаются подачками вроде жалких пяти тысяч. — Ты сможешь сделать так, чтобы я не сел? — сквозь зубы цедит Брэндон, изучая взглядом дорогой ламинат, которым выстелен пол в его кабинете. — Ты знаешь, я не даю гарантий. Но сделаю всё возможное.***
Она чудесна. Особенно сейчас, когда хозяйничает на моей кухне и разливает белое вино по объемным бокалам. Я впервые за долгое время решил впустить на первый этаж закатный солнечный свет, освободив окна от плотной ткани штор «блэк-аут». Пусть алые солнечные зайчики скачут по стенам, путаются в её кроваво-огненных волосах и ласково целуют веснушчатый нос. Давно это место не было таким живым. Она опускается рядом со мной на диван и кладёт голову мне на плечо, обдавая грудь горячим дыханием. Нежно целую её в лоб и кладу руку на поясницу, крепче прижимая к себе. Разговор будет не из легких, может, я придумал себе эту взаимность? Она, как кошка, довольно урчит и вытягивается вдоль моего тела, согревая его своим колдовским теплом. Как может одна женщина быть такой жестокой и нежной одновременно? Чувствую как мочку уха слегка прикусывают, соблазнительно обдавая её обжигающе горячим дыханием, а острые коготки скользят по моему торсу, обрисовывая его контуры. Нет, так разговора у нас точно не сложится. — Подожди, Агата, не торопись, — немного отстраняюсь от неё, — нам нужно поговорить. Харрис принимает самый серьёзный вид, который только имеется в её арсенале, и внимательно смотрит на меня. — Агата, — беру её за руку, — я давно не чувствовал к девушкам того, что испытываю к тебе сейчас. Ты мне откровенно нравишься. Твой характер, незаурядный ум, чувство юмора и мышление рационалиста, мне интересно с тобой. Нет того чувства топящей меня в пучине повседневности тоски, понимаешь? Я хочу знать: чувствуешь ли ты ко мне что-то подобное?Да, вы не ослышались.
— Я не вижу, не могу прочитать и понять, что ты чувствуешь ко мне! Мне не хочется превращать наши с тобой отношения в короткую интрижку, которая станет для тебя очередным развлечением, а для меня - поводом обратиться к психотерапевту. — Я думала, ты понимаешь. — Что понимаю? — Слышу в голосе нетипичную для меня тревогу и чувствую, как в голове рождается белый шум, перекрывающий голос откровенно хохочущего надо мной разума. Если она скажет, что играла мной, что это лишь развлечение, клянусь, брошу Святого Франциска и начну карьеру в Нью-Йорке. Лишь бы покинуть её заколдованную территорию и никогда не пересекаться с блеском изумрудных глаз. — Ты такой идиот, — констатирует Агата, глядя куда-то в сторону. — Ты серьезно не замечал? Ни единого жеста?! — Если ты продолжишь говорить загадками, я также останусь в священном неведении, Агата. — Я люблю тебя.Что?
— Я думала, ты видишь мои чувства, — она грустно усмехается и отодвигается от меня в сторону. — С того самого дня, как мне повезло проснуться в твоём доме, в своей голове я рисовала тебя как современного рыцаря. Не влюбиться было невозможно. — Агата шепчет последние слова, и по щекам её катятся слёзы. Придвигаюсь к ней ближе, чтобы сделать хоть что-то (ненавижу женские слёзы), но она упирается ладошкой в мою грудь и легко толкает от себя. — Я правда думала, что ты знаешь об этом! — Надрывно кричит она в утонувшую во мраке пустоту комнаты. — Как это можно не понять, Александр?! Вы, мужчины… Вы действительно настолько не замечаете того, что происходит вокруг вас?! — Ведьма вскакивает с дивана и встаёт напротив меня.А в чём я, собственно, виноват?
— Агата, не сочти за грубость, но… — Нет уж, мистер Нильсен, — перебивает меня Харрис, — ты наконец-то выслушаешь меня! Я утюжу твои костюмы и подбираю к каждому галстук; езжу с твоим котом к ветеринару и неделю залечиваю царапины после этого чудовища; я несусь к тебе домой с лекарствами и чаем, когда градусник вдруг решает убить в тебе мужчину и воскресить капризного подростка показав на шкале 100 °F; я искала подарок Оливии на день матери по всему городу. Разве это не любовь, Александр? Если нет, то вспомни, кто накрывает тебя одеялом, когда ты засыпаешь в офисе; кто шепчет тебе слова поддержки, стоит великой логике Нильсена дать сбой; кто с тобой может помолчать обо всём? Не выдержав, срываюсь с места и заключаю разъярённую нимфу в объятия. Она сопротивляется, пытается вырваться из крепкой хватки, колотит меня ладошками, а я не могу отпустить её. Не могу оторваться от человека, который, как, оказалось, всегда рядом, пусть я этого и не замечаю.— Прекрати травить себя этим. — Она выхватывает из моих рук бутылку и ,полная решимости, выливает её в кухонную раковину. — С каких пор твои интрижки имеют над тобой такую власть, Нильсен? Прохладный мокрый компресс ложится на мой лоб, приятно охлаждая разгорячённую кожу. — Меня ненавидят женщины, ик! — И с какой галактики на тебя свалилось столь интересное предположение? — Это не предположение, это факт. — Пытаюсь встать с пола, но ноги не слушаются меня, и я с грохотом падаю на пол. — Если бы хоть одна женщина любила меня, я… я бы ради неё… Да всё! Всё к её ногам. Мать не в счёт. — На этой планете точно есть одна женщина, которая любит тебя просто за то, что ты есть. Последнее, что я помню перед тем, как провалиться в беспокойный, отравленный алкоголем сон. — мягкая улыбка Агаты и приятная тяжесть одеяла, накрывшего меня воздушным облаком.
Она обмякла в моих руках и тихо плачет, уткнувшись носом в плечо. Сердце заходится в ритме бешеного танго, и я прижимаю пахнущее жаркой осенью тело к себе как можно крепче.Моя милая, почему же ты плачешь? Неужели твоей душе так горько и обидно?
Мягко целую её в висок и ласково оглаживаю лежащие на её спине локоны цвета августовского заката. — Я хочу быть с тобой, — шепчет она и втягивает меня в солёный, полный горечи поцелуй. Весь мир теряет краски, стоит почувствовать её обжигающее тепло на своих губах. А я теряю голову. Закусываю её нижнюю губу и слегка оттягиваю, отчего Агата коротко стонет, лишь больше подстегивая меня к решительным действиям. Зарываюсь руками в мягкие локоны, оттягиваю её голову немного назад, скольжу губами вдоль линии челюсти, нежно прикусываю мочку уха и шумно выдыхаю прямо в шею, от чего та покрывается крупными мурашками. Стоны становятся громче, чувствую, как её кожа начинает гореть под моими прикосновениями, и в моей голове слетают все предохранители. Её ловкие пальцы расстегивают пуговицы на моей рубашке, обжигая разгоряченное тело своим холодом. Мне ничего не остаётся, кроме как оставлять короткие хаотичные поцелуи на её плечах, поднимаясь к тонкой длинной шее. Стоит ей отстраниться, как я поднимаю взгляд на неё. Она - настоящее искусство. Опухшие от поцелуев губы слегка приоткрыты, потемневшие от желания глаза поблёскивают в вечернем полумраке, полная грудь высоко вздумается под натиском тяжелого дыхания, и вся она, вся её сущность волшебна.Кажется, начинаю сходить с ума.
— Извини, — она делает шаг назад и переводит дыхание, — я немного… — Тише. — Притягиваю её к себе и крепко обнимаю, стараясь поселить в сердце Агаты покой. — Я все понимаю. — Александр… — Алекс, — целую её в висок, — зови меня Алекс. — Мне через неделю нужно уехать, помнишь, я говорила о дне рождении тётушки? — Да, милая. Но я вынужден остаться здесь, много работы. — Я понимаю. В темноте стояли двое, окутанные тёплым одеялом чувств и нежности друг к другу. У каждого своя история, своя боль и свои шишки, которые они набили в прошлом, но вдвоём они смогут все. Правда? Когда в твоих руках чужое сердце, ты чувствуешь колоссальную ответственность за свои действия, чтобы хрупкий орган остался цел. В моих руках наша жизнь. Наш мигом изменившийся мир, который скрупулезно, кирпичик за кирпичиком, мы будем выстраивать вместе. А пока я подхватываю измотанную красавицу на руки и несу в свою спальню, чтобы закутать в одеяло и, будто цепной пёс, охранять её сон.