Хитрая кошка.
Наконец я прожимаю педаль газа, и мы выезжаем на полупустую трассу, ведущую к аэропорту. Прощаться на самом деле тяжелее, чем я думал. Как бы я ни пытался, но мне крайне сложно удаётся представить свой день без неё. — Мистер Нильсен. — Зеленоглазка забегает в офис, держа в руке картонный поднос с тремя стаканами свежесваренного кофе. — Сэм. Кажется, у меня появилась идея! А кто будет брать на себя не самых адекватных клиентов? — Мистер Реди, я безмерно сочувствую вашему горю и понимаю, что эта гигантская морковь, выращенная на вашем участке, стала для вас стимулом двигаться дальше. Понимаю, как никто другой! Но мы не можем подать в суд на государство за то, что они устроили несколько ливневых дней. К сожалению, это не поддаётся ни закону физики, ни закону штата Калифорния. А как же ежедневные междусобойчики? — Ну уж нет, Макото! Ты вылезешь из этого шкафа и поговоришь со мной. Не бойся, я не буду тебя бить за то, что ты пролил кофе на мой готовый иск в единственном, сука, экземпляре! Выходи, я просто оборву твои кривые руки и сделаю из них красивое настенное панно.Милая Агата, что же ты делаешь со мной?
***
Самолёт приземляется в аэропорту Лос-Анджелеса поздней ночью, и, к своему несчастью, — кажется, от стресса — я вырубился и проспал весь полёт. Ночь будет бессонной, несмотря на то, что путь был совсем недолгим. Захожу в мобильное приложение службы заказа такси, выбираю новую геолокацию и вызываю машину по адресу, названному Данте. Сон совершенно не помог, не дал возможности набраться сил. Глубоко растерянный, прокручиваю в голове последнюю фразу, сказанную кузеном Агаты, заезженной пластинкой заевшей на одном и том же месте:Убила.
Не верю в это — она не могла. Самооборона? Несчастный случай? Убийство по неосторожности? Крепко сжимаю телефон в руке. Правильно говорят, что надежда умирает последней.Моя надежда, кажется, собирается жить вечно, как знаменитый граф Дракула или царь земли русской.
Даю себе клятву, что, когда докопаюсь до истины, даже если она будет чудовищной, не оставлю Харрис в беде. Телефон издаёт короткий сигнал, оповещающий о том, что машина уже подъехала, и я выхожу из здания аэровокзала на улицу, где вовсю грохочут взлетающие и приземляющиеся самолеты. Живое небо. Завораживает. Из-за обилия света, исходящего от яркой подсветки трассы, совсем не видно звёзд, что немного огорчает — LA часто хвалят за глубину ночного неба. Эта дорога кажется вечностью. Не могу сосредоточиться ни на чём. Откладываю смартфон в сторону, чтобы немного отвлечь себя созерцанием пролетающих за окнами красивых зданий, сплошь облепленных яркой подсветкой рекламных билбордов и вывесками пятизвездочных отелей. Этот город смотрится так экзотично среди пальм, что на мгновение мне начинает казаться, будто я не в Америке, а где-нибудь на курорте Средиземного моря. Мы сворачиваем в узкий дворик и тормозим у многоэтажного дома, отделанного стеклянными панелями. Он кажется таким хрупким. Расплачиваюсь с водителем и выхожу из машины, параллельно набирая номер Данте. Всего пара гудков, и бодрый голос мужчины приветствует меня. — Мистер Харрис, я на месте. — Консьерж предупреждён, вы можете проходить. Назовите свои имя, фамилию и номер квартиры, в которую направляетесь. — Спасибо. Действительно, бойкая старушка, охраняющая вход в жилую часть здания, быстро пропускает меня, проводив печальным взглядом.Неужели я выгляжу настолько плохо?
Будет обидно, если перед потерянной Харрис предстанет не статный красавец с ослепительной улыбкой, а понурый мужик, для которого слово «радость» существует лишь на рекламных упаковках бытовых товаров. Лифт стремительно несёт меня на семнадцатый этаж, где наверняка испуганные родственники Агаты заждались хоть какой-то помощи. Мысль о том, что уже завтра я увижу Агату, приятным теплом разливается в груди, и я даже немного успокаиваюсь, твердя себе, что всё это всего лишь нелепая ошибка.Наша судебная система сплошная ошибка.
Нажимаю на дверной звонок, и через короткое время дверь открывается. На пороге на первый взгляд маленькой квартирки меня встречает широкоплечий блондин с небесно-синими глазами.Мне кажется, или я его где-то видел?
— Данте. — Мужчина протягивает мне раскрытую ладонь. — Александр. — Жму его руку и делаю неспешный шаг внутрь квартиры. Он закрывает за мной дверь и устало трёт глаза. Видно, что прошлая ночь тяжело далась не только мне. — Мистер Нильсен, это — Марта. — Мужчина показывает на рыжеволосую девушку, кажется, возникшую из ниоткуда. — Она проводит вас в вашу комнату, чувствуйте себя как дома. Пройдя ещё немного вперёд, я вижу, что первый этаж квартиры по своей площади ничуть не уступает моему дому. Интересно, чем же занимается кузен моей возлюбленной? — Мистер Харрис, — окликаю я Данте, — у вас будет возможность поговорить со мной сегодня? — Да, как только вы обустроитесь, можете спуститься в гостиную. Буду ждать вас у бара. Мы молча киваем друг другу, и я, подхватив свой чемодан, поднимаюсь по лестнице вслед за домработницей. Девушка с любопытством посматривает на меня через плечо и едва не падает на последней ступеньке, снова отвлёкшись на меня.И мне это даже льстит.
Она отводит меня в просторную комнату и выходит, закрыв за собой дверь. Неплохо. Хороший вид на ночной город ангелов, большая кровать и отдельная ванная комната, но больше всего мне нравится наличие рабочего стола и удобного кресла. Мой взгляд цепляется за фоторамку, стоящую на полке над компактным камином. Сердце пропускает удар, а в горле мгновенно пересыхает.Харрис.
С фотографии на меня смотрит совсем юная Агата. Неизменно горящие глаза, пламенно-яркие волосы и милые ямочки на щеках.Не замечал их до сегодняшнего дня.
Провожу большим пальцем по стеклу фоторамки и сам не замечаю, как сажусь на край кровати, рассматривая сквозь безжизненное стекло каждую черту ведьмочки. Маленькую родинку слева над губой, длинные пушистые ресницы, небольшой, почти незаметный шрамик на подбородке.Не могу.
У меня совершенно не получается держать себя в руках, зная, что Агата находится в изоляторе. По ту сторону нашей привычной жизни. Тысячи часов, проведённых за зубрежкой действия законов, сотня килограммов прочитанной юридической литературы, огромный багаж опыта и знаний за спиной не могут оградить близкого тебе человека от тюрьмы. Ты бессилен, как выброшенная на берег рыба: жадно хватаешь ртом воздух в надежде найти своё спасение. Откладываю фото в сторону и встаю с кровати, желая поскорее очутиться в душе. Прохладная вода, кажется, смывает все переживания и невольную дрожь, терроризирующую мой организм вот уже почти сутки. Но это только кажется, стоит мне только выйти из ванной комнаты и переодеться — мысли беспощадным роем диких пчёл вновь болезненно жалят мою голову.Соберись, Нильсен.
Наконец спускаюсь вниз, желая как можно скорее получить хоть какие-то объяснения. Данте действительно сидит у барной стойки в компании миловидной блондинки с припухшими от слёз глазами и наполовину пустой бутылки виски. Молча киваю девушке в знак приветствия и сажусь на соседний от мужчины стул. — Выпьешь? — Данте кивает в сторону бутылки и лениво тянется к чистым бокалам, подвешенным за ножку к сетчатой полке. — Не откажусь. Он молча наливает мне половину бокала и поворачивается ко мне всем корпусом, подперев голову рукой. — Извините, — обращаюсь я к блондинке, — как я могу к вам обращаться? — Элиза. — Она мило улыбается. — Элиза Харрис, кузина Агаты. Она хорошо одета. На шее красуется небольшой кулон с маленьким бриллиантом, сверкающим ярче полярной звезды. На изящных руках чёрные перчатки в мелкую сеточку. Если открыть словарь и найти слово «лоск», то там определенно будет её фото. — Данте, — обращаюсь я к мужчине, не спускающему с меня глаз, — что произошло? Почему Агату обвиняют в убийстве? Он морщится, тянется к бутылке и присасывается к горлышку.Дурной знак.
— Данте! — Элиза громко восклицает и вырывает из рук блондина бутылку. — Мне хуево, Лиз! — стонет он. — Понимаешь? — Мистер Харрис, — обращаю я его внимание на себя, — так что случилось? Он нервно поджимает губы, переводит дыхание и, устремив взгляд в никуда, наконец отвечает на мой вопрос. — Они поссорились, как только Агата оказалась в этой квартире…Поздний вечер. Четырнадцатое сентября.
Почти весь день я просидел в своей комнате, не желая видеть тётушку, любезничающую с другими «желанными» гостями, вальяжно разгуливающими по гостиной. Опостылело видеть эти рожи в Лондоне, так они за мной ещё и в Америку прилетели! Столько часов в дороге, а такое ощущение — будто и не выезжал за пределы родного города. Я так счастлив из-за этого, что с утра приговорил бутылочку коньяка и под стройный гул вертолетов в моей голове пересматривал Бетховена. В какой-то момент я всё же уснул. Долгий перелёт и крепкий алкоголь всё-таки дали о себе знать, тяжёлой усталостью опустившись на мою голову. Возможно, я проспал бы до утра, но, услышав странный гул, поднимающийся с первого этажа квартиры, встал и решил посмотреть, что там. Спускаюсь по лестнице, которая странно плывет в моих глазах, отчего каждый шаг даётся с нескрываемым трудом. До твёрдой земли остаётся всего пара ступенек, но я поднимаю глаза и сталкиваюсь нос к носу с моим Храбрым сердцем. Моя Агата, она стала ещё прекраснее и, кажется, по тому, что она уже успела поспорить с тётушкой, — ещё невыносимее. Отличительная черта женской половины четы Харрис:Если не по-моему, то никак!
И, судя по всему, Аннет и Агата вновь сцепились в вопросе замужества. Ни одна семейная встреча не обходилась без упреков со стороны тётушки и упрямого молчания в ответ от Агаты. Они любили друг друга — крепко и жестоко. Аннет много требовала, желая вложить всё самое лучшее в упрямого рыжика, а Агата яро показывала своё гордое «я». Перехватываю поперёк груди, кажется, не заметившую меня кузину и хитро прищуриваюсь, наблюдая за реакцией. — Данте! — громко восклицает она и виснет на моей шее. — Привет, храбрец. — Целую Агату в висок и нежно прижимаю к себе. — Моя комната всё та же? — Да, но… — Не говори, что твоя задница мяла мою кровать! — Если только чуть-чуть. Она улыбается мне в ответ и бежит вверх по лестнице, оставив меня наедине со своим чемоданом. Хитрюга. — А чемодан? — кричу я ей вслед. — Дам десятку, если ты затащишь его наверх. Поднявшись наверх, затаскиваю багаж в её комнату и вижу, как она брезгливо держит двумя пальчиками опустошенную мною несколькими часами ранее бутылку коньяка. Знаю — не любит, когда я заливаюсь днём, но кто подозревал, что она найдёт доказательства моего времяпровождения? — Снова пьёшь, — грустно вздыхает она, кидая бутылку в мусорную корзину у рабочего стола, — а обещал, что бросишь. — Я дал обещание, потому что ты надавила на меня! — Хотя чего я могла ждать, Данте и держать слово… Она просит меня покинуть комнату, и, не найдя, что сказать в своё оправдание, я молча выхожу. — Я правильно понимаю, ты не знаешь причину их ссоры? — Перевожу взгляд с опустевшего бокала на мужчину. — Почему же, я… — Заткнись, — шипит блондинка, — ты не знаешь наверняка. Это лишь предположение детектива. — Элиза, — обращаю я внимание девушки на себя, — мне нужно знать вашу версию и версию следствия. Сейчас любая деталь может помочь вашему близкому человеку. Она нервно теребит подол платья и отводит в сторону глаза, полные слёз.Один!
— Детектив. — Она громко всхлипывает, стирая кончиками пальцев бегущие по щекам ручейки слёз. — Он считает, что Агата убила тётушку из-за наследства. Аннет хотела внести правки в завещание но… не успела. Девушка заходится в громких рыданиях и всё, что я могу — отвести взгляд в сторону, стараясь не смотреть на неё. Веду себя как полный кретин. — Данте, ты считаешь так же? Затянувшееся молчание становится слишком тяжёлым, под шумные всхлипывания Элизы, кажется, и я, и Данте потерялись в пространстве и времени. Напрасно мои надежды пытались вытащить меня из горького плена плачевных мыслей — мне придётся принять тот факт, что дело оборачивается худшей из возможных сторон.Но я верю, что она не убивала.
Данте тяжело вздыхает и снова тянется к бутылке, тут же отставленной Элизой подальше. — Знаешь, что я думаю, мистер Нильсен? — Мужчина грустно улыбается и крутит в руке пустой бокал, гоняя оставшиеся несколько капель по пузатым стенкам. — Агате к чёрту не сдалось это наследство. Особенно при таких особенностях его получения… — При каких? — перебиваю я блондина. — Замужество. Агате переходит восемьдесят процентов имущества Аннет, только если в течение шести месяцев со дня оглашения завещания она выйдет замуж.Серьёзно?
— Она слишком сильно любила тётушку, равнялась на неё, — подхватывает Элиза, — но такого простить не могла. Они действительно поссорились из-за принудительного замужества, а не из-за того, что Аннет собралась вычеркивать её. Она бы не смогла убить её. Я не верю в это. — Поэтому она призналась в убийстве?! — взревел блондин, ударяя кулаком по каменной столешнице барной стойки.Что?!
Срываюсь с места и подхожу к панорамному окну. Огни ночного города лениво перемигиваются между собой, не уступая в красоте и в завораживающем сиянии ночному небу. Глупо сейчас думать о небе, да? Мой мозг автоматически генерирует мысли, обходя самый страшный вопрос, на который уже есть ответ. Горькое осознание болезненной правды наконец доходит до меня и, со всей жестокостью ломая рёбра, не даёт сделать вдоха. В глубине души я не верю в это, но…Харрис — отличный юрист, она прекрасно знает, что даже если ты виновен, свою причастность необходимо отрицать до конца.
— Александр. — Данте встаёт рядом со мной, делая глоток из вновь наполненного бокала. — Агата. Кто она тебе? Рыжуля говорила что вы коллеги, но… — Он хитро прищуривается, искоса рассматривая мой профиль. — Я вижу, что это не та правда, которая кроется за вами двумя. — Мы любим друг друга.***
Оставшийся в офисе Сэм с раннего утра оборвал мой телефон, пытаясь хоть как-то разобраться с потоком клиентов, которые внезапно нахлынули сразу после моего отлёта. Парнишка настолько устал, что взял с меня слово: как только я разберусь с Агатой, то отпущу его в отпуск. На целых две недели. И заберу его клиентов. И выплачу полный оклад. Шантажист. — Мистер Нильсен, а что делать с Джонсом? Он рвёт и мечет! Говорит, что на судебное заседание пойдет только с вами. — Я разберусь с ним сам, Сэм. Мне нужна твоя помощь в другом. — Бракоразводный процесс четы Фрой? — И с ним тоже. Есть личная просьба. Дома остался кот, его кормит домработница, но… — Мне нескончаемо стыдно за свою просьбу, но чрезмерная любовь к питомцу творит чудеса. — Чтобы он чувствовал себя комфортно, необходимо каждый день читать ему по несколько отрывков из декларации независимости. Я не знаю, как приучил его к этому, но он и правда чувствует себя плохо, если хоть раз пропустить наш маленький ритуал. — Я верно вас понял. — Голос Сэма становится пугающе тихим. — Мы сейчас говорим о коте? — Да, его зовут Узуфрукт. Я предупрежу Юму, она будет ждать тебя после работы. — Я буду читать декларацию независимости вашему коту? — Да, Сэм. По поводу бракоразводного процесса Фрой. Мне нужен цифровой вариант их брачного договора и… поговори с бывшей няней их сына. Встреться на нейтральной территории, закажи чай и тонкой ниточкой введи в разговор крючок: посетуй на то, какой Маркус нехороший человек. Хочет уехать с молоденькой любовницей, прибрав деньги бывшей жены к рукам. — Хорошо, мистер Нильсен. — Можно ещё просьбу? — Моё лицо безбожно заливается краской. — Мне нужен видеозвонок, хочу пообщаться с Узуфруктом. Слышу сдавленное хихиканье в трубке и улыбаюсь в ответ: сам знаю — со стороны это выглядит действительно странно. — Хорошо, мистер Нильсен. — На связи. Откладываю смартфон в сторону и откидываюсь на спинку кровати. День обещает быть тяжёлым, физически и морально. В первую очередь я должен определить для себя:Агата — мой клиент.
Это поможет избежать многих проблем в работе, особенно хотелось бы обойти стороной чувство жалости. В нашей ситуации чувства — серьёзное препятствие, мешающее мыслить аналитически. Прохладный душ, лёгкий завтрак, служба каршеринга, долгая схватка с навигатором — и вот я уже стою в длинной очереди в изолятор. Адвокатов пускают по четыре-пять человек в зависимости от количества доступных допросных комнат. Я подхожу к окошку и показываю служащему удостоверение адвоката. — Имя, фамилия заключенного, — раскатистым басом спрашивает мужчина, шумно клацая пальцами по компьютерной клавиатуре. — Агата Сиенна Харрис. — Вас проводят. Иду вслед за суровым жандармом, и вскоре мы останавливаемся перед наглухо запертыми дверьми. — Мисс Харрис носит красную бирку, что означает… — Я знаю, что это означает. — Заметно напрягаюсь. — Вы хотите сказать, что разговор будет через стекло? — Для вашей же безопасности… — Хорошо. Моему возмущению нет предела. Моя девочка. Они заперли тебя в душной клетке, повесили бирку «особо опасна» и держат под конвоем круглосуточно. Не представляю, как ты напугана. Меня заводят в маленькую тёмную комнату, посреди которой установлен привинченный к полу стол, разделённый на две части толстым бронированным стеклом, и устройство для связи. — Как мне передать мисс Харрис контракт на представление, если она заперта? — цежу я сквозь зубы, обращаясь к охраннику. — Через охрану. У вас тридцать минут. Сердце бьётся так сильно, так гулко, что я не слышу ничего кроме него. Ведьмочка, она сидит за этим стеклом в оранжевой робе и внимательно смотрит на меня. Вопреки моим ожиданиям в изумрудных глазах ни капли смятения или страха. Он сидит, гордо расправив плечи, ведёт себя раскованно, и, кажется, её ни капли не напрягает обстановка, в которой мы находимся. Присаживаюсь на стул и снимаю телефонную трубку с устройства связи. — Добрый день, мисс Харрис. — Здравствуйте, мистер Нильсен. — Она улыбается одними глазами, будто ничего не произошло. Это одновременно восхищает и раздражает. — Прежде всего я хотел бы обговорить условия контракта. Вы согласны, чтобы я представлял вас на суде? — Согласна. Охрана передаст мне договор? — Да, как только мы закончим наш разговор. Мисс Харрис, почему вы сознались в содеянном? — Потому что я сделала это. Меня передёргивает от этих слов, в голове становится совершенно пусто. Все сформулированные заранее вопросы мигом уносятся вслед за умирающей надеждой. — Вы помните обстоятельства преступления? — едва выдавливаю я из себя самый логичный вопрос, который только мог прийти на ум. — Нет. Я спала в этот момент.Стоп. Я сейчас не ослышался?
— Мисс Харрис, я верно понимаю, что вы спали в момент совершения преступления? — Да. Я с детства страдаю сомнамбулизмом. — Откуда же тогда вы знаете, что совершили преступление? — Камеры видеонаблюдения на доме записали, как я вынесла на улицу пакет. Полиция нашли в нём окровавленные тряпки и бутылку из-под коньяка с моими отпечатками. Вся моя одежда была в крови, так же как и руки, лицо. Всё было в крови. Это самая логичная и удобная для следствия версия. — Агата, откажись от своих слов. Я вижу, что ты дала их под давлением. Ты ничего не знаешь, ничего не помнишь. Ты проецируешь то, что тебе сказал обвинитель. — Чем ты можешь подкрепить свои слова? — Я говорил, что все ведьмы, без исключения, должны гореть на священном костре инквизиции. И вот ты здесь, в одёжке под цвет твоих дьявольских волос, мои слова — настоящее пророчество. — И чего же ты хочешь от меня? — шепчут в телефонную трубку сухие, потрескавшиеся от жажды губы. — Называй меня папой, ведь только я способен вытащить тебя из той ямы с дерьмом, в которую ты окунулась с головой. По собственной вине, Агата.