И даже когда сердце перестанет биться, я всё равно буду твоим.
Ужас колючей ледяной коркой покрывает всё тело, не давая мне пошевелить и пальцем. Кажется, я даже не моргаю и лишь вслушиваюсь в тишину, воцарившуюся в комнате. Несколько возможных сценариев развития дальнейших событий автоматически проносятся субтитрами к ужасающим картинам, возникшим в голове, изматывающей пыткой уничтожающих меня.Думай, Нильсен. Думай!
У меня сейчас нет машины, чтобы выехать ей навстречу, а ни один нормальный таксист не согласится на погоню, которой однозначно быть. Каршеринг я так быстро не оформлю — не мафиози я какой со связями. Остаётся лишь один выход, который уж точно не обрадует Агату, но мне наплевать. Ради её безопасности я готов спуститься к самому Сатане и подписать контракт кровью.Лишь бы она была жива и здорова.
Набираю номер Данте и натыкаюсь на автоответчик, который я щедро осыпаю отборной нецензурной бранью на смеси английского, шведского и даже французского языков.— Профессор Лопес? — Всё же узнал, Александр. — Он тихо смеётся и похлопывает меня по плечу. — Наслышан о твоих успехах и горжусь. Я всегда ставил на тебя. В прямом смысле этого слова.
Пальцы хаотично перебирают по экрану гаджета, а я, только что поверивший в существование высших сил, искренне молюсь им, чтобы мой дипломный руководитель не сменил номер телефона спустя столько лет. Нажимаю на иконку контакта профессора и… слышу первый протяжный гудок. Вздох облегчения срывается с моих губ, и теперь я тревожно вслушиваюсь в, кажется, бесконечные сигналы по ту сторону динамика. — Александр? — удивлённо спрашивает мужчина, и я слышу странное шуршание в трубке. — Мистер Лопес, у меня совсем нет времени, и от этого звонка буквально зависит жизнь человека. Дорогого мне человека. Мне нужна машина и прямо сейчас, если вы знаете, как мне помочь, то… — Прекрати тараторить, тряпка! На какой улице ты сейчас? Судорожно пытаюсь вспомнить название улицы, на которой стоит этот дом, но умные мысли ловко минуют мою голову, и я растерянно молчу, как и десять лет назад, испытывая терпение профессора Лопеса. — Нильсен, чёрт возьми, когда не надо, твой язык можно усмирить лишь раскалёнными щипцами, а когда нужно из задницы не вытащишь! Где она сейчас? — Она? Но… — Мужчины так переживают только из-за своего ущемлённого эго, члена или девушки. Где она сейчас? Отвожу телефон от уха и сворачиваю вызов, смотря на двигающуюся отметку на карте. — Запад-Уиттер Бульвар, проезжает стоматологию, кажется, тут рядом ещё школа. — Звони ей прямо сейчас! Пусть съезжает на Восточный бульвар, Брайтон-стрит тринадцать двадцать один. Я буду ждать её у гаража. — Мистер Лопес, спасибо! В груди сейчас разрываются настоящие артиллерийские снаряды, не давая сделать спокойный и ровный вдох. Телефон едва не ускользает из дрожащих пальцев, но мне удаётся быстро найти контакт Агаты в последних вызовах, и сейчас, вслушиваясь в ровные тягучие гудки, волна ярой ненависти к себе и своей легкомысленности накрывает меня полностью, и я, поддавшись влиянию негативных эмоций, соскальзываю по стене, шумно плюхаясь на пол. — Алекс… — Съезжай на Восток-Уиттер Бульвар и поворачивай на Брайтон-стрит тринадцать двадцать один. Мой человек ждёт тебя у гаража. Будь уверенна в нём. — Я поняла тебя, подъезжаю к Востоку. Она отключается, а я отодвигаюсь от стены и падаю на пол, закрывая предплечьями лицо. Как пафосно: мой человек. В этом городе я беспомощен и фактически не имею никаких связей, кроме парочки половых.Что, вы никогда не ездили на Коачеллу через LA? Многое упустили.
Открытые наряды, энергичная музыка, окрылённое свободой и отсутствием родительского контроля творческое общество и танцы под открытым звездным небом. Я, накачанный по меньшей мере литром забористой текилы и флюидами той, которая минут пятнадцать назад с энтузиазмом отсосала мне в туалетной кабинке, лежу на траве и всерьёз рассказываю Стэйси о том, что уеду жить в LA, поселюсь на пляже и бесконечно буду сёрфить. Она, конечно, поддерживает меня в этой идее, называя крутым, смелым и безбашенным, а ещё через некоторое время мы, опьяненные текилой и друг другом, уединяемся в чьей-то машине. Правда, через три дня после моего триумфального возвращения в Гарвард я сижу на кушетке университетского доктора в нелепой, напоминающей на первый взгляд распашонку, накидке, пока тот увлечённо рассматривает мой половой орган, густо покрытый сыпью непонятной этимологии. Хватаю со столешницы ключи от квартиры и вылетаю на улицу. Всего час назад я думал, что Один отказался от сына своего, но практически у самого порога меня встречает жёлтая машина такси со скучающим водителем за рулём. — Брайтон стрит тринадцать двадцать один, заплачу триста баксов, если доберёмся самым коротким путём. Водитель кивком приглашает меня на заднее сидение и заводит мотор. Мимо меня со скоростью метеора, бороздящего просторы открытого космоса, пролетают дома и пальмы, которыми усеян туристический район города, а я слежу за точкой на карте, которая наконец останавливается у нужного адреса и замирает. Чувство внутреннего беспокойства не отпускает меня, и, честно говоря, я вообще не в восторге от всего, что происходит со мной в последнее время. Мысленно обращаюсь к скандинавским богам, решившим покинуть меня в самый нужный момент, и задаюсь вопросом, на который жду ответа хотя бы от Фрейи: За что? Я адвокат. Не Джеймс Бонд, не агент национальной безопасности и даже не спецназовец, мастерски владеющий оружием. Единственное оружие, которым я владею в совершенстве, — мой длинный язык. Он — моё орудие труда, мой хлеб и мой лучший друг в периоды затяжного одиночества. Нет, я умею обращаться с пистолетом, метать ножи и даже, при особо хорошем раскладе, попутном ветре и определенном положении планет могу снести яблоко, стоящее на вашей голове, из стрелкового лука, но нет, нет и ещё раз НЕТ! Если бы вы знали, какой ценой я получил «А» напротив отметки о прохождении курса по криминалистике. Водитель тормозит у одноэтажного дома, выкрашенного в песочный цвет, и через плечо тянет ладонь противоположной руки, намереваясь одной поездкой отработать всю свою смену. Пихаю ему пятьсот баксов и под недоуменный, но довольный вопль вылетаю из машины и приближаюсь к дому профессора. Дом профессора? Он действительно предложил в качестве убежища свой дом? Но… Оглядываюсь и не вижу своей машины, что вызывает очередную волну паники, липкой паутиной заковывающей меня в мягкий, но прочный кокон. Подбегаю к белоснежной двери и долблю по ней кулаками изо всех сил, которые только остались во мне после чрезвычайно тяжелого дня. Профессор открывает мне дверь и едва не получает кулаком по голове от разбушевавшегося меня. — Нильсен, не хочешь показаться психиатру? — спокойно, уверенным голосом произносит мужчина и впускает меня в дом. В небольшой, но уютной гостиной у низкого журнального столика расположившись на краешке тёмно-серого дивана сидит Харрис и с упоением уплетает пончики, будто это не она сейчас играла в прятки с теми, кто точно не хотел ей вручить серебряный молоток* и лично отблагодарить за вклад в историю американской юриспруденции. Рядом с ней, обняв Агату за плечи, сидит молодая девушка, на вид ровесница ведьмочки и красочно описывает посещение Гранд Каньона, по всей видимости отвлекая её от произошедшего. — Агата… — Мой голос звучит неестественно слабо и пискляво. Прокашливаюсь и вновь зову её, но уже более твёрдым и уверенным голосом. — Алекс, — на выдохе произносит она, скинув со своего плеча руку девушки, встаёт с места и буквально бежит ко мне, утыкаясь своим мелким, веснушчатым носом в мою грудь и обвивая плечи руками, — я так испугалась! — Всё в порядке, милая, — мягко произношу я и успокаивающе поглаживаю девушку по подрагивающей спине. Профессор с нескрываемым интересом наблюдает за нами и, видимо, сделав некоторые выводы, недобро усмехается, глядя прямо в мои глаза. Агата нехотя выныривает из моих объятий и делает неуверенный шаг назад, буравя меня взглядом провинившегося щенка. Если бы я не знал Харрис так хорошо, то подумал, что погоня — это просто иллюзия, способ привлечь внимание к израненной душе, заплутавшей среди мёртвых деревьев, укрытых тяжёлым одеялом серого тумана, спрятавшейся в этом мире от всех, но нет. Ведьмочка слишком умна для столь глупых манипуляций людьми, она делает это более изящно и элегантно, не оставляя неприятного осадка после встречи с её изощренными фокусами. — Спрашивать, есть ли у тебя подозрения насчёт того, кто был в том «Форде», глупо, так ведь? — Рыжик коротко кивает головой и сильно хмурится, видимо, крепко задумавшись. — Ты говорила сегодня с Данте? — Нет, Алекс. Мы… мы не общались с тех пор, как меня арестовали, и я попросила его передать тебе моё сообщение. Может. — Девушка оглядывается, указывая одним лишь взглядом на своих спасителей. — Мы обсудим это дома… — Мисс Харрис, — громко вздохнув, произносит профессор, — позвольте представиться более официально. Микеланджело Лопес, бывший профессор кафедры уголовного права, доктор юридических наук и практикующий адвокат, специализирующийся на уголовных делах. — Мужчина широко улыбается и показывает рукой на девушку, замершую у дивана. — Это моя супруга, Светлана. Супруга? Я думал это заехавшая погостить к дедушке внучка! — Очень приятно. — Агата выдавливает из себя самую милую улыбку, которую я только видел на её лице. — Агата Харрис, практикующий юрист. — И наследница многомиллиардного состояния группы компаний, принадлежавших Аннет Сильвер-Харрис, — добавляет профессор, чем вызывает немое негодование, ярко отпечатавшееся на лице рыжика. — Я работал с вашей тётушкой на протяжении последних десяти лет. Вы навряд ли меня помните, но вашу непослушную копну волос я узнаю сквозь тысячелетия.Я сейчас не ослышался?
— Я прекрасно знаю, что Александр на правах вашего мужчины, вашей опоры не передаст мне в руки защиту ваших интересов в суде. — Мужчина прикладывает раскрытую ладонь к груди и слегка кланяется оторопевшей Агате. — Но позвольте мне поучаствовать там, где я действительно могу помочь. Молчанию, воцарившемуся в комнате сейчас, могли позавидовать все библиотекари этого мира, потому как в наступившей тишине были слышны лишь звуки наручных часов и лёгкий шелест ветра за окном. Профессор коротко вздыхает и снисходительно кивает головой в нашу сторону. — Я дам вам подумать некоторое время, а сейчас, Агата, вы хорошенько выспитесь, приведёте мысли в порядок и немного отвлечётесь от происходящего. Согласны? Ведьмочка кивает головой и неожиданным порывом крепко обнимает растерявшегося от такого жеста мужчину. — Спасибо. Быстро попрощавшись с обитателями дома, мы выходим на улицу, и у меня наконец возникает логичный вопрос, который, кстати, интересовал меня с самого начала моего визита к мистеру и миссис Лопес. — Агата, а где машина? — Мы утопили её, чтобы не оставлять за собой следов. — Из стали в её голосе можно отливать детали для производства танковых снарядов, что в значительной степени пугает меня, а после секундного осознания её слов — откровенно повергает в ужас. — Вы… вы что сделали? — За писком, издаваемым моими голосовыми связками, не узнаю своего голоса и, бурно прокашлявшись, готовлюсь выдать гневную тираду и наконец высказать всё то, что я думаю о ней, но девушка вовремя перебивает меня. Согнувшись пополам в приступе неконтролируемого смеха, Агата разве что не хрюкает от спазмов, накативших на неё. — Ухф… фуууф… ой, не могу! — Она вновь заливается волной звонкого смеха и сквозь него пытается что-то донести до меня, жестами показывая на гараж и на себя. — Смешно? — Видимо, тон, с которым я произнёс это, настолько пугающий, что Агата тут же замолкает, уставившись на меня своими огромными глазищами. — Выгоняй машину и поехали домой, Агата. Тебе нужно отдохнуть.***
Рассветное солнце с особым трепетом ласкает мои развевающиеся на ветру волосы и оставляет жаркие отметины на посеревшей за последнее время коже. На первый взгляд в Калифорнии вечное лето (и если вы скажете это, то окажетесь правы), но начало осени — золотое время для ценителей вина и винодельного искусства. В Сан-Франциско в это время можно попасть на сбор урожая в Сомоне или Наппе, исторических винодельнях, творящих историю города, Лос-Анджелес не испытывает дефицита вина, являясь настоящей туристической столицей США, гостеприимный город знает чем удивить туриста. Калифорния — Мекка для сёрферов, живущих мечтой поймать свою лучшую волну в постоянно бушующих водах, несмотря на относительную прохладность океана, который даже в жаркий день едва прогревается до двадцати градусов по Цельсию. Подготовка сюрприза для Агаты занимает большую часть моего дня, и, признаться, я чрезвычайно доволен собой. Уже предвкушаю, как щёчки Агаты зальёт игривый румянец и она, рассыпаясь в благодарностях, с удовольствием нырнёт в мои объятия. Между излюбленным Небиолло и нежным Пино Гриджио выбираю второе, чтобы Харрис как минимум запомнила этот вечер, а не надралась от переизбытка событий, свалившихся на её голову. После утреннего отчёта о проделанной работе я нахожусь в крайне приподнятом настроении и наслаждаюсь каждой минутой, проведённой наедине с собой и раздающимися из динамиков автомобиля композициями Кельвина Харриса. Макото вышел на финишную прямую в деле Джонса и приятно удивил меня стратегией защиты самого Брэндона и нашего нового подзащитного, которого в суде будет представлять Сэм. Проснувшись ещё задолго до того, как проснулся город, после привычно короткой для этих мест ночи, я проанализировал материал, который мне выслал Макото и лишь исправил пару ошибок. Вечером сообщу Агате, что мы вылетаем через три дня, нужно наконец покончить с делом компании Джонса и взяться за бракоразводный процесс мистера и миссис Фрой, пока нам не пришлось возвращать аванс. Сейчас, когда мы сошлись на том, что помощь мистера Лопеса может здорово помочь нам, учитывая его связи в этом городе, я могу быть уверен в том, что пока я ударюсь в работу, дело Харрис не будет плыть по течению, приближаясь к неминуемому обрыву. Успокоился ли я? Нет. Более того, после пары десятков ругательств от Эвы за столь ранний звонок мне пришлось вновь через неё искать информацию о человеке, которого я искренне считаю причастным к смерти мисс Сильвер-Харрис. Но к этому мы вернёмся позже, а сейчас я заезжаю в сырную лавку и выхожу из неё с увесистым пакетом отборных сыров, которые ты точно не найдёшь в обычном магазине у дома. В подарок сердобольный продавец, а по совместительству хозяин этой лавки, щедро отсыпал мне свежего жареного миндаля и передал баночку цветочного мёда. Агата, с любопытством поглядывающая на меня, впервые представшего перед ней в таком виде, жмурится под золотыми лучами вечернего солнца и, смотря в зеркало заднего вида, поправляет аккуратно уложенные локоны. Согласитесь, с моей стороны было бы глупо не предупредить девушку о романтическом сюрпризе. Она должна чувствовать себя уверенно, по-настоящему роскошно и вольно рядом со мной, она должна создать себе особое настроение. Я, одетый в белую льняную рубашку с закатанным рукавом до середины предплечья и брюки цвета капучино, однозначно создаю интригу, ведь нельзя точно понять по моему наряду, куда мы выдвигаемся. Как минимум, попросив её взять с собой зубную щётку и запасной комплект одежды, я немного помог ей, вычеркнув из списка пару десятков возможных вариантов. Мы выезжаем за пределы города и сворачиваем на старую, свободную от машин дорогу и проезжаем ещё пару километров, прежде чем останавливаемся у широкой лестницы, ведущей к берегу океана. Деревянная пристань совершенно не вяжется с белоснежной яхтой, парящей на волнах в десятке метров от мостика, но от того смотрится лишь атмосфернее на контрасте с песком цвета топленого молока, тёмно-синей водной гладью и величественными горными хребтами, обрамляющими весь штат. Мы приближаемся к мостику, и я прохожу вперёд, чтобы забраться первым и подать руку Агате. Девушка смущённо протягивает мне раскрытую ладонь, и я, оставив короткий поцелуй на запястье, помогаю ей забраться на трап. Оказавшись на палубе, я благодарно киваю Паоло, пригнавшему белоснежную красавицу именно в это место и жестом показываю ему, что позвоню. — Подожди, а это… это капитан сейчас ушёл? — растерянно произносит Агата, смотря в след растворяющемуся в дали Паоло. — Ну да. — Пожимаю плечами и разворачиваю девушку к себе спиной, обнимаю её под грудью и целую в макушку, наслаждаясь исходящим от неё полюбившимся мне запахом сливочной карамели. — Предугадывая твой вопрос — поведу я. Здесь не судоходное место, пиратов нет, да и шторма на ночь не обещали. Покатаемся и встанем на якорь недалеко от берега. — А ты… ты умеешь? — Она кладёт свои ладони поверх моих и откидывает голову мне на плечо, прикрыв глаза и довольно улыбаясь последним лучам закатного солнца, окрасившего воды в золотисто-розовый цвет. — Я? Ты знаешь, как воспитывают шведских мальчишек?! — Разворачиваю её к себе и трясу за плечи. — Сквозь заснеженные фьорды и ледяные воды. — Широко провожу рукой по воздуху, показывая масштаб природных красот моей родной страны. — На маленьких рыбацких лодках. — Немного сгибаю колени и делаю несколько гребков для иллюзии тяжёлых вёсел. — Закутанные в ватные тулупы мальчишки впервые в жизни отправляются в испытание, которое наши отцы называли промыслом. По сей день ненавижу рыбалку. Агата изящно прикрывает рот ребром ладони, тихонько посмеиваясь над моим мини-представлением, и её глаза излучают волшебный, гипнотический свет, присущий лишь настоящим хищным кошкам и первородным лесным ведьмам. В сотый раз тону в её глазах, гибну и вновь возрождаюсь, чтобы влюбиться в неё ещё сильнее. — Отец научил, — становлюсь я чрезвычайно серьёзным, но тут же отгоняю грустные мысли, — у нашей семьи верфь в Швеции, я просто обязан уметь. Она молчит и, немного склонив голову, смотрит на меня с прищуром, строя в голове свои колдовские козни и ведьминские планы. Мерно плещущиеся воды разбиваются о тишину в её ответе, но я все ещё не могу оторваться от искрящейся на солнце кожи и очаровательных ямочках на щеках. — Я люблю тебя.