— Расскажешь новости о себе? — Под эту историю нужно вино. А ты о себе? — Под эту нужен винный погреб. "Ведьмак (The Witcher)"
Пир во славу новому владыке устроили поистине великолепный. В громадном зале собралась вся знать Солстейма: старейшины, зажиточные горожане и драконьи послушники. Столы ломились от яств и меда. Спрятанный от подданных Мирака плотной маской Скьельд восседал во главе залы на широком устеленном шкурами каменном троне. Церемониальный прием понемногу превращался в настоящую пирушку, зал тонул в радостном смехе и звоне кубков. Лучшие вина лились рекой, и поверенный с удовольствием хлебал вкуснейшее десятилетнее из черного фъялдинговского винограда. Чары Мирака очень удобно развоплощали нижнюю часть маски, оставляя ее видимой, но не цельной, и Скьельд наслаждался нежнейшим мясом, ароматными овощами и терпким питьем, не открывая лица для чужих глаз. Избранница владыки Сив сидела на несколько ярусов ниже. Ее переодели к ужину: рыжие локоны заплели в сложные косы, на шее и запястьях блестел янтарь, серые глаза подведены морровиндской тушью, золотые серьги в ушах отражали свет пламени и обрамляли лицо ореолом мягкого свечения. Девушка ела мало: все ее внимание было приковано к облаченному жрецом Скьельду. Поверенный усмехался в усы: кажется, лорд Солстейма и впрямь запал девчонке в душу. По правую руку от лже-Мирака сидел сморщенный летами авгур. Поначалу старик все порывался вступить со Скьельдом в беседу, но тот лишь отмахнулся — пусть уж владыка полуострова сам вникает в тонкости местного духовенства. Пир обещал длиться до рассвета. Скьельд этому мешать не собирался, и поднимаясь из-за стола глубоко за полночь, повелел подданным продолжать угощаться «до тех пор как последняя корочка будет съедена, а последняя чарка опрокинута». Сив вскочила было вслед, но Скьельд остановил ее жестом. Не хватало, чтобы женщина повелителя лезла к нему с объятиями. Авось после такого друг действительно его во что-нибудь превратит. Поверенный чинно шагал на выход под звуки лютни, и целая процессия послушников и хускарлов Мирака бросились сопровождать «жреца» до главных покоев крепости. Когда массивные створки сомкнулись за спиной и Скьельд наконец остался один, он с облегчением стащил с лица маску. Несмотря на чары легкости и частичного развоплощения, носить на лице металлический «намордник» было сомнительным удовольствием. Поверенный огляделся. Опочивальня владыки поражала богатым убранством. По всей видимости предыдущий хозяин крепости при жизни любил купаться в роскоши. Красная парча и бархат, золотые гобелены, многочисленные стенды с посеребренным оружием, пестрые ниредийские ковры, увесистые канделябры, инкрустированные каменьями шкатулки и сундуки — всего было в избытке. Застеленная алым шелком постель размерами напоминала плац: она могла с легкостью вместить на себе и жреца и с десяток его наложниц. Камин украшен искусной золотой мозаикой, витражные окна отражали пламя сотнями разноцветных стеклышек. Скьельд удобно устроился в мягкое кресло с высокой спинкой. Жаль, но он точно знал: Мирак эту красоту не оценит. Жрец не любил кричащих тяжелых украшательств. Ему подавай чего поскромнее, да попроще. Поверенный крякнул с досады. Сам бы он в такой спальне жил с удовольствием. Мало того, будь у него такая комната, он бы и вовсе перестал выходить из нее на белый свет. Воздух завибрировал и сгустился вокруг входной двери. Через секунду замок щелкнул, створка скрипнула и в опочивальню вошел гвардеец. Скьельд и бровью не повел. Дверь мягко закрылась. «Стражник» стянул с головы шлем. Синие глаза рассматривали убранство покоев придирчиво, без малейшего восторга. — Выглядишь так, словно тебе не понравились твои владения, повелитель. Мирак фыркнул. — Владения прекрасны. Ну все, кроме этого, — он красноречиво обвел комнату рукой. — Выглядит словно склад всего самого дорогого и бесполезного, что сыскалось в Тамриэле. Скьельд лишь вздохнул. — Надумаешь избавиться от «дорогого и бесполезного», помни, что я готов скрепя сердце пожертвовать своим комфортом и забрать добрую половину этого хлама, господин. Если тебе так будет угодно. — Мне будет угодно завтра осмотреть замок. Не думаю, что меня устраивает расположение этой комнаты. Слишком уж близко от всех этих залов собраний и пиршеств. Да и размеры… словно здесь будет спать весь твой отряд. Вармастер едва сдержался, чтобы не закатить глаза к потолку. Оставив Мирака отдыхать, Скьельд направился к себе. Его покои располагались через стенку — поверенному было положено находиться в непосредственной близости от повелителя. Один удар сердца и верный Скьельд примчится по зову жреца с мечом наперевес. Распаковываться он не стал: вероятно, утром им предстояло переехать в другое крыло. Главное, чтобы другу не приспичило поселиться где-нибудь на крыше или в конюшнях. Хотя это бы Скьельда не удивило. Мирак был единственным названым сыном владыки Ниредии – богатейшей провинции Скайрима, однако ему претило кичиться деньгами и властью. Постель Скьельда обжигала холодом, и чтобы ее согреть он велел стражнику привести девушек. Сладкие стоны и горячие тела справились с задачей куда быстрее нежели любые магические грелки и растопленный камин. Довольный и измотанный, Скьельд заснул перед самым рассветом.***
Весь следующий день они проторчали на скучнейших собраниях. Скьельд откровенно завидовал гвардейцам — им, в отличие от правой руки повелителя, не нужно было вникать в монотонные разговоры авгуров, отчеты счетоводов, многочисленные письма и прошения. К концу дня сдерживать зевоту стало почти невозможно. Мирак держался молодцом, но Скьельд понимал — друг смертельно устал от мельтешения лиц перед глазами и давно закончил бы аудиенции, будь на то его воля. Однако было необходимо вникнуть в дела и разобраться с текущими проблемами, поэтому повелитель сиял одинаковыми спокойствием и невозмутимостью выслушивая и первого, и сорокового подданного. Далеко за полдень подошла очередь вопросов гарема. Мираку предстояло решить, что делать с наложницами предыдущего жреца. Всего их было шестнадцать, и лишь одна из них сумела родить ребенка. Двадцатитрехлетняя кюна вошла в зал гордой походкой королевы, ведя за руку пятилетнюю девочку. Белокурая наследница Закрисоша смотрела на Мирака со смесью стеснения и непонимания. — Отец? — спросила кроха. Скьельд улыбнулся. Владыка Валок часто рассказывал, что его знакомство с Мираком началось именно с этого слова. Повелитель Солстейма встал со своего трона и медленно подошел к ребенку. Скьельд отметил, как напряглась кюна, готовая в любой момент броситься на обидчика своего дитяти, будь то хоть владыка Мирак, хоть сам Праотец Дова. Мирак опустился на колени перед девочкой так, чтобы она могла видеть его глаза сквозь прорези маски. — Я не твой отец, малютка. Но ты не бойся, хорошо? — Скьельд узнавал этот тон и знал, что девочка сейчас видит теплую улыбку жреца, которую даже за маской всегда можно было безошибочно прочитать по ласковому взгляду. — Меня зовут Мирак. А тебя? — Закария, — смущенно пролепетала девочка. Скьельд едва слышно фыркнул. То, что единственную дочь Закрисоша назвали практически «Закрисошем» его не удивило. Прежний владыка Солстейма был одним из самых самовлюбленных людей среди тех, кого поверенный встречал на своем веку. Девочка тем временем совсем осмелела и протянула ручки к незнакомой маске. — Закария… — попыталась одернуть ребенка кюна, но Мирак покачал головой: пусть. Крохотные пальчики изучали волнистые металлические изгибы. — Я тоже хочу маску. Отец говорил, что, когда я вырасту, у меня тоже такая будет. — Обязательно, — серьезно ответил Мирак. — Ты выучишься магии и станешь такой же сильной жрицей, каким был владыка Закрисош. — И как вы? — И как я. Малышка улыбнулась Мираку, и Скьельд отметил про себя что чадо Закрисоша получилась в тысячу раз милее своего высокомерного папаши. — Закария, ты хочешь остаться на Солстейме или поехать с мамой в другое место? Девочка изучающе смотрела на жреца. Казалось, что Мирак был первым взрослым, добровольно опустившимся рядом с малышкой на колени так, чтобы не возвышаться над ней своим ростом или могуществом. — Мне нравится моя комната. И у меня тут подружки… Мирак повернулся к женщине. — А ты, кюна? Желаешь остаться? Или, может, хочешь отправиться к дяде Закарии? Кюна еле заметно побледнела. — Мы бы остались, повелитель. Если на то будет ваша воля. Скьельд усмехнулся. Родной брат Закрисоша Азидал был невероятно могущественным магом, но его безумие и жестокость давно стали притчей во языцех. Скьельду доводилось видеть кровавые пыточные Саартала, занимавшие центральные залы его дома, и столбы при въезде в крепость, на которых живьем распинали эльфов. Враги Азидала умирали медленно, наполняя холодный саартальский воздух криками и смрадом. Редкая женщина, у которой был бы выбор, не побоится доверить воспитание ребенка кровожадному мяснику. У кюны, в отличие от наложниц Азидала, выбор был. К тому же за много лет женщина, вероятно, привязалась к полуострову не меньше крошки-дочери. Да и ласковый к малышке молодой владыка, скорее всего, успел ей приглянуться. Мирак кивнул и кюна облегченно вздохнула. — Ты мне тоже нравишься, Мирак. — тем временем продолжила девочка. Мать тут же поправила ее: — К лорду Мираку стоит обращаться на «вы», Закария… Мирак мягко рассмеялся. — Закария будет жрицей. Жрецам можно говорить друг другу «ты». Если хочешь, Закария, я сам буду учить тебя магии. Восторженный писк заполнил зал приема, и девочка кинулась на Мирака с объятиями. Остаток собрания будущая жрица категорически отказывалась отпускать названого учителя. Так они и сидели: Мирак на троне, Закария — на коленях Мирака.***
Обсуждение дел гарема затянулось на целый час. Мирак явно не горел желанием оставлять себе наложниц, принадлежавших Закрисошу, потому было решено подождать несколько месяцев и, если ни одна из девушек за этот срок не проявит признаков беременности, выдать им солидное пособие, дать работы или отдать замуж по их желанию. Что же, Сив будет вне себя от радости. Пока что она была единственной женщиной, которую пожелал правитель. Последним к трону подошел сгорбленный старый авгур, тот самый, что вчера пытался разговорить Скьельда. Старец сделал знак рукой и Мирак, отлично знакомый с жреческим церемониалом, кивнул членам совета, давая понять, что на сегодня они свободны. Разряженные в бархат и шелка подданные с поклонами покинули залу. Скьельда это, к сожалению, не касалось. Закарию, по всей видимости, тоже: малышка с самым серьезным видом накручивала колечки волос на тонкие пальчики, прислонившись головкой к плечу Мирака. Авгур приблизился к трону и отвесил жрецу глубокий поклон. Закончив долгие и нудные приветствия, старик наконец перешел к делу. — Повелитель! Мое имя авгур Сверр. Я служил владыке Закрисошу верно много лет. Я был его верховным лекарем и помогал ему сохранять здоровье и силы много дольше отпущенного природой. Владыка прожил с паучьей проказой тридцать лет, вместо отпущенных пяти и оставался сильным до последних дней. Рад буду служить и вам! — Благодарю тебя, Сверр. Твои лекарские навыки известны далеко за пределами Солстейма. Поведай мне, что же такого секретного ты хотел обсудить? — Повелитель! Задачей лекаря является не только забота о здоровье правящего владыки и его наложниц. Важная миссия поддерживать род жрецов Дова неугасимым тоже лежит на плечах авгуров-целителей. Мирак чуть заметно вздохнул. Скьельд усмехнулся в усы. — Я много лет совершенствовал свои навыки в медицине, совмещая их с магией и древними ритуалами. Годы назад я провел очень удачный эксперимент на основе накопленных знаний и темных эльфийских практик. — И каков был результат твоего эксперимента? — вежливо поинтересовался правитель. Сверр улыбнулся, указывая Мираку на Закарию, свернувшуюся калачиком на коленях жреца. Скьельд, казалось, даже сквозь маску увидел, как густые брови друга поползли вверх. — Твои опыты помогли Закарии появиться на свет? Сверр поклонился. — Повелитель, осмелюсь предположить, что будь правитель Закрисош так же молод и здоров, как и вы, то Закария была бы лишь одной из десятков детишек, что радовали бы владыку своими шалостями. Мирак подался было вперед, но побоялся побеспокоить ребенка, и лишь изумленно изрек: — Но как, во имя Дова? Сверр, это же… чудо! Авгур с трудом удерживал свой самодовольный вид в рамках приличия. — Это магия, повелитель. И если вы дозволите, я почту за честь провести подобный ритуал и для хозяина Мирака. Скьельд видел, как восторжен и удивлен был великий жрец. Но поверенный слишком долго и хорошо знал друга, чтобы думать, что Мирак просто так возьмет и согласится на кота в мешке. Пусть даже этот кот и сулит владыке Солстейма наследника. Повелитель Валок не просто так называл приемного сына Mal Mindol — «мой маленький мудрец». Осторожность и рассудительность лорда не раз спасали жизни и самого Скьельда и многочисленных поданных. — Расскажи подробнее про свой ритуал, Сверр. Не опускай деталей: я, как ты знаешь, сведущ в вопросах магии и целительства. Горящие глаза авгура засверкали каким-то нездоровым, азартным блеском. Скьельд нахмурился. Что-то отталкивающее чудилось ему в этом старике. — Повелитель! Давным-давно, когда неды только-только начали обосновываться в Тамриэле, волхвам эльфов открылась необычная истина. Дети, появлявшиеся от союзов эльфов и людей, рождались особенными. Их тела несли в себе доселе неизведанную магию. Слияние двух видов как-то меняло, делало их отличными от обеих рас. Оттого в их чреслах жила энергия, которая не дана ни мерам, ни недам. Нечто, что содержалось только лишь в их плоти. — Ты говоришь о манмерах, авгур? — голос Мирака вдруг стал бесцветным, безэмоциональным, и Скьельд почувствовал, как в самой его глубине угрожающе заплескалось эхо еще нерожденного гнева. Поверенный напрягся: он ощущал будущее недовольство владыки, как пес чует землетрясение перед тем, как оно случится. — Верно, повелитель. Манмеры стали чудом. И это чудо впоследствии оказалось чем-то бо́льшим. Манмеры не просто переняли лучшее от обоих видов. Их кровь несла в себе магию эльфов и плодовитость людей. Их тела стали ответом, который маги обеих рас так долго пытались найти. Скьельд чувствовал, что от глубокой складки, что пролегла на его переносице, свело лицевые мышцы. В душе клубилась темная тень подозрений. Что-то тут было не так. Поверенный пока видел лишь одну логику в словах Сверра — для продолжения рода магу стоило возлежать с манмерками, чья кровь якобы помогла бы колдовскому семени дать потомство. Но кюна, мать наследницы, была недийкой, а оттого теория Скьельда была совсем не тем, что пытался сказать авгур. Закария появилась на свет каким-то другим образом. Каким? Жрец, казалось, напротив, понимал куда клонит знахарь. Однако продолжал уточнять детали вкрадчивым, с каждой секундой все более ледяным голосом. — И каков же твой ответ, Сверр? Теперь угрозу, исходящую от Мирака, ощутила и девочка, удивленно поднявшая глаза на будущего учителя. Авгур этого не чувствовал. Он говорил горделиво и уверенно. — Эльфы предполагали, исписали своими теориями десятки свитков, но не пошли дальше слов. А преданный Сверр решил проверить — для пользы драконьему жрецу. Меры всегда считались мудрецами, потому я знал: должно сработать. Я пробовал много, провел десятки экспериментов и наконец нашел рецепт. Крепкое сердце молодого манмера или манмерки, кое-какие колдовские ингредиенты, правильное расположение звезд и умелый алхимик: вот все, что надо, чтобы изготовить эликсир плодовитости. Владыке Закрисошу, ослабленному проказой и возрастными хворями, хватило нескольких курсов. Вам, хозяин Мирак, думаю, будет достаточно одной порции. Всего одно сердце манмера — и уже к следующей луне я смогу приступить к ритуалу. До конца года, если на то будет милость Праотца Дова, ваши наложницы подарят вам ребенка. — Авгур, скажи мне, для этого зелья тебе приходилось разрывать манмерские могилы? В зале стало холодно, словно зиме захотелось настать прямо в середине лета. Закария зябко ежилась, Скьельд стиснул зубы. Казалось, даже Сверр начал ощущать неуловимую опасность. Теперь поверенный понимал, что именно разозлило жреца. Одно из немногих явлений, превращавшее рассудительного Мирака в яростного дракона, которому было плевать на последствия своего гнева. Некромантия, даэдра бы ее побрали. И угораздило же этого полоумного заявиться с подобным в первый же день… «Скажи “да”, старик!» — мысленно заклинал авгура Скьельд. Конечно же знахарь его не услышал. — Как же можно, повелитель? Сердце должно быть свежим, а манмер должен быть убит особым образом. Только правильно извлеченный орган полуэльфа, умерщвлённого специально для ритуала, обеспечит необходимую силу напитку. Незадолго до вашего приезда, я поручил купить для эликсира рабыню-манмерку. Девушка не успела послужить владыке Закрисошу, но Праотец Дова решил мудрее. Теперь ее юное здоровое сердечко дожидается лишь вашего приказа. И если вы позволите, ваш покорный слуга приступит к… Жрец не дал авгуру закончить. — Закария, дорогая, сходи-ка, поищи маму. Скажи, что я велел покормить тебя чем-нибудь вкусненьким. Ласковый спокойный тон Мирака не обманул Скьельда. Он буквально видел, как в жилах друга вместо крови клокочет жидкое пламя. Девочка послушно опустила крошечные ножки на каменный пол и смешно поклонилась хозяину полуострова. Она была уже у самой двери, когда обернулась и хитро прищурила глазки: — А можно сказать маме, что вы велели дать мне анедилских персиков? — Можно. — разрешил Мирак. Закария радостно заулыбалась и пустилась из зала наутек. Владыка Солстейма медленно повернул голову, смещая взгляд на Сверра. Скьельд чувствовал, как колючая стужа холодит кости. Мираку уже незачем было сдерживать свою силу сейчас, когда ребенок покинул залу, и теперь даже авгур понимал, что повелитель реагирует вовсе не так, как тому бы хотелось. — Скажи мне, сколько человек ты загубил во время своих экспериментов и варки зелий для Закрисоша, Сверр? — Повелитель… — ОТВЕЧАЙ! — голос Мирака зазвенел железом, казалось, что его звук устремился к авгуру и заструился вокруг сморщенной стариковской шеи, стягивая ее будто удавка. — Сколько манмеров ты вскрыл, словно скот, раскроил как цыплят для бульона? Не торопись. Вспомни каждого. И назови мне точное число. — Хозяин, я… — Не искушай моего терпения, авгур. — Мирак вытянул вперед руку, и на перчатке расцвел массивный шар рыжего огня, — Говори. Авгур бухнулся на колени, ужас исказил и без того неприятные черты. — Повелитель, умоляю! Их было… немного. Не больше двадцати, великий жрец! Я… я делал все это с благословения владыки Закрисоша! Почивший хозяин велел найти любой способ, а несчастный Сверр лишь исполнял приказ… Мастер Закрисош хвалил мое открытие, я не думал, что… — Ты не думал, что потрошение невинных окажется мне глубоко противным? Двадцать человек пали жертвой твоей гордыни, знахарь. Двадцать живых людей! Голос правителя все наполнял собой зал, его яростные переливы затопили каждую полость тела авгура до краев: они потоком втекали в его уши, ноздри и испуганно искривленный рот. Скьельд буквально видел, как у Сверра встают дыбом волосы. «Сын Дова, прошу тебя…» Друг еле заметно повел подбородком, и Скьельд понял, что его услышали. Он, как и полагалось поверенному, прошел в свое время через специальный обряд, и отныне мог общаться с господином без помощи слов, ментально. Полезная способность, жаль только, что немагам дается трудно — вармастер часами мучился мигренями после подобных мысленных бесед. Ничего. Сейчас было главным успокоить патрона, а боль Скьельд потерпит. Не впервой. «Старик того не стоит, Мирак. Не разреши твой предшественник ему этим заниматься, Сверр бы не посмел. Кровь манмеров на руках предыдущего жреца. Но Закрисош мертв, и с ним ничего уже не поделать…» Правитель замер на несколько долгих мгновений, а затем шумно выдохнул и сжал руку в кулак. Пламя погасло. Поверенный еле сдержал вздох облегчения. Нет, Скьельд не думал, что Мирак просто возьмет и сожжет Сверра посреди тронного зала. Этого бы почти наверняка не случилось. Почти. Все же не был повелитель сторонником казней и пыток. Возможно, он просто попугал бы старика огнем, да и только. Но даже если и так, то вполне мог после наказать сверх нужного: высечь, изгнать из владений или предать анафеме. И Скьельд очень сомневался в том, что это было бы правильным в первый день правления. Все-таки авгур был не последним человеком в совете, да и служил всего лишь исполнителем воли Закрисоша. Потому чересчур жесткие меры в таком щепетильном вопросе вряд ли бы понравились другим жрецам и владыкам Дова. Конечно, стоит Мираку усмирить гнев, он и сам это поймет и согласится со Скьельдом. Вармастер понимал почему правитель настолько разозлился: некромантию друг презирал до глубины души. Это было одной из тех редких вещей, что вызывало в нем настолько дикое, яростное отвращение. И Скьельд прекрасно знал причину. Много лет назад кучка мародерствующих меров-некромантов жестоко убила мать Мирака. Нордка не совершала дурного — эльфам нужно было сердце, а у нее, по воспоминаниям сына, оно было огромным. Налетчики использовали вырезанный из живой груди орган для черной магии, а после даже не потрудились по-человечески захоронить бедную женщину. Сирота несколько долгих лет прожил в неведении в лагере приютившего его Валока. Мальчик помнил лишь то, что мама велела спасаться: едва завидев вражеский отряд, она наказала ему, совсем еще крохе, убегать что есть мочи. Женщина успела отправить сына прочь за считанные секунды перед тем, как была схвачена. Утаив его, нордка спасла свое дитя и тем самым погубила себя: прознай эльфы про Мирака, их кровавый выбор бы пал на него, а ее саму возможно бы не тронули. Ведь мальчишка мерам бы вряд ли пригодился, а живую женщину мужчины всех рас всегда предпочтут придержать живой — для утехи. Конечно, бегущий по ночному лесу босой напуганный ребенок подозревал, что мать погибла. Но не знал как именно — и, возможно, так тому и лучше было оставаться впредь. Однако страшные подробности ему все же открылись, а вместе с ними пришли ночные кошмары. Скьельд был с ним в тот вечер. Годы спустя, совсем еще юные, но уже могущие постоять за себя, друзья вместе вернулись на место темного ритуала. Несчастная нордка все еще была там: истлевшее истерзанное тело, привязанное на столбе у окровавленного каменного стола. Поверенный хорошо запомнил ее глаза: черные высохшие дыры, в которых даже червям уже нечем было поживиться. Прошли годы, Мирак вырос, стал высшим жрецом и правителем целой провинции, но в памяти Скьельда всегда жил тот мальчишка, что крушил жертвенный алтарь с душераздирающим, пробирающим до костей воплем гнева и боли. Стены ходили ходуном от силы его Голоса, а Скьельд стоял рядом, готовый помочь, но не знавший как это сделать. Да, поверенный прекрасно знал почему хозяин так гневается на авгура. Жрецу было за что ненавидеть некромантов. И кто бы его за это винил? Мирак сделал глубокий вдох. — Пошел вон, Сверр. Я решу, что с тобой делать позже.***
Невольничьи бараки прятались за конюшнями и кузней — подальше от глаз правителя и его хускарлов. Приземистые, крепко сколоченные домики опирались на массивную высоченную стену из дикого камня, что окаймляла собой всю территорию крепости. Скьельд принюхался: пахло прогорклой кашей, костром и скисшей капустой. В животе заурчало, и поверенный поморщился: раз даже настолько неаппетитные запахи напоминали о чувстве голода, то явно давно пора было подкрепиться. «А ведь у нас есть анедилские персики», — вспомнилось ему и настроение чуть улучшилось. Главное, чтобы отпрыск Закрисоша не умяла их все самолично, пока он тут выполняет поручение владыки. Что-то подсказывало Скьельду, что такое стечение обстоятельств было весьма вероятным. Нужно было спешить. Возможно, как только Мирак закончит последнее на сегодня дело, Скьельду удастся утащить его в столовую и наконец нормально поесть? Было бы очень кстати. Чуть поодаль, у колодца, кто-то стирал белье. Плеск воды напомнил Скьельду что в погребах полно доброго красного вина, и живот вновь жалобно и громко напомнил о необходимости озадачиться ужином. Во имя Дова, вот почему нельзя было разобраться с манмеркой завтра? Скьельд внимательно вгляделся в лица служанок, что расселись у корыт, и уголок рта пополз вверх: кажется, он нашел девчонку. Злобный взгляд исподлобья, словно у раненного животного, острые ушки и бронзовая кожа рабыни ярко выделяли ее на фоне остальных. Большинство невольниц, занятых стиркой, были нордками: они громко шутили, смеялись. Одна из прачек в шутку принялась брызгаться водой, девушки радостно подхватили игру, но манмерка лишь ощерилась и сместилась в сторону, как можно дальше от веселой толпы. «Еще чуть-чуть и зашипит как кошка» — подумалось Скьельду. — Эй ты! Нордки обернулись на голос, а затем все как одна вскочили на ноги и поклонились облаченному в доспех вармастера Скьельду. Полуэльфийка лишь подняла на него тяжелый взгляд и презрительно нахмурила брови. — Каана, так ведь тебя зовут? Губы рабыни сжались, в глазах загорелась неприязнь. Интересно, она так и будет с каждой секундой злиться все больше, вспыхнув в итоге как горящая головня? Скьельд видел по играющим желвакам на острых скулах: она борется с собой, еле сдерживается, чтобы не нахамить ему. Это было бы даже забавным, не спеши он так вернуться в замок, где его дожидалась долгожданная трапеза. — Пошли за мной. — велел он тоном, не терпящим возражений. — Куда? — выплюнула манмерка. «К даэдра на рога» — хотел было возмутиться Скьельд неуместному вопросу, но тут живо вспомнил, что девушка чудом не превратилась в овцу для закланья и решил быть немного мягче. — Тебя ждет гвардеец Маар. Шагай сюда, и пошустрей. Он назвал имя и что-то изменилось в лице невольницы. Злоба сменилась неверием, а через мгновение Скьельд с удивлением увидел, как жесткие яростные складки на лбу разглаживаются, а где-то в самой глубине агатовых глаз вспыхивает что-то подозрительно похожее на надежду. Полукровка поднялась и покорно подошла к Скьельду, более не препираясь. Крылья ее носа раздувались, поверенный слышал, как участилось дыхание девчонки, видел, как судорожно сжались тонкие кулачки. Интересно, что такого ей пообещал «Маар», что ее так лихорадит? Они шли к донжону мимо стойл, и мужчина краем глаза рассматривал спутницу. Невысокого роста, стройная, но не тощая: под загорелой кожей натянутой струной играют мышцы. Темные волосы уложены в косы на манмерский лад, глаза миндалевидные, угольно-черные. Двигалась девушка с какой-то едва заметной грацией, словно молодая, неокрепшая пума. И как ни странно, несмотря на явную агрессию, что скользила в каждом ее жесте, она не отталкивала, как тот же Сверр. Медные губы выдавали манмерку: да, они давно не смеялись, но было очевидно, что когда-то они очень любили искренне и открыто улыбаться. Каана не замечала изучающего взгляда, она смотрела лишь вперед, а глаза вновь и вновь обегали раскинувшийся перед ними двор. Скьельд понял: она искала «Маара». Поверенный усмехнулся. «Маар» появился в тот же день, что верховный жрец Мирак принял от владыки Партурнакса драконью маску. Своевольный юноша моментально нашел лазейку в правилах и с тех пор иногда появлялся на людях без подарка Дова, под личиной «Маара». Скьельд и ближний круг хускарлов о том знали и с удовольствием прикрывали хозяина, в учетных книгах появился еще один гвардеец, а Мирак мог время от времени позволить свежему воздуху беспрепятственно ласкать лицо. Судя по всему, «Маар» успел вчера познакомиться с манмеркой. Забавно, что это произошло до того, как это сделал сам Скьельд. А ведь поверенный всегда заслуженно считал себя первым во всем, что казалось женского пола. Широкая ухмылка обнажила крепкие белые зубы. Есть тем временем хотелось жутко. Да, во время походов или боев, вармастер мог продержаться трое суток на глотке воды и куске хлеба, но сейчас время было мирным, и организм это прекрасно понимал. А ведь они могли уже давно отправиться в трапезную! Но нет, Мираку приспичило поговорить с невольницей сейчас же. Да еще и без символа жречества Дова. Скьельд плохо понимал к чему был маскарад с переодеванием сейчас: приказы отданы, сундук с пожитками и добрым десятком новых платьев, а также тугой мешочек серебра были собраны, и уже завтра утром девчонку можно отправлять на «Северной деве» на материк, наслаждаться свободой. Вероятно, въедливый Мирак хотел лично сказать об этом рабыне. Но почему бы тогда этого не сделать от имени владыки полуострова, в тронном зале и с маской на лице? Скьельд мог только пожимать плечами: порой даже он не понимал, что происходило у правителя в голове. Они шли все дальше, проходили мимо многочисленных пристроек и казарм дружины, пока не добрались наконец до заросшего садика. Он казался давно заброшенным: дикий вьюн и буйно-колосящаяся трава придавали саду запущенный вид. Разбит он был на возвышении, и занимал собой совсем небольшой пятачок земли, пролегая узенькой полоской между главной башней и кольцевой внешней стеной. Здесь было уютно: садик купался в отблесках заката, в воздухе пахло горноцветами и облепихой. Мирак увидел это местечко из окна своих покоев и оно ему сразу приглянулось. «Гвардеец» стоял к ним спиной, сложив руки в замок. — Маар, она здесь. Мужчина повернулся. — Спасибо, Скьельд. Если ты голоден, сходи, поешь. Я подойду позже. — Уверен? — Абсолютно. Поверенный пожал плечами. Видимо, друг воспринял свое назначение слишком уж серьезно и решил отныне питаться исключительно благословением Дова. Ну что ж, на все твоя воля, Мирак. — Я оставлю тебе немножко перепелов. Наверное. «Маар» улыбался, но его глаза уже переключились на рабыню и Скьельд поспешил их оставить. Что-то заставило его обернуться уже на выходе из сада. Мирак и Каана стояли лицом друг к другу и о чем-то тихо беседовали. На фоне заходящего солнца их силуэты казались угольно-черными. Закатные лучи оплетали этих двоих золотым маревом и отчего-то, глядя на друга и манмерку, Скьельд разулыбался от уха до уха.