Если бы меня спросили об этом вчера, я бы ответил 'нет'. Но теперь, я думаю, шансов у нас стало больше, детка. Бриньольф, "Skyrim"
Огарок свечи оставлял на пропитанных илом стенах длинные тени. Бриньольф рассматривал трепещущее пламя и ему вспоминался дракон. Единственный из тех, что ему довелось повидать на своем веку. Много месяцев назад гигантский ящер сверзился с самих небес на поля за городской чертой, и принялся сеять вокруг такой хаос, которого Рифтен прежде не видывал. Вор как раз возвращался домой с некого выгодного дельца, что ему удалось обстряпать в Вайтране, и стал невольным свидетелем тех разрушений, что принес с собой невиданный зверь. Чешуйчатый монстр терзал луга рыком и огнем, и поселенцы с криком разбегались прочь, пытаясь спастись от безжалостных пламенных струй. Бриньольф же замер на месте, не в силах оторвать взгляд от бронзового дракона. Инстинкты воина велели выхватить из-за пояса даэдрические кинжалы и показать летающей твари, где тут зимуют грязевые крабы. Соловьиная натура желала укрыться в тень и исчезнуть из поля зрения ящера, вернуться под защиту городских стен. Рыжий восторженный мальчишка хотел просто смотреть на дракона, и именно его воля оказалась сильнее всего. В какой-то миг хтоническое чудище повернулось в его сторону и раскрыло пасть. Вор увидел, как в самой глубине монструозной глотки рождается смертоносный сполох. Бриньольф, однако, не шевельнулся, и продолжал завороженно рассматривать древнего исполина. И тут за спиной раздался знакомый голос. — Береги голову, Брин! Это заставило вора обернуться, и уголки его рта устремились вверх. Мира взялась не пойми откуда, ловким движением накинула поводья Мороза на криво торчащую столбом коновязь, хитро подмигнула любовнику и ринулась вперед. Сияющий лук пел в ее руках, пока костяные стрелы одна за другой устремлялись в сторону противника. Дракон оскалился, зарычал, переключая все свое внимание и ярость на Довакина. Мира ловко отскочила от одного огненного залпа, от второго, перекувыркнулась, и в несколько нечеловечески широких прыжков оказалась прямо перед ящером. Зубастая пасть чудища вновь открылась, демонстрируя зарождение жаркого пекла в чернильной глубине драконьего горла. Казалось, еще секунда и он спалит бретонку… И тогда Бриньольф по-настоящему испугался. Страх льдистой рекой устремился прямо под его кожей, заставляя волоски на жилистых руках встать дыбом. А вдруг тварь возьмет, да и одолеет девушку? Да, Бриньольф знал, что это был далеко не первый и даже не десятый ее дракон. Да, Мира вполне могла за себя постоять и доселе играючи побеждала и более сильных соперников. И думать, что именно на этот раз она возьмет и проиграет, было глупо. Так говорил бы норду расчётливый разум, только вот сейчас не он управлял сознанием Соловья. Что-то совершенно иное велело вору издать громкий боевой клич, схватиться обеими руками за черненные рукоятки кинжалов и броситься вперед, навстречу опасности. Так непривычно, совсем не в его духе, но тогда он предпочел отвлечь врага на себя открыто, вместо того чтобы подкрасться и ранить исподтишка. Единственным желанием было сделать все, чтобы драконий огонь не задел Миру. Расстояние между ними сокращалось, но недостаточно быстро и вор с горечью понимал, что не успеет. И все равно изо всей прыти бежал вперед, намереваясь наброситься на гигантскую злобную тушу, сделать хоть что-то. Попытаться помочь девушке. Мира опустила лук и Бриньольф на секунду подумал было, что воровка растерялась или сдалась. Но секунду прошла, и поля накрыл зычный голос Довакина: — FO-KRAh-DiiN! Поток колючего морозного бурана устремился от нее к дракону, охватил его плотным облаком и мигом загасил пламя в зловонной пасти. Мощь ее Голоса ударной волной пронеслась по земле, и вор почувствовал, как почва уходит из-под ног. Да, норд знал, что Мира может быть очень громкой, — совместные ночи это ярко демонстрировали, — однако сейчас ее Крик был совсем иным: он сотрясал воздух, бередил небо и заставлял чернозем под ногами покрываться трещинками, рассыпаться в пыль. Дракон издал рев гнева и боли, но Мира не разрешила ему «договорить». Последняя стрела, выструганная когда-то из кости его сородича, вонзилась прямо в пышущие жаром миндалины. Ящер захрипел, приподнял крылья высоко, будто порываясь взлететь, но тут силы оставили его: он медленно осел и грузно ударился оземь, полукольцом окружая драконорожденную своей мертвой плотью. Серебряные волны неведанной энергии потоками устремились прочь из его покрытой бронзовыми рогами груди и влились в тело Миры, впитались в него без остатка. Вор понял: девушка только что вобрала в себя его душу. В ту же секунду ороговевшую шкуру дракона обуяло пламя, и через мгновение на земле лежал уже не могучий монстр, а лишь остов громадных желтых костей. Бриньольф слышал, а может быть ему просто казалось, будто бы недийские герои древности пели песню славы, чествуя победу Довакина. Мира медленно обернулась: ее глаза горели ярче драконьего пламени. И вот тут вор наконец до нее добежал. Несколько долгих мгновений он не узнавал ту, что стояла перед ним сейчас: величественную фигуру грозной воительницы, словно плащом укрытую силой ярче и древнее всего того, что Бриньольф когда-либо видел и знал. Ее сияющая аура заставляла воздух мелко вибрировать, отчего вор почувствовал, как пересохло во рту и защипало в глазах. И все же это была она — умелая воровка, сестра-соловей, и та самая взбалмошная девчонка, что отбила всю охоту заглядываться на других женщин. Норд с усилием, но разглядел свою Миру под плотным коконом клубящейся энергии, и в груди потеплело. Уцелела, справилась! Стоит в футе от него, живая и невредимая. Слава девятерым и слава Ноктюрнал! Слава всем, кто к этому причастен, даэдра их подери! Девушка улыбнулась ему и морок растаял окончательно. Грозная Довакин снова стала его маленькой смешливой ученицей. — Убрал бы ты свои ножички, детка. А то еще порежешься. Брин фыркнул, вальяжно ухмыльнулся, его черные кинжалы рассекли воздух и с тихим щелчком вернулись в ножны. А затем вор и воровка без лишних слов шагнули навстречу и крепко впились жадными поцелуями в губы друг друга. Мужчине казалось, что он ощущает во рту послевкусие драконьей души и это чувство лишь сильнее его будоражило, заставляло глубже и напористей слизывать приятно покалывающую мощь языком. Ловкие руки нащупали застежку доспеха Миры и справились с ней за долю секунды. Секс посреди дня, в чистом поле, в куче еще теплых драконьих костей им тогда показался прекрасной идеей. Конечно, возможно стоило хотя бы сделать вид, что они стараются укрыться от любопытных взглядов с городской стены, но соловьям почему-то было глубоко плевать. Они привыкли ходить в тени, укрываться от чужих взоров когда того велит необходимость, но в тот день им было нечего скрывать. Эти двое в кои-то веки ничего не воровали и прятаться было незачем. Ну а коли кому не нравится, воля ваша, можете отвернуться. Мира была ненасытной: нежность и грубость сплетались в каждом ее жесте в причудливом искрящемся олицетворении почти первобытной физической жажды. Вероятно, именно битва с доисторическим чудовищем распалила ее и без того страстную натуру до предела, заставила ее желание кипеть и пениться, словно магма Красной Горы. Поцелуи Довакина чередовались с укусами, а крепкие острые ногти оставляли на плечах и спине Бриньольфа глубокие, сладко-ноющие кровоточащие царапины. Ее стоны перерастали в хищный утробный рык, ласки — в захваты, кровь пылала в жилах жидким костром. Танец тел становился все более необузданным: каждый толчок был интенсивней предыдущего, все ярче и сильнее, балансируя на грани наслаждения и боли. На мгновение Бриньольфу показалось, что он не выдерживает ее темпа и тогда Мира вынырнула из-под любовника и ловким движением уложила его на лопатки. Мгновение — и она оказалась сверху, крепко обхватила его ногами и задала соитию новый, бешеный ритм. Руки вора помогали, поддерживали влажные от пота бедра, а заволоченный страстью взгляд скользил от подрагивающей обнаженной груди до закушенных от удовольствия тонких смуглых губ, и еще выше, к горящим осязаемым жаром глазам. Бриньольфу тогда чудилось, что его оседлала настоящая драконица. Возможно, то же сравнение пришло в голову и благодарным зрителям, жадно разглядывающим «непотребство» со стороны рифтенских ворот. В тот же день по городу, да впрочем — по всему Скайриму разлетелась молва о том, что самая завидная невеста провинции предпочла себе в избранники рыжую крысу из Буйной Фляги. Довакин, героиня войны и тан каждого первого скайримского поселения выбрала пройдоху, проведшего полжизни в рифтенской выгребной яме. И не смущаясь, наглядно продемонстрировала свой выбор всем, кто осмелился на это полюбоваться. Чертова сенсация. Прошло довольно много времени, и все же до сих пор редкий день проходил без того, чтобы Брину долгим ли взглядом или прямым текстом не говорили, о том, как ему повезло. Или напротив — не повезло. И каждый раз в любопытных глазах собеседников горело дурацкое удивление. Наверное, всем этим нордам, мерам и зверолюдам казалось, что их ценное мнение по поводу их с Мирой интрижки льстит ему, но на самом деле это лишь бесило. Разные, но такие одинаковые слова, фразы, жесты, которые говорили ему лишь одно: «ты ее не достоин». И хотя с тех пор, как дела в Гильдии пошли в гору, Бриньольф мог по праву зваться крупной рыбой, выбор драконорожденной многим по-прежнему казался, мягко говоря, спорным. Неодобрительные шепотки не прекращались. Бриньольфу, наверное, было бы легче просто не обращать на это внимания, не будь он в глубине души убежден в правоте сплетников. Где была кумир каждого подростка Скайрима и где он, простой грабитель? — И долго ты сидишь здесь один, в темноте? Сапфир подсела к нему, щелкнула огнивом, и погасшая свеча заискрилась тусклым огоньком. Бриньольф вынырнул из размышлений. — Не то, чтобы очень. Тебе дать задание или… — Да вот просто хотела спросить как дела. Мужчина ухмыльнулся. — Великолепно. — Ну да, оно и видно. Сапфир ловким движением рук извлекла откуда-то из-под стола две пыльные бутылки и поставила одну перед Бриньольфом. Соловей красноречиво изогнул бровь, но от меда отказываться не стал. Затем откупорил бутыль и пригубил немного, уставившись на дрожащий огонек свечи. Воры немного посидели в тишине, молча попивая терпкий напиток. — Просто скажи ей. — наконец нарушила молчание девушка. — Сказать что? — Тебе виднее что. Главное, чтобы это что-то было правдой. — она сделала глоток. — Если Мира дорога тебе, она заслуживает это знать. — Сапфир, послушай, если мне вдруг понадобится твой совет… — Бриньольф, если бы моему отцу в свое время кто дал такой совет, я бы этого кого-то расцеловала. Только вот никто этого не сделал, и он тоже — ни у кого ничего не спросил. Так и маялся бы один, если бы не она. А ведь могла бы просто плюнуть и пройти мимо, но разве ж наша Мира так умеет? Это она вернула мне семью, старина. И я, знаешь ли, хочу ей отплатить той же монетой. Вор покачал головой. — Не суди всех по себе, Сап. Далеко не всем нужны эти ваши телячьи нежности. Девушка прыснула. — Хочешь сказать, что относишься к таким «не всем», Брин? Ты бы хоть раз со стороны посмотрел на себя, когда она сюда заходит. Глядя на вас, голубков, даже Делвин лыбится как подросток. — В таком случае предлагаю тебе взять лыбящегося Делвина за руку и отправиться с ним в Обливион, Сап. — Да ладно тебе, Бриньольф! Нам с Делвином за ручки держаться как-то не к лицу, а вот вам с Мирой это занятие очень даже подходит. Норд откинулся на спинку стула. — Тебя случаем Мьол недавно не кусала? А то вам обеим что-то приспичило потянуть из меня крови. Она лишь хитро улыбалась, поднимаясь с места. — Меня и Мьол можешь не слушать, но вот к сердцу своему прислушайся. Все эти сомнения и страхи — чушь собачья. Сапфир сделала мощный глоток, и со стуком вернула опустевшую бутыль на деревянную столешницу. — Все, я тебе мешать свечку разглядывать больше не буду и крови твоей больше не буду тоже. А ты вон, допивай меду — хороший. Бывай, босс. Воровка удалилась, а Брин остался наедине с бутылкой и своими мыслями. Твою же за ногу, Сапфир! Алкоголя осталось на донышке. Соловей тяжело выдохнул. Кажется, ему понадобится больше выпивки.***
Бриньольф был надежно укрыт от любопытных взглядов покатым свесом крыши, благословением Ноктюрнал и длинными густыми тенями. Пальцы цепко держались за выпирающий кусок черепицы, а зеленые глаза внимательно щурились, разглядывая в слуховом окне Марамала и Динию, совершавших последний на сегодня обряд во славу Маре. Еще немного и храмовники отправятся спать. Внизу, на мостовой, шаркающими шагами наворачивал круги стражник. Бриньольфу до того дела не было — эти слепые кроты не сумели бы разглядеть соловья, даже окажись тот у них прямо под носом. А даже если его каким-то чудом и заметят, что они посмеют сделать ему, второму человеку в Гильдии? С тех пор как Гильдия возродилась из пепла и подмяла под себя все воровское общество Скайрима, ее членов уже нельзя было просто взять и списать со счетов. Ночь опускалась на Рифтен. Пузатые светлячки громко жужжали, танцуя в лунных лучах, горожане переговаривались и смеялись, спеша по домам или в таверну. Торговая площадь медленно пустела. Дождавшись пока служители покинут храмовый зал, Брин ловким движением пальцев подцепил облупленную раму, бесшумно распахнул узкое окно, и по-змеиному скользнул в проем. Держась одной рукой за продольную потолочную балку, вор аккуратно вернул створку на место и проворно спустился на пол, карабкаясь вниз по деревянной колонне. Оказавшись посреди зала, Бриньольф огляделся, бегло рассматривая опустевшие скамьи, залитый желтым мерцанием свечей кованый жертвенник, алтарь и каменную Мару, что приветливо разверзла руки, встречая возлюбленных прихожан. На одухотворенном лице богини его взгляд задержался на мгновение дольше, чем на всем остальном. Интересно, осуждает ли она его? Мужчина едва слышно хмыкнул, мысленно отвечая самому себе. Ну разумеется осуждает. Начала задолго до того, как Брин пробрался сюда, наверное, с того самого момента, когда голодный рыжий мальчуган украл свой первый септим из кармана у проезжего купца. Вор нахмурился и отвернулся. Ничего, одобрение Мары ему нужно было не больше, чем каджиту бритва. Брин всегда воровал, ворует и будет воровать, и его истинная покровительница этому лишь благоволит. И пусть Ноктюрнал не питает к своим последователям той любви, что излучает Мара, ее дары по-настоящему полезны тем, кто выбрал своей стезей служение госпоже теней. Сундучок с подаяниями манил взгляд, но соловей не поддался — он пришел сюда за другим. Чуть дальше, прямо за престолом, в резном закрытом ящичке лежала цель его вылазки. Обутые в соловьиные сапоги ноги бесшумно двигались по скрипучему полу. Секунда, и Бриньольф уже вскрывал крышку. Амулеты Мары лежали внутри сияющей кучкой. Норд потянул кожаный ремешок и достал из ящика один. Украшение, казалось, вобрало в себя мягкое пламя свечей и легонько поблескивало в полутьме. Бриньольф всмотрелся в золотые переплетения четырехлистного знака богини: формой узор напоминал цветы, что росли у домика Миры. Вор невольно замер, разглядывая безделушку, а потом на него внезапно накатила целая буря эмоций. Что он вообще тут забыл, спрашивается? Соловей наморщил лоб. Противоречивые мысли заполонили разум и устроили в его голове побоище. Долгие месяцы Бриньольф был абсолютно уверен, что у него все замечательно — ведь жизнь наконец удалась. Гильдия разрослась и надежно накрыла своим влиянием весь Скайрим, золото приятной тяжестью оседало в карманах даже самых юных и неопытных ее членов, и сами тени отныне стелились в реверансах перед соловьем Ноктюрнал. Теперь он — второй после гильдмастера, один из самых влиятельных людей их профессии во всем гребаном Тамриэле, богатейший человек Рифтена, перещеголявший уже саму Мавен. Метить выше было незачем, менять что-то было ни к чему. И все же… И все же что-то зудело и пилило в самых недрах того, что храмовники зовут душой. Оно назойливо шептало, что есть еще что-то, чего нужно добиться, чем бы ему до скрипа в зубах хотелось обладать. И это странное нечто причиняло ему столько же дискомфорта, сколько и иных, гораздо более приятных ощущений. Иногда вору начинало казаться, что доселе неизвестное ноющее чувство ему даже нравилось, так же, как и глубокие кровящие царапины, которыми Мира порой клеймила его тело по ночам. Все чаще мысли соловья летали в облаках. И всему виной была неугомонная бретонка, у которой в заднице играли дреморы. В жизни Брина было достаточно женщин. Некоторые на его вкус были гораздо красивей воровки. Парочка цыпочек выполняла в постели такие фокусы, что могли засмущать саму Дибеллу. Но ни одна не зацепила так, как Мира. С каждым днем мысли о том, что он нашел в ней кого-то очень близкого, становились все отчетливей. А с мыслями креп и страх. Девчонка рисковала собой играючи, каждый день, и с улыбкой на устах. И что ему, во имя разверзшегося Обливиона, прикажете делать, если завтра ее любопытную голову откусит очередной дракон? Успокаивало лишь одно: после поездки на Солстейм Миру словно переклинило, и она почти никуда не совалась. Но и это почти пугало и заставляло Брина с замиранием сердца провожать взглядом гонца, стоило тому появиться на городской площади: не приведи Девятеро, объявит о несчастном случае. Страшил не только образ жизни девушки. Неопределенность раздражала и напрочь лишала уверенности. А что если общество рифтенского грабителя наскучит «ее танству», и она просто разорвет связь? Ведь они не клялись друг другу в вечной верности. И что, ему останется каждую сходку лишь смотреть на гильдмастера словно побитая псина, и понимать, что дальше взглядов у них уже ничего не пойдет? Гильдия сызмальства была для Брина всем, но сможет ли он остаться ее частью после такого? Стоило бы с уверенностью сказать «да», но у норда не было этой уверенности. Даже если бы вору удалось отбросить эти опасения, была и другая причина не привязываться, не усугублять, постараться откреститься от того, что уже поселилось где-то глубоко внутри. Бриньольф ведь не зря носил гордое звание закоренелого холостяка. Дети, семейный очаг и клятвенная преданность кому-то кроме Ноктюрнал — это все было явно не для него. Да, сейчас он на других женщин уже не заглядывается, но ведь это пройдет. Мира — не скума, так что со временем его отпустит. Когда-нибудь обязательно. Совокупность всех этих факторов должна была как-то повлиять на то, что вора сейчас не должно было быть в храме. Ему полагалось изучать заказы в Цистерне, подсчитывать прибыль, руководить набором рекрутов. Отдыхать, в конце концов. Делать что-то кроме такой очевидной глупости, как собственноручно воровать кулон из обители чуждой ему богини. И все же он был здесь. Может дело было в том, что Брин перебрал меду накануне. Возможно, повлияло и то, что друзья Миры как один твердили ему о том, что он ей все же дорог, и ему стоило бы признать, что это взаимно. А может быть он просто сошел с ума. Однако сегодня норд проснулся с мыслью о том, что, вероятно, ему стоит пойти на поводу у этого сладко свербящего в груди чувства и нацепить-таки чертову побрякушку. А там уже была не была. Они либо вместе с Мирой посмеются над глупым обычаем и отметят, что украшение — это всего лишь украшение и ничего такого вор не имел в виду, либо… Бриньольф выдохнул, на секунду представив себе странную картинку: Мира, он сам и несколько рыжеволосых темноглазых малышей, переворачивающих Буйную Флягу вверх дном. Этакое «соловьиное гнездышко». Это зрелище должно было отпугнуть или насмешить, но вместо этого норд вцепился внутренним взором в воображаемую картинку, жадно всматриваясь в каждую деталь, с удивлением понимая, что ему нравится то, что он видит. И что же, Бриньольф, сопрешь ты идиотский амулет или как? Сверкающая безделушка тяжелела в руке. Соловей думал. Взять — значило принять решение. Да, конечно, он бы мог его выбросить в любой момент, но то, что он сделает сейчас будет ответом прежде всего для самого Брина: чего же он действительно хочет. Свободы или… Голос Сапфир зазвучал в голове: «Это она вернула мне семью, старина. И я, знаешь ли, хочу ей отплатить той же монетой» Семья. А ведь Мира уже была ее частью. Они вдвоем стояли во главе Гильдии: шайки, банды, своеобразной, вороватой, желчной, но верной и крепкой семейки, драугры ее пожри. Может быть укрепить эту связь браком было бы даже полезно для дела. Вспомнились Арнбьорн и Астрид из дружественной фракции убийц. Они были вместе давно, и вроде бы между ними все до сих пор неплохо. Может быть и у них с Мирой все сложится так же? Украшение излучало свет. Вор присмотрелся: в мерцании амулета ему чудились смеющиеся тёмные глаза, в глубине которых плясали озорные сполохи огня. Норд сглотнул и закрыл крышку ларя. Кулон остался поблескивать в зажатых, покалывающих от волнения пальцах. Жребий был брошен. Он мог купить тысячу таких, но они с Мирой были ворами. Честно оплаченный амулет явно не вписывался в антураж. А Марамал пропажи и не заметит. Ведь соловей зарекся не трогать ничего ценного. Зеленые глаза смотрели в лицо Маре, пока руки застегивали на затылке нехитрый замочек. То ли дело было в игре свечей, то ли Брин действительно сошел с ума, но ему казалось, что каменная матрона улыбается ему. Соловей направился на выход тихо: сами боги не слышали его шагов. Он все же остановился у сундучка с подаяниями. Подумав пару мгновений, норд выудил из-за пазухи пригоршню монет и положил их стопочкой к крохотной кучке септимов на дне короба. Затем обернулся к статуе и чуть слышно прошептал: — Я не покупаю цацку, Мара. Ее я ворую. Во-ру-ю. Деньжата — мой вклад в церемонию, если таковая случится. Пригодятся на подготовку храма. А то проводить брачный обряд тут даже стыдно как-то. Пусть редгард купит тебе новые…— мужчина осмотрел скромный зал — …подсвечники там или чего еще тебе надо. Ясно? Мара предсказуемо промолчала. Секунда ковыряния в замке и Брин был уже на крыльце. Мягкой поступью кошки он в тенях обогнул здание, направляясь к маленькому склепу, попутно пряча амулет на груди, под соловьиную кирасу. Ему было уже рукой подать до тайного входа во «Флягу», как вдруг… — Ага, вот ты где! А я тебя повсюду ищу! Брин схватился было за кинжал, но поняв кто перед ним, лишь чертыхнулся. Эти проныры везде достанут! Может Ноктюрнал и ими повелевает тоже? Долбаный гонец даже малость напугал его своим неожиданным появлением. Вор собирался было смачно выругаться, но внезапная мысль резанула изнутри: если парнишка прибежал к нему сейчас, посреди ночи, возможно, случилось что-то по-настоящему серьезное? — Тебе просили кое-что передать лично в руки. Так, посмотрим... Брин практически выдрал пергамент из рук удивленного юноши. На приличия стало на удивление плевать. Записка зашуршала в ладонях. Яркий лунный свет позволял прочитать написанное без труда: Бриньольф! Ты не знаешь Дж'зарго, но возможно слышал обо мне от Миры. Нашего Довакина подкосила какая-то непонятная магия. Она потеряла сознание и не просыпается. Сегодня утром мы с Гловером доставили ее в Скайрим на «Северной деве». Пока письмо до тебя дойдет, мы будем уже в Винтерхолде, стараться привести ее в чувство. Так как вы, вроде как, близки, каджит посчитал, что ты захочешь знать. Если пожелаешь быть рядом, приезжай в коллегию.Дж'зарго
На челюстях заиграли желваки. Гловер? «Северная дева»? Мира что, снова поплыла на этот треклятый остров? Он же пугал ее до колик… Соловей мотнул головой. Все потом. Вопросы он задаст позже — ее приятелю-каджиту. Сейчас Бриньольфу нужно было озаботиться другим: срочно «одолжить» у Шадра быстрого коня.