На каменной стене храма было вырезано стихотворение под названием «Утрата», в нём всего три слова. Но поэт соскоблил их. Утрату нельзя прочесть... можно только почувствовать. Артур Голден, "Мемуары гейши"
Каджит внимательно разглядывал рослого рыжего норда, что стоял сейчас посреди зала. Мужчина был облачен в изящную черную броню, подозрительно похожую на ту, что так любит таскать Мира. Его руки были цепко скрещены на груди, губы плотно сжаты, а зеленые глаза вперились в одну точку: они не изучали внимательным взглядом все, что ярко сверкало или плохо лежало. Дж’зарго чуть слышно хмыкнул. Похоже зря Фаральда припрятала столовое серебро — судя по всему, вору сейчас было совсем не до наживы. Волнение ощущалось в воздухе, густое как сахарный сироп. Бриньольф тем временем понял, что больше не один в помещении и поднял взгляд на мага. — Они закончили? — Почти, — каджит слегка замялся, оглядывая нетронутый стол. — Ты бы поел. Весь день в седле все-таки… — Не голоден, — коротко бросил Бриньольф. — Долго еще? — Нет. Древис устанавливает отслеживающие чары. Скоро закончит и ее можно будет навестить. Вор кивнул и принялся расхаживать по помещению. — Они поняли кто ее проклял? Маг чарами притянул к себе стул, уселся широко расставив ноги и нервно обхватил лапами грубую деревянную спинку. — В том кто, сомнений мало, Бриньольф. Важнее понять — как? — Что ты имеешь в виду, каджит? — Она рассказывала тебе о своих кошмарах? Бриньольф нахмурился, руки сжались в кулаки. — Нет, но я не слепой. Битва в Апокрифе мучила ее во снах. Это гребаный жрец ее заколдовал? — Вор на мгновение застыл, а затем потрясенно взглянул на собеседника. — Он что, жив? — Мертвее всех мертвых. Впрочем, скоро ты сам убедишься. Норд не успел задать следующий вопрос. Скрипнула дверь, раздался звук шагов, голоса, и вскоре к ним вышли Древис Нелорен, Савос Арен и альтмер Анкано. Волшебники о чем-то приглушенно спорили. Вор поспешил к ним. — Что с Мирой? Анкано с раздражением оглядел незнакомца с головы до ног. Абы кого в здание коллегии не пускали, и Дж’зарго понял, что пора представить гостя. — Мастера, это Бриньольф. Он… близкий друг Миры, можно сказать единственная родня… — ЧТО С НЕЙ? — не дал договорить вор. Дж’зарго лишь неловко пожал плечами в извиняющемся жесте, словно говоря талморцу: люди, что с них взять. Норды никогда не славились блюстителями этикета. Это понимали даже каджиты. Савос Арен поднял руку, стремясь сгладить повисшее в воздухе напряжение: — Успокойтесь, Бриньольф. Мира жива и здорова. — Загвоздка заключается лишь в том, что она не может проснуться, — нервно уточнил Древис. — Что это, во имя девятерых, значит? Как это «не может проснуться»? — Пойдемте, — пригласил архимаг. — Сами увидите. Анкано и Нелорен откланялись, заявив, что им необходимо поискать информацию в Арканеуме. Арен, Бриньольф и Дж’зарго отправились в противоположном направлении — к покоям, где маги недавно накладывали на Довакина чары. Каджит пропустил соловья вперед. Тот почти бегом кинулся к лежащей на каменном столе девушке. Внимательные глаза Дж’зарго приметили, как вор согнулся над Мирой, как легонько потряс за плечи и, поняв, что бретонка не думает просыпаться, взял ее ладонь в свои и с той секунды почти не отводил взгляда от ее лица. — Как ей помочь? Голос норда был надтреснутый, полный горечи. Он явно искренне переживал за драконорожденную, а потому Дж’зарго мысленно одобрил выбор подруги. Каджит и под пытками бы ей не признался, но всегда волновался за ее жаждущий приключений бретонский зад. Эта егоза пропустила целый год учебы, провела долгие месяцы, вляпываясь в такое дикое количество проблем, которое и представить себе было сложно, нажила врагов там, где надо и не надо, и все же, по всей видимости, хотя бы с выбором спутника Мира не прогадала. Бриньольфу было не все равно, совсем не все равно, и это немного успокаивало Дж’зарго. Оставалось лишь надеяться, что каджит скоро сможет сказать об этом Мире лично. Савос Арен покачал головой. — Над этим сейчас размышляют все без исключения мастера Коллегии. Наша ученица подверглась мощному магическому воздействию. И мы, конечно же, сделаем все, что в наших силах, чтобы обратить это заклятье. Однако пока ни одно заклинание пробуждения, возвращения, очищения — ничего не сработало. Мы продолжим искать, но вы должны понимать: гарантий нет. Бриньольф стиснул зубы, явно едва сдерживаясь, чтобы не начать браниться. Наконец, норд выдавил из себя: — Каджит сказал, что вы накладываете отслеживающие чары. Зачем? Архимаг невесело вздохнул. — Видите ли, Бриньольф, Мира отправилась на Солстейм лишь по одной причине — на нее довольно давно было наложено мощное заклятье Иллюзии, и она считала, что это сделал побежденный ею драконий жрец. Мы были уверены, что именно эта магия и мучает ее по ночам кошмарами. Единственным способом попробовать снять те чары было изучить тело этого человека, понять каким же образом он влияет на нее будучи мертвым. Отследить источник его колдовства. — И она решила вернуться в Апокриф за трупом? — Вернулась и успешно. — Арен повел рукой и взгляд норда последовал за жестом. Скелет Мирака покоился на таком же каменном столе в другом конце зала. Даже будучи бренными костями, он впечатлял размерами: либо норды той эпохи были крупней своих потомков, либо сам жрец отличался немалым ростом и шириной плеч. Бриньольф недоуменно смотрел на покойника несколько долгих секунд, а затем выругался так смачно, что даже архимаг, казалось, слегка покраснел. И лишь когда поток брани иссяк, соловей со злостью уставился на Савоса. — Что здесь делает эта пакость? Дж’зарго слегка дернул хвостом. Он понимал эмоции вора — останки жреца, после того, что тот сделал с лучшей подругой, казались ему тёмным и зловещим артефактом, они отвращали, вызывали ненависть. Держать его тело так близко от проклятой Миры казалось кощунственным… Однако, каджит понимал, что это необходимо. Даже он, совсем юный еще студент Коллегии, отчетливо различал толстую, словно канатная веревка, магическую связь, что лучами оплетала бретонку и скелет Мирака, соединяя их мощными чарами. Эта непонятная связь была слишком уж крепка. Разрывать такую грубой силой значило своими руками разрушить разум Миры, мановением руки довести ее до безумия. Потому их и держали рядом. И пока магия столь активна и ярка, нужно было понять ее природу, в этом и была надежда на выздоровление девушки. Именно для этого, собственно, Довакин и полезла в Апокриф за мощами. Кто же знал, что от простого касания проблема усилится? — Мы изучаем его, — пояснил архимаг. — С тех пор, как Мира дотронулась до останков, чары Иллюзии, что на нее были наложены раньше, меняются. А вместе с этим… — волшебник запнулся, обдумывая, как бы лучше сформулировать, — вместе с этим происходит что-то еще… — И что же? Савос повел в воздухе ладонью и сияющий кокон из тонких трубок энергии, тянущихся от Мирака к Мире, стал на несколько мгновений виден простому глазу. — Что это за хрень? — Чем бы это ни было, мы не можем помешать, а если помешаем — навредим девушке. Анкано предположил, что таким образом от жреца ей передается некая информация… знаете, словно вода из кувшина переливается в другой. — То есть, хотите сказать, что дохляк забивает ей чем-то голову? — Бриньольф сверлил архимага гневным взглядом, со скрипом сжимая челюсти, с трудом удерживаясь, чтобы не начать буянить. — Что же, мне известно, что он ей внушал раньше. Проклятье, она ведь спать не могла нормально, так он ее пугал! И вы позволяете ему это делать сейчас, когда она не может проснуться? Савос печально улыбнулся. — Мне известно, что именно она видела раньше, Бриньольф. Но я сомневаюсь, что сейчас все так… однозначно. — С какого сраного даэдра вы так решили? — А вы посмотрите на нее. Вор перестал сверлить взглядом данмера и опустил глаза на Миру. Девушка лежала на столе почти недвижимая, спокойная. Мышцы лица время от времени легонько дергались, как порой бывает в глубоком забытьи. Густые ресницы подрагивали, глазные яблоки скользили под веками влево и вправо. Губы бретонки улыбались.***
— Так нельзя, Бриньольф. Тебе стоит поесть. Уже давно стоит. — Отвянь, кошак. Я ее не оставлю. Будто в подтверждение своих слов, Соловей легонько сжал в руке тонкие пальцы спящей девушки. — Сидя сутками без маковой росинки во рту, ты Мире не поможешь. А она с Дж’зарго потом шкуру спустит, если у тебя случится голодный обморок. — Не могу ее винить, с тебя получился бы неплохой тулуп. — А из тебя шутник получился так себе, рыжик, женщина твоя тебя в этом легко уделает. Вор промолчал, моргнул, и на секунду дольше положенного продержал глаза закрытыми. Так непривычно слышать, что Мира — его женщина? Каджит покачал головой и протянул норду батон хлеба, ломоть сыра и бутыль с медом. — Не хочешь идти в обеденную комнату, ешь тут. Не накроши только, а то мы до ее пробуждения не доживем оба — Брелина заживо сожрет и тебя, и Дж’зарго. Вор молча кивнул и принял еду. — Есть новости? Он спрашивал это постоянно, стоило любому магу зайти в комнату. — Ищут. Пока ищут. Соловей горько покачал головой. — Вы ведь драные колдуны, каджит. Почему так сложно хотя бы понять, что происходит? Я уже молчу про «разбудить»? — Вероятно, проблема в том, что этот, — маг неопределенно махнул лапой в сторону мертвого жреца, — «драный колдун» был сильнее нас всех вместе взятых. Мира что-то тихонько пробормотала во сне. Бриньольф и каджит оба умолкли, вслушиваясь, пытаясь понять. — Что она сказала? — Дж’зарго не уверен, но кажется… «маар»? — И какого облезлого дремору это значит? Каджит где-то совершенно точно слышал это слово, но вот где? Надо бы спросить у Урага. Библиотекарь был более чем сведущ в языках. Дверь отворилась и в комнату вошла Брелина. В руках миска полная теплой воды и чистое сукно. — На выход, парни. Мне нужно ее помыть. Брин фыркнул, отложил в сторону хлеб и отобрал у данмерки воду и тряпку. Поводов для веселья было мало, и все же Дж’зарго улыбнулся в усы. Да, Мира определенно была в надежных, пусть и не совсем честных руках.***
Вор отказывался пользоваться выделенной ему комнатой, и спал на скамье в том же зале, где держали Миру. Дж’зарго принес ему шерстяное одеяло и подушку, в углу появился маленький деревянный стол, за которым норд ел, и кувшин с миской, с помощью которых он умывался по утрам. Так, отлучаясь из залы лишь в уборную комнату, Бриньольф провел в Коллегии неделю. И за все это время Мира не подавала признаков улучшения. Живые эмоции, отражавшиеся на ее лице, свидетельствовали о том, что с ее сознанием что-то происходит, губы время от времени что-то шептали, но считать слов ни магам, ни вору так и не удалось. На восьмой день Бриньольф отправил письма неким Делвину и Карлии и попросил книгу. Не важно какую, что угодно, чтобы не сойти с ума. Дж’зарго подошел к просьбе с пониманием и принес вору эльсвейрских легенд и сказок. Чтива легче и непринужденней было поискать. Вечером десятого дня каджит был пойман за шкирку, едва переступив порог кельи с подносом еды, и был в два нордских прыжка подтащен к столу, где Бриньольф чуть ли не мордой ткнул его в раскрытую книгу. — Дж’зарго бы попросил! — возмутился было маг, который чудом не разлил по каменному полу вино и спас поднос лишь благодаря своей природной ловкости. — Погоди мяукать, кошак, погляди сюда! — В Соловье было столько невиданного раньше энтузиазма, смешанного с паникой и возбуждением, что маг повременил с выяснениями, какого Шеггората его чуть не вывернули наизнанку, и послушно глянул на указанную страницу. — И что Дж’зарго тут должен… — Эта легенда, каджит! Ваша легенда про то, как заколдованную принцессу Дж’Алу спас от проклятья ее муж. Скажи, так и в правду было? Так действительно можно снимать злые чары? Дж’зарго с пару секунд всматривался в горящие надеждой глаза вора, а потом вздохнул и положил поднос на стол. — Послушай, старина, во многих книгах, и не только в каджитских, есть такая сказка. Якобы спящую под проклятьем девушку можно пробудить поцелуем любви. Кто-то и вовсе в целебное прикосновение верил… Но это не научная литература, а потому… Бриньольф сжал челюсти, на лице дрогнул мускул. — Хочешь сказать, не выйдет? Каджит мягко освободил ворот из крепкого хвата нордского кулака и поправил робу. — Дж’зарго этого не говорил, рыжик. Дж’зарго сказал, что это — сказка, то есть принимать на веру то, что тут написано — глупо. Но и утверждать, что это ложь, не попробовав… — маг налил себе вина из кувшина, предназначавшегося для бдевшего здесь денно и нощно Соловья, и залпом осушил кубок. — Дж’зарго бы не стал лучшим учеником коллегии, если бы ограничивал свой ум лишь гранями ныне известных наук и доказанных скучных доктрин. Мира, кстати, всегда меня в этом поддерживала. Так что попробовать стоит. Но не надейся слишком уж… Вор тяжело сглотнул, кивнул, и повернулся к мирно спящей бретонке. — Я… — он запнулся, а потом последовал примеру Дж’зарго и опрокинул себе в рот содержимое кувшина, не отвлекаясь на наличие на подносе кубков. — Я ведь ей этого никогда не… Он не договорил и молча отошел к окну, сжав пальцы в замок за спиной. Дж’зарго нервно повел хвостом из стороны в сторону, не зная, что на это ответить. И надо ли вообще что-то говорить. Сам каджит никогда ни в кого не влюблялся. Он умел дружить, а потому знал, каково это — беспокоиться о друге, но в отношениях иного рода был неопытен как котенок. Не придумав ничего лучше, чем похлопать вора по плечу и посоветовать тому подкрепиться и попробовать прием из книги, коли уж надумал, Дж’зарго ретировался в Арканеум. Там его ждали старые словари, собранные для него Урагом. В кипе книг каджит надеялся отыскать слово «маар», единственную ниточку, что оставила им Мира. Удача к нему была благосклонна и уже через три часа Дж’зарго доподлинно знал, что это слово встречается аж в двух языках древности. На старом манмерском наречии оно значило «море». С ритуального языка древней Атморы слово переводилось как «террор». Ни то ни другое ни на йоту не облегчило понимание, что именно внушал Довакину Мирак, но каджит рассудил, что стоит сообщить об этом мастерам. А затем и Бриньольфу. Анкано сухо поблагодарил ученика, пообещав, что примет к сведению. Оставалось навестить гостя. Однако, не дойдя до нужной комнаты какую-то половину лестничного пролета, Дж’зарго столкнулся с Брелиной. — Если ты топаешь к норду, то не туда идешь, — цокнула языком волшебница. Каджит затормозил и вопросительно изогнул пушистую бровь. — В смысле? — В прямом. Он часа полтора назад как спустился в обеденные комнаты и опустошил весь запас «Алто», до которого добрался, пока мы с Онмундом его не утащили оттуда. Отсыпается сейчас в келье, которую раньше занимала Мира. Странно, что твои каджитьи уши не уловили его храп, я-то думала он пол коллегии перебудил. — Ясно. Спасибо, Брелина. Пока поднимался, каджит отчетливо слышал, как данмерка ворчит о том, куда, по ее мнению, стоит засунуть все эти кошачьи «спасибо» вкупе с нордскими пьяными дебоширствами. Отворив дверь в комнату, где лежала околдованная подруга, Дж’зарго лишь тихонько вздохнул. Мира спала, как ни в чем не бывало. Губы, как и раньше шептали что-то тихое и путанное. Гнутый поднос валялся на полу, прямо у двери. Разорванная под корешок книга лежала в противоположном углу помещения. Поцелуй, очевидно, не сработал. Дж’зарго подошел к Мире и заботливо подоткнул лапой одеяло. — Надеюсь, тебе снится море, а не террор, лысая обезьянка. Бретонка лишь слабо улыбнулась во сне.